Глава сороковая

– Жозеф Миньере, – прочитала Юдифь де ла Гранжер. – Кто это такой?

– Один из праведников, – ответил Гамаш.

– Документ был запрошен в одиннадцать двадцать пять утра, вернули его почти мгновенно, – сказала мадам Ленуар, показывая на время. – Им пользовались всего двадцать минут.

– А что это за документ? – спросила Юдифь.

Они видели только номер папки.

Главный архивариус набрала этот номер и покачала головой, то ли удивленно, то ли насмешливо:

– Ему удалось запросить самый темный из наших документов. Никто, кроме вашего друга, не заказывал его вот уже несколько десятилетий или даже веков. А может быть, вообще никогда не запрашивал.

– И что это за документ? – спросил Пино, наклоняясь к экрану. – «Обзор количества гвоздей ручной ковки, изготовленных в Кале в тысяча пятьсот двадцать третьем году»? Это и есть доказательство? Гвозди в Кале? Что за бессмыслица!

«Кале, – подумал Арман и улыбнулся. – Граждане, ах ты, старый дьявол».

– Нам нужно увидеть эту папку, – сказал он. – Где она?

Мадам Ленуар показала вниз:

– В чистилище. Там хранятся документы, которые нельзя выбросить, но которые вряд ли когда-нибудь увидят дневной свет.

– Этот документ увидел. И сравнительно недавно. Вы можете проводить нас туда?

Мадам Ленуар записала номер, и они последовали за ней в очередную массивную дверь, которую Гамаш тихонько запер, как только они вошли.

Когда зажегся свет, они увидели нечто больше похожее на склеп, чем на архив. Сводчатые кирпичные потолки, земляной пол. Но температура и влажность оставались неизменными, и свет дня сюда не проникал. Идеальное место для хранения очень старых, хрупких документов.

Аллида Ленуар принялась искать нужную папку.

– Вы действительно считаете, что Стивен спрятал доказательства здесь? – спросил Пино, оглядываясь.

– Нет.

– Нет? Но вы же сказали…

– Я знаю, что я сказал, но, увидев название этой папки, я подумал, что у него могла возникнуть другая идея. Полагаю, что само доказательство он упрятал как можно дальше от себя, как можно дальше от Парижа. Разве вы поступили бы иначе?

– Вероятно, – сказал Пино. – Так где же оно?

– В Кале. Вот почему он попросил эту папку. Его не интересуют гвозди Кале. Да и кого они могут интересовать? Он сообщает нам, сообщает мне, где спрятал доказательства.

– Где-то в Кале? – повторил Пино. – Но это большой город. Как мы узнаем, где найти эту вещь, даже если допустить, что она там.

Гамаш окинул взглядом бесконечное подвальное хранилище. Он уже не видел главного архивариуса.

– Это работает? – спросил он, кивая на компьютерные терминалы.

Мадам де ла Гранжер села и стукнула по нескольким клавишам. Компьютер ожил.

– Найдите, пожалуйста, Кале, – попросил Гамаш. – Вы ведь хорошо знаете Стивена, Ален. Посмотрите, есть ли там какое-то место, куда он мог бы пойти? Мы с ним часто говорили о «Гражданах Кале». Может быть, там есть музей. Поищите.

– А вы что будете делать?

– Я собираюсь найти мадам Ленуар.

Терзаемый сомнениями, Ален Пино все-таки сел рядом с мадам де ла Гранжер, и они вдвоем отправились на виртуальные поиски. Арман тем временем пошел искать главного архивариуса.

Он нашел ее в боковом ответвлении, глубоко в шкафу.

– Вот, – сказала она, протягивая папку Гамашу.

Он надел очки и принялся быстро листать страницы. Потом во второй раз, медленнее. Наконец он поднял голову и посмотрел в ее взволнованные глаза:

– Ничего. – Он снял очки и протер глаза. – Я надеялся, что эта папка скажет нам, где он спрятал доказательство в Кале. Может быть, даже записку оставил.

Он посмотрел на часы. 6:35. Оставалось меньше часа. Он принял решение и закрыл папку.

– Вы можете подержать здесь остальных? – спросил он, сунув папку под мышку.

– А вы?..

– Я поеду с этим туда, где они держат моего сына. – Прежде чем она спросила что-то еще, он сказал: – Время на исходе, а я должен привести им хоть что-нибудь.

Аллида Ленуар посмотрела на толстую папку:

– Вы знаете, что похищение документа, в особенности такого ценного, где указано количество гвоздей в Кале в тысяча пятьсот двадцать третьем году, является уголовным преступлением?

– И я узнаю всю сокрушительную мощь французского закона, – с улыбкой сказал Гамаш. – Я запер дверь, когда мы вошли. Отсюда есть другой выход?

– Есть. Пользуются им нечасто. Нам сюда. Вероятно, этот выход приказал сделать второй герцог, чтобы незаметно подглядывать за конюхами.

Гамаш последовал за ней в помещение, которое на первый взгляд заканчивалось тупиком. Но при внимательном рассмотрении стенная панель оказывалась массивной дверью.

– Отсюда вы пройдете на второй этаж музея. Прежде там была спальня герцога. Когда спуститесь на первый этаж, сверните направо. Там есть коридор, ведущий к боковой двери. Она будет заперта, но вы увидите аварийный рычаг.

– Merci. Заприте за мной. Что бы ни случилось, не выпускайте их.

– Почему?

– Здесь им будет безопаснее.

Она посмотрела на него и кивнула:

– Вы хотите, чтобы я продолжала поддерживать вашу военную хитрость с Кале?

– Военную хитрость?

Мадам Ленуар посмотрела на папку, которую он прижимал к себе:

– Потребность в гвоздях в тысяча пятьсот двадцать третьем году была, вероятно, чертовски высока. Папка оказалась неожиданно толстой. – Она сделала паузу. – В отличие от моего ума. Он довольно тонкий.

– Да, – с улыбкой сказал Гамаш. – Очень тонкий.

Он вышел в дверь и включил фонарик своего телефона. Перепрыгивая через две ступеньки, он услышал, как повернулся ключ в скважине.

Теперь возврата назад не было.

– Где Гамаш? – спросил Ален Пино.

– Ушел.

– Ушел? Куда?

– Как? – спросила Юдифь де ла Гранжер.

– В том конце есть дверь. Он ее увидел и вышел.

– Тогда пойдем и мы, – сказал Пино, вставая.

– Не получится.

– Как это не получится?

– Он нас запер.

– Зачем? – удивилась Юдифь де ла Гранжер.

– О, черт! – воскликнул Пино. – Эта папка, которую он нашел. Там ведь документы, верно? Он отдаст эти документы им.

– Не говорите глупости, – оборвала его мадам де ла Гранжер. – Он этого никогда не сделает.

– Не сделает? Тогда почему он на свободе, а мы здесь в ловушке?

– Не в ловушке, – поправила его мадам Ленуар. – В безопасности.

– Это он вам так сказал? – спросил Пино, глядя на запертую дверь. – Вам это кажется безопасностью?

Гамаш знал, что приближается к поверхности, потому что его телефон начал вибрировать.

И начал выдавать его местоположение.

Он посмотрел на уровень заряда аккумулятора. Прошло уже больше суток с тех пор, как он заряжал его, и зарядка упала до четырех процентов.

Включив режим низкого энергопотребления, Гамаш преодолел последние двадцать ступеней, остановился наверху и выключил фонарик.

На счету было каждое мгновение. На счету был каждый процент зарядки его телефона. Но Гамаш потратил время и заряд аккумулятора на то, чтобы просмотреть полученные сообщения.

Роды Анни близились к завершению. Похоже, ей собирались делать кесарево сечение. К этому методу нередко прибегали, если роды затягивались. Врачи предпочитали не продлевать нагрузку на сердце ребенка.

Арман отправил короткие послания Рейн-Мари и Жану Ги. Слова поддержки Анни и свидетельство того, что с ним все в порядке.

«С любовью, – написал он. – Папа».

Убрав телефон в карман, он посмотрел в щель приоткрытой двери и прислушался.

Нельзя было допустить, чтобы его теперь остановили. Он нащупал пистолет в кармане.

Но использовать его против охранников музея он не собирался.

Пригнувшись, Арман толкнул дверь и быстро вошел в спальню герцога. До него донесся какой-то звук, и он спрятался за высокой кроватью.

Мимо прошел охранник и остановился у открытой двери. Не музейный охранник. Этот человек был в форме «Секюр Форт» и в полном боевом снаряжении.

С автоматической винтовкой.

Гамаш попятился и опустился на колени. Положил папку на пол, открыл ее и сделал несколько фотографий, используя драгоценный остаток заряда. Потом отправил фото Жану Ги, Изабель Лакост и себе.

Теперь он знал. Знал, чтó они прячут. И другие тоже должны знать об этом. На всякий случай.

Он извлек из папки бóльшую часть документов, засунул их под ковер и проверил телефон.

Оставалось три процента зарядки. А часы показывали без пяти семь.

Нужно было выбираться отсюда. Охранник расположился на вершине мраморной лестницы, а теперь Гамаш увидел и остальных.

Включая и того, которого знал.

Ксавье Луазель со штурмовой винтовкой в руках оглядывал помещение.

Искал его.

Гамаш заглянул в соседнюю комнату. Там стояли большие выставочные щиты с морскими картами. Необыкновенными, нарисованными от руки картами известного мира, созданными шесть столетий назад. На них было показано расположение земель, воды и драконов.

На лестнице послышался топот. Маленькая армия пришла в движение. И двигалась в его сторону.

Нужно было действовать сейчас или никогда.

Он открыл поисковик на своем телефоне и ввел «Квебекская полиция, рейд на фабрике». Когда появилось видео на Ютубе, он включил громкость на полную.

Потом нажал кнопку воспроизведения и послал телефон по полированному полу в соседнюю комнату, безмолвно благословляя зимы в маленькой квебекской деревне, когда соседи пытались научить его, дрожащего от холода на льду замерзшего озера, тонкому искусству керлинга.

Его телефон с оставшимся процентом зарядки проскользил по комнате и остановился под выставочным стендом, пустая картографическая комната наполнилась звуками криков и выстрелов.

Эхом отражаясь от мраморных полов и стен, эти звуки создавали впечатление, словно убийственная схватка велась между морскими существами и драконами, сиренами и демонами.

Охранники «Секюр Форт» бросились в эту комнату, держа наготове штурмовое оружие, и ворвались туда боевым строем.

Гамаш не стал дожидаться того, что будет дальше. Рванув в противоположном направлении, он помчался вниз по лестнице, слыша позади знакомые звуки выстрелов. Знакомые взрывы лизали его подошвы. Он слышал знакомые приказы. Свои приказы. Горячее дыхание на его шее было его собственным дыханием. Его голос звучал на записи. Приказывал подчиненным продвигаться вперед. Все глубже в здание фабрики.

А потом – знакомые крики боли. Падали раненые, убитые. Его агенты. Они преследовали Гамаша, словно призраки. Как делали это каждый день на протяжении многих лет.

Он налег на аварийный рычаг и выскочил на солнечный свет.

– Прекратить огонь, – скомандовал главный. – Здесь никого нет. Это запись. Принесите ее мне.

Луазель лег на живот и достал телефон. Отдавая телефон главному, он увидел человека, бегущего вдоль стены дворца.

– Вот он! – прокричал Луазель, прикладом винтовки выбил стекло и начал стрелять.

Гамаш не оглянулся. Не посмотрел назад. Он продолжал бежать, хотя пули попадали в колонны, в стену, в землю вокруг него.

– Черт, Луазель, уложи его! – прокричал старший.

Гамаш добежал до громадных чугунных ворот. Луазель прицелился, но было слишком поздно. Гамаш протиснулся в ворота и, прихрамывая, исчез на улице Архивов.

– Ты все испортил, – рявкнул главный, злобно глядя на своего бойца. – Догони его и не промахнись на этот раз.

– Слушаюсь, месье.

Луазель посмотрел на телефон, который продолжал проигрывать запись боя на фабрике.

На экране появились знакомые кадры: старший инспектор тащит в безопасное место своего раненого заместителя. На скорую руку останавливает кровотечение из раны, наклоняется, целует раненого в лоб и шепчет человеку, который, возможно, умирает: «Я тебя люблю».

И тут телефон сдох.

Кто спасет его, Ксавье Луазеля, если его тяжело ранят?

Он огляделся и понял, что никто из присутствующих здесь не станет это делать.

Кто шепнет ему в его последнее мгновение «Я тебя люблю»?