Глава двенадцатая
От гриппа не спастись

Итак, «испанка» продолжила свою кампанию глобального террора, и производители продуктов питания и фармацевтики ухватились за коммерческий потенциал эпидемии. Респектабельные патентованные бренды, такие как Oxo и Milton, Jeyes’ Fluid и Black & White Whisky, покупали рекламные площадки вместе с шарлатанами и продавцами змеиного масла, стремясь убедить отчаявшуюся общественность приобрести их товар. Наряду с безрецептурными лекарствами напуганные семьи также обратились к народным средствам, традиционным, обнадеживающим и знакомым им издавна, будь то лук, асафетида (зловонная пряность, исторически используемая для лечения болей в области груди) или опиум. По мере того как росла смертность, увеличивалась и готовность пробовать все что угодно, чтобы спасти себя и своих близких от ужасной смерти. И в то время как попытки разработать вакцину против испанского гриппа терпели неудачу, врачи изобрели другие методы ухода за его жертвами, от «лечения на крыше», где пациентов оставляли на свежем воздухе, до эксперимента с перманганатом калия на учениках британских частных школ.

Со времени кажущейся безобидной первой волны в начале весны 1918 года до нарастающей второй волны испанского гриппа, охватившей мир в последние месяцы года, ежедневно в газетах появлялось все больше объявлений о лекарствах от гриппа – так фармацевтические компании паразитировали на тревогах читателей и пожинали плоды. Все газеты от лондонской The Times до The Washington Post страница за страницей заполнялись десятками объявлений о профилактических мерах и безрецептурных средствах.

«Грипп! – объявляла реклама, превозносящая достоинства таблеток „Формаминт“. – Сосите таблетку всякий раз, когда входите в полное микробов место».

В другой рекламе сообщалось, что, «поскольку испанский грипп является сильной формой заболевания», читатели должны принимать слабительное «Бромхинин» в больших дозах, чем обычно, в качестве профилактической меры. Для тех, кто уже заболел, «Каскар-хинин бромид Хилла» обещал облегчение, как и «Мазь доктора Джонса», ранее таинственно известная как «бобровое масло» и предназначенная для облегчения кашля и насморка. Спрос на «VapoRub Вика», все еще популярный сегодня, был усилен рекламой в прессе, предупреждающей о неизбежном дефиците:

«Крем-бальзам Эли», который «может предотвратить испанский грипп при нанесении в полость носа», по-видимому, был просто подделкой. Более традиционные средства были доступны в виде знаменитого «Травяного лекарства Лидии Э. Пинкхэм» и «Меда Хэйла из белокудренника и смолы».

Из-за угрозы испанки привычные предметы домашнего обихода стали вдруг наделяться магической силой. В то время как читатели The Nottingham Journal были мудро информированы, что «Oxo заметно компенсирует нехватку мяса» [1], еще одна более продуманная реклама гласила, что Oxo «укрепляет иммунитет против гриппозной инфекции». Согласно свидетельству, полученному «от врача»,

Если Oxo не устраивал, «Солодовое молоко Хорлика» рекомендовалось в качестве диеты во время и после гриппа» [3].

Американцам сообщили, что их гражданский долг – «Есть больше лука!» – как часть патриотического движения против гриппа. Один плакат провозглашал: «Сегодня прибыла луковая машина с надписью «красный, белый и синий – ешьте много лука каждый день и держитесь подальше от гриппа» [4].

Американская мать довела это предложение до крайности и накормила свою больную дочь сиропом из лука, прежде чем обложить ее овощем с головы до ног. К счастью, итог оказался удачным, и ребенок выжил [5].

В то время как истинная природа испанского гриппа все еще только ожидала открытия, и врачи, и обыватели знали, что нужно избегать бактерий и микробов. В результате современные газетные объявления выявили навязчивую одержимость личной и домашней гигиеной. Когда испанский грипп вторгся в среднюю Британию, в The Nottingham Journal появилась реклама «очищенного карболового мыла Госсейджес» по 9 центов за фунт, рекомендованного по «предписаниям врачей» для мытья полов, умывальников, ванн и туалетов. «Оно дезинфицирует так же, как и очищает. Используйте его для всех целей». Читателям также напомнили, что «ни один дом не безопасен без „Милтона“» (стерилизующего раствора) [6]. В Рептоне, школе-интернате для мальчиков в Дербишире, школьный врач экспериментировал, давая мальчикам нюхательный табак и опрыскивая их горло раствором перманганата калия, неорганического химического соединения, используемого в качестве антисептика, с явно успешными результатами: уровень распространенности инфекции был низким [7].

Общепринятые медицинские рекомендации по лечению гриппа предлагали использовать морфий, атропин, аспирин, стрихнин, белладонну, хлороформ, хинин и, что тревожно, керосин, который капали на кусочек сахара. Наряду с этим процветали народные средства. Если лекарство из аптеки не смогло облегчить симптомы, многие пациенты и их семьи обращались к более традиционным методам. Одним из популярных средств в Южной Африке было положить кусочек камфары в мешочек и повесить его на шею пациента. Одна восьмилетняя девочка, не желая рисковать, объявила, что носит на шее мешочек с камфарой, «чтобы отогнать немцев» [8]. Эта практика была настолько распространена, что более полувека спустя в доме престарелых пожилая южноафриканская леди, пережившая пандемию 1918 года, отказалась от прививки против гонконгского гриппа 1969 года. «Мне она не нужна, – настаивала она. – У меня еще есть камфорный мешочек» [9].

В Северной Каролине молодой Дэн Тонкель носил на шее мешочек с асафетидой, полагая, что вонючий экстракт защитит его. «Воняло ужасно, – вспоминал он [10]. – Люди думали, что этот запах убьет микробов. Поэтому мы все носили мешочек асафетиды и пахли гнилой плотью» [11]. В Филадельфии Гарриет Феррел натирали древесной корой и серой, заставляли пить травяные чаи и капали на кусок сахара скипидар и керосин. Гарриет тоже подверглась лечению асафетидой, но отнеслась к этому философски: «Мы пахли ужасно, но это было нормально, потому что все плохо пахли» [12]. «Валлийская цыганка», горничная Роберта Грейвса, пользовалась еще более необычным средством: оно состояло из «ноги ящерицы в мешочке, носимом на шее» [13]. Это было явным успехом, так как она была единственным человеком в семье Грейвсов, у которого не развился испанский грипп. В Южной Африке традиционное лечение состояло в том, чтобы положить недавно убитое животное на грудь пациента [14].

Успех традиционных средств во многом обязан эффекту плацебо, хотя не всегда было возможно проследить за результатами. В Медоу, штат Юта, Уильям Рей был назначен санитарным врачом и все время разъезжал от дома к дому и от фермы к ферме, проверяя семьи, чтобы узнать, кто болен и нуждается в помощи. Однажды утром в сопровождении городского шерифа Джорджа Бушнелла Рей выехал проверить группу индейцев, племени, жившего в Юте, под названием пахванты, разбивших лагерь в шести милях от города на краю каньона [15]. Грипп поразил лагерь, и Рей с Бушнеллом пришли в ужас, обнаружив, что индейцы соблюдают свой традиционный обычай сидеть вокруг мертвых и петь об их счастье в охотничьих угодьях [16]. Рей и Бушнелл перенесли тела в отдельные палатки, которые они зашили до тех пор, пока трупы не были похоронены. Затем они обратили свое внимание на живых.

«Индейцы стонали: „Медицина, медицина, медицина". Знахарь был болен. Рей и Бушнелл спросили вождя (который был так болен, что едва мог говорить), не могут ли они принести какое-нибудь лекарство из Медоу» [17].

Единственный врач Медоу тоже был болен гриппом, поэтому Рей отправился навестить местную знахарку тетю Марту Адамс, которая дала ему несколько снадобий, в том числе белокудренник – растение, используемое как отхаркивающее и традиционное средство от лихорадки. Рей принес их домой и тушил в девятнадцатилитровом котле для стирки, добавляя другие продукты, включая бекон, – поскольку считалось, что обертывание ломтика бекона вокруг шеи вылечит боль в горле, – и все остальное, что, как он думал, могло помочь. «И мы приготовили это варево, оно пахло лекарством и было на вкус как лекарство, и положили много меда, чтобы оно было вкусным, – вспоминал сын Рея – Ли. – Потом мы разлили его по бутылкам и наклеили этикетку: „Лекарство от гриппа". Конечно, это не было настоящей медициной, но людям становилось легче, потому что они думали, что это поможет» [18].

Лекарство доставили в лагерь, и молодой Ли наблюдал с безопасного расстояния, как индейцы пили его, а мужчины рыли могилы. Ли и его отец так и не узнали, помог ли их отвар. Как только индейцы достаточно поправились, чтобы отправиться в путь, представители племени пахвант сложили свои палатки и ушли. «Они испугались и просто ушли, – сказал Ли. – Я не знаю, куда они делись» [19].

На Глубоком Юге были популярны и другие традиционные средства лечения. В Луизиане суперинтендант Методистской больницы рекомендовал поместить на грудь больного одеяло из полыни, положенное между слоями фланели и смоченное в горячем уксусе [20]. Некоторые жители Нового Орлеана обращались к вуду и покупали амулеты против испанского гриппа. Они состояли из «чего угодно, от белого куриного пера до лучшей левой туфли» [21]. Другие средства вуду предполагали выполнение заклинания три раза в день, втирая уксус в лицо и ладони: «Кислый-кислый уксус, держи болезнь подальше от меня» [22].

Виски всегда было традиционным средством от простуды и гриппа, и цены на напиток в Соединенных Штатах резко выросли во время эпидемии. В Дании и Канаде алкоголь был доступен только по рецепту врача, в то время как в Польше коньяк считался высокоэффективным лекарственным средством. Одна отважная душа в Новой Шотландии рекомендовала выпивать четырнадцать рюмок джина подряд в качестве лекарства от испанского гриппа [23]. Результат этого эксперимента был неизвестен; если пациент и выжил, то он, без сомнения, совершенно забыл о происшедшем.

В Британии Королевский колледж врачей заявил, что «алкоголь ведет к катастрофе», этот вывод многие проигнорировали [24]. Бармен лондонского отеля «Савой» создал новый коктейль на основе виски и рома и окрестил его «оживший труп» [25]. А Джон Фревер, солдат из Уисбека, Кембриджшир, приписывал свое выздоровление виски.

Во всеобщей панике, вызванной эпидемией испанского гриппа, многие считали, что сам воздух ядовит. Одна женщина в итальянском городе Ситерно так тщательно опечатала свой дом, что умерла от удушья [27]. Ли Рей из Медоу, штат Юта, вспоминал одну семью, которая опечатала свой дом. «Они затыкали замочные скважины, закрывали окна и даже закрывали печку» [28].

Отец Роя Бринкли, издольщик из Макс Медоуз, Вирджиния, решил, что свежий воздух может оказаться смертельным во время эпидемии, и запер жену и четверых детей в одной комнате. Семья провела семь дней, сидя вокруг дровяной печи, пока та не загорелась. Когда его семья покинула дом и укрылась на огороде, Бринкли был убежден, что свежий воздух убьет их. На всю оставшуюся жизнь Рой запомнил внезапный порыв свежего воздуха и вид капусты, огромной, как лохань для мытья посуды. Но, оказавшись на улице, вся семья вскоре пришла в себя [29].

Многие врачи считали, что свежий воздух не только не смертелен, но жизненно необходим для выздоровления пациента, поскольку он уносит заразу из комнаты больного. Когда врач в Галифаксе, Йоркшир, разбил окно скалкой, он сообщил, что его задыхающиеся пациенты немедленно начали выздоравливать. В канадской провинции Альберта один врач лечил своих пациентов в палатках и все они выздоравливали. В Оспедале Маджоре в Милане пациенты, проходившие лечение во внутреннем дворе из-за нехватки места, выздоравливали быстрее, чем те, которые заболели одновременно с ними [30]. Доктор Леонард Хилл из Лондонской больницы рекомендовал всем спать на открытом воздухе, убежденный, что прохладный воздух стимулирует циркуляцию крови и помогает вывести токсины из организма [31].

Спорный подход медперсонала больницы Рузвельта в Нью-Йорке заключался в том, что детей помещали на крышу, чтобы они могли дышать свежим воздухом. Защищенные от ветра ширмами, они укладывались спать с грелками [32]. В то время как широкая общественность считала это лечение возмутительным, шесть клиник Массачусетса последовали примеру больницы Рузвельта. В начале октября 1918 года доктор Луис Кроук из Бостона основал терапевтическое сообщество на Кори-Хилл. За больными ухаживали в палатках, согревали горячими кирпичами, завернутыми в газеты, а медперсонал делал импровизированные маски, набивая газетами сита. Результаты оказались успешными: только 35 пациентов из 351 умерли по сравнению с больницами в Бостоне, где погибла половина больных гриппом [33]. В Лондоне доктора Уильяма Байама, который занимался исследованием траншейной лихорадки на фронте, вызвали обратно в Англию для лечения больных гриппом в больнице в Хэмпстеде. Палаты заполнялись пациентами, а морг был забит телами до потолка, так как не было дерева, из которого можно было бы сделать гробы. Многие жертвы умирали от пневмонии, демонстрируя характерный для цианоза сине-фиолетовый цвет. Когда появился еще один пациент, у которого развилась «страшная форма пневмонии» и цианоз, ему тоже не суждено было выжить. По словам Байама, персонал «не видел случая выздоровления от “синей” пневмонии» [34]. Кроме того, пациент сильно пил. Байам уговорил жену этого человека навестить его, хотя она сделала это неохотно, избегая его в течение двадцати лет и не имея намерения «позволить ему снова овладеть ею» [35]. Байам должен был убедить жену больного, что ее муж все равно что мертв, прежде чем она снизошла до визита в больницу.

Когда приехала жена больного, она обнаружила, что ее бывший муж стал темно-фиолетовым, у него затрудненное дыхание и слабый пульс. Чтобы обеспечить пациента кислородом, Байам вставил две полые иглы в кожу его груди и подсоединил их к большому кислородному баллону. В ту ночь дежурная медсестра заснула, вероятно, измученная требованиями пациентов, хотя, возможно, это произошло из-за зубной анестезии. Какова бы ни была причина, медсестра, должно быть, упала на клапан, регулирующий поток кислорода, потому что, когда она пришла в себя, кислородный баллон был совершенно пуст. Что же касается пациента, то он

Состояние, вызванное иглами, было «хирургической эмфиземой легких», вызванной воздухом, или в данном конкретном случае кислородом, в подкожных тканях. Удивительно, но пациент выжил, и вскоре его выписали. Байам пришел к выводу, что поступление кислорода под давлением высвободило кровоток пациента. Единственным человеком, оставшимся неудовлетворенным всем этим эпизодом, была жена пациента, которая не была впечатлена тем фактом, что ее муж все еще был жив, и обвинила Байама во лжи.