Жад уже спала, а Манон свалилась еще в девять вечера. Благодаря сверхурочным Бастьен с удовольствием отдавался работе. Он старался как можно чаще сбегать из этой квартиры, где призрак Манон постоянно напоминал ему, что он бессилен снова сделать жену счастливой. И в этом мраке он переложил несвойственную для дочери ответственность за мать, погрузившуюся в бесконечную депрессию, — на Жад, как все дети, чутко впитывавшую атмосферу семьи. Чтобы спасти от окончательной гибели их семью, требовался шок, хотя Бастьен понятия не имел, что могло бы его вызвать.

В 22:45 он в раздумье посмотрел на свое оружие, но все же решил прихватить его, а потом осторожно, постаравшись, чтобы не щелкнул замок, запер дверь. Его ночная вылазка должна остаться незамеченной. Пройдя пешком примерно с километр, он оказался перед гостиницей «Лазурь» на Оружейной площади.

Майор Парис попросил его не походить на полицейского, а для Бастьена не было ничего проще. Молодой адвокат, биржевой маклер или писатель — почему бы и нет? Но уж точно не флик. Даже Корвалю, подчиненному Бастьена, трудно было принимать его в этом качестве.

Бастьен вошел в холл, поздоровался с администратором, который даже не оторвал взгляда от телевизора, и поднялся по лестнице. Наверху ему встретилась группа из четверых албанцев в сильном подпитии; один из них толкнул Бастьена и даже не извинился. Он дважды постучал в дверь номера 309.

— Прошу вас, входите, — встретил его Парис.

Бастьен уселся на единственный стул, а майор опустился на край кровати, пружины которой заскрипели под его тяжестью. Оробевший Миллер с мальчишеским любопытством спросил:

— Ваша фамилия правда Парис?

— Моего начальника зовут Тулуз, а моего заместителя — Марсель. Я ответил на ваш вопрос?

Бастьен во второй раз, как утром, во время телефонного разговора, рассердился на себя за то, что повел себя как любитель. В этот момент он был гораздо больше похож на фаната сериалов, чем на флика. Опасаясь очередного дурацкого вопроса, Парис сразу продолжил:

— Фотографии при вас?

— Да, — ответил Бастьен.

Он разблокировал мобильник и положил его на кровать.

Парис взглянул на первую фотографию, провел по экрану своим толстым пальцем, чтобы увидеть вторую, и на этом остановился.

— Вы показывали их кому-нибудь еще, не считая вашего комиссара?

— Нет.

— Копировали их?

— Нет.

— Отлично. Тогда рассказывайте с самого начала.

Бастьен мгновенно сосредоточился и рассказал все по порядку.

— В больнице, во время ночного дежурства, я познакомился с одним сирийским мигрантом. Он привез ребенка. Не своего.

— Почему?

— Не знаю. Он бывший флик. Возможно, поэтому. Затем я снова встретил его в связи с убийством в «Джунглях».

— Я полагал, мы не ведем расследований в «Джунглях»?

— Так точно. Мы лишь прибыли забрать тело. Тогда я говорил с Адамом второй раз.

— С Адамом? Вы называете его по имени?

— С Саркисом, если вам будет угодно. Назавтра он пришел ко мне с шестью фотографиями, как он предполагает, интегристских псевдоимамов. Но портреты не соответствуют типичной внешности салафитов.

— Кто первоначально передал ему эти снимки?

— Один парень из группировки «No Border». Вы знаете, что это?

— Да, имею некоторое представление. Вам известно его имя?

— Он не сказал. Тот тип попросил его проверить, заявится ли один из этих шестерых в салафитскую мечеть.

— Вы знаете, почему Саркис передал вам эти сведения?

— Я уже сказал: он флик. Он, как и я, считает, что эти типы потенциально опасны. Думаю, он поступает так, как ему представляется справедливым. Мы решили, что если этот, из «No Border», с вами, то будет правильно проинформировать вас, а в противном случае, если вы никогда о нем не слышали, тоже будет хорошо, чтобы вы об этом знали. Так что? Он с вами?

На протяжении всего разговора Парис старался одновременно выдать как можно меньше и разузнать как можно больше. Было совершенно очевидно, что Мерль перегрелся и вбил себе в голову идиотскую идею перепоручить другому часть своего задания.

— Как давно вы знакомы с этим Саркисом?

— Дней десять.

— Вы ему чем-то обязаны?

— Я вас не понимаю.

Парис достал из папки досье и выудил из него один лист.

— За последнее время вы неоднократно вводили имя Норы Саркис в полицейские картотеки. Так что повторяю вопрос: вы ему чем-то обязаны?

В растерянности Бастьен упрекнул себя за то, что был не до конца откровенен.

— Здесь нет никакого сговора. Он разыскивает жену и дочь и опасается, что их задержали где-то во Франции и выслали в Сирию. Разве вы не поступили бы так же?

— Ни в коем случае, — отрезал Парис. — Вы ничего о нем не знаете. Он ни с того ни с сего вдруг появился в вашей жизни со своей красивой историей про ребенка в больнице или уж не знаю каким еще трогательным дерьмом, он просит вас порыться в наших картотеках — и вы это делаете. Я вижу в этом какие-то более сложные подпольные ходы.

Бастьен не посмел произнести ни слова в свое оправдание.

— К счастью для вас, по моим источникам, Адам Саркис является участником Свободной сирийской армии, разыскиваемым в своей стране за предательство.

— И что?

— Вероятно, вы связались действительно с честным парнем. А я заинтересован в таких честных парнях. Как вы думаете, согласился бы он помогать нам?

— Теперь ваша очередь сказать мне больше.

— Вы и так уже много знаете. На одной из шести фотографий вербовщик ИГИЛ. Мы уже несколько лет пытаемся идентифицировать его. Наши информаторы сообщают, что он собирается прийти в «Джунгли». А парень из «No Border» — один из наших внедренных.

— Агент?

— Нет, он делает это по собственной воле, для величия Франции. Хотя, похоже, испугался. Чем соблазнить вашего сирийца? Если он тоже нацелен на Англию, мы можем пообещать ему охранное свидетельство. Переход под защитой контрразведки. Доставим его прямо на площадь Пиккадилли, если это ему подходит.

— Он откажется. Он будет оставаться в Кале до тех пор, пока не найдет жену и дочь.

Парис положил ладони на колени и тяжело уперся в них, чтобы подняться. Открыв дверцу мини-бара, он взял из него бутылочку со спиртным и налил себе.

— Лейтенант Миллер, мне очень жаль: вы ввязались в дурную историю. Но я действительно в вас нуждаюсь. Придется придумать, как привлечь Саркиса, мотивировать его. Необходимо понять, что для него самое главное и чего он желает больше всего на свете. А когда вы это поймете, вы ему это предложите. А уж мы позаботимся о том, чтобы сдержать ваши обещания.

Бастьен отказался от предложенной мензурки водки.

— Если я правильно понимаю, вы хотели бы, чтобы он зашел в мечеть и убедился в присутствии одного из ваших шести подозреваемых.

Но Саркис — это не Мерль, и Парис видел в этом непредвиденную возможность.

— Не совсем. Ему придется вступить в контакт. Лучше всего, если бы он завербовался.

Слегка ошалев от размаха и опасности замысла, Бастьен передумал и сам плеснул себе водки. Миссия, которую предполагалось доверить Адаму, означала, что его шансы выжить пятьдесят на пятьдесят. Бастьен поделился своими опасениями с майором Парисом.

— А вы бы что предпочли, Миллер? Чтобы какой-то никому не известный сириец стал частью сопутствующего ущерба или чтобы полсотни нормальных французов погибли при взрыве аэропорта?

— Это невозможный выбор.

— Делать невозможный выбор — моя работа.