58

Декабрь 1998 года, Ла-Мадьер, Франция

Адам

– Ой, – восклицает Уилл, словно девчонка, – больно же!

Он поднимается на ноги и потирает голову. Теперь он весь в снегу. Ветер ревет с прежней силой, и хотя сейчас не больше четырех часов, небо темное, как ночью.

Уилл пронзает меня взглядом, продолжая тереть затылок.

– Слушай, Адам, это нас ни к чему не приведет! – восклицает он. – Мы отстали от проводников, и ты потерял лыжу. Надо что-то делать, как говорится в пословице, прежде чем один из нас умрет, что в данном случае вполне вероятно.

Я хлопаю себя руками по бокам, пытаясь согреться. Мне уже холодно по-настоящему.

– Ну и, засранец, что ты предлагаешь?

Уилл устраивает целое представление, пытаясь развернуться; при этом он нарочно высоко поднимает лыжи и осыпает меня снегом. Хоть он и закутан по уши в шарф, я вижу у него на лице ухмылку. Наклоняюсь, подбираю громадный снежный ком и швыряю в него.

– Да бога ради! – взрывается Уилл. – Сейчас не время играть в снежки, ты, придурок! Как я уже говорил, – продолжает он медленно, словно обращаясь к недоразвитому ребенку, – раз ты потерял лыжу, мне придется съехать вниз и позвать на помощь.

– Нет. Ты не оставишь меня здесь одного, – настаиваю я. – Будем ждать – проводники знают, где мы, – и кто-нибудь за нами придет.

Уилл вздыхает и глядит в небо. Наступает пауза – мы оба слушаем свист ветра, и наши лица колет снег.

– Слушай, Адам, я знаю, план не идеальный, но это лучшее, что мы можем сделать. Проводники могут и не знать, где мы оказались, – мы сами этого толком не знаем. Патруль не контролирует этот спуск. Пока известно только, что мы сошли с тропы, по которой должны были следовать. Я тебя не обвиняю, но…

– А выглядит так, будто обвиняешь, – перебиваю я его.

– Как хочешь. Нам вообще не надо было выходить в такую погоду. Но сейчас слишком поздно что-то менять, лучше поискать разумное решение.

Голос его смягчается.

– Я знаю, тебе страшно остаться тут одному, но, думаю, с учетом…

– Ничего мне не страшно, ты, напыщенный идиот! – ору я. Да как он смеет разговаривать со мной свысока?

Уилл вздыхает.

– Ладно. Хорошо. В таком случае и проблемы нет, правда? Я пойду и позову помощь, а ты оставайся здесь, раз тебе ничего не страшно, и очень скоро мы с тобой окажемся в шале, со своими девушками.

Вот козел… Нет уж, я на это не куплюсь.

– Ну да. С девушками. Нелл и Луизой. Твоей Луизой, которая только о тебе и думает, – ехидно отвечаю я.

– Да какого черта, Адам! Прекрати! – кричит Уилл. – Тут дикий холод, у меня уже все лицо отмерзло, а оказался я в этой ситуации только по твоей вине, если говорить прямо: потому что ты не умеешь кататься и теряешь лыжи! Ты виноват, что мы не сидим сейчас в тепле, а торчим тут, на этом чертовом склоне. Так что лучше тебе воздержаться от твоих обычных шуточек, что ты можешь отбить любую из моих девушек, если захочешь, только потому, что однажды поцеловался с подружкой, с которой я вроде как встречался в тринадцать лет, потому что ты – прямо дар божий!

Он начинает крепить палки: аккуратно продевает руки в петли, как нас учили в лыжной школе лет сто назад, и поправляет свои бесконечные шарфы. На кой черт ему столько? Вот же дебил!

Внезапно я понимаю, что не хочу оставаться один. Он не поступит со мной так.

– Эта твоя Луиза, – говорю я, чтобы его остановить. – Что, не нашлось никого получше?

Он изо всех сил вонзает палки в снег и продолжает возиться с петлями.

– Отвали, Адам! Я еду, и мне плевать, что ты там говоришь. Молись лучше, чтобы я правда позвал на помощь, хотя в данный момент, честно говоря, меня так и подмывает этого не делать.

Серьезно? Это так он говорит со мной?

– Эта Луиза – опытная штучка, – снова вступаю я. – Чем, по-твоему, мы с ней занимались вчера вечером, пока ты разбирался со сломанным креплением?

Он вскидывает голову, сразу позабыв о петле.

– Слушай, мне все равно. Серьезно, Адам, отцепись. Еще одно слово и…

Он толкает меня в грудь; палка повисает у него на запястье. Ноги его по-прежнему в креплениях лыж, и толчок едва ощущается.

Делаю шаг ему навстречу.

– Еще одно слово – и что, мой маленький братец? Мы с ней обедали, потом много пили. А дальше пошли в вашу комнату и трахнулись. Ей понравилось. Не хотела меня отпускать.

Внезапно я ощущаю острую боль в челюсти и понимаю, что Уилл ударил меня. Этого я не ожидал.

– Врешь! – кричит он, пытаясь дотянуться до меня еще раз, но его ботинки зажаты креплениями лыж и не дают сдвинуться с места.

– Она бы ни за что так не сделала!

Смеюсь ему в лицо:

– О, еще как сделала!

Он опять кидается на меня, и я с силой отталкиваю его.

На этот раз Уилл падает. Налетает порыв ветра, вокруг сплошная белая пелена. Он пытается подняться, но не может, поэтому тянется сквозь снег и отстегивает лыжи. Дурак, какой дурак – это же был единственный способ выбраться отсюда! Теперь ему ничего не остается, кроме как дожидаться вместе со мной, идиоту.

Освободившись от лыж, Уилл наваливается на меня всем весом, толкая назад. Я хватаю его за куртку, как в дзюдо, и тяну за собой. Он приподнимается и валится мне под ноги, словно регбист, чтобы сбить с ног. Но я выворачиваюсь, оказываюсь у него за спиной, и толкаю изо всех сил.

Раздается вскрик, и пару секунд я смотрю, как его ярко-голубая куртка мелькает в воздухе, пока он катится с обрыва, которого ни один из нас не заметил, а потом исчезает из виду, и все опять становится белым.

И наступает тишина.