Дикость
Провод. Патрон. Лампочка не горит – днем включать свет не имеет смысла.
Особенно когда шторы раздвинуты.
Особенно когда окна выходят на солнечную сторону.
Особенно когда ясная погода.
За пять лет я так и не смог выбрать подходящую люстру.
На потолке в дальнем правом углу раскинулась трещина в форме паутины. Восемь глаз невидимого паука всегда направлены на меня, а по ночам, он спускается на невидимой паутине и невидимыми лапками перебирает по моему лицу.
Ночь. Комната. Паук.
Аптека?
Варя стоит у приоткрытой двери, которая ведет на лоджию.
Пламя негодования бушует в глазницах.
Совершенно точно это моя квартира.
Гудит череп. Ленно сокращаются мышцы. С трудом поднимаю руки… Кисти и предплечья покрыты засохшими кровавыми брызгами: круглые, овальные, полосы и пятна…
Из груди вырывается тихий стон, когда я сажусь на край кровати – болит буквально все, что находится в моем теле. Каждая клетка. Каждый атом.
Кеды, штаны и футболка также в засохшей потемневшей крови.
Ни слова не говорю Варе и иду в ванную, где в зеркале над раковиной вижу засохшую кровь на лице. Смешавшись с потом и грязью, она размазалась по лбу, щекам, носу, губам и подбородку.
Я выжат. Как после изнурительной тренировки… Как после серии изнурительных тренировок с выжиманием из себя ВСЕХ сил. На пределе возможностей.
Голова тяжелая, опускается, и я обращаю внимание на часы на левом запястье.
12:02 – день.
Прошлый вечер и эту ночь я был в отключке…
* * *
Ни Артем, ни Ева не отвечают на звонки. Восьмой час безуспешные попытки связаться с ними укореняют во мне беспокойство. Нарастает раздражение от собственной беспомощности.
Я сижу на лоджии и выкуриваю сигарету за сигаретой. Выкуриваю и не желаю смотреть на то, что происходит на улице.
Не вижу, но прекрасно слышу: звуки просачиваются даже через закрытые окна. Тонкие стекла, щели – слишком громко.
Страх порождает во мне отрицание. Я боюсь. Я не хочу верить.
Осуждение.
Если бы Варя могла, то давно бы выкинула все заначки «на случай срыва».
Но Варя не может. Единственное, что сейчас в ее силах – пытаться сжечь взглядом почти пустую пачку на столике. Рядом со мной. Варя тоже рядом, как и всегда.
Скрипит раскладной стул, на котором я раскачиваюсь.
– Не нуди. Не до этого…
Попытка обидеться.
– Извини… – я вздыхаю. – Я не хотел.
Понимающая улыбка.
– Спасибо…
Как обычно, Голос хранит молчание в стенах квартиры. Неужели ему нужно приглашение? Как вампиру.
Или не нужно? Призрак… Он просто невидим и ходит постоянно за мной. И говорит. А в квартире стоит и молчит. Возможно, вот здесь, слева от Вари. Или справа… Выглядывает из-за ее ключицы? Пялится через ребра…
Стоит и молчит. Смотрит на меня. Ждет, когда я выйду из квартиры…
Ждет, когда я проснусь утром и умоюсь…
Ждет, когда я позавтракаю и оденусь…
Ждет, когда я зашнурую кеды и открою дверь…
Стоит и молчит. Смотрит на меня. Беззвучно дышит и не моргает…
Вампир… Призрак… Как же. Но даже от мысли о том, что кто-то невидимый постоянно находится за спиной, слева, справа или перед лицом… От этой мысли становится немного не по себе. Еще и тот паук.
Которого нет.
Всего лишь глупая фантазия. Но реальность не лучше.
Все-таки приходится встать со стула, выдохнуть последнюю порцию дыма и открыть окно. На лоджии накурено так, что и дышать особо нечем.
Бросаю окурок вниз.
Я не боюсь, что попаду кому-нибудь в сумку или в пакет. Или испорчу прическу прохожему. Или прожгу одежду. Нет страха, что непотушенная сигарета залетит в окно припаркованной машины. Потому что со вчерашнего дня подобные мелочи никого не интересуют, и никто не обратит внимания на окурок у себя за шиворотом или на кожаном сиденье новенькой машины.
Люди. Я напряженно смотрю на них. Слежу за одним, вторым, третьим…
Они срывают голоса. Зовут на помощь. Рыдают. Истекают кровью. Умоляют о пощаде. Не понимают, ЧТО на них нападает.
ДИКИЕ преследуют и не церемонятся. Раздирают, рвут, пожирают. Настигают всех.
– Что же это… – бормочу я себе под нос.
* * *
Yersinia pestis – бактерия, размер которой составляет примерно одну десятитысячную часть сантиметра.
0,0001 см – совсем малютка. Попадая в организм человека, она упрямо движется по лимфатической системе до ближайшего лимфатического узла. Там она чувствует себя вполне комфортно, обустраивается и приступает к размножению, что приводит к воспалению лимфатического узла. Он набухает. «Бубон» – так его называют.
Yersinia pestis – это чумная палочка.
Резкое повышение температуры, сильный озноб, невыносимая головная боль, слабость. Тело ломит и выкручивает так, что хочется выть. И человек воет. Тошнота и нескончаемая рвота. Потоки рвоты. Возникает бред. Нить с реальностью постепенно теряется.
Сознание крошится, и человек теряет над ним контроль.
Это не Чума.
Vibrio cholerae – еще одна малютка-бактерия. Инфицированного она приговаривает к частому, обильному и водянистому стулу. И к рвоте. Никакой тошноты не будет – сразу рвота. Мочи тоже не будет. Зато появятся мышечные судороги, понизится давление, и пульс станет совсем слабым. Полностью или почти полностью пропадет голос. Высохнет кожа.
Организм подбирается к четвертой степени обезвоживания.
Vibrio cholerae вызывает Холеру.
Это не Холера.
Сильная простуда оказывается вирусом гриппа типа «А» подтипа H1N1. Новый штамм.
«Испанский грипп» или «Испанка».
Чрезвычайно быстро развивается пневмония. Обширное поражение легких, назойливый кашель с большим количеством крови в мокроте. Появляется хриплость, начинаются носовые кровотечения.
Головная боль, ослабление памяти. Бессонница сменяется сонливостью и наоборот. Возникает бред. В некоторых случаях – беспокойство и возбуждение.
Буйство?
Это не Испанский грипп.
Variola vera – Натуральная Оспа.
Вполне можно принять за грипп. Пока тело не покроют пятна розового цвета – па́пулы. Но совсем скоро в центре папул появятся пузырьки с прозрачной жидкостью – вези́кулы. Затем с гноем – пу́стулы. Круглые и тугие.
Температура ползет вверх, ясность сознания – вниз. Мучительный зуд, гной сочится из пустул. На лице, руках, туловище, ногах… Везде.
Бред, беспокойство и возбуждение… У детей – судороги.
Это не Натуральная Оспа.
* * *
То, что произошло в торговом центре – не единичный случай.
Что бы ЭТО ни было, оно появилось сразу и везде. Сотни подобных «вспышек». Сотни черных кружков на карте, диаметр которых увеличивался до тех пор, пока не сливался с соседними…
Теперь город не имеет просветов.
Закрасить в квадрат – будущего нет.
Полиция и военные действуют локально и самостоятельно. Скорее, за себя, чем за население.
Как и все. Как и каждый.
Интернет переполнен фотографиями и видеозаписями с мест происшествий. Некоторые предпочитают здравому смыслу безрассудство и снимают, снимают, снимают…
Я смотрю новые публикации в соцсетях.
Человек Публикация – отличный источник информации для Человека Разумного. Для того, кто заперся. Забаррикадировался. Изолировался от угрозы.
Человек Публикация показывает, что «Дикость» вспыхнула не только в Питере. Но и в Москве. В Новосибирске. В Екатеринбурге… От самых крупных городов до самых маленьких деревень.
Человек Публикация доносит, что под угрозой исчезновения оказалось все население страны…
Я смотрю прямые трансляции в соцсетях.
Человек Прямая Трансляция кричит.
– Мы… Мы в спортзале сто пятой школы… Учителя нас тут заперли… Такие страшные звуки… Кто-то ломится в дверь! – две заплаканные старшеклассницы, позади которых перепуганные парни.
– Мой брат… Он… Он только что бросился на официантку и укусил ее… Я… Я в туалете… А он… Или не он… Не знаю… Дверь не выдержит… – мужчина в помятом сером костюме со следами крови. Слышно, что в дверь кто-то ломится.
– Они убили ее!!! Нет… Не-е-е-ет… Такого не может быть… Они… Эти существа… Монстры! Я поняла! Это просто сон. Кошмар! Нужно просто умереть, и я проснусь! – запыхавшаяся девушка, останавливается и направляет камеру на бегущего за ней Дикого. – Это просто сон…
– Друзья нашего сына… Они гостили у нас, а потом… А потом Вадик закашлялся… Его стошнило и он… Он умер… А Андрюша накинулся на нашего сына и укусил его! Ему совсем плохо! Он кровью истекает! Но… Но мы не можем выйти из квартиры. Перед дверью какие-то существа… Они убили соседей… Они их… Едят… Господи, столько крови… – за спиной плачущей женщины сидит отец с ребенком на руках.
– Мне так плохо… Сильно тошнит… Но я держусь… Я не хочу как Дэн… Он блеванул и… И умер… Я… Я не могу терпеть… – глаза бледного подростка закатываются, его рвет на телефон, картинка исчезает, но по гулкому стуку понятно, что мальчик упал.
Трансляций много. Очень много. Но в какой-то момент их количество перестает расти и начинает стремительно снижаться.
Они обрываются. Навсегда. После тихого шепота и слез, после криков и хрипа на фоне, после истерик и молитв…
Человек Прямая Трансляция оповещает Мир, что на Земле больше нет светлых пятен.
Черный Квадрат поглотил города, страны и континенты.
* * *
– Вызываемый вами абонент не отвечает. Пожалуйста, перезво… – бездушный голос из динамика забирает с собой еще одну частицу надежды. Опять неудача.
– Херня, херня, херня… Херня все это! – я хожу от одного края лоджии к другому. От коробки из-под холодильника до коробок из-под пицц.
Варя молчит.
Верить в то, что Артем и Ева превратились в этих тварей или убиты, я не хочу. Они просто одновременно и живы, и мертвы.
Кот Шредингера.
Артем и Ева Шредингера.
Я выглядываю из окна. Слишком ясное небо, кошмарно яркое солнце – совсем не Питерская погода.
По тротуару гонимый двумя остервенело хрипящими Дикими бежит мужчина. Его ноги заплетаются. Он оглядывается – раз, он оглядывается – два, он оглядывается – три… Спотыкается и падает перед мертвым телом старика, кишки которого лежат между его ног. Тянутся из разорванного живота и закручиваются на подогретом солнцем асфальте.
Дикие набрасываются на мужчину, вгрызаются в живую и теплую плоть.
Он кричит. Вопит. Орет. Теряет голос и хрипит, как Дикий.
Мой живот урчит.
Невеселая усмешка.
– Желудку не прикажешь, – я пожимаю плечами и бреду на кухню.
Крик мужчины обрывается.
* * *
На меня смотрят две сморщенные морковки – истинные старцы моего холодильника. Немного молодняка: бутылочка соевого соуса, пустая коробка из-под яиц, две вытянутые плоские банки сардин в масле…
Я смотрю на них. Они смотрят на меня.
«Черный день» – вот и он.
* * *
Скудный ужин на лоджии… Звучит, как название картины.
Тяну за «чеку» – постепенно открывается первая банка. Рыбешки одна к одной, ждут, когда их положит себе в рот, пережует и проглотит кто-нибудь голодный.
Я голодный.
Вопрос в глазницах.
– Нет. Пока еще… – отвечаю я. – Пока еще я в своем уме.
«Чека» с металлической крышкой на моем указательном пальце. Если бы в другой руке лежала не емкость с сардинами, а ручная граната РГД-5, то в моем распоряжении было бы всего от 3,2 до 4,2 секунды. Приземлится между жрущими Дикими как раз момент взрыва… Расстояния вполне хватит. Граната не самая мощная, но парочку тварей точно заберет.
Забрала бы.
Я знаю это, потому что это знает мой отец.
Фанатичные рассказы об оружии – то, что нужно ребенку.
* * *
Сухая, почти безвкусная рыба. Масла совсем немного, его не хватает, чтобы придать влажности, и проглотить ее становится неприятным испытанием. Пережеванные рыбешки застревают комом в горле.
Приходится раздавить вилкой все кусочки в мелкую труху, разом закинуть это месиво в рот и запить полным стаканом воды. Отличный ужин.
– Да-да… Как всегда, была права… Мне стоило сходить в супермаркет… – говорю я.
Торжествующий оскал.
– Думаешь, это бы меня спасло? На какое-то время… Да, наверное… – я сажусь на раскладной стул. – А дальше что? Выходить из квартиры – самоубийство. Да и смысл? Куда идти? Ты сама видела, что происходит в городе, в стране… Везде.
Наконец-то на лице Вари отражается понимание. Я всматриваюсь в очертания ее костей.
– Знаешь что? А вдруг и тебя нет? Меня нет…. Вообще ничего нет?
Я вскакиваю со стула и бегу в комнату. Спешно ищу записку Святослава. Если ее нет… Ведь воображаемый друг не может написать послание?
Да?
– Где она? Где она?! Ага! – в руках у меня помятый лист бумаги. Пробежавшись по тексту глазами, я освежаю память о старике.
Его существование подтверждает бумажка… Ничего она не подтверждает. Не исключено, что и это тоже плод воображения.
Реальна ли действительность?
Действительна ли реальность?
Заперт ли я в собственной голове?
Волны беспокойства с лоджии.
– В порядке? Не знаю… Это как посмотреть. Хотя, как ни посмотри – не в порядке.
Волны усиливаются.
Я тащу Варю в комнату, ложусь спиной на пол и скрещиваю руки на груди. Надо мной висит одинокая лампочка на черном кривом проводе.
Черная кривая линия, как моя жизнь, тянется к источнику света, который может никогда и не загорится. Надеется. Ждет. Просто некому щелкнуть переключателем.
– Допустим, это вирус или бактерия… Чума? Холера? Испанка? Оспа? Что у нас есть… Кто-то… Эм-м-м… Превращается в… Диких. Кто-то умирает, а кто-то – нет. Но и Диких что-то убивает изнутри. Скольких мы видели сегодня? Пять? Десять? Просто блюют и подыхают.
Вопросительный взгляд.
– Да… «Дикость» может быть побочным эффектом. Тот рыжий хрен так и сказал: «Один Побочный»… А если это Rabies lyssavirus? Бешенство… Дикость… Как думаешь?
Сомнение.
– А что? Биологическое оружие никто не отменял. Синтезировали вирус, провели тесты, а эксперимент вышел из-под контроля и понеслась… Или не вышел?
Задумчивость.
– Иммунитет или просто вопрос времени. Я тоже могу быть заражен, – я раскидываю руки и ноги в стороны.
Страх.
– Не тошнит. Не бойся…
От ветра с улицы лампочка покачивается. Покачивается и тень от нее на стене. Увеличенная в несколько раз, едва различимая. Призрак настоящего.
– Больше похоже на бред, чем на правду… Лечебница теперь не кажется такой чушью, да?
Недобрый оскал.
– Говорю, потому что неуверен… Обе версии мне не нравятся, в обе верится с трудом, – я встаю и отношу Варю обратно на лоджию.
Облокачиваюсь на край окна.
Внизу четверо Диких набивают свои желудки свежей плотью.
Клокочущие хрипы. Булькающие хрипы. Просто хрипы.
Затяжные и короткие. Громкие и совсем тихие.
Нервный не тот, кто стучит карандашом или щелкает ручкой, а тот, кого это раздражает.
На самом деле они оба нервные.
Хрипы раздражают. Заполняют собой мою голову и кружатся в бесконечном вихре.
– Да чтоб вас… – я беру со стола стакан и с силой швыряю его, целясь в ближайшего Дикого.
Точно в затылок – звон разбившегося стекла. Рассыпается прозрачной крошкой в лужу крови.
Тварь игнорирует и жрет, запихивая в пасть новые и новые куски мяса.
Восхищение.
– Я даже не целился, – отмахиваюсь я, но в душе улыбаюсь.
Нужно срочно кинуть что-нибудь еще. Пустая банка из-под сардин слишком легкая, а вот та, неоткрытая…
Предостережение.
– Что мне с этой банки? От голодной смерти не спасет. Отсрочит ее на день…
Я бросаю – попадание. В тот же затылок. На этот раз Дикий оборачивается и ищет глазами того, кто его потревожил. И он находит.
Сверлит меня голодным взглядом, не переставая двигать челюстями. Процесс пережевывания не должен прерываться.
– Че уставился?! – кричу я ему.
Сердцебиение и дыхание учащаются.
И вот, я стою на кухне и выгребаю с полок стаканы с кружками.
И вот, я стою на лоджии и избавляюсь от принесенной посуды.
Она летит в того самого Дикого, но на меня обращают внимание и другие. Таращатся, подходят к дому. Только парочка из них не отвлекается ни на что.
Почти все «снаряды» достигают своих целей. Асфальт усеян керамическими и стеклянными осколками, по которым топчутся твари.
Хруст и хрипы.
Хрипы и хруст.
Последний стакан отправлен в путь. Пункт назначения – твердый лоб Человека Дикого.
Улыбка, почти смех.
– Спасибо! Спасибо! – я театрально кланяюсь ей.
Дикие пялятся, пучат глаза, задрав головы вверх, и не понимают, как до меня добраться.
Хрипы. Хрипы. Хрипы. Хрипы. Хрипы.
Хреновый Хриповый Хор.
– Господа, и это вы называете пением? Верните деньги за билет! – мой нервный хохот эхом выливается на мертвую улицу.
Беспокойство в глазницах.
– Наверное, да, сошел с ума. Как иначе… – я со вздохом опускаюсь на стул и беру со столика пачку сигарет.
Но закурить мне не дает стук во входную дверь. Очень настойчивый стук. Кулаком.
– Я знаю, что ты там! Открывай! – крик доносится из подъезда до самой лоджии.
Знакомый голос…
