Глава XI
«О вы, маловерные»

Задолго до того, как чума пришла на берега Рейна, винные бочки с мертвыми евреями внутри уже плыли вниз по течению в верховья реки над Боденским озером. Болезнь набрала силу в Центральной Европе зимой 1348–1349 годов, через восемь месяцев после появления слухов об отравлении колодцев и через шесть месяцев после казни первых евреев в Визилле. Скорее всего, эпидемия проникла в Центральную Европу через Балканы, где вели активную торговлю венецианцы. В Средние века на Адриатическом побережье Хорватии проживали десятки тысяч граждан, которые подверглись гонениям со стороны правителя «одной четвертой Римской империи». Сплит – или Спалато, как его называли венецианцы, – скорее всего, был первым городом в регионе, который атаковала чума. Примерно на Рождество 1347 года в порту Сплита пришвартовалась венецианская галера, «мчавшаяся с востока», которая несла на себе болезнь такой разрушительной силы, что могла полностью стереть с лица земли все побережье Адриатического моря. В апреле следующего года стаи горных волков, привлеченные запахом смерти, витавшим в весеннем воздухе, покинули свои холмистые укрытия над городом и спустились в Сплит, чтобы напасть на выживших.

13 января 1348 года вторая крупная венецианская колония, Дубровник, или Рагуза, как его тогда называли, подвергся атаке чумы. Во время более поздней вспышки этой болезни город прославится тем, что тут впервые будет введен карантин. Весной же 1348 года в Дубровнике сложился другой поразительный обычай. В связи с угрозой полного вымирания населения в начале июня муниципальные власти приказали каждому гражданину составить завещание. Смертность в городе была настолько высокой, что слухи об этом распространились по Адриатике и выше, через альпийские перевалы, в Германию, откуда позже в том же году чиновники отправили письмо с соболезнованиями выжившим, выражая сочувствие по поводу «ужасного мора, в результате которого численность населения сильно сократилась». Летом заражению подверглась Истрия, расположенная севернее Балканского побережья. Затем в августе, после того как смерть довела свою работу до конца, Y. pestis простилась с Балканами и двинулась на север, в Венгрию, Австрию и Германию.

Обычно истории о Черной смерти в Германии начинаются с рассказа о том, как одним теплым июньским днем 1348 года неожиданный визит Y. pestis убил «1400 лучших жителей» в баварском городе Мюльдорф. В этой истории верно все, за исключением, пожалуй, последней цифры в дате. Явно намереваясь написать девятку, летописец вместо нее написал восьмерку. Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что 29 июня 1348 года, в предполагаемый день массового убийства в Мюльдорфе, Y. pestis находилась уже на подступах к Германии, но все же еще не проникла в страну. Один рукав чумы устремился на восток через Францию, другой – на север через Швейцарию, а третий – на запад от Балкан через Австрию. Той осенью некоторое время казалось, что австрийский рукав сможет прорваться в средневековую Германию до конца 1348 года. В октябре, после преодоления перевала Бреннер в Альпах, чума подошла к западу от Инсбрука. Бавария находилась всего в нескольких десятках километров к северу, но Y. pestis вместо того, чтобы проявить упорство, внезапно остановилась и разбила лагерь на зимовку.

В течение следующих нескольких месяцев, пока Черная смерть наращивала свою мощь вдоль немецких границ, всюду – от Балтики до Баварии и Рейна – встревоженные люди ждали и наблюдали за происходящим. Несомненно, большинство из них считало, что атака болезни, когда она наконец начнется весной, последует со стороны Австрии. Предполагалось, что в апреле или мае отдохнувшая, восстановившая силы чума покинет Инсбрук и быстро преодолеет последние пять километров на север в направлении Баварии. Но, по словам историка Оле Бенедиктова, который скрупулезно восстановил все маршруты передвижения Черной смерти по Европе, впервые чума перешла немецкую границу на западе. В мае 1349 года транспортный корабль или какой-то путешественник привез Y. pestis по Рейну из Базеля, где, несмотря на зимние антисемитские мероприятия, свирепствовала чума, в маленький немецкий городок Лихтенау.

Некоторые историки утверждают, что Германия относительно легко пострадала во время Черной смерти. Но имеющиеся статистические данные – и, надо признать, они далеко не такие подробные, как по Англии, – показывают, что уровень смертности в Германии был на одном уровне с ее соседями. В Страсбурге и Майнце смертность была ужасающей, как и в Гамбурге, где, вероятно, умерло до двух третей населения, и в Бремене, где число погибших, по имеющимся данным, достигло 70 процентов. Говорят, что в Эрфурте погибло 12 тысяч человек, в Майнце – 11 тысяч. Для сравнения: Франкфурт, который был заражен позже других немецких городов, «отделался» относительно легко – две тысячи смертей за семьдесят два дня. Никто не знает количество погибших в балтийском городе Любек, где чума, захватившая Скандинавию, открыла новый северный фронт против Германии летом 1349 года. Но есть данные, что в следующем году количество завещаний в Любеке увеличилось на 2000 процентов.

Весной 1350 года немецкая сельская местность пришла в дикое, ужасающее состояние, чего не повторится в Центральной Европе вплоть до весны 1945 года. Летописец рассказывает о «доведенных до отчаяния мужчинах и женщинах, которые бродят, как сумасшедшие, о крупном рогатом скоте, оставленном без присмотра в полях, о «волках, спускающихся с гор, чтобы напасть на овец, и ведущих себя так, как раньше никогда не вели». В отличие от своих балканских собратьев, немецкие волки, «словно встревоженные каким-то невидимым предупреждением, развернулись и скрылись в глуши деревьев».

В Вене, куда болезнь пришла весной 1349 года и где к концу года исчезала одна треть населения, ходила легенда о Деве Чумы, смертоносной богине, появлявшейся из уст мертвецов в виде яркой струи синего пламени, которой стоило только поднять руку, чтобы заразить живых. До наших дней сохранилось несколько свидетельств очевидцев пребывания Черной смерти в Вене, но рассказ некоего Аврахама Санта-Клары, который стал очевидцем более поздней вспышки чумы в городе, дает нам некоторое представление о том, что происходило в австрийской столице в мае и июне 1349 года. Санта-Клара пишет о «маленьких детях, которых находили припавшими к грудям своих умерших матерей», об одной обезумевшей от горя маленькой девочке, которая, когда ее «мертвую мать переложили в телегу, отчаянно пыталась поехать с ней и, шепелявя, все время плакала: «Мамочка, мамочка», и у грубых, черствых носильщиков трупов от жалости на глаза наворачивались слезы».

Проходя через Центральную Европу, Черная смерть, кажется, открыла дверь в преисподнюю, глубоко спрятанную в беспокойной тевтонской душе. Этот регион, уже ставший отправным пунктом еврейских погромов, породил еще одно удивительное явление – флагеллантов.

«Раса без головы», – так писал монах-доминиканец Генрих Эрфуртский о флагеллантах, движение которых в конце 1348 и 1349 годов разрослось по Центральной Европе, словно ветви диковинных растений, неся захватывающий эротизм и давая надежду на призрачное спасение населению, которое устало от смертей и страха. Описывая самобичевание, один последователь этого движения рассказывал о том, как он раздевал себя догола и бил себя «по телу, рукам и ногам, пока не выступала кровь». Затем, охваченный экстазом боли и радости, он падал на колени в своей холодной монашеской келье, «обнаженный и залитый кровью», и, дрожа от холода, «молился Богу, чтобы Он искупил его грехи».

Идея флагеллантов заключалась в том, чтобы сделать это эротически заряженное самоистязание достоянием общественности. Во время Великого мора отряды флагеллантов, численностью от пятидесяти до пятисот человек, бродили по населенным пунктам Центральной и Северной Европы, демонстрируя всем свою страстную игру крови, боли и искупления. В каждом новом городе или деревне труппа возвещала о своем прибытии громким хоровым пением. Едва звук «сладкой мелодии» поднимался над улицами города, словно «небесный ангел», церковные колокола начинали звонить, люди открывали окна и выбегали на улицы. На городской площади быстро собиралась толпа. По мере приближения пения горожане хватались за руки и начинали ритмично раскачиваться взад и вперед. Затем, когда барабанные перепонки жителей были готовы вот-вот лопнуть от звуков приближающихся голосов, в дальнем конце деревенской площади появлялась стена из блестящих пурпурных и золотых знамен. При виде флагеллантов – босых, в капюшонах и в белых плащах с красным крестом спереди и сзади – из толпы начинали доноситься крики «Спасите нас!». Некоторые зрители плакали, падающие в обморок женщины прижимали руки к груди, некоторые приносили своих умерших близких на площадь для благословения. Если в городе были евреи, то они прятались – флагелланты были ярыми антисемитами. Когда труппа маршировала к местной церкви, их блестящие знамена вздымались и трепетали на ветру, а участники шествия пели:

Внутри церкви участники шествия раздевались до пояса, готовясь к первой части церемонии флагеллантов – прогулке покаяния. Участники ходили по кругу в церковном дворе, каждый жестоко хлестал себя по голому торсу, пока не становился «опухшим и синим».

«Аааа!» – восклицала толпа, когда члены труппы внезапно падали, «словно пораженные молнией». На земле каждый участник принимал позу того особого греха, в котором он был наиболее повинен: прелюбодеи лежали на животе, убийцы – на спине, лжесвидетели – на боку, вытянув три пальца над головой. Эта часть представления завершалась тем, что главный бичеватель ходил среди упавших на землю и хлестал их потные, окровавленные тела особым бичом, который один современник описал как «своего рода палку, с которой свисали три веревки с большими узлами». В каждом узле были «железные шипы, острые, как иглы, и каждый шип был «размером примерно с пшеничное зерно». Когда бичеватель хлестал лежащих на земле людей, иногда шип вонзался «так глубоко в плоть, что его можно было вытащить только рывком».

Центральным моментом каждого такого выступления было коллективное самобичевание. По команде главного бичевателя труппа брала в круг трех участников, назначенных «заводилами». Когда участники начинали ритмично бить себя по спине и груди, «заводилы» подстрекали отдельных флагеллантов наносить удары плетью более сурово, разжигая яростные соревнования по самоуничтожению. Постепенно толпа начинала петь гимн флагеллантов:

Время от времени участники церемонии падали и снова поднимались. После каждой паузы удары становились все более интенсивными, в конечном итоге набирая бешеный ритм, напоминающий звуки барабанов том-том. После того как участники в последний раз падали на землю, горожане начинали ходить между их окровавленными, рыдающими фигурами, макая носовые платки в сырые, сочащиеся раны. Затем, протирая щеки кровью флагеллантов, зрители слушали, как главный бичеватель читает Небесное письмо.

Написанное Господом и положенное на алтарь Храма Гроба Господня в Иерусалиме в 1343 году, это письмо было суровым предупреждением нечестивому человечеству. «О, вы, дети человеческие, вы, маловерные! Вы не покаялись в своих грехах и не поверили в Мое святое воскресение. Посему я послал вам сарацинов и язычников, землетрясения, голод, диких зверей, змей, мышей и саранчу, град, молнии и гром, ливни и наводнения». Несколькими абзацами позже письмо предупреждало о грядущих бедствиях, если люди не покаются. «Сначала я задумал истребить вас и все живое на земле, но ради моей Девы Марии и святых херувимов и серафимов, которые молятся за вас день и ночь, я дал вам отсрочку. Но я клянусь вам: если вы не уверуете в Мое воскресение, Я пошлю на вас диких зверей, которых вы никогда не видели прежде, Я обращу свет солнца во тьму и погублю ваши души в дыму».

Задолго до Средневековья бразильские индейцы практиковали самобичевание гениталий, а спартанцы, которые хлестали все свои части тела, и вовсе были ярыми поклонниками БДСМ. Но если спартанцы связывали эту практику с плодородием, то в средневековом мире вспышка самобичевания была нацелена на умиротворение божественного гнева. Итальянские монахи XI века, одни из первых средневековых практиков, использовали пламя для искупления личного греха: наказывая самих себя за свои проступки, грешник мог так остановить мстительную руку Бога.

Самобичевание как форма искупления коллективного греха зародилось в 1260 году, когда в Италии случилась череда ужасных эпидемий, войн и неурожаев. Убежденные, что так разгневанный Бог наказывает грешное человечество, отряды флагеллантов с загорелой, покрытой рубцами кожей, начали бродить по опустошенной итальянской сельской местности. В течение года и немецкие деревни наводнили бродячие толпы людей, которые хлестали себя во время марша. К северу от Альп движение стало организованным, у него появились свои ритуалы и песни.

Итальянская ветвь флагеллантства в конечном итоге попала под контроль церкви, однако его немецкое крыло, глубоко пропитанное духом анархии, оказывало сопротивление церковной власти, и в 1262 году было запрещено. Однако когда случалось какое-то крупное бедствие, группы поющих гимны немецких флагеллантов внезапно появлялись из ниоткуда, словно Лазарь. Так было в 1296 году, когда в Рейнской области разразился страшный голод, и потом еще раз в 1348 году, когда Баварию охватила чума.

Согласно легенде, флагелланты времен Черной смерти появились во время парада планет, состоявшегося «в третий час после полуночи 12 марта 1349 года». Сообщается, что несколько недель спустя, а точнее в 3 часа ночи 29 марта, «в Германию из Венгрии прибыли женщины огромных размеров, которые раздевались прямо на глазах публики и, распевая диковинные песни, били себя розгами и острыми бичами». Каким бы ни было его истинное происхождение, флагеллантское движение времен Черной смерти, как и его предшественник в тринадцатом веке, нашло в Германии свой истинный духовный дом. После создания «филиалов» в южной и центральной части страны движение быстро распространилось за ее пределы: сначала по остальной немецкоязычной Европе, затем во Францию, Фландрию, Голландию и, наконец, в 1350 году в невосприимчивый к новшествам Лондон. Флегматичные, замкнутые англичане, казалось, были озадачены видом полуобнаженных мужчин, публично «злобно хлеставших свои тела, то смеющихся, то плачущих». Что еще выдумают эти иностранцы? Можно себе представить, как летописец Томас Уолсингем качал головой и писал: «Они делают все это по неразумению».

Движение, которое называлось «Братство флагеллантов и братьев Креста», отличалось высокой степенью организованности. Перед вступлением в организацию претендент должен был получить разрешение супруга и дать согласие полностью исповедаться во всех грехах, совершенных с семилетнего возраста. Новобранцы также давали обязательство бить себя плетью три раза в день в течение тридцати трех дней и восьми часов – это время, которое каждый флагеллант проводил в паломничестве. Паломничества на самом деле представляли собой марши, и продолжались они ровно столько, сколько длилась земная жизнь Христа – тридцать три года и четыре месяца. Однако, поскольку паломникам было запрещено мыться, бриться или менять одежду, толпы флагеллантов, кочевавшие из города в город, часто становились переносчиками чумы. Помимо мытья, участникам шествия запрещалось спать в постели и заниматься сексом. Если один из паломников хотя бы просто заговаривал с женщиной во время шествия, его избивал предводитель колонны, который заканчивал порку словами: «Поднимись с честью чистого мученичества и отныне охраняй себя от греха».

Поначалу флагелланты действовали с некоторой осторожностью. Однако с самого начала движение несло в себе скрытое послание против церкви – они полагали, что священники не могут спасти людей от бедствий, – и по мере того как смертность росла, а вместе с ним росло и разочарование в церкви, это скрытое послание превратилось в явное. Флагелланты все чаще стали позиционировать себя не как бескорыстных страдальцев, совершающих покаяние за все нечестивое человечество, а как могущественный отряд славных святых, наделенных божественными силами, включая способность изгонять дьявола, исцелять больных и воскрешать мертвых. Члены движения хвастались, что ужинают с Христом и разговаривают с самой Девой Марией. Были даже разговоры о продлении паломничества еще на тридцать три года и четыре месяца. Яростные антиклерикалисты срывали мессы, прогоняли священников из церквей, грабили церковную собственность, порицали Святое причастие и осуждали иерархию.

Изменение демографической ситуации могло ускорить поворот к радикализму внутри организации. По мере того как более консервативные члены движения умирали или изгонялись, флагелланты становились все моложе, беднее, более склонны к преступлениям, невежественнее, все больше презирали церковь и евреев. Какое-то время в марте 1349 года казалось, что погромы вот-вот прекратятся, но этой же весной, когда флагелланты распространились по Германии, антисемитское насилие возобновилось. Колонны флагеллантов убивали евреев, где бы они их ни встречали, в том числе во Франкфурте, где марш самобичевателей спровоцировал один из самых кровавых погромов времен Черной смерти. Местный еврейский квартал был разграблен, его жители убиты, а их имущество украдено.

Немецкая публика, казалось, не могла насытиться флагеллантами. В 1349 году Страсбург принимал новое паломничество самобичевателей каждую неделю в течение шести месяцев, а жители Турне были свидетелями того, как новое паломничество начиналось каждые несколько дней. Есть данные, что с середины августа до середины октября 1349 года через город прошли пятьсот тридцать флагеллантов. Однако официальная Европа, почувствовав революционный потенциал движения, была настроена гораздо более скептически. Власти Эрфурта запретили бандам флагеллантов входить в город, Филипп VI во Франции объявил всю территорию к западу от Труа зоной, свободной от флагеллантов, а Манфред Сицилийский пригрозил убить любого члена движения, который посмеет ступить на его территорию. Несмотря на наглый антиклерикализм его членов, Климент VI, казалось, терпимо относился к этому движению – по крайней мере, поначалу. Вероятно, это был всего лишь пиар-ход, но когда труппа флагеллантов прошла через Авиньон весной 1348 года, Луис Хейлиген написал, что «папа римский принимал участие в некоторых из этих мероприятий».

Переломный момент наступил в начале осени 1349 года, когда на стол Климента опустился доклад, подготовленный ученым из Сорбонны по имени Жан де Файт. Встревоженный его содержанием, папа резко осудил движение. «Флагелланты под предлогом благочестия уже проливали кровь евреев, а зачастую и кровь христиан. Поэтому мы приказываем нашим архиепископам и викариям, а также мирянам держаться подальше от этой секты и никогда больше не вступать с ними в связь».

Годом позже флагелланты исчезли так же внезапно, как и появились, «словно ночные фантомы или глумливые призраки».

Флагелланты и погромы никогда не выходили далеко за пределы центра Европы, однако чума смогла проникнуть почти во все уголки континента, христианские, и не только. Летом 1349 года она пришла в Польшу, где король Казимир под влиянием своей красивой любовницы-еврейки Эстер предложил убежище евреям, подвергшимся гонениям в Центральной Европе. Общины, созданные беженцами, просуществовали вплоть до Второй мировой войны.

На другой стороне Европы чума распространилась на запад, до атлантических пляжей Пиренейского полуострова. Остров Майорка, расположенный в сотне миль от побережья Средиземного моря, стал крупным очагом распространения чумы в Испании. Согласно одному свидетельству, корабль, вышедший из Марселя, принес чуму на остров в ужасном декабре 1347 года. Если это правда, то из этого рассказа становится понятно, что остров был заражен одним из кораблей маленького смертоносного флота, который, по словам музыканта Луиса Хейлигена, заразил все южное побережье Европы, «оставив после себя ужас, в который трудно поверить, и тем более описать». С Майорки по оживленным прибрежным морским путям чума быстро добралась до берегов континентальной Испании. К марту были заражены Барселона и Валенсия, хотя, судя по свидетельствам современников, жители обоих городов не подозревали об инфекции до начала мая.

В том же месяце, в мае, корабль с Майорки, направлявшийся на юг, в сторону Гибралтарского пролива, доставил Черную смерть в Альмерию, столицу Гранады, расположенную на южной оконечности Пиренейского полуострова, – последний оплот мусульман в Испании. Согласно исламскому закону, только Всевышний решает, кто будет жить, а кто умрет поэтому в случае с чумой ничего не оставалось, кроме как ждать, пока Он вынесет свой приговор. Однако граждане Альмерии, очевидно, чувствовали, что небольшая помощь Господу не пойдет вразрез с исламом. Активные профилактические меры не позволили чуме разразиться в городе до самой осени. Когда эпидемия прокатилась по залитому солнцем испанскому побережью в сторону Гибралтара, королю Альфонсо Кастильскому, который в тот момент осаждал мусульманскую крепость, предложили укрыться в безопасном месте. Однако король, уже потерявший будущую невестку из-за чумы двумя годами ранее – это была английская принцесса Джоанна, – настоял на том, чтобы остаться со своей армией. 26 марта 1350 года, в Страстную пятницу, Альфонсо стал единственным правящим европейским монархом, умершим от эпидемии. В 1350 году другой королевский дом Испании, Арагон (грубо говоря, Арагон занимал территорию современной Средиземноморской Испании, Кастилии и Атлантической Испании), также потрясло несколько смертей. В мае король Педро потерял свою дочь и племянницу из-за чумы, а в октябре – жену.

Имеются некоторые свидетельства того, что в Испании была распространена гиперлетальная септическая форма чумы. Есть несколько описаний симптомов болезни и несколько рассказов об испанской чуме, в которых говорится, что смерть наступала мгновенно, что характерно именно для септической формы. Один такой рассказ можно найти в хрониках старого аббата Жиля ли Муссиса.

Один французский священнослужитель приехал во время паломничества в охваченную чумой Испанию. Однажды вечером он остановился в небольшой деревенской гостинице, где поужинал с овдовевшим трактирщиком и двумя его дочерьми, а затем снял номер на ночь. Проснувшись на следующее утро, француз обнаружил, что гостиница пуста. Озадаченный, он стал звать трактирщика. Не получив ответа, он позвал сначала одну, а затем вторую из его дочерей. Опять ответа не последовало. Наконец француз позвал слугу. Снова молчание, уже в четвертый раз. Глубоко озадаченный, он стал осматривать весь трактир.

Встретив другого гостя, француз спросил о трактирщике, его семье и слуге. «Все мертвы, сэр, – ответил другой гость. – Все четверо заболели чумой той ночью и умерли почти сразу».

Из отчета гранадского врача Ибн Хатима следует, что легочная форма чумы также была распространена в Испании. Согласно мусульманскому врачу, двумя главными характеристиками болезни были заразность и кашель с кровью.

Атлантическое побережье Португалии сформировало крайнюю западную границу распространения чумы, и к тому времени, когда болезнь достигла песчаных пляжей региона, она потеряла свою силу. Португалия, за исключением города Коимбра, пострадала незначительно.

Предположительно разрушительного воздействия Черной смерти смогли в значительной степени избежать еще три области Европы: Польша, Королевство Богемия (грубо говоря, современная Чехия) и район-отщепенец, состоящий из Фландрии и южной части Нидерландов. Однако согласно новейшим исследованиям, Y. pestis была неприхотливым гостем и не считала ни одно место в Европе слишком маленьким или несущественным для своего визита.

Польша, как и Германия, была захвачена болезнью, словно щупальцами осьминога. В июле 1349 года первая волна чумы проникла в страну недалеко от одного из популярных мест в истории – польского города Данциг, где началась Вторая мировая война (а затем и Движение солидарности). В серии последующих атак Черная смерть захватила страну с юга через рукав болезни, идущий на север через Венгрию от балканского побережья, где доминировали венецианцы, и с востока от границы России. Затем в 1351 году, когда выжившие говорили друг другу, что худшее позади, Y. pestis простерла свой четвертый рукав через реку Одер из Франкфурта, чтобы провести операцию по зачистке. По Польше нет достоверных данных о смертности, но, что характерно, как и в Англии и Франции, после чумы в стране резко выросла заработная плата из-за огромной нехватки рабочей силы.

Предполагаемый иммунитет к болезни Богемии также недавно оказался под вопросом. Долгое время считалось, что королевство избежало самых ужасных последствий Черной смерти из-за его удаленности от торговых путей, по которым чума разносилась в центр Европы, но в последнее время эта точка зрения была поставлена под сомнение. По словам профессора Бенедиктова, за десятилетия до Черной смерти Богемия с ее прибыльной горнодобывающей промышленностью, красивейшей столицей Прагой и полуторамиллионным населением была одним из самых процветающих и шумных регионов Европы, экспортировавших олово и серебро и импортировавших соль (для хранения мяса) и железо (для изготовления сельскохозяйственных орудий).

Как и в случае с Польшей, достоверных данных о смертности по этому региону нет. Но в качестве доказательства того, что Черная смерть опустошила королевство, которое было заражено где-то в 1349-м или 1350 году, профессор Бенедиктов приводит историю из «Хроник Праги». Речь идет о визите группы богемских студентов, обучавшихся в Болонье, в королевство в самом конце чумы. Согласно этому источнику, «студенты видели, что в большинстве городов и замков немного людей осталось в живых, а кое-где умерли вообще все. Во многих домах те, кому удалось спастись, были настолько ослаблены болезнью, что один не мог подать другому глотка воды или чем-то помочь ему, и поэтому они коротали время в великом бедствии и страданиях. Во многих местах воздух был заражен сильнее, чем отравленная еда. Это происходило из-за разложения трупов, так как похоронить их было некому».

В последнее время ожесточенные споры ведутся по поводу третьего «пощаженного» региона, южной части Нидерландов и Фландрии, но здесь у сторонников пересмотра данной точки зрения мало что выходит. Большое количество местных данных показывает, что по сравнению с их соседями в этих двух районах уровень смертности был относительно низким. Даже профессор Бенедиктов, с глубоким скепсисом относящийся к теории о менее пострадавших регионах, признает, что «Нидерланды не понесли таких больших потерь во время Черной смерти, как Италия или Англия».

Этому «чуду» можно найти объяснение. Фландрия, где смертность от чумы была относительно низкой – от 15 до 25 процентов, и южные Нидерланды потеряли большое количество детей во время Великого голода. Это событие могло повлиять на то, что к моменту прихода чумы в этих двух регионах осталось меньшее количество уязвимых для болезни взрослых, то есть взрослых с недостаточно крепкой иммунной системой из-за пережитого в детстве голода.

Однако в целом справедливо будет сказать, что почти ни одна область Европы полностью не избежала Черной смерти. К 1350 году чума захватит континент не только с востока на запад, но и с севера на юг.