Глава шестнадцатая

– Merci, – сказал Гамаш, когда помощник Дюссо поставил перед ним чашечку эспрессо.

– Je vous en prie, – сказал молодой человек и вышел из кабинета.

Арман не раз бывал в знаменитом Тридцать шестом, и довольно часто именно в этом кабинете. С его грязноватыми старыми окнами, давно закрашенными краской. Наверняка краской, содержащей свинец. Угольный камин, слава богу, больше не работал. А в потолке, кажется, содержался асбест.

Здесь стоял мускусный запах, как будто в стенах лежали мумифицированные мертвые существа.

В здании царила сырость, зимой здесь было прохладно, а летом – душно. И в то же время здесь все было настолько пропитано историей, что Гамаш каждый раз, входя сюда, испытывал душевный трепет.

Он понимал необходимость модернизации, а это означало переезд на новое место, но он порадовался, узнав, что префект оставил свой кабинет здесь.

На столе Клода стояли рамочки с фотографиями жены и детей. И собаки. На стенах висели фотографии коллег, но, как заметил Гамаш, ни одной фотографии предшественника – Клемана Прево.

Дюссо с благодарностью принял свой эспрессо и кивком отпустил помощника. Подавшись вперед, он спросил:

– Как дела, Арман?

– Держусь.

– Точно?

Дюссо видел напряженность в глазах друга и некоторую бледность из-за небольшого недосыпания и больших тревог.

«Знает ли он, что Горовиц умирает?

Знает ли почему?

Что именно знает Гамаш?»

Арман сделал большой глоток кофе. Ароматного, крепкого – как раз такой кофе ему и требовался.

Он посмотрел на человека, сидящего перед ним, и спросил себя: «Что именно знает Клод Дюссо?»

– Я только что разговаривал с помощницей Стивена, – сказал он, откинувшись на спинку кресла и положив ногу на ногу. – Агнес Макгилликадди. Я дам тебе ее координаты. Вероятно, ты захочешь ей позвонить. Но это было… – Арман замолчал, собираясь с мыслями. – Тяжело. Эмоционально. Ей за восемьдесят, и она работала со Стивеном почти с самого начала.

– Ты ей все рассказал?

– Я сказал ей, что, по моему мнению, это было умышленное убийство. И о месье Плесснере сказал.

– Мы придержали сообщение о смерти месье Плесснера, но Стивен Горовиц на первых страницах.

– Вы подали это как несчастный случай. Машина скрылась. Оптимальный вариант, – сказал Арман.

– Все равно пресса набросится на нее. Миссис Макгилликадди нужно быть поосторожнее с выдачей информации.

– Она ничего не скажет.

Дюссо ответил ему скептическим взглядом.

– Я могу это гарантировать, – сказал Гамаш. – Стивен выбрал ее по этой причине и по этой же причине держал столько лет.

«Даже под пыткой миссис Макгилликадди не выдаст ничего», – любил говорить Стивен. И Арман знал, что он не шутит.

Стивен Горовиц знал, кто расколется, а кто нет. Так он и измерял людей. Большинство, конечно, долго не выдерживали. Но только не Агнес Макгилликадди.

К счастью, пресса в Канаде, хотя и способная на издевательства, к настоящим пыткам еще не перешла.

Гамаш, часто находившийся в перекрестье ее прицела, тем не менее с большим уважением относился к журналистам.

– Значит, она утверждает, что ей неизвестно, зачем месье Горовиц прилетел в Париж, – сказал Дюссо.

– Если она так говорит, значит так и есть.

– Она признала, что месье Горовиц знал Александра Плесснера, – сказал Дюссо. – Это уже кое-что.

Гамаш скинул ногу с ноги и поставил чашечку на стол.

– Месье Плесснер был инженером.

– C’est vrai? – сказал Дюссо.

Он произнес это так, словно это было для него новостью, но все же не выглядел удивленным. По крайней мере, удивленным самой информацией. Возможно, он был немного удивлен тем, что Гамашу известен этот факт.

– Oui. Мой заместитель Изабель Лакост несколько минут назад передала мне информацию. Профессия – инженер-механик. Работал в этой области несколько лет, потом заработал кучу денег, удачно вложив венчурный капитал.

Дюссо сделал себе заметки на память:

– Merci.

Гамашу показалось невероятным, что подчиненные Дюссо уже сами все не выяснили.

– Я бы хотел еще раз просмотреть коробку с вещами Стивена, – сказал он. – В первый раз я сделал это мельком.

– У меня коробки нет. Я отдал ее комиссару Фонтен. Сказал ей, чтобы она предоставляла тебе все, что ты попросишь. Но кстати, ноутбук месье Горовица здесь. Нам нужен пароль и все коды, какие он мог использовать. Ты их знаешь?

– Нет, но я могу спросить у миссис Макгилликадди.

– Не надо, я сам у нее спрошу.

– Сомневаюсь, что она назовет их тебе.

Дюссо посмотрел на него широко раскрытыми глазами:

– Ей придется это сделать. Она ведь хочет помочь следствию?

– Конечно. Но она тебя не знает. Она знает меня. Давай спрошу я.

Дюссо помедлил, потом кивнул:

– Хорошо. И у меня для тебя новости. Мы нашли фургон.

Арман подался вперед.

– Он был вычищен. Наши криминалисты ищут следы ДНК. Но… – Дюссо поднял руки, выражая слабую надежду.

– Вычищен дочиста? – спросил Гамаш.

Дюссо кивнул. Они оба знали, как трудно избавиться от всех физических улик. Это делается специальными очистителями, которые уничтожают ДНК. Не все знают о них. Немногие имеют к ним доступ.

И очистка должна быть очень тщательной, чтобы уничтожить каждую молекулу. Работа профессионала.

Либо так, либо криминалисты были невероятно небрежны. Возможно ли это? Причем не просто невероятно небрежны, но намеренно небрежны?

– Коронер позвонила мне около часа назад. Она готовит тело месье Плесснера к вскрытию…

– Кстати, я не смогу присутствовать. Мне нужно ехать на разговор с комиссаром Фонтен.

– Верно. Это в три?

– Oui.

Они посмотрели на часы на старой каминной полке, которые показывали четверть третьего.

– Ты начал говорить про коронера, – напомнил Гамаш.

– Выпущены две пули. Это очевидно.

– В спину и голову.

– Не просто в спину – у него раздроблен позвоночник.

Гамаш выдержал взгляд серых глаз коллеги. Оба понимали, о чем это может говорить.

– Спецназ? АПНЖ?

Дюссо кивнул:

– Возможно.

Они знали, что именно так учат убивать в подразделениях спецназа. Использовать минимум пуль, причем как можно более эффективно. Выстрел в позвоночник гарантирует обездвиженность. Выстрел в голову гарантирует смерть. И дальше все то же самое.

Глядя на Клода Дюссо, Гамаш вспомнил послужной список коллеги. Дюссо любил говорить, что он навсегда ушел из этого элитного подразделения, АПНЖ, но Арман знал, что это не так.

Дюссо прошел подготовку, и его уже собирались включить в состав, когда он неожиданно перевелся в префектуру Парижа.

Или сделал вид.

Но на самом деле Клод Дюссо оставался в АПНЖ, а покинул его только несколько лет спустя, чтобы занять высокое положение в префектуре.

Понимал ли Дюссо, что Арману известна правда?

Неужели он смотрит на человека, который убил Александра Френсиса Плесснера и участвовал в подготовке покушения на Стивена? Навыками он обладал, но был ли у него мотив?

– Да, это мог сделать бывший служащий АПНЖ, – согласился Дюссо. – Или Сайерет Маткаль, или САС. Или «морские котики». И даже, – он улыбнулся Гамашу, – Вторая объединенная оперативная группа. В этом городе есть огромное число превосходно подготовленных профессионалов из специальных служб, они предлагают свои услуги охранным службам и контрагентам разведки.

– Наемники.

– Почему не воспользоваться их навыками?

– Все зависит от того, какие навыки, правда? – сказал Гамаш. – Ты еще не проверял камеры наблюдения у квартиры Стивена?

– Мы просматриваем записи. К сожалению, большинство камер смотрят в сторону «Лютеции» и «Ле Бон Марше».

– Значит, на этих камерах не увидишь, кто входил в дом, где живет Стивен, или кто оттуда выходил?

– Не увидишь.

– Жаль.

– Oui.

Дюссо знал Гамаша достаточно хорошо, он знал, что Гамаш почти всегда спокоен и вежлив. Любезен почти на старомодный манер. Именно это и делало его эффективным руководителем. Арман Гамаш никогда не срывался с катушек, не терял контроля над собой. Если только это не входило в его планы.

Дюссо знал также, что чем злее становился Гамаш, тем больше проявлял сдержанности и вежливости. Он заковывал свои порывы неистовости в кандалы.

Глядя на своего коллегу и друга, Клод Дюссо вдруг понял, что вежливость Армана направлена на него. Именно он в этот момент был целью убийственной вежливости Гамаша.

Клод Дюссо откинулся на спинку кресла.

– Ты говорил мне про фургон, – сказал Гамаш. – Где его нашли?

– Он был брошен близ Булонского леса.

Арман мысленно представил себе карту Парижа. И местоположение этого огромного парка.

– Недалеко от офиса ГХС, – заметил он.

– Да. А у мистера Горовица имелся экземпляр ежегодного отчета ГХС, – сказал Дюссо. – Возможно, это совпадение.

– Не просто совпадение. Он собирался выступить на совете директоров ГХС в понедельник утром.

Дюссо уставился на него:

– Откуда ты это знаешь?

– Из его ежедневника.

– Какого ежедневника? – Взгляд Дюссо из бесстрастного стал недовольным.

Наступил момент истины. Момент для истины.

– Того, что на руках у миссис Макгилликадди, – солгал Арман. – Она сообщила мне о его планах.

– Он был членом совета директоров? – спросил префект.

– Нет.

– Тогда почему он собирался туда пойти? И пустили бы его туда вообще? Что ты качаешь головой?

– Если ГХС Инжиниринг каким-то образом связана с этим делом, почему преступник оставил фургон чуть ли не у дверей компании?

– Он мог не знать, кто его наниматель. Как тебе известно, Булонский лес превратился в свалку для самых разных вещей.

– Верно. Поэтому там повсюду и развешаны камеры. Они что-нибудь показали?

Но Арман уже знал ответ. Если бы показали, Дюссо сразу же сказал бы об этом.

– У нас есть камеры, но, как только мы их вешаем, их разбивают.

– Значит, опять нет записей?

– Нет. – Дюссо немного помолчал, прежде чем задать следующий вопрос. – Твой бывший заместитель, Бовуар, работает в ГХС?

– Да. – Голос Гамаша звучал спокойно. Нейтрально. Но сам он оставался начеку.

– Собственно говоря, Горовиц помог ему устроиться туда, – сказал Дюссо. – Отсюда и эта драма сегодня утром в «Лютеции».

– Верно.

Гамаш принял решение.

Его подозрения в адрес главы всей парижской префектуры были настолько надуманными, что становились почти иррациональными.

Он должен был поделиться кое-какой информацией.

– Люксембург тебе о чем-нибудь говорит?

– Люксембург? Страна или сад?

– Страна. – Арман внимательно следил за ним.

Дюссо задумался, потом отрицательно покачал головой:

– А что?

– У Бовуара на работе был странный случай с его заместителем.

Гамаш описал то, что произошло.

– Значит, ты подозреваешь ГХС, – сказал Дюссо. – Поэтому и спросил о коробке. Тебе нужен их годовой отчет. Месье Горовиц – финансист, а не инженер. Если он проверял их годовой отчет, то, вероятно, искал какие-то финансовые правонарушения и, судя по всему, обнаружил что-то, раз собрался на заседание совета директоров. Коррупцию, мошенничество. Возможно, отмывание денег. Люксембург традиционно считается удобным местом для подобных операций. Это то, о чем ты думаешь?

– Честно говоря, я не знаю, что там происходит, но да, я считаю, Стивен узнал что-то про ГХС и планировал предъявить свои обвинения на заседании совета директоров.

– Именно это убийца и искал в его квартире. Улику. Если она так важна, мы должны найти ее первыми. У тебя есть представление о том, что это может быть?

– Хотелось бы мне иметь какое-то представление, – сказал Гамаш. – Мы даже не знаем наверняка, была ли у него на прицеле ГХС или какая-то другая компания.

– С сегодняшнего утра я кое-что выяснил насчет ГХС Инжиниринг. Но это оказалось на удивление трудно даже для нас. Это многонациональная компания. В основном занимается инженерными проектами, но имеет интерес в нефти и газе, отчасти в производстве. Это частная компания с акцентом на слове «частная», и у нее есть достаточно влиятельные друзья, чтобы держать их интересы в тайне. Если Горовиц нацелился на ГХС, то у него был всесильный противник.

Стивен был знаменит тем, что приносил пушку на кулачный бой. Возможно ли, чтобы он недооценил противника?

Но видимо, все-таки недооценил, поскольку теперь он находился в коме, а Александр Плесснер лежал в морге. Однако Армана заинтересовала фраза Клода: «Если Горовиц нацелился на ГХС». Это вызвало в его голове образ Дон Кихота, который нацеливался на ветряные мельницы, принимая их за врагов.

Неужели Клод намекал, пусть и очень осторожно, что Стивен тоже ошибся?

– Поэтому Стивен и устроил Бовуара на работу в ГХС?

– Вполне вероятно. Если причина была в этом, то с Бовуаром он своими соображениями не поделился.

– Значит, Бовуар ничего не знает?

– Ничего, кроме того, о чем я тебе сказал.

– Про Люксембург.

– Да.

– По-моему, это притянуто за уши. Может ли конкурент по бизнесу строить козни против ГХС? Зная, что мы проведем расследование? И неужели он действительно может зайти так далеко, чтобы дискредитировать, а то и разорить другую компанию? – Дюссо замолчал и поморщился. – Извини. Это было глупо.

И в самом деле.

Корпорации, которые ставят выгоду прежде безопасности, не остановятся перед убийством двух стариков, чтобы защитить свои интересы. Остановись они – это было бы на них не похоже.

Дюссо сделал запись у себя в блокноте:

– Я поделюсь нашими мыслями с комиссаром Фонтен.

– Мне ее жаль, – сказал Арман.

Дюссо хмыкнул и посмотрел на часы:

– Тебе пора уходить.

Часы показывали половину третьего.

– Да.

Провожая Гамаша до двери, Клод Дюссо сказал:

– Ты ведь тоже был членом Второй объединенной оперативной группы, Арман?

Гамаш наклонил голову набок и посмотрел на своего друга. Откуда Дюссо известно о его отношениях с элитной канадской службой? А с другой стороны, откуда ему самому известно о службе Дюссо в спецназе?

Потому что именно этим они и занимались. Если знание – сила, то оба хотели быть самыми сильными в любых обстоятельствах. Ни один из них не носил оружия. При них был только их мозг, а в мозгу – знания.

– Non. Я готовил рекрутов, – произнес Арман ровным голосом. – И это все.

– Для противодействия терроризму и операций по спасению заложников, – уточнил Дюссо.

– Верно.

– И учил их способам эффективно убивать.

– Учил главным образом тому, как избегать ситуаций, когда ты будешь вынужден убивать.

– Гораздо интереснее, – согласился префект. – И труднее.

Гамаш с некоторым удивлением понял, что, пока он вынашивал подозрения в адрес Клода Дюссо, тот, вероятно, тоже имел кое-какие подозрения на его счет.

И Гамаш понимал почему. Он оказался на месте двух преступлений. Хотя он и не присутствовал при убийстве Александра Плесснера, но тело обнаружил именно он. И остался целым и невредимым после столкновения с незваным гостем, которого больше никто не видел.

Могло бы показаться забавным, что эти двое пожилых мужчин подозревают друг друга в убийствах в стиле спецназа. Если бы не существовала вероятность, что один из них прав.

У двери Дюссо заговорил тихо и серьезно, глядя Арману в глаза:

– Я благодарен тебе за помощь с месье Горовицем, но прошу тебя, Арман, после твоего разговора с комиссаром Фонтен отойди в сторону. Предоставь действовать нам. Ты слишком близко.

– Близко к чему?

К истине?

– Оставь это.

– Ты бы оставил, Клод? Если бы ты находился в Монреале и там случилось бы нападение на человека, которого ты считаешь своим вторым отцом. Ты бы отошел в сторону?

– Если бы следствие вел ты, отошел бы.

Арман вышел, зная, что он сейчас слышал по крайней мере одну ложь. И сам по меньшей мере один раз солгал.

Он позвонил миссис Макгилликадди и попросил ее не отрицать, что в ежедневнике Стивена есть упоминание о заседании совета директоров.

– Только, может быть, не говорите, в каком ежедневнике.

Покинув универмаг БХВ, Рейн-Мари Гамаш поспешила домой. Она еще раз приняла душ и переоделась, а потом, не давая себе времени поразмыслить, набрала телефонный номер.

– Доктор Дюссо? Моника?

– Oui?

– Это Рейн-Мари Гамаш.

– Ой, а я как раз собиралась позвонить вам – хочу пригласить вас с мужем на ужин. – Голос Моники Дюссо звучал тепло и приветливо. – Клод сказал мне, что случилось вчера вечером. Какое несчастье!

Рейн-Мари встречалась с Моникой всего несколько раз, но эта женщина вызывала у нее глубокую симпатию. Доктор Дюссо была педиатром и имела практику на Монпарнасе, неподалеку от Парижских катакомб.

«Это что-то наподобие кармы, – сказала она как-то Рейн-Мари. – Я живу с человеком, знающим немало тайн, а теперь еще живу над этими таинственными туннелями. Единственное различие между ними в том, что у катакомб есть скрытые глубины».

Она тогда рассмеялась и с нескрываемой любовью посмотрела через стол на своего мужа.

– А может, вы придете к нам? – сказала Рейн-Мари. – Как-нибудь по-простому. Честно говоря, я только что вернулась домой, и у меня нет желания опять выходить на улицу. Я знаю, что мужчинам захочется поговорить, а я бы предпочла побыть в вашем обществе.

– Но вы, наверное, устали.

Рейн-Мари действительно устала и теперь с трудом верила, что приглашает гостей на ужин. Но это был единственный способ…

– Знаете, работа в кухне меня успокаивает. Приходите, пожалуйста. Никого, кроме нас, не будет. En famille.

– Позвольте мне хотя бы десерт принести.

На том они и порешили. «Теперь пути назад нет», – подумала Рейн-Мари, пытаясь понять, как к этому отнесется Арман.

Она посмотрела на коробочку, лежащую на туалетном столике. Потом открыла нижний ящик комода и спрятала ее под слоями свитеров. Не от Армана, а от гостей, которые придут вечером.

Было без двадцати три, когда Жан Ги отметился на выходе.

Теперь дежурил другой охранник – не тот, который приходил к нему. Но тоже в хорошей физической форме. Тоже сосредоточенный. Как же Бовуар не замечал этого ранее? На этих мужчинах и женщинах не было ни грамма жира. Они смотрели на тебя проницательными, умными глазами. Внимательными. Подозрительными.

Выйдя за дверь, он пошел быстрым размеренным шагом.

Ему не терпелось посмотреть на свою распечатку и на то, что он снял на телефон.

Впереди был вход в метро. Жан Ги спустился по эскалатору, прошел в помещение станции и остановился в ожидании поезда.

Войдя в вагон, он вытащил телефон, чтобы проверить, что же у него получилось.

Прежде чем включить телефон, он посмотрел налево и увидел скучающих пассажиров, читающих «Монд» или вперившихся в экраны своих смартфонов.

Потом бросил взгляд в другую сторону.

И увидел его. Охранника Луазеля. Того, который заходил к нему.

Этот человек смотрел на него. Даже не пытаясь скрыть свое присутствие, свой изучающий взгляд.

Было без двадцати три, когда Рейн-Мари снова вышла из химчистки.

Когда она в первый раз зашла в этот день в химчистку и оставила там свою пропахшую одежду, ей вежливо улыбались. Притворяясь, что не замечают убийственных запахов.

На этот раз никакого притворства не было.

– Вы работаете на парфюмерной фабрике, мадам Гамаш? – спросила молодая женщина, держа ее одежду двумя пальцами на вытянутых руках.

– Нет. Просто я опробовала духи.

– Через пожарный шланг?

Рейн-Мари рассмеялась и поспешила выйти из чистки.

На улице Архивов она повернула к дому Розлин и Даниеля. Потом передумала и пошла в противоположном направлении.

Было без двадцати три, когда Арман вошел в больницу Отель-Дьё.

Медсестра перекинулась с ним парой слов. Никаких изменений. И это, сказала она, хорошая новость. По крайней мере, месье Горовицу не стало хуже.

Обменявшись несколькими словами с охранником у дверей, Арман вошел в палату Стивена. Он поцеловал своего крестного в лоб. Потом подошел к изножью кровати и открыл бумажный пакет, приготовленный для него Рейн-Мари.

Откинув одеяло с ног Стивена, Арман брызнул увлажнителем себе на руки и принялся осторожно массировать ноги Стивена, рассказывая ему о событиях дня. О семье. О миссис Макгилликадди.

– А Жак из «Лютеции» передает: «Fluctuat nec mergitur». Я думаю, это означает: «Оплати свой счет в отеле, поц».

Арман подождал, словно рассчитывая на какую-то реакцию.

Он укрыл ноги Стивена, надел очки и, сев рядом с кроватью, принялся читать вслух о небывалом урожае винограда в Бордо и об атомных электростанциях, вводимых в строй по всему миру с целью отказаться от ископаемого топлива.

Потом он нашел сообщение информационного агентства Франс Пресс – историю о черепахе из Марселя, которая умела предсказывать победителей на скачках. Он стал читать ее вслух, чтобы досадить Стивену.

Но, прочитав несколько предложений, Гамаш замолчал. Он снял очки, взял своего крестного отца за холодную руку и стал ее согревать в своих ладонях.

Потом Арман закрыл глаза и прошептал:

– Радуйся, Мария, благодати полная! Радуйся, Мария, благодати полная!

Он повторял эти слова снова и снова. Он знал и остальную часть молитвы, но повторял только первую строку.

– Радуйся, Мария, благодати полная!

А потом уронил голову на руку Стивена и принялся шептать, повторяя раз за разом:

– Помоги мне, Господи, помоги мне.

Рейн-Мари тихо вошла в больничную палату и остановилась в полутьме, наблюдая.

Голова Армана лежала на руке Стивена. Его голос был приглушен простынями.

Но Рейн-Мари знала, что он делает.

«Ш-ш-ш, ш-ш-ш, – подумала она. – Шепчи, кто смеет. Арман Гамаш читает свою молитву».