При первых проблесках зари запах сделался таким смрадным, что перебил уже и так с трудом выносимую вонь баков с отходами и стоящих вереницей мобильных туалетов, засорившихся и переполненных больше недели. Зловоние было таким сильным, что разбудило Адама.

Когда он раздвинул полотнища своей палатки, облако черных мух на мгновение поднялось над брошенным прямо перед входом трупом бродячей собаки со вспоротым сверху донизу животом, ее внутренности лежали рядом. Замахав руками, он выгнал мух из палатки, куда они уже проникли.

Поскольку логично было бы предположить, что пес не пришел сам на дюну Адама, чтобы покончить с собой, выпотрошив собственные кишки, имело место послание, столь же внятное, сколь и наглядное. Килани еще спал, и Адам решил избавить его от этого зрелища. Чтобы вытащить пса из «Джунглей», Адам ухватил его за лапу и, оставляя за собой красный след, двинулся по заасфальтированной дороге, вошел в лес и углубился в него метров на пятьдесят, прежде чем оставить падаль у подножия какого-то дерева.

Вернувшись через четверть часа, Адам обнаружил, что Килани уже проснулся. Мальчонка взял слегка расплавившуюся на солнце старую пластмассовую миску и, присев на корточки, двумя руками наполнял ее тягучими собачьими внутренностями. Несколько лет назад он уже потрошил одну из своих коров, которая перестала давать молоко, так что, похоже, занятие вызывало у него не больше отвращения. Выпачканными в крови руками он засыпал это месиво горстями песка.

Угроза афганцев не вызывала сомнений, так что Адам решил последовать многократным советам Усмана и наметил грядущее переселение к суданцам. Но всему свое время.

— Пошли, — сказал он Килани. — Выбросим все это в лесу. И помоемся в море.

При мысли о прогулке на пляж Килани с миской карминной жижи в руках заулыбался.

Тщательно вымытый в море и уже поставивший палатку Адама, хотя сириец даже не просил об этом, Килани теперь старательно вбивал колышки своей. Усевшись у костра, Усман поставил на угли кастрюльку с водой.

— В Афганистане они называют это «бача-бази». Буквально «играть с мальчиками». Это традиция. Ты украл их «мальчика», они говорят тебе, что не забудут этого. Ты правильно сделал, что пришел жить в наше поселение, но мне еще следует поговорить с остальными о предупреждении, которое ты получил сегодня утром. Хотя я и старейшина поселения, решение о вступлении в войну с афганцами принимается сообща.

— Понимаю, — согласился Адам. — Тогда скажи мне, как я могу переправить Килани в Англию. Ты говорил мне, что пытался больше двадцати раз. Хотя у тебя и не получилось, ты должен знать, как к этому правильно подойти. Если Нора и Майя приедут, я уже не смогу держать его при нас. Мы уедем, и он останется один.

Он впервые употребил слово «если». Усман предупреждал Адама о том, что надежда, когда слишком за нее цепляешься, может превратиться в помешательство. Однако то, что Адам сдался, пусть всего одним словом, не доставило суданцу никакого удовольствия.

— Ты знаешь, что это будет стоить тебе много денег?

Адам машинально прикоснулся к слегка выпирающей поясной сумке под футболкой.

— У меня есть. Я хочу знать, чему научил тебя твой опыт. Каких ошибок следует избегать и как за это взяться?

Усман снял кастрюлю с огня и заварил две плошки чая, а Килани тем временем натягивал между двумя палатками кусок ткани, чтобы иметь немножко тени.

— Бритва. Мешок для мусора. Презерватив и спасательное одеяло. Это основное, — начал перечислять Усман. — Бритву надо обжечь, чтобы расплавить пластмассу, окружающую лезвие: им придется распороть брезент, чтобы влезть в грузовик. Мешок для мусора — чтобы накрыться им с головой, когда придут таможенники. У них есть детекторы, распознающие углекислый газ, который мы выдыхаем. Надо задержать дыхание как можно дольше и выдыхать совсем понемножку. Спасательное одеяло блокирует тепло, и тепловизор вертолетов не увидит мальчишку. Пока что ты можешь найти такое у гуманитарных организаций.

— А презерватив?

— Это на случай стресса. Страх не дает покоя животу, сворачивает жгутом внутренности. Это своего рода переносной туалет, если хочешь.

Адам представил себе Килани с мусорным мешком на голове, в спасательном одеяле — будто маленький золотистый робот, сляпанный из подручных материалов. Или пугало для фликов.

— Но даже правильно экипировав его, ты должен будешь решить две важные проблемы. Во-первых, заплатить перевозчику, а при твоих отношениях с афганцами придется обращаться к албанцам. Не спрашивай, какой из двух вариантов хуже, я понятия не имею.

— Перевозчик через Средиземное море — это я могу понять, — сказал Адам. — Они находят судно, плывут вместе с тобой, вместе с тобой подвергаются опасности. Но тут-то не афганцы находят грузовик, не они сидят за рулем…

— В Ливии или в Египте перевозчики на судне представляют собой необходимое зло. Никто другой не может переправить тебя через море. Здесь перевозчики не делают ничего: только строят и поджигают заграждения, чтобы затормозить грузовики. Это настоящие воры. Они контролируют зоны отдыха и транспортные развязки, и если они поймают тебя при попытке забраться в грузовик, не заплатив, то прогонят. Если просто изобьют, тебе крупно повезло. Некоторые от их побоев помирают. Как я тебе уже сказал, афганцев больше, поэтому они действуют как мафия. Они присваивают часть всего, что в «Джунглях» может давать прибыль. Но повсюду в мире, каков бы ни был уровень бедности или нищеты, ты всегда обнаружишь человека без сердца, который попытается извлечь выгоду. Афганца или кого-то другого.

— А что за вторая проблема?

— Полиция, друг мой. Они рыщут по грузовикам лучше, чем собаки, и ты никогда не знаешь, сколько их будет. Иногда, чтобы сбить их с толку, афганцы поджигают несколько заграждений на разных транспортных развязках, но это редко. Потому что требует большей организованности. Да и, честно говоря, перевозчикам плевать, удалось тебе перебраться или нет, потому что твои деньги уже у них.

— И вы им позволяете? — удивился Адам. — Ты не производишь впечатления безответного человека, который все стерпит.

— Мы много раз протестовали, но тебя тогда еще не было в «Джунглях». Афганцы против суданцев. Мачете и железные прутья, у некоторых даже было огнестрельное оружие. Многие сотни людей бьются всю ночь. Мы сжигаем их поселение, они сжигают наше; мы убиваем одного из них, они ранят десяток из нас. И потом — они всегда в большинстве. Надо точно знать, когда шансы не на твоей стороне. Так что теперь, с тех пор как я старейшина поселения, у меня с ними договор.

— Те самые делишки, о которых ты мне говорил?

— Ничего, чем я мог бы гордиться, уверяю тебя. Когда сюда прибывает суданец, у которого есть деньги, чтобы оплатить попытку, — чаще всего это деньги, собранные его родней по всей стране, — он связывается со мной. Я представляю его афганцам, они дают нам специальную цену, а я получаю свою сотню евро.

— А если переход проваливается?

— Тогда у несчастного больше нет денег. И он становится частью «Джунглей».

Адам старался не смотреть на собеседника.

— Я же тебе уже сказал: повсюду в мире есть люди, которые не преминут воспользоваться бедственным положением других. Я тебя разочаровал? — спросил его Усман.

— Ты выживаешь. Я не осуждаю.

Адаму была невыносима сама мысль о том, чтобы войти в контакт с обосновавшимися в центре Кале албанскими перевозчиками, но не менее трудновыполнимой представлялась ему необходимость сбора информации для полиции как способ облегчить переход Килани. Он подумал, не согласится ли «Бастуан» еще раз помочь ему. Он отошел подальше от суданского поселения, присел на камень по другую сторону заасфальтированной дороги, у входа в лес, и набрал его номер.

Когда на экране мобильника Бастьена высветилось имя «Адам», Миллер колебался, ответить ли. Впрочем, он сам чуть было не набрал сегодня его номер. Телефон звонил много раз, пока Эрика, удивленная, что Бастьен не снимает трубку, не подняла голову от своего протокола. Потом аппарат перестал вибрировать.

— Кто-то нежелательный? — поинтересовался догадливый Корваль.

— Нет, ничего, — заверил Бастьен, поднимаясь со стула. — Схожу за кофе. Сейчас вернусь.

Эрика проводила его взглядом. Она нахмурилась и выглядела немного раздосадованной. Выходя из кабинета, он это заметил. Лейтенант все больше скрытничал, и отсутствие доверия оскорбляло ее.

— Чем он занят, этот Миллер? — спросил догадливый Корваль.

— Ему виднее. Он лейтенант, — грубо одернула Эрика. Настроение у нее испортилось.

Во внутреннем дворике комиссариата Бастьен закурил, плечом прижав телефон к уху. Он курил одну-две сигареты в день, а эта показалась ему необходимой. Сириец в «Джунглях» почти мгновенно ответил, они поприветствовали друг друга.

— Буду с тобой честен, Адам. Твои фотографии произвели большой эффект. Мне надо с тобой повидаться.

— Я тоже нуждаюсь в твоей помощи. Для Килани, того мальчика. Я могу зайти к тебе на службу?

Бастьен был хорошим учеником и учился на собственном опыте. Поэтому постарался быть по телефону более сдержанным, чем обычно.

— Я думаю, что тема наших разговоров требует более личной обстановки. Адам, ты окажешь мне честь поужинать у меня дома?

За этим предложением последовало смущенное молчание.

— Я сообразил, что даже не знаю, есть ли у тебя семья.

— Да, есть. Дочь Жад. Ей четырнадцать лет. Я уже рассказывал ей о тебе. И разумеется, у меня есть жена. Ее зовут Манон.

Сходство состава их семей поразило Адама в самое сердце.

— Ты же знаешь, я не слишком презентабелен. И я не один.

— Вы с Килани будете желанными гостями, и ты обидишь меня, если откажешься.

Приглашен на ужин. В семью. Адам вспомнил свою квартиру в дамасском квартале Мухаджирин.

— Введи в телефон «Сторожевая башня Кале». Это рядом с комиссариатом, там я тебя встречу. Ты увидишь, ее часы почти касаются неба. Не заметить невозможно.

— Да, Килани простоял перед ней минут десять. Я думаю, он считает, что это чей-то дом.

— Боюсь, он будет разочарован. Моя квартира гораздо скромнее.

— Сомневаюсь. Мы живем каждый в своей палатке, Бастуан.