Искусство
Эрмитаж я не посещал с тех пор, как умерла бабушка.
Проработала она в нем большую часть своей жизни, и постоянно приводила нас с Варей с самых малых лет на ознакомление с искусством. Это был новый мир, где мы воображали себя египетскими фараонами, античными царями, и, конечно, российскими правителями. Немало времени потребовалось, чтобы мы с сестрой смогли ориентироваться без карты: бесчисленные помещения с множеством входов и выходов были похожи на хитроумный лабиринт, собравший в себе неимоверное количество экспонатов.
Бабушка показывала нам роскошные залы и рассказывала о скульптурах, картинах, творцах, из-под чьей руки рождались все эти шедевры, и о том времени, когда они создавались. Мы могли ходить и слушать ее часами, не замечая, как наваливается усталость, и требовательно урчат животы.
А после музея нас встречал дедушка, держа в руках по мороженому…
Но ничто не вечно. Особенно человек.
За день до смерти бабушки, мы прогуляли уроки, чтобы навестить ее в Эрмитаже. Как всегда, она была улыбчива и не отругала за пропуск школы. Как всегда, ее теплые, шершавые ладони коснулись наших щек. В последний раз…
На следующий день у нее случился сердечный приступ. Она умерла буквально у дедушки на руках, а через месяц, не выдержав горя, и он покинул нас.
С тех пор мы с сестрой держались от Эрмитажа в стороне. Он напоминал о самой большой утрате в нашей жизни.
Пять лет назад погибла Варя, и на этом моя жизнь закончилась. Началось бесцельное существование.
Включить автопилот и пытаться не сдохнуть – выполнено.
Выключить автопилот и пытаться не сдохнуть – в процессе.
* * *
Во внутреннем дворе Эрмитажа висит мертвое, гнетущее безмолвие. Ни следов крови, ни намека на Диких. Разлагающиеся тела вереницей тянутся к главному входу – очередь за билетами.
Все мертвы.
Нет никаких героев или Избранных…
Все мертвы.
Нет никаких злодеев, которые долго и в деталях рассказывают свой план…
Все мертвы.
Нет никакого шанса на спасение…
Они захотели – они истребили.
Все просто.
– Гораздо сложнее, чем ты думаешь.
– Хотелось бы уже узнать… – бормочу я. Неведение мне порядком надоело.
К главному входу мы подбираемся с левой стороны. Без особых усилий Барди оттаскивает заблокировавшие дверь тела. Одна рука – одно тело. Откуда у него такая сила, остается только гадать.
– Натягивай, – Хёрд протягивает мне один из противогазов, – не будем испытывать желудки.
Меньше всего я хочу таскаться в резиновом изделии на голове. Не таким Эрмитаж меня помнит, не таким и увидит вновь. Справлюсь…
– Можно и без них.
– Объясни, – что-то внутри меня зашевелилось… Будто внутренности начали крутиться вокруг своей оси.
Дискомфорт.
Щекотка.
Дрожь.
– Заберем у них обоняние так же, как и я у тебя забирал.
Но они должны довериться и сделать все, что я скажу.
Хёрд и Барди понимают, что я говорю с Голосом, и в ожидании вопросительно на меня смотрят.
– Эм… – я не совсем уверен в том, что нужно сказать, – Мы можем перекрыть у всех обоняние. Так будет удобнее.
– И как? – Барди приподнимает бровь.
– Нашей кровью.
– Нашей кровью, – повторяю я.
После секундного молчания Существа переглядываются. В их глазах появляется сомнение.
– Хорошо, – произносит Хёрд и на шаг приближается ко мне.
– Не доверяют… Но ты им нужен. На этом и сыграем.
– Ладно, – я напряженно выдыхаю: вновь беспомощная марионетка. Это раздражает.
– Крови много не понадобится, так что палец подойдет.
Режь его, выдавливай сколько сможешь и делай каждому полосу от середины лба до переносицы.
Себе не нужно. Дальше я сам.
Четкая пошаговая инструкция. Жаль, нет буклетика с пронумерованными рисунками. Как у «ИКЕА».
Используйте вашу кровь, чтобы соединить номера 1 и 2.
Используйте Голос, чтобы не ошибиться.
Шаг первый… Шаг второй… Шаг третий…
– Режь.
Лезвие финки с легкостью разрезает подушечку большого пальца.
Как и велел Голос, я оставляю по кровавой полосе на лбах Хёрда и Барди и отхожу назад.
– Дыши медленно. Сосредоточься на ком-нибудь из них и не моргай.
Повинуясь указаниям Голоса, я перевожу взгляд на Хёрда.
Секунда, две, три – ничего. Еще секунда, и начинается быстро нарастающее покалывание в кончиках пальцев. Оно охватывает ладони и почти сразу поднимается по предплечьям. Добирается до локтей и все…
Усиливается. Сотни тысяч игл касаются моих рук. Некоторые проникают под кожу, а некоторые едва касаются ее…
Звон в ушах не сбивает меня. Лишь тревожит.
В глазах темнеет. Сердце перестает биться… Несколько секунд – вновь работает, и на мгновение его первого удара, кожа на лице Хёрда становится прозрачной…
Я вижу каждую его вену.
– Сосредоточься…
Удар – снова появляется кожа, удар – вены, удар – теперь я различаю мышцы.
И вдруг все обрывается. Словно ничего и не было…
Полоса крови на лбу Хёрда бесследно пропадает.
– Неплохо… Всего пятнадцать секунд… Теперь на второго.
Проделав тот же самый «ритуал» с Барди, я ощущаю неимоверную тяжесть в руках ноющую боль в пальцах. К горлу подкатывает тошнота.
От голода?
– Через пару минут пройдет. Спроси, чувствуют ли они что-нибудь.
– Чувствуете что-нибудь? – я неотрывно смотрю на Хёрда, ведь он первым подвергся… Этому.
Он втягивает воздух несколько раз – на его лице появляется удивление.
– Ничего. Хм… Слышал я о таком, но никогда не испытывал.
– Тоже ничего. Абсолютно. Да… Интересно, – Барди тоже не улавливает никаких запахов.
Короткими вдохами через нос я проверяю свое обоняние – ничего.
– Тебе многому предстоит научиться, Крис. А пока иди.
Я прикрою.
Звучит обнадеживающе… Но тогда отчего внутри меня разгорается тревога…
* * *
Барди убирает последнее тело от двери – путь свободен. Первым так же шагает Хёрд. За ним, ступая след в след, иду я. Барди замыкает.
Внутри тихо. Я давно здесь не появлялся, но прекрасно помню, что Эрмитаж и тишина – несопоставимые вещи. Разве что по ночам. Днем же залы наполняются людьми порой настолько, что приходится с огромной ловкостью лавировать между нескончаемыми группами, потоками и одиночными туристами.
Снуют из зала в зал. Фотографируют. Рассеянно слушают экскурсоводов или аудиогид на шее… Мало кто по-настоящему наслаждается искусством, вникает в историю экспонатов и с восхищением проводит долгие часы в музее. Прерваться можно на туалет или на чашку кофе в буфете на первом этаже…
Туристы… Летом к кассам собираются такие длинные очереди, что в некоторые дни они растягиваются до Александровской колонны.
Туристы… Многие из них чересчур шумные. Мы с Варей никогда не могли понять: ругаются они или просто громко говорят. Нам эти иностранцы казались такими странными, иногда смешными и какими-то недосягаемыми…
Но сейчас у касс крайне тихо. Никаких голосов, никаких передвижений. Только безжизненные, вздутые, гниющие тела почти полностью устилают собой пол, местами громоздясь друг на друге.
Между трупами расползается и затекает под них какая-то темно-коричневая жижа… Возможно, рвота, кровь и выделения слились воедино и…
Хорошо, что мы не чувствуем смрад, который явно заполонил собой тут каждую щель.
– Н-да-а-а… – протягивает Хёрд, оценивая обстановку. – Куда идти?
– Налево, – я указываю нужное направление. – Первый поворот направо, а дальше прямо через вестибюль и галерею до центральной лестницы.
– Понял, – Хёрд едва заметно кивает. – Смотрите в оба. Стреляем в крайнем случае.
– Слышь, командир, – усмехается Барди. – Все никак «Егеря» из головы не выкинешь?
– Да… – отвечает задумчиво Хёрд.
– Не парься, скоро исчезнет. Я от этого «Мурома» тоже пока не избавился. «Муром»… Надо ж так обозваться…
– Надо идти, – я понятия не имею, о чем они говорят, но медлить нельзя.
– Да… – Барди хмыкает и перекидывает нож в правую руку.
* * *
В вестибюле на информационной стойке лежит мертвый мужчина с полностью обглоданным предплечьем. Локтевая и лучевая кости переходят в нетронутую Дикими кисть. На других телах видимых повреждений нет, но они порядком сгнившие.
«Ускоренное разложение»… Занятно.
Хёрд идет молча. Барди что-то периодически бубнит себе под нос.
* * *
Иорданская галерея располагается сразу после вестибюля. Два ряда массивных колонн, подпиравших высокие своды, условно разделяют ее на три части, и центральная упирается в широкую лестницу с красной ковровой дорожкой.
Перескочив через турникет между вестибюлем и галереей, мы держимся правой стороны.
Хёрд замедляет шаг и останавливается, касается пальцем своего уха, а затем указывает вперед. Мы застываем на месте и не сразу улавливаем тихие, прерывистые хрипы, судя по которым, где-то затаились несколько Диких.
Вот и первая встреча.
Их четверо. Стоят с запрокинутыми назад головами за одной из колонн на левой стороне. Из открытых ртов, измазанных засохшей кровью, и доносятся хрипы. У всех на шеях висят аудиогиды, а в ногах валяется пара разбитых фотоаппаратов – туристы.
Хёрд легонько стучит рукоятью ножа по колонне, за которой мы стоим.
Привлек внимание.
Первой реагирует Дикая в длинной черной футболке с большим желтым смайлом, на краю которого виднеется багровое пятно крови. Повернув голову на источник звука, она срывается с места. Мгновение – ее рука почти вцепляется в шею Хёрда, но он с совершенно спокойным выражением лица уклоняется в сторону, перехватывает Дикую за волосы и перерезает горло.
Хлынувшая кровь окончательно заливает смайл на футболке.
Вторая тварь.
Третья тварь.
Четвертая тварь.
Каждому по твари.
Хёрд встречает свою жестким «джебом». Барди – ногой в грудь.
Последний Дикий – мой. На полголовы выше, в разорванной рубашке он несется, перепрыгивая через тела, выставляет руки перед собой и готовится ко вкушению свежей плоти… Я резко пригибаюсь, подаюсь вперед правым плечом, врезаясь им Дикому в живот, хватаю его под колени и тяну на себя. Издав хриплый стон, он теряет опору, пытается извернуться, чтобы встать ногами на пол, но я без промедлений бросаю его на спину и наваливаюсь сверху всем весом. У Дикого перехватывает дыхание, и внезапно из него вырывается кровавый кашель.
Прямо. Мне. В лицо.
В глаза. В рот.
Я отплевываюсь, перехватываю нож острием вниз и вонзаю его в горло твари. Булькающие хрипы… Застывшие выпученные глаза… Тишина.
– Без меня справляешься?
– Пока что, – говорю я, усмиряя нарастающую жажду крови.
Этот голод. Рвется завладеть мной… Убийство – небольшая порция на пути к его утолению.
Ловлю на себе взгляд Хёрда.
– Забылись мы… Надо бы потише, иначе живыми не выберемся, – нахмурившись, он вытирает лезвие ножа о штанину.
Барди молчит, а я согласно киваю. Здесь нам повезло – никто на шум не сбежался, но в следующий раз удача может быть не так благосклонна.
Продолжая держаться правой стороны, мы двигаемся дальше и останавливаемся только у основания лестницы, вслушиваясь, нет ли никаких звуков сверху.
Мое сердцебиение вдруг учащается, виски сдавливает жгучей болью, а перед глазами на секунду все расплывается в неясной дымке.
– Только не сейчас… – шепчу я, стараясь отогнать грядущую галлюцинацию…
На красной ковровой дорожке, поднимающейся по ступеням, появляются прозрачные силуэты. Сначала несколько, затем их все больше и больше. Размытые лица… Они занимаются своими делами. Стоят, ходят, говорят… Разобрать, что именно я не могу. Множество слов сплетаются друг с другом в галдеж, напоминающий жужжание пчелиного роя.
Его нарушает детский смех: на лестницу забегают двое ребятишек и замирают у силуэта, начинающего обретать черты. Проявляется платье цвета лаванды, светлые туфли, седые волосы, собранные в «дульку»… Морщинистое, доброе лицо…
Бабушка…
Девочка рядом – шестилетняя Варя, а мальчишка – я. Мне было пятнадцать.
– Варюша, подскажи-ка нам, как называется вот эта мраморная лестница? – бабушка с улыбкой смотрит на внучку.
– Иорданская!
– А почему?
– Потому что на Крещение по ней царь спускался со своей семьей к проруби специальной в Неве – иордани! – выпаливает Варя.
– Умничка моя! А как раньше она называлась, Кристофер? – бабушка всегда называла меня полным именем, чтобы я чувствовал себя взрослее и серьезнее. Мне это нравилось.
– Посольская. Потому что по ней послы разных стран поднимались для Аудиенции, – без запинки отвечаю я.
– Вот молодец, – бабушка гладит меня по макушке и ведет нас наверх, рассказывая о статуе «Владычица» и декоративных скульптурах, которые украшают стены. А мы с Варей, затаив дыхание, внимательно слушаем…
Все исчезает внезапно, как по щелчку. Словно ничего и не было. Только в голове еще отдаленно звучит голос бабушки.
– Крис! Крис! Да что с тобой? – Хёрд встряхивает меня за плечи, видимо, уже не в первый раз.
– Все в норме, – я прерывисто выдыхаю, чувствуя, как сердцебиение возвращается к обыкновенному ритму, а головная боль уходит.
– В норме? – вертикальные зрачки Барди в один миг расширяются. – В норме? Что это за хрень? А если бы твари сбежались?!
– Эй! Остынь, – Хёрд зло смотрит на закипающего соратника. – Крис, объяснись.
Кто бы мне объяснил.
– Это… Это галлюцинации. Отрывки из моего прошлого, и они просто приходят и все. Обычно недолго длятся…
– Класс! Не хватало еще, чтобы ты посреди драки в ступор впадал… Просто зашибись… – Барди вновь вспыхивает.
– Ладно. На разговоры нет времени. Взяли себя в руки и вперед, – Хёрд уверенно шагает по лестнице, переступая через тела.
Я следую за ним.
Воспоминания, которым сейчас не место в голове, мешают сосредоточиться на настоящем. Главное, чтобы с Евой ничего не случилось, а с остальным разобраться можно и потом. Если только она жива…
– Слушай, ты извини. Я просто… немного на взводе, – поравнявшись со мной, неожиданно начинает Барди. Хоть он и говорит тихо, но от его низкого голоса, кажется, вздрагивал воздух.
– Забей, – я выдавливаю кислую улыбку.
Дальше мы поднимаемся молча и останавливаемся только между гранитных колонн на верхней площадке. Перед нами высокая дверь, с приоткрытой правой створкой.
Странно… В рабочее время они должны быть открыты полностью. Может, кто-то пытался там закрыться?
– Куда дальше? – Хёрд, задрав голову вверх, смотрит на плафон с изображением композиции «Олимп». – Ваше представление богов… Да уж.
Барди нетерпеливо крутит в руках нож.
– Налево. Три зала и будем в Военной галерее, – отвечаю я.
Хёрд подходит к нужной двери и дергает пару раз за ручку.
– Хм… Заперто. Другой путь есть?
– Есть… Но очень длинный.
– Тогда поторопимся, – в голосе Хёрда чувствуется напряжение.
Мы возвращаемся к приоткрытой створке, и на этот раз первым решает пойти Барди. Зазора вполне хватает, чтобы он с легкостью в него протиснулся. Через пару секунд его рука манит нас внутрь.
* * *
В центре зала установлена Ротонда с малахитовыми колоннами и золоченым куполом, вокруг которой разбросаны тела экскурсионных групп. Динамик одного из аудиогидов, лежащего в стороне, тихо потрескивает, но он оказывается не единственным источником звука.
Барди указывает на дверь в другом конце зала. Оттуда доносятся приглушенное шарканье и чей-то кашель. Вряд ли он принадлежит живому человеку.
Лишних встреч с Дикими нам не надо, поэтому мы поворачиваем налево и входим в длинную портретную галерею.
* * *
Здесь всегда было не так много людей и из экспонатов – только висящие на стенах портреты династии Романовых, представители которой наблюдали за нами с Варей. Нередко мы любили устроить забег наперегонки, но всегда откуда ни возьмись появлялась «сидунька». Так маленький Кристофер назвал в свое время милых женщин, восседавших на стульчиках в каждом зале музея, а его сестра потом унаследовала право на это слово…
Заливистый смех Вари, кажется, вновь раздается где-то рядом, и я, ведомый подсознательной глупой надеждой, оборачиваюсь. Прищуренный взгляд Хёрда возвращает меня на землю.
– Что-то не так? – спрашивает он.
– Просто показалось, – бормочу я и разворачиваюсь обратно, уставившись на шагающего впереди Барди.
Широкоплечий, метра под два ростом и весом за сотню килограмм, он идет на удивление легко. Его движения плавные, выверенные, однако, не лишены жесткости. Конечно, среди людей часто встречаются представители таких размеров, но от Барди, в отличие от них, исходит некая первобытная, дикая мощь, как и от Эйрика, оставшегося в вертолете. Странно, что от других членов группы такого ощущения нет…
Под взглядом Романовых мы пересекаем галерею и заходим в полностью пустой зал. Ни тел, ни картин, ни скульптур… Ничего.
Дверь слева заперта. Это обрекает нас на дополнительный крюк. Во мне поселяется чувство, что они закрыты не просто так.
– Думаешь, подстроено?
– Скорее всего.
– Что «скорее всего»? – интересуется Хёрд, а Барди разворачивается и застывает с вопросительно поднятой бровью.
– Слушайте, – я решаю поделиться догадкой, – днем здесь ни у кого нет ключей, чтобы запирать двери. Тем более, судя по телам, смерть почти у всех наступила в одно время и довольно быстро, а значит паника не успела начаться. Если кто-то из службы безопасности и выжил тогда, то вряд ли бы он побежал в залы, где происходило… Мысль, в общем, вы поняли.
– Поняли… – Хёрд мрачнеет. – Если так, то вполне возможно, что мы идем в ловушку.
– И кому это нужно? – я отдаю себе отчет в том, что замешаны не люди.
– Тем, кто следил за твоим родом. Не знаю, кого выбрали для такой длительной задачи… Но ждать хорошего не стоит, – Барди намного спокойнее к этому относится.
Мне бы его выдержку.
– Нет у нас времени разжевывать. Просто будьте начеку, – Хёрд ведет нас.
– Им можно доверять. Я за ними наблюдал.
Я киваю и получаю косой взгляд Барди. Видимо, мне они не очень доверяют…
– Они еще не пришли в себя после «Псевдо»…
Это замещение твоей личности той,
что нужна исполнителю или заказчику.
Они многое поставили на кон и теперь опасаются потерять.
Мы можем им помочь… Полезный будет союз.
А если Голос – это и есть та личность…
– При «Псевдо» личность формируется путем внедрения
ложных воспоминаний. По сути, ты это ты, просто
с иным прошлым. Иногда, как в случае с ними,
проводится масштабное замещение воспоминаний,
чтобы создать абсолютно новые личности. А иногда
это выборочные моменты, чтобы манипулировать эм… существом.
Надо же… Целая лекция от Голоса. Давно он не был таким разговорчивым…
* * *
Насколько я помню, то следующий зал именуется Малой столовой, и он действительно небольшого размера: шагов десять в длину и в ширину столько же, если не меньше. Стоящий в центре белый мраморный стол обычно пустует, но сейчас на нем лежит три свежих тела, сверху которых спиной к нам сидит Дикий. Занятый пережевыванием плоти, он нас не замечает и иногда лишь дергает в сторону головой, словно у него нервный тик.
Тик… Я тебя понимаю.
Барди негромко щелкает пальцами, привлекая внимание твари. Реакция следует моментальная: Дикий, резко оглянувшись, с хрипами бросается к Барди, но тот уходит под его вытянутую вперед правую руку, перехватывает за волосы и втыкает нож в шею.
Повторяет Хёрда?
Одно движение – лезвие перерезает шею изнутри и вместе с хлещущей кровью выходит наружу. Барди тихо опускает тело на пол.
Голова практически отрезана… Силы у него немерено.
* * *
Из следующего зала доносится кашель и громкое, тяжелое дыхание с прерывистым хрипом. Не теряя ни секунды, мы вбегаем через открытые двери: у дальнего окна на четвереньках стоит Дикая, захлебываясь нескончаемым потоком рвоты, и спустя мгновение падает. Образовавшаяся тишина давит на уши.
В зале, помимо умершей твари, лежит еще несколько гниющих трупов и один свежий.
– Видишь? Сами по себе дохнут, – Хёрд подходит и пинает Дикую в бок.
Я пожимаю плечами. Дохнут – хорошо, но неизвестно, сколько живых впереди.
Живых Диких… Активных Диких? Не совсем понятно живы они или мертвы…
Перед выходом из зала на стульчике я замечаю тело старушки с наполовину обглоданным лицом и полностью съеденной плотью с шеи. Все четыре ножки стульчика стоят в луже крови, натекшей с бывшей смотрительницы музея.
– Сидунька! – внезапно раздавшийся рядом голос Вари, заставляет меня вздрогнуть и вновь обернуться.
На вопросительный взгляд Барди я просто качаю головой, стараясь угомонить взбесившееся сердце…
* * *
Следующие восемь залов совсем небольшие. Дикие нам не встречаются. Ни одной твари. Только неподвижные гниющие мертвые.
Мы идем молча, и у меня выдается немного времени обдумать информацию последних нескольких часов. Но в голове свербит одна назойливая мысль…
Людей больше нет. Человек уничтожен. Правда ли это? Что тогда делать дальше… Жить с Евой среди этих Существ? Они, вроде бы, сами-то не в лучшем положении… Из-за неизвестности настоящего я не могу выстроить примерную картину будущего… Это не дает покоя.
О покое можно забыть на ближайшее… На ближайшие… Если не навсегда.
* * *
Тем временем мы заходим в девятый маленький зал, и идущий впереди Хёрд застывает на месте. Из-за приоткрытых дверей впереди доносятся хрипы и шарканье далеко не одной твари. На слух определить их количество невозможно. Но мне оттуда слышатся еще и чьи-то голоса…
Голоса…
– Ух ты! Когда вырасту, то у меня будет такая же библиотека!
– Обязательно будет, Кристофер. Наверное, Николай Второй тоже с детства мечтал о ней и вот, она у него появилась… А в каком году она появилась, Варюш?
– В тысяча восемьсот девяносто пятом!
– Умничка, а как называется этот стиль? Кристофер?
– Готический…
Толчок в плечо меня возвращает. Голоса пропадают.
– Крис, давай без этого. Нам нужны и твои силы тоже, – Хёрда напрягает мое выпадение из реальности. Оно и понятно. Из-за меня могут погибнуть все.
Я киваю, наблюдая за тем, как Барди бесшумно подходит к дверям и просовывает между створками нож. В отражении на лезвии он оценивает ситуацию и пальцами свободной руки показывает нам количество Диких.
Девять…
В Библиотеке не так уж и много места для драки. Замешкаешься, и эти твари прижмут к какому-нибудь столу или полкам и сожрут. По три на каждого из нас… Эти-то справятся, а мне придется туго. Только если…
– Помогу. Не волнуйся.
– Если хотите драться, то Мы справимся, – шепчу я Хёрду.
– Мы? А… Хорошо. Тогда обойдемся ножами, – он убирает ладонь с набедренной кобуры. – Уверен, что справитесь? Ты уже был Ведомым?
– Да.
– Ладно. Но может, обойдемся и без твоей помощи, – Хёрд машет Барди, чтобы тот подошел к нам, и говорит ему только одно слово: – Фермопилы.
Барди довольно улыбается, возвращается к двери и начинает аккуратно, тихо укладывать тела как можно плотнее друг к другу.
Прямо под дверью.
Створки открываются «от себя».
Баррикада?
– Нам бы парочку. Положим сверху, – Хёрд уходит в предыдущий зал и обратно шагает с телом мужчины на плече. – Нужно еще одно.
Таскать разлагающиеся тела мне не приходилось…
Выбора особого нет: женщина в коротком платье с лопнувшими гнилостными пузырями на ногах и парень в спортивном костюме.
Закрыв последнему глаза и рот, я беру его на руки и несу к Барди. Что за «Фермопилы» они мне не объясняют и оставляют поодаль следить за тылом.
Я чувствую себя беспомощным юнцом.
Баррикада из тел возвышается до пояса. Идея ясна: в дверной проем смогут протиснуться максимум двое Диких, а пока они будут перебираться через тела, Хёрд и Барди убивают их. Сложностей возникнуть не должно, но если что.
Мы поможем.
Хёрд стучит костяшками по косяку. Хрипы становятся громче. Слышатся шаги, затем бег и через секунду в проеме показывается первый Дикий. Даже не остановившись, он карабкается по трупам, пялясь на нас выпученными глазами.
Хёрд делает выпад, протыкает ему шею и, оттолкнув ногой уже мертвого Дикого, вытаскивает нож. Тут же залетает вторая тварь, пытается перескочить через препятствие, но наступает на чью-то голову, кожа которой вместе с волосами сходит с черепа. На этой стадии разложения – ничего удивительного. Дикий валится на живот…
Барди перерезает горло.
Семеро…
Тишина. Никто больше не идет… Ругнувшись, Хёрд вновь стучит по косяку – тишина.
– До ночи здесь провозимся, – ворчит Барди, берет нож в зубы и перепрыгивает через баррикаду тел.
– Стой! – кричит Хёрд, но слишком поздно: на Барди налетает первый Дикий.
Мы бросаемся на подмогу и успеваем перехватить двух тварей, рвущихся к нему. Сбивая с ног своего Дикого, я краем глаза замечаю движение слева – еще один.
Сердце колотится. Руки будто наливаются силой, слегка дрожат, и я, ударив Дикого ножом в шею и решив, что половины вошедшего клинка вполне хватит, сразу вытаскиваю его и переключаюсь на почти схватившую меня вторую тварь. Увернувшись от ее рук, бью кулаком в висок, перехватываю финку острием вниз и вонзаю в шею до самой гарды.
В этот момент за мою ногу кто-то хватается и резко тянет в сторону, выводя меня из равновесия. Я спотыкаюсь о невесть откуда взявшийся стул и с грохотом падаю на пол. Финка теряется – до нее не дотянуться. За ногу крепко держит тот первый Дикий, которого я не добил – будет мне уроком – и, закашливаясь кровью, пытается подтащить к себе.
Звон разбитого стекла и озлобленный рык – на Барди набрасываются две твари, впечатывая его в книжный стеллаж со стеклянными дверцами. Хёрд же сцепился с одной особо прыткой тварью, которая вот-вот доберется до него зубами. Но, извернувшись, он отталкивает ее от себя, бьет под дых и перерезает глотку…
– Сзади! – выкрикиваю я, предупреждая Хёрда о Диком. Уклониться он успевает в последний момент.
Барди тем временем откидывает в сторону одну тварь и вбивает голову второй в деревянный стеллаж.
Я хватаю стул, о который споткнулся, и обрушиваю его на Дикого – теряет сознание. Урок усвоен…
Нож – шея.
Нож – шея.
Нож – шея.
Кровь на лице…
Спешу к Барди и сцепляюсь с тварью, которую он откинул. Рукой за волосы, оттягиваю голову назад, и, вдавливая лезвие в горло, резко отвожу руку в сторону. Дикий дергается, хрипит и плюется кровью.
Секунда, две… Его тело обмякло.
Сердце колотится, воздуха не хватает. Дрожь в руках не прекращается. Барди и Хёрд стоят молча, но на их лицах нет ни обеспокоенности, ни усталости, ни страха. Им будто пришлась по нраву эта бойня.
– Давно мы так не дрались, – Барди ухмыляется, глядя на мертвых Диких.
– Да уж. Прогресс… Теперь-то все воюют огнестрелом. Воевали… – Хёрд с сожалением вздыхает, вытирая кровь с лица, и обращается ко мне. – Ты это сам?
Я киваю, замечая, что сердцебиение приходит к нормальному ритму и дышится гораздо легче.
– Молодчик! Эх, повоюем еще! – Барди явно приободрился после драки.
– Я наблюдал. Помог бы если что…
– Не сомневаюсь, – несмотря на то, что он участия не принял, я ему все равно благодарен. Его присутствие ощущается намного сильнее, чем раньше. Это придает уверенности.
– Выдохнули? Идем дальше, но давайте постараемся без таких шумных побоищ, – Хёрд вновь косится на меня и хлопает по плечу возбужденного Барди.
– Ладно… – отвечает тот, недовольно хмыкнув.
* * *
Пустой зал. Пустой зал. Пустой зал. Пустой зал… Скучные залы с минимальным количеством предметов интерьера былых времен плюс мертвецы.
Наконец, мы добираемся до «Темного коридора», по всей длине которого на стенах висят огромные шпалеры.
Но вдруг затылок разгорается жгучей болью, в миг помутнившей зрение. Ноги подкашиваются, руки скользят по двери, но ни за что не могут зацепиться.
– Крис! Эй! А ну-ка не падать! – Хёрд стоит совсем рядом и хватает меня за плечи. Его голос звучит будто издалека, повторяясь эхом по несколько раз.
– Что со мной… – бормочу я, обращаясь к Голосу.
Хёрд понимает, кому адресован вопрос, и молчит.
– Слишком долго ютимся в одной голове… День-два и ты умрешь.
Заметная тревожность Голоса только добавляет беспокойства.
– Умру? Что это значит? А ты?
– И я тоже. Нам надо разъединиться, тогда мы выживем…
– Как… Как?!
– Ты должен убить себя.
– Издеваешься…? – я с трудом верю в услышанное.
Убить себя, чтобы выжить? Что за бред…
– Нет, Крис. Поверь, дальше будет только хуже.
Приступ может начаться в самый неподходящий момент.
Головная боль начинает отступать, и я уже самостоятельно держусь на ногах.
– Что ты предлагаешь?
– Пистолет у тебя на бедре…
– Херня это… – я отказываюсь от его предложения.
Шеей влево. Шеей вправо. Становится лучше.
Хёрд и Барди стоят в паре шагов от меня и молча наблюдают. Первый с любопытством, а второй с настороженностью. Ему явно не нравятся мои приступы и переговоры с Голосом.
– Я в норме. Идем…
– Хреновая это была затея, Хёрд. Хреновая, – Барди шмыгает носом и идет впереди.
– Я вас не заставлял. Сами вызвались, – отвечаю я ему, но слышу только презрительное фырканье. Настроение у него меняется по щелчку пальца. Впрочем, мне это несложно понять…
По «Темному коридору» мы идем быстро. Накатывают воспоминания…
Когда-то давно я подолгу мог стоять у каждой из шпалер, изучая их невероятные, вытканные вручную сюжетные композиции: «Язон, срезающий Золотое руно», «Пир Клеопатры», «Явление Мадонны» и множество других. Раньше они занимали меня, но сейчас я бреду мимо, не обращая внимания ни на одну из них.
* * *
Очередной небольшой зал. Синие стены, синие шторы. Все стекла, за которыми находятся экспонаты, разбиты. Пол покрыт осколками. Пройти бесшумно просто невозможно. Но нам повезло, и на хруст под ногами никто не сбегается.
Создается впечатление, что Диких больше мы не встретим.
* * *
– Будуар императрицы Марии Александровны, – бубнит Барди, прочитав табличку на входе в следующий зал. – Что за безвкусица…
Судя по выражению лица Хёрда, он разделяет эту точку зрения. Понять можно: стены и потолок отделаны ярко-красным шелком с орнаментами из позолоченного дерева, мебель обита тем же красным шелком, а огромное зеркало только удваивает слепящую пестрость небольшой комнаты. Как здесь раньше жили люди, представлялось с большим трудом.
Барди последний раз окидывает взглядом убранство и цокает языком… Но его огромная фигура расплывается… Предметы вокруг расплываются…
Я отключаюсь…
