Глава двадцать девятая

Гамаш прочел сообщение от Жана Ги. Убрав телефон в карман, он огляделся.

Мимо шли пешеходы, некоторые – после службы в находящейся поблизости католической церкви Нотр-Дам-де-Блан-Манто. В его сторону никто не смотрел.

– Месье Гамаш?

Он повернулся как раз в тот момент, когда открылась парадная дверь здания архива.

– Мадам Ленуар. Merci.

Мадам Ленуар провела его через пост охраны и затем по какому-то темному проулку к менее величественному входу в архив.

Соседнее здание Музея национального архива поражало воображение. Музей размещался в старом дворце, перед которым находился квадрат ухоженного газона и сад.

Но сам архив своим внешним видом напоминал бункер.

Рейн-Мари вышла к нему навстречу.

– Что случилось? – спросил он, увидев ее лицо.

– Идем со мной.

Он прошел следом за нею в закуток в читальном зале.

В этом здании Парижского архива хранилось почти сто километров документов, первые из которых относились к 600 году, а последние – к 1958-му. Но для Гамаша все свелось к одной маленькой записи.

К одному имени.

Он ожидал увидеть что угодно, но только не это.

– Ох, Даниель, – прошептал он.

Жан Ги выглянул в окно и постарался представить, что он не в набитом битком лифте. Что он не прижат к стеклу.

Он закрыл глаза и вообразил, что сидит с Анни и Оноре в бистро в Трех Соснах. Слушает, как их друзья и соседи смеются и разговаривают. В воздухе висит запах дымка из камина, кофе и сосновой смолы.

Он сделал вдох. Но вместо сосны, или кофе, или даже странно успокаивающего запаха земли ощутил аромат «Саваж» от «Диор». И почувствовал, как в него впиваются чужие локти.

Невозможно было отрицать тот факт, что он находится в переполненном лифте и что Париж лежит у него под ногами. В буквальном смысле.

Лифт поднимался все выше и выше, а пространство все сжималось и сжималось. Запах становился все более и более удушливым.

Наконец лифт остановился, и Бовуара вынесло на самый высокий уровень Эйфелевой башни.

Ветер щипал лицо. Бовуар подошел к краю, вдыхая свежий воздух.

– Почему мы здесь? – спросила Северин Арбур.

Бовуар огляделся и, увидев человека, которого искал, жестом подозвал его к себе.

– Ксавье Луазель, это Северин Арбур.

– Мы знакомы, – сказал Луазель, протягивая свою большую руку.

Мадам Арбур посмотрела на его руку, потом на Бовуара:

– Он охранник в ГХС. Я видела его, когда отмечалась на проходной. В чем дело? Когда вы приехали ко мне домой, то сказали что-то про люксембургский проект. Я думала, мы поедем в офис, но уж никак не сюда.

Она огляделась.

Северин Арбур не боялась высоты, что было весьма кстати, потому что она находилась на самой большой высоте, на какой может находиться во Франции человек, не имеющий крыльев.

В «Ле Комптуар» было шумно, когда Рейн-Мари и Арман вошли внутрь.

Они встретились взглядом с хозяином, и для них загорелась лампочка на маленьком столике в углу.

Арман и Рейн-Мари хорошо знали это бистро в Одеоне. Знали хозяина. Знали посетителей. И опознали бы любого незнакомца, который попытается подслушать их разговор.

Они заказали два салата «Ницца», и Арман рассказал ей о коротком сообщении, пришедшем от Жана Ги.

«За вами слежка».

Это ничуть его не удивило. Арман догадывался об этом. Что его озадачило, так это то, насколько искусной была его тень и насколько неуклюже Жан Ги доказал это.

Хотя Гамаш не видел хвоста, он знал, что за ними почти наверняка наблюдают, что их подслушивают. Подслушивающая аппаратура была настолько чувствительна, что почти невозможно было уйти достаточно далеко, чтобы помешать кому-то следить за вашим разговором. Но можно было затруднить подслушивание, устроившись в окружении других людей, среди шума и болтовни.

Когда они добрались до «Ле Комптуар» и смогли наконец говорить, Рейн-Мари произнесла всего одно слово:

– Даниель.

– Это хакерская операция. Его имя вставили туда.

У Рейн-Мари словно гора с плеч свалилась, но Арман знал, что на самом деле это повод для дополнительной тревоги.

– Они хотели, чтобы мы думали, будто он замазан, – сказала она.

– Non. Они знали, что мы не поверим. Но им нужно, чтобы мы видели угрозу. И предупреждение.

Как голова на колу во время Революции, подумал он.

– Чтобы показать нам, что они могут сделать с Даниелем и с любым из нас, если захотят, – сказала Рейн-Мари.

– Да.

– Арман, этот запрос в Архив был сделан пять недель назад. Неужели они спланировали все так давно?

– Как минимум.

– Они подготовились к нам, – сказала она. – Точно знают, что мы будем делать.

– Не точно, – сказал Арман. – Они не могли предвидеть, что мы будем рядом, когда машина собьет Стивена. Или что мы найдем тело Александра Плесснера. Все это должно было случиться, пока мы находились дома в Квебеке. Ко времени нашего приезда смерть уже списали бы на несчастный случай – дорожное происшествие, виновник скрылся. Тело Плесснера тоже переместили бы в морг. И то, что они искали, было бы найдено. Мы разрушили их тщательно продуманные планы. Они паникуют.

– А имя Даниеля в списке запросов?

– Им нужно было чье-то имя, – объяснил Арман. – Тот, кто нашел эти документы, не мог использовать свое собственное.

– Но откуда они вообще узнали про Даниеля? – Она посмотрела на него и побледнела. – Они знали про тебя. Клод Дюссо знает тебя. Знает Даниеля. Это его рук дело.

– Я тоже так думаю.

– Но как он узнал, что мы станем искать?

– Он не мог этого знать, – сказал Арман. – Тогда не мог. Он готовился ко всем сценариям. Что случится, если я появлюсь, если у меня возникнут сомнения по поводу несчастного случая со Стивеном. Если я начну копать.

– И узнаешь про Даниеля. Боже мой. – Потом ее лицо прояснилось. – Может быть, вот в чем положительный момент? Если они нашли старое дело и грозили Стивену оглаской, надеясь, что он отступит, то они явно не знают Стивена. А если они использовали имя Даниеля, чтобы напугать нас, то они определенно не знают нас. Думают, что знают, но на самом деле ничего не знают. Возможно, у них огромные силовые ресурсы, но они слишком уж самоуверенны. В этом наше преимущество.

Теперь Арман тоже улыбнулся:

– Ты права. Они нас не знают.

Официантка принесла их салаты. Когда она ушла, Рейн-Мари спросила:

– Как прошел разговор с Даниелем о месье Плесснере?

– Он признал, что знает Плесснера.

– И что?

– И все. Разговор прошел плохо. – Он немного помолчал. – Но я узнал, что́ стояло между нами все эти годы.

Рейн-Мари положила вилку и выслушала то, что рассказал ей Арман.

Когда он закончил, она откинулась на спинку стула и уставилась на него:

– Он услышал это? В тот канун Рождества?

– Но не понял.

– Он был ребенком. И подумал, что я плачу, потому что расстроена. Любой ребенок подумал бы так. Но я-то плакала от облегчения, когда узнала, что ты отказался от этой работы. Ты ему все объяснил и ему стало легче?

– Non. Он мне не поверил.

– Он слишком много отдал этому, – сказала Рейн-Мари. – Если он признает, что не прав, это будет означать, что он впустую потратил столько лет, исключив тебя из своей жизни. Дай ему время. По крайней мере, он тебе сказал. По крайней мере, мы теперь знаем.

– Oui.

Но Арман знал, что такое травма потери родителей.

И теперь он знал, что каждый день с восьми лет его собственный сын ждал неизбежного стука в дверь.

Как это может повлиять на чувствительного мальчика? Как он жил с постоянным ожиданием горя?

Единственная надежда Даниеля, единственный способ выжить состояли в том, чтобы пережить это. Эмоционально «убить» отца и продолжать жить дальше. Продолжать любить тех, кто остался с ним.

Это решение было смелым, блестящим. С одним только недостатком.

Убив однажды, как он теперь сможет воскресить отца?

– Я посоветовал Даниелю пойти к комиссару Фонтен и рассказать ей все, что он знает об Александре Плесснере. Включая то, над чем они работали.

– Но Фонтен сама в этом замешана, – сказала Рейн-Мари. – Иначе и быть не может. У нее были архивные документы. Возможно, она и вставила имя Даниеля в список запросов. Возможно даже, что это она убила месье Плесснера. Ты должен остановить его. Ему нельзя к ней идти.

– Я не думаю, что он пойдет к ней, но все же надеюсь. Это покажет Фонтен, что мы ее не подозреваем. Это остановит их от каких-либо действий против Даниеля. Они будут знать, что он понятия не имеет о том, что происходит. Ведь если бы знал, то не стал бы ей доверяться. Тем не менее я считаю, что для семьи Даниеля тоже было бы безопаснее в «Георге Пятом».

– Может быть, нам лучше уехать домой. В Три Сосны.

При мысли о маленькой деревне у нее защемило сердце.

– Мы не можем, – тихо сказал Арман. – Ты знаешь, что авиакомпания не возьмет Анни на борт накануне родов. И потом, они найдут нас повсюду. Нет, пусть то, что случится, случится здесь.

«Прямо здесь, – подумал он, – где собрались дьяволы».

Рейн-Мари закрыла глаза и тут же открыла. В последний раз взглянула на мирную деревню, прежде чем выкинуть ее из головы.

– Арман, – сказала она, играя кусочком багета. Она сжала свежий кусочек в кулаке, чувствуя, как края корки врезаются ей в ладонь. – Ты совершенно исключаешь, что Даниель…

– Исключаю. Он никак не замаран.

– Bon, – кивнула она. – Что, по-твоему, они предпримут дальше? Что будет делать Клод Дюссо?

Арман подумал о Стивене. О досье, хранящихся в архивах. О «Лютеции».

– Наверное, попытаются подсадить к нам кого-нибудь. В наш внутренний круг.

– Но как они смогут это сделать?

– Мы здесь одни, – сказал Ксавье Луазель, когда он, Жан Ги Бовуар и Северин Арбур обошли по кругу всю платформу.

– Что значит «одни»? – спросила мадам Арбур, глядя на толпу, впрочем, не такую плотную, как обычно по воскресеньям: низкие тучи и мелкая морось многих убедили отказаться от подъема на башню.

– Он хочет сказать, что никто не поднялся сюда за нами, – уточнил Бовуар.

– Зачем им это делать? Что это за история?

– Я думаю, вы знаете. И теперь я хочу, чтобы вы сказали мне.

Она вскинула голову и посмотрела ему в глаза:

– Вы мне угрожаете?

– Ничуть. Напротив, я решил довериться вам. Мне кажется, вы что-то нашли в люксембургском проекте, и я хочу знать, что именно.

– Почему вы решили, будто я что-то нашла?

– Из-за вашего поведения в пятницу. Вы явились ко мне в кабинет без приглашения и начали задавать вопросы о проекте фуникулера. Почему?

– А почему вы сменили тему?

– Разве?

– Вы знаете, что сменили. С люксембургского проекта на патагонский, – сказала мадам Арбур. – Что вы об этом знаете?

– О патагонском проекте? – «И кто теперь меняет тему?» – Ничего. Там установили станцию очистки воды.

Она откровенно уставилась на него:

– Там шахта.

– Там была шахта. Обнаружилось, что она является источником загрязнения, поэтому ГХС выкупила ее и закрыла. Это должно решить проблему очистки для населенных пунктов внизу по течению.

– Тогда почему станция все еще необходима?

– Для безопасности.

– Правда? Вы давно работаете в частной промышленности? С каких это пор они делают что-то для обеспечения дополнительной безопасности сверх того, что положено?

– Что вы хотите сказать, Северин? Вам нужно выражаться совершенно ясно. Скажите мне.

– Вы видели оборудование, которое мы отправляем в Чили, и то, что отправляется обратно?

– Нет. А что, я должен его видеть? Да даже если бы и видел, все равно не смог бы его оценить.

– Но я могу. Это горное оборудование вперемешку с оборудованием для очистных сооружений.

Бовуар заметил, что Луазель слегка повернулся в сторону лифта. И лестницы.

Увидел ли он что-то? Почувствовал ли?

Бовуар привел их на верхний уровень Эйфелевой башни, чтобы их не подслушали. Здесь они были слишком высоко. И народу сюда набилось порядочно – вряд ли кто-то мог их подслушать. Даже дронам трудно было подниматься на такую высоту, тем более незамеченными.

А если бы кто и поднялся с ними, то выглядел бы подозрительно на этой сравнительно небольшой платформе.

Они были в безопасности. Если только, подумал Бовуар, глядя на Луазеля, они не принесли опасность с собой.

– Они расконсервировали шахту пять лет назад, – сказала мадам Арбур.

– Зачем?

– Вы когда-нибудь слышали о редкоземельных металлах?

– Нет.

– Ну, это то, что они обнаружили, когда начали выяснять, с какого рода загрязнением им придется бороться. При тестировании ГХС нашла в отвалах следы редкоземельного минерала.

– И это важная находка?

– В общем, да. Почему, вы думаете, они называются редкоземельными? Потому что они редко встречаются.

Бовуару приходилось слышать этот тон. Слово «идиот» если не произносилось, то подразумевалось.

– Но что самое главное, они универсальны. Разные металлы могут применяться для разных целей.

– Например?

– Например, в батарейках и сотовых телефонах, магнитах. Думаю, в некоторых телекоммуникационных средствах следующего поколения.

– А какие металлы были обнаружены в шахте в Патагонии?

– Не знаю. Я пыталась получить образцы воды, но не могу их найти.

– Но если в этой шахте есть что-то ценное, – сказал Бовуар, – то почему ее забросили?

– Первоначальные владельцы добывали там серебро. Когда запасы серебра иссякли, они просто ушли, не догадываясь, что там есть что-то еще.

– Итак, ГХС купила эту шахту, чтобы ее законсервировать, но обнаружила редкоземельные минералы. Зачем это скрывать?

– Вы действительно такой тупица?

– Просто скажите мне.

– Дело, очевидно, не в том, что они нашли редкоземельные металлы, – сказала мадам Арбур. – Дело в том, что они с ними делают.

Бовуар почувствовал, как тело его напряглось. Он весь превратился в слух.

– А что они могут с ними делать? Использовать для изготовления оружия? Боеприпасов?

– Мне об этом неизвестно. Все это довольно невинно, если только они не придумали какое-то новое применение.

– Вы упомянули телекоммуникационные средства нового поколения.

– Да. Но опять же, в этом нет ничего противозаконного.

– Однако это может стоить миллиарды? – спросил Бовуар.

– Если получится и если они нашли нужные минералы.

– Людей убивали и за гораздо меньшие деньги.

– Убивали? – спросила мадам Арбур, и Бовуар понял, что вся история ей незнакома.

Он рассказал ей об Александре Плесснере. О Стивене. О грядущем заседании совета директоров.

Когда он закончил, Северин Арбур была бледна как смерть:

– И теперь вы втянули в это меня.

– Нет, вы уже были втянуты. Если я узнал о том, что вы проявляете интерес, то и они узнают. Но если речь идет о шахте в Патагонии, то почему вас так интересует Люксембург?

– С чего вы это взяли?

– Я смотрел ваши файлы.

– Что-о?

– Слушайте, давайте просто договоримся, что вы злитесь на меня, я приношу свои извинения и вы их принимаете, хорошо? Переходите к важной части. Люксембург.

Мадам Арбур сердито посмотрела на него и коротко кивнула:

– Отлично. За патагонский проект отвечает Кароль Госсет. Я стала копать и нашла ссылки на нее и люксембургский фуникулер. Но мне не удается определить, какая между ними связь.

– Значит, мадам Госсет участвует?

– Насколько я понимаю, она в этом по самые уши. Вот вам и ваш наставник.

«И моя способность обнаруживать нарушения», – подумал Бовуар. Однако, если мадам Госсет пыталась скрыть то, чем занимается ГХС, зачем им понадобилось выуживать из Монреаля высокопоставленного полицейского, бывшего главу отдела по расследованию убийств Квебекской полиции? Почему бы не найти кого-то туповатого и легкоуправляемого?

Хотя, если задуматься…

Он выкинул из головы эту неудобную мысль.

Северин Арбур посмотрела на Луазеля:

– Он работает на ГХС. Он на нас не донесет?

– Нет. Он с нами.

Она кивнула, но вид у нее был глубоко несчастный. Ситуация выходила из-под контроля. Становилась запутанной. Мадам Арбур не для этого пришла в ГХС.

– Прошлой ночью миссис Макгилликадди прислала мне письмо, – сказал Арман. – Вероятно, она уже проснулась. Ты не возражаешь?

– Non.

Он достал телефон, позвонил и прижал трубку к уху, чтобы слышать за ресторанным шумом. Потом сказал несколько слов и стал слушать.

Рейн-Мари показалось, что на его лице промелькнуло удивление.

Он отключился и остался сидеть, глядя в пространство. Потом сделал еще один звонок. На сей раз их соседке по Трем Соснам.

– Oui, Клара? Нет, Стивен все еще в критическом состоянии. Да, непременно, merci. Но у меня вопрос. Вы знаете кого-нибудь в Лувре?

Теперь настала очередь удивляться Рейн-Мари.

– Северин, – заговорил Бовуар, – что вы знаете о нашей компании?

– Что вы имеете в виду? Это громадная инженерная фирма. А что тут еще знать?

Он пошел другим путем:

– Каким боком к этому может быть пристегнут люксембургский фуникулер?

– Может быть, вознаграждения, фонды на шахту, перекачиваемые через зону свободной торговли в герцогстве. Или взятки чилийским чиновникам.

Да, подумал Жан Ги. В этом есть резон. Финансовая сторона. Именно тут Стивен мог заподозрить что-то неладное.

Бовуар сцепил руки за спиной и отправился прогуляться по платформе, посмотреть на Париж с высоты. Под его ногами лежали великие памятники. Мальчик из монреальского Ист-Энда, который играл в хоккей с мячом среди мусорных бачков в переулках, мог видеть кривизну земли.

Единственное, что ему сейчас хотелось, это вернуться домой.