Глава тридцатая

По пути в Лувр такси остановилось на минуту у их дома, чтобы Арман мог взять годовой отчет ГХС.

Пока Гамаш ходил вверх-вниз, Рейн-Мари позвонила Даниелю и убедила его переехать всей семьей в «Георг V», к Анни и ее семье, в номер Стивена.

– Может, нам снять другой номер? – спросил Даниель. – А то будет тесновато.

– Ничего, места хватит.

Она не сказала Даниелю о том, что запрос в архив подавался от его имени. Пока не сказала. Пока оставалась вероятность, что он пойдет к комиссару Фонтен и расскажет ей все, что ему известно.

Лучше пусть не знает об этом.

Когда Арман вернулся в такси, она рассказала ему об успешном разговоре с Даниелем.

– Это хорошо. – Он вздохнул с облегчением, зная, что, если бы попросил он, Даниель никогда бы не согласился.

Он сказал водителю, куда ехать:

– Нам нужно не к главному входу. Подъедем, и я вам объясню куда.

Игнорируя фырканье и бормотание с переднего сиденья, Арман указал путь к Львиным воротам.

– Вам тут не пройти, – предупредил водитель, высаживая их.

Арман и Рейн-Мари остановились между двумя громадными скульптурами львов и посмотрели на высокие деревянные двери.

– Как ты думаешь, тут есть звонок? – спросила Рейн-Мари.

Они уже начали подозревать, что ворчливый водитель, возможно, был прав, но тут двери медленно-медленно открылись.

– Мы пришли к месье де ла Кутю, – сказал Арман и показал охраннику свой паспорт.

Через несколько минут появился куратор и протянул им руку:

– Мадам и месье Гамаш. Мне позвонила Клара Морроу, попросила вам помочь. Чем могу быть полезен?

Если честно, такой же вопрос хотела задать и Рейн-Мари.

Она знала только, что Бертран де ла Кутю – куратор Луврского отдела живописи.

– Я бы попросил вас съездить с нами кое-куда, – сказал Арман. – Обещаю, это не займет много времени.

Куратор вскинул брови и несколько секунд смотрел на супругов Гамаш, потом кивнул:

– Конечно. Я большой поклонник Клары и ее живописи, в особенности ее портретов. Она стала моим хорошим другом. Я сделаю все, что вам нужно.

Даниель стоял с открытым ртом. Только теперь он понял, почему мать не беспокоило, что им будет тесно. Это пространство даже по стандартам Стивена казалось немыслимым.

Но еще больше поразил его полицейский с автоматом у дверей. Вид у полицейского был мрачный.

Даниель вспомнил, какое выражение лица было у его отца сегодня утром в саду.

Охваченный яростью, он истолковал это так, будто отец боится, что Даниель, зная правду о его службе во Второй объединенной оперативной группе, расскажет все полиции.

Теперь он понял, что отец не боялся сына. Он боялся за сына.

Оставив семью обследовать отель, Даниель сел в такси:

– Набережная Орфевр, тридцать шесть, s’il vous plaît.

– Вы уверены, что это умный поступок? – спросил Ксавье Луазель.

Район Ла-Дефанс возвышался впереди, как некое великое королевство.

– Настолько глупый, что может оказаться гениальным, – ответила Северин Арбур. – Или настолько гениальный, что может оказаться глупым.

– Вот с этим я согласен, – сказал Луазель.

На метро они доехали до знакомой остановки. Когда они вышли из поезда, Луазель отстал, делая вид, что ведет за ними слежку.

Бовуар и мадам Арбур отметились на вахте, показали свои удостоверения. Напряженность возникла, когда охранник стал проводить вторую проверку.

Догадались ли в «Секюр Форт» о том, что происходит? Может быть, Луазель все же сдал их, или…

В тот момент, когда Бовуар уже прикидывал варианты действий, ни один из которых не предвещал ничего хорошего, их пропустили внутрь.

Бовуар и мадам Арбур вышли из лифта на своем этаже и поднялись по лестнице на два пролета в кабинет Кароль Госсет.

– Времени у нас, вероятно, совсем немного, – сказал Бовуар.

Он попробовал открыть дверь в кабинет, но она была заперта. Тогда он кивком показал на стол секретаря.

Они с мадам Арбур принялись вытаскивать ящики. Искали документ, папку, записку. Что угодно, где было бы указано, что конкретно показали пробы воды из шахты.

Бовуар сел за стол и принялся пробовать разные коды входа.

– Так вот вы где.

Бовуар поднял голову. В дверях стоял Ксавье Луазель, а рядом с ним – человек лет сорока пяти.

Тренированный. С руками, свободно свисающими по бокам, как у стрелка из старых времен. Это была поза человека, готового и готовящегося к действию. Нетрудно было почувствовать в нем агрессию.

Бовуар узнал его, хотя прежде видел только в профиль, да и то мельком. Но он достаточно долго разглядывал изображение, чтобы узнать в нем третьего человека за столом.

Того, кто сидел с Клодом Дюссо и главой ГХС, попивая чай из дорогущего фарфора в отеле «Георг V».

Бовуар почувствовал, как напряглась Северин Арбур. Услышал ее прерывистое дыхание.

– Я вас знаю? – спросил Бовуар.

– Я здесь начальник службы безопасности, – ответил человек. – Тьерри Жирар.

– Жан Ги Бовуар, а это мой заместитель Северин Арбур. Чем могу вам помочь?

– Что вы здесь делаете?

– Прошу прощения?

– Это не ваш кабинет.

– Да, это кабинет мадам Госсет.

– Тогда что вы тут делаете?

Брови Бовуара раздраженно насупились. Он встал и обошел вокруг стола:

– Я думаю, это не ваше дело.

– Нам не нравится, когда люди пытаются проникать в чужие кабинеты.

– А мне не нравится, когда меня допрашивает охранник, – огрызнулся Бовуар. – Я принадлежу к руководящему звену компании. Мы не знакомы, но это не значит, что вы не в курсе, кто я такой.

– Я в курсе, месье. Я не в курсе того, почему вы здесь.

– Я ищу мадам Госсет. Если уж вы так эффективны, пожалуйста, узнайте, здесь ли она.

Глаза Ксавье Луазеля раскрылись шире. Его явно удивило, что кто-то может так говорить с Тьерри Жираром.

Бовуар понял, что вовсе не Луазель поднял тревогу. Напротив, создавалось впечатление, что Луазель сопровождает босса, чтобы защитить их.

Жирар сердито смотрел на Бовуара.

– Ну, – спокойно сказал Жан Ги. – Мы подождем.

Они разглядывали друг друга некоторое время, наконец Жирар достал свой телефон, позвонил, потом убрал его:

– К сожалению, мадам Госсет сегодня нет. Давайте мы проводим вас отсюда.

Когда они вчетвером спускались в лифте, Бовуар решил форсировать ситуацию. Он повернулся к Луазелю:

– А я ведь засек вас вчера вечером. И вы весь день следили за мной. Почему?

– Вы ошиблись, месье, – сказал Луазель.

– Да. Согласен. Была допущена ошибка.

Кабинет комиссара Фонтен, как и все в достославном Тридцать шестом, производил мрачное впечатление.

Даниель понял, почему полиция была рада покинуть разрушающееся старое здание, в котором, возможно, обитали крысы. Но он никак не мог понять, почему префект предпочел остаться здесь.

Он посмотрел на беспорядочный набор выставленных в витрине предметов. Здесь были фотографии преступников вперемежку с другими, судя по всему семейными. Праздничные снимки и снимки с мест преступлений.

Словно жизнь и работа этой женщины тесно переплелись и она больше не делала различий между родной кровью и пролитой.

– Вам понравилось? – спросил Даниель, пытаясь сломать лед. – Моя старшая дочь до смерти хочет поехать посмотреть. Она была в Брюсселе, видела Писающего мальчика, но…

– Вы это о чем? – прервала его болтовню Фонтен, оторвавшись от своих записей.

Он показал на постер с изображением гавани Копенгагена. Флоранс обожала историю о том, что эта гавань когда-то была домом всех русалок.

– Я даже не знаю, где это. Никогда не выезжала за пределы Франции. Да и зачем это мне?

– Верно. Зачем это вам?

Она закрыла папку и посмотрела на него:

– Почему вы солгали нам, сказав, что не знали Александра Френсиса Плесснера?

– Мне нужно было сразу вам сказать, – признал Даниель. – Прошу прощения. Я думаю, что служащий банка, в особенности работающий с венчурными капиталами, должен быть предельно осторожен. Мы допускаем какую-то утечку, самую малую, и вдруг все потенциальные инвестиции летят к чертям.

– И поэтому вы лжете? Полиции? Которая расследует дело об убийстве?

– Я совершил ошибку, – сказал Даниель, подаваясь вперед. – Я был потрясен, узнав от вас, что убитый – Александр Плесснер. Но я его едва знал, к тому же наша совместная работа не имела никакого отношения к его смерти.

– В чем состояла ваша совместная работа?

– Одна маленькая компания вышла на рынок с новой конструкцией гайковерта со сменными насадками.

Фонтен вскинула брови:

– Гайковерта? Это инструмент такой?

– Да. Я искал какой-нибудь проект покрупнее, чтобы вложить деньги, но месье Плесснер считал, что банк должен начать с малых проектов.

– Гайковерт со сменными насадками.

– Oui. Теперь вы понимаете, почему я был уверен, что это не имеет ко мне никакого отношения. Ведь его убили не гайковертом.

Он улыбнулся. Она – нет.

– И что вы?

– Убил ли я его?

– Инвестировали?

– Да. Месье Плесснер – инженер, был инженером, и у него имелись интересные идеи касательно дизайна.

– А у вас – нет?

– Ни малейших. Но я посмотрел их финансовые документы и решил, что это будет инвестиция с низкой долей риска. Если дело не пойдет, то мы вложили в него не так уж много денег. А если оно увенчается успехом, то…

– Что «то»? Заработаете состояние?

Даниель негромко хмыкнул:

– Не на этой компании.

– Тогда зачем инвестировать?

– Это был, так сказать, пробный заход. Стивен назвал бы этот опыт первым блином. Тем самым, который у вас получается комом, но зато вы обретаете опыт.

Ирена Фонтен не отрывала от него глаз:

– Вам не кажется странным, что вы единственный во всем этом деле, у кого были отношения с обеими жертвами?

Даниель почувствовал, как кровь сначала прилила к лицу, а потом отхлынула, вызвав ощущение покалывания. Словно волна с подводным течением, уносящая остатки его бравады в море.

– К тому же, – добавила Фонтен, наклоняясь над столом, – вы намеренно ввели нас в заблуждение. Почему вы сейчас здесь? Что заставило вас передумать?

– Ничего. Это отец посоветовал мне прийти.

– Ой ли? У меня создалось впечатление, что, выслушав советы отца, вы делаете все наоборот.

– Вы весьма проницательны.

– Не надо этого высокомерия, месье Гамаш. Почему вы пришли на самом деле?

Даниель окончательно смешался. Ведь он уже сказал ей правду.

– Отец сказал, что вы будете подозревать меня, если выясните, что я солгал, поэтому я решил прийти и сказать правду. Я знал месье Плесснера, но очень поверхностно. Вряд ли это можно назвать отношениями.

– Плесснер когда-либо упоминал месье Горовица?

– Да, они были друзьями. Месье Плесснер и ко мне-то пришел по его рекомендации.

– По рекомендации месье Горовица? А месье Горовиц делал вложения в этот проект? Он участвовал в венчурном капитале?

– Не думаю. Стивен никогда не спрашивал, в какие проекты мы инвестируем, а я никогда не делился информацией.

Комиссар Фонтен поедала его взглядом, но Даниель, хотя и покраснел пуще прежнего, не отвел глаз.

В конце-то концов, он говорил правду.

– Вы знали, что у Стивена Горовица довольно большой счет в вашем банке?

– Нет. Но меня это не удивляет. Ему требовались деньги во Франции. Он довольно много времени проводит здесь.

– Но Горовиц никогда не обращался к вам с предложениями об инвестиции капитала?

– Нет. Никогда.

– Когда вы видели месье Плесснера в последний раз?

– Шесть недель назад.

– И с тех пор не разговаривали?

– Нет, мы разговаривали, по телефону. Он звонил несколько раз. Мы обсуждали другие варианты.

– Например?

– Откровенно говоря, далеко мы не продвинулись. Люди с гайковертом рассказали ему о компании, которая делает болты и гайки, и еще об одной, которая делает шайбы.

– И что?

– И ничего. Такие вещи нужно исследовать месяцами, а иногда годами. Месье Плесснер провел кое-какие разыскания, но без особого энтузиазма. Послушайте, я вам гарантирую, что, каким бы ни был мотив убийства, он не имел никакого отношения к тому, чем занимались мы. На этих инвестициях никто не разбогатеет и не обеднеет.

Фонтен встала:

– Благодарю вас за то, что пришли.

Даниель тоже поднялся, удивленный тем, что разговор закончился так быстро и неожиданно:

– Спасибо, что выслушали.

Она проводила его до двери:

– Вы скажете отцу, что приходили ко мне?

– Вероятно, в конце концов скажу. Но может, сначала позволю ему немного помучиться. Ведь он заставил меня помучиться вчера.

– Разница только в том, что он не хотел, чтобы вы мучились. Он пытался вам помочь.

Этот маленький упрек не прошел мимо Даниеля, хотя он и удивился, что она защищает его отца. У него создалось впечатление, что отец ей не очень понравился.

Даниель решил вернуться в «Георг V». Он рассказал Фонтен правду и теперь чувствовал себя лучше. А когда все это закончится, они с Розлин свозят девочек в Копенгаген посмотреть дом русалок.

Девочки не станут такими, как эта женщина-коп, которая никогда не видела чудес света.