В решающий момент158 работы над сценарием159 «Возвращения джедая», третьего фильма «Звездных войн», вдохновитель и создатель франшизы Джордж Лукас не на шутку поспорил со своим главным соавтором Лоуренсом Кэзданом. Последний считал: «Люк должен погибнуть, а Лея стать главной героиней». Лукас незамедлительно отверг идею. Кэздан настаивал, что, если оставить в живых Люка, придется убить какого-нибудь другого основного персонажа. Лукас не соглашался: «Совершенно незачем кого-то убивать». Кэздан ответил пылким заявлением о природе кино: он убеждал Лукаса, что «фильм окажет более глубокое воздействие на зрителя, если любимый герой погибнет по ходу действия; вся история вызовет больше эмоций».
Лукас незамедлительно возразил: «Мне это не нравится, и я этому не верю».
Такой ход рассуждений выглядит иначе, чем тот, с которым вы столкнулись на примере Билла-бухгалтера, в свободное время играющего джаз. Перечитайте еще раз слова Лукаса: сначала «не нравится», а затем «не верю». Лукас ответил Кэздану на автомате, и ответ помог ему мотивировать свою позицию (пусть он в итоге и оказался прав).
Пример иллюстрирует особый тип искажений, который мы называем предопределенностью вывода, или предвзятостью. Подобно Лукасу, мы часто запускаем процесс вынесения оценок с намерением прийти к определенному заключению. Когда мы так делаем, то позволяем нашей быстрой, интуитивной Системе 1 подсказать решение. Затем мы либо перескакиваем к этому решению и пропускаем процесс сбора и систематизирования информации, либо мобилизуем Систему 2 – а ей свойственно сознательное мышление, – чтобы предложить аргументы, которые подкрепят нашу импульсивную оценку. В этом случае факты будут выборочными и искаженными160: вследствие заданности восприятия и желательности события мы будем стремиться подбирать и интерпретировать их избирательно, отдавая предпочтение тому суждению, которому мы уже верим или желаем, чтобы оно было правильным.
Люди часто выискивают правдоподобные обоснования своим суждениям и искренне считают их источником своей уверенности. Вот хороший тест на выявление роли предвзятости: вообразите, что аргументы, которые якобы подкрепляют вашу уверенность, внезапно опровергнуты. Например, Кэздан мог бы возразить Лукасу, что его слова «Совершенно незачем кого-то убивать» – не такой уж неотразимый довод. Автор «Ромео и Джульетты» не согласился бы с Лукасом; а если бы сценаристы «Клана Сопрано» и «Игры престолов» не решились на убийства персонажей, то возможно, эти сериалы не протянули бы больше одного сезона. Однако можно побиться об заклад, что и самый серьезный контраргумент не заставил бы Лукаса передумать. Напротив, он нашел бы другие доводы в свою пользу. Допустим, что «Звездные войны» – особый случай!»
Предвзятость встречается на каждом шагу. Как и в примере с реакцией Лукаса, они часто имеют эмоциональную составляющую. Психолог Пол Словик назвал это явление эвристикой аффекта: люди формируют свое мнение, ориентируясь на чувства. Нам многое нравится в политиках, которым мы симпатизируем, и в то же время нам неприятны даже внешний вид и голоса других политиков, которых мы терпеть не можем. Вот единственная причина, которая заставляет серьезные фирмы неустанно работать над тем, чтобы их бренд вызывал позитивные ассоциации. Замечено, что у профессоров, преподавание которых получает высокую оценку, студенты также высоко оценивают учебный материал курса. А там, где студентам не особо нравится преподаватель, тот же самый обязательный к прочтению материал воспринимается намного хуже. Похожий механизм задействуется и при отсутствии эмоциональной составляющей: невзирая на истинные причины своей уверенности, вы склонны принять любой аргумент в ее пользу, даже если умозаключения ошибочны161.
Неявный пример предопределенности вывода – эффект якорения, при котором на количественную оценку влияет произвольное число. Вот типовая демонстрация162 эффекта: вам показывают вещь, цену которой сложно определить – например, бутылку вина неизвестного происхождения. Вы должны записать две последние цифры номера вашей карты социального страхования и решить, готовы ли вы заплатить за вино эту сумму в долларах. Затем вас просят подтвердить максимальную сумму, которую вы заплатили бы за ту же бутылку. Результат доказывает, что номер вашей карты социального страхования влияет на конечную цену, то есть эффект якорения налицо. В одном из исследований люди, чей номер карты «сгенерировал» значительную сумму (более 80 долларов), заявляли, что готовы заплатить примерно в три раза больше, чем те, у кого был слабый якорь (менее 20 долларов).
Понятно, что номер карты социального страхования никак не должен воздействовать на вашу оценку стоимости вина – и тем не менее это так! Якорение – чрезвычайно грубый эффект; зачастую он преднамеренно используется в процессе переговоров163. Когда вы торгуетесь на базаре или заключаете крупную коммерческую сделку, вам выгодно сделать первый ход, потому что получатель якоря невольно сочтет, что по какой-то причине ваше предложение может быть обоснованным. Люди всегда стараются придать смысл тому, что слышат; сталкиваясь с неправдоподобно большой суммой, они автоматически припоминают соображения, которые могут уменьшить неправдоподобие.
Вот еще один эксперимент, который поможет вам понять на опыте третий тип искажений. Вам предстоит прочесть характеристики одного из кандидатов на руководящую должность – четыре слова, каждое из которых написано на отдельной карточке. Вы перемешиваете карточки и достаете две из них; они содержат следующие характеристики:
Умный. Настойчивый.
Было бы разумнее отложить вынесение суждения до получения полной информации, однако происходит совсем другое: вы уже дали оценку кандидату, и она положительна. Это случилось нечаянно. Вы не контролировали процесс, и отсрочка не состоялась.
Затем вы открываете оставшиеся две карточки. Теперь перед вами полный список.
Умный. Настойчивый. Хитрый. Беспринципный.
Вы относитесь к кандидату уже не так благосклонно, однако оценка изменилась незначительно. Сравните с описанием кандидата при перемешивании карточек в другом порядке:
Беспринципный. Хитрый. Настойчивый. Умный.
Во второй раз на карточках представлены те же характеристики, однако из-за того, что они выложены перед вами в другом порядке, кандидат выглядит явно менее привлекательным, чем в первом случае. Слово «хитрый», когда оно выпадало после «умного» и «настойчивого», воспринималось лишь умеренно негативным, поскольку мы все еще верили – без всяких на то оснований, – что кандидат стремится к должности, преследуя благие цели. Однако прочтенное сразу после «беспринципности», слово «хитрость» уже внушает страх. В данном контексте ум и настойчивость больше не являются положительными качествами: плохой человек представляется еще более опасным.
Этот эксперимент демонстрирует избыточную когерентность164: у нас быстро складывается впечатление, а вот изменить его – процесс более медленный. В последнем примере у нас мгновенно сформировалось положительное отношение к кандидату, причем без достаточных оснований. Заданность восприятия – та же самая тенденция, которая заставляет под влиянием предвзятости пренебрегать конфликтующими фактами, – побудила нас придать меньшую значимость более поздней информации. (Еще один термин для описания этого феномена носит название эффект ореола – когда кандидат окружен позитивным ореолом и оценивается по первому впечатлению. В главе 24 мы увидим, что эффект ореола является серьезной проблемой при подборе кадров.)
Рассмотрим другой пример. Власти США потребовали от сетевых ресторанов указывать в меню калорийность блюд, чтобы дать возможность потребителям знать, какое количество калорий содержится в чизбургерах, гамбургерах, салатах и так далее. Однако изменят ли люди свой выбор, увидев эти цифры, – вопрос спорный и неоднозначный. Но в ходе одного из показательных исследований165 выяснилось, что маркировка оказывала большее влияние на посетителей ресторанов, если она была расположена слева от названий блюд. Размещенную слева информацию клиенты читают в первую очередь и, очевидно, еще не увидев название блюда, мысленно восклицают «Тут масса калорий!» или «Калорий не так уж и много». Исходная позитивная либо негативная реакция в значительной степени определяет их выбор. И наоборот, если посетители видят сначала название блюда, они, вероятнее всего, думают «Какая вкуснятина!» или «Ничего особенного» и уже потом обращают внимание на калорийность. И снова исходная реакция в значительной мере определяет их выбор. Гипотеза получила поддержку в исследованиях других ученых, которые обнаружили, что для говорящих на иврите, где слова пишутся справа налево, более значимо указание калорийности справа.
В общем, мы делаем поспешные выводы, а потом уже не можем отступиться. Мы полагаем, наше мнение основано на фактах, однако принимаемые во внимание факты и их интерпретация, скорее всего, искажены – по меньшей мере настолько, чтобы соответствовать нашей первоначальной скоропалительной оценке. В результате мы в полной мере сохраняем логичность истории, которая уже сложилась у нас в голове. Процесс, конечно, впечатляющий – если выводы оказались верными. Однако, когда первоначальное мнение неверно, а мы упорно придерживаемся его даже перед лицом противоречащих фактов, подобная тенденция, вероятнее всего, умножит ошибки. Эффект трудно поддается контролю, поскольку уже полученную информацию невозможно игнорировать и зачастую сложно забыть. В ходе судебных процессов судьи порой инструктируют присяжных, чтобы те пренебрегали неприемлемой частью услышанных доказательств; вот только соблюдать эту инструкцию нереально (хотя она достаточно полезна в юридических дискуссиях, когда аргументы, недвусмысленно основанные на подобных «фактах», можно отклонить).