35

Полина

Тусклое солнце ярко искрится на покрытых инеем ветвях деревьев, ночная стужа неохотно уступает место вязкому утреннему теплу, а узкие пролески наполняются легким щебетом птиц. Я выхожу из такси и оглядываюсь по сторонам. Когда-то эти места наполняли меня силой, а теперь лишь пугают. Шумящий в вершинах сосен ветер рвет на мне тонкую ветровку, терзает волосы, как будто предупреждая, что нужно бежать.

– Софья! – выходит к воротам встретить меня Ирина.

– Доброе утро, – улыбаюсь я.

На мне мешковатая одежда, спортивный лифчик, утягивающий грудь, удобные тапочки на ремешке и неброский макияж. Я иду за ней во двор, но думаю не о том, что мне придется пережить при встрече с Загорским, или как я стану пытаться изменить свой голос, манеры, походку, – нет.

Я думаю о том, что скоро увижу сына, и остальное пока остается неважным. Мне только нужно оказаться рядом с ним, нужно подержать его в своих руках, прижать к сердцу, а остальное – потом.

– Здесь сад, – Ирина отрешенно указывает на украшенные клумбами края дорожек, – будете гулять здесь с ребенком.

– Если меня наймут, – напоминаю я.

– Насчет этого не волнуйтесь.

– И все же.

– Здесь зона барбекю, беседка и прудик. С ним будьте осторожнее, он неглубокий, но для детей все равно опасно.

– Пруд? – Я останавливаюсь точно вкопанная.

Пруд?!

Будто налетаю на какое-то препятствие. Стою и с глупым видом разглядываю зеленоватую гладь воды, обросшую по краям зеленью.

– Да, осенью вырыли. Хозяину дома приспичило иметь здесь пруд. – Ирина говорит это с каким-то презрением. – Не знаю, какой в этом толк. Лично я бы лучше оборудовала бассейн. – Она смеется.

А я заставляю себя сдвинуться с места и последовать за ней. Мои ноги не слушаются. Когда-то я очень просила о прудике, но Вик уперся и ни за что не захотел рыть яму посреди участка, он посчитал мое желание блажью, а теперь мой самый лютый враг захватил этот дом и присвоил себе эту мою мечту.

– А там псарня, – машет рукой Ирина, остановившись на крыльце. – Ну, как псарня… Так, пока одна будка со щенком, но Марк зачем-то хочет иметь несколько собак на территории двора.

– Марк? Так зовут отца ребенка?

Ирина улыбается.

– Да. Я же вам еще ничего не рассказала. – Она отступает на шаг и пропускает меня в дом. – Проходите.

– Спасибо. – Под ее вежливым взглядом я вхожу внутрь.

– Итак, – продолжает разглагольствовать она. – Хозяина зовут Марк Григорьевич Загорский, он очень влиятельный человек.

– А вы… вы его невеста?

– Ой, я… – Ирина разыгрывает смущение. – Я – его личный помощник, скажем так. Самое близкое доверенное лицо.

– Ясно.

– Я в курсе всех его дел и часто буду бывать в доме, так что если будут вопросы, сразу звоните мне.

– Обувь снимать?

– Нет, проходите так. – Она указывает на диван в гостиной. – Присаживайтесь. – Дожидается, когда я сяду, и устраивается в кресле напротив, закидывает ногу на ногу. Девушка явно чувствует себя здесь, как дома. – Итак, смотрите. Дом достаточно большой. Вы будете жить здесь, у вас будет своя комната рядом с детской. У Загорского огромный перечень требований к няне, и в этом вопросе он крайне щепетилен, поэтому мы с вами подпишем серьезный контракт, в котором прописаны разные мелочи: начиная от того, как разговаривать с ребенком, заканчивая тем, где с ним можно гулять и чем кормить.

– Хорошо.

Ирина придвигает ко мне контракт:

– Пока ознакомьтесь. Подпишем, когда вашу кандидатуру одобрит сам Марк Григорьич, но, думаю, это формальности. Мне он доверяет.

– Замечательно.

– Тогда пока читайте, а потом я покажу вам весь дом и все объясню подробно. – Она вежливо улыбается, но выходит у нее как-то фальшиво. – Здесь не очень-то уютно, все как-то по-деревенски, и, если честно, я бы тут все переделала, но хозяин уважает память старых хозяев.

У меня в груди больно щемит.

– Старых хозяев?

– Да, родителей пацана. Они погибли, это было ужасно. – Девушка ежится. – Загорский не любит этого вспоминать, так что не задавайте ему об этом лишних вопросов. Он принял мальчика, как своего. – Ирина чертит хаотичные линии в воздухе перед своим лицом, вроде как крестится. – Светлая память погибшим, хорошие были люди.

Я киваю.

– Можно ваши рекомендации? – улыбается она.

– Конечно. – Достаю их из сумки и передаю.

– Прекрасно, – говорит она, едва проглядев их глазами.

Девице плевать на ребенка, лишь бы не возиться с поисками нормальной няни. Ирину явно больше интересует опекун Ярослава – Загорский.

– Ярослав – мальчик капризный, если честно, – морщится она, поглядывая на меня из-под ресниц. – Но, думаю, такой профессионал, как вы, справится с этим.

– О да, у меня богатый опыт, – бормочу я, водя глазами по строчкам контракта.

«Время сна и кормления необходимо отмечать в предоставленном ежедневнике… докладывать работодателю обо всех нюансах поведения… не разглашать никакой информации о работодателе третьим лицам… внимательно изучить привычки и особенности характера ребенка… проявлять терпение, последовательность, твердость и уверенность в общении с ребенком… стараться меньше держать ребенка на руках, предоставлять ему максимальную свободу действий, основное – не допустить травматизма, но в целом не ограничивать, только страховать».

– Все устраивает? – интересуется Ирина.

– Марк… как его?

– Григорьевич, – подсказывает она.

– Марк Григорьевич серьезно подошел к составлению документа.

– Ох, да. – Девушка закатывает глаза. – Мне пришлось побегать в поисках первой няни.

– Она… уволилась?

– Да, но ничего такого, не волнуйтесь. Ей пришлось уйти по личным обстоятельствам, такое бывает. В целом работать с Загорским одно удовольствие: все строго, четко, но понятно для персонала. Кстати, в доме, кроме вас, повар, горничная, садовник и штат охраны на территории. Скромно, но Марк отказывается нанять больше прислуги. Ой, простите… – спохватывается она. – Вы все-таки на ранг выше, чем остальной обслуживающий персонал, а я вас так…

– Нет, все нормально, – криво улыбаюсь я.

И Ирина довольно кивает.

Она рада, что нашла неприметную серую мышь на должность няни. Я не стану для нее конкуренткой в борьбе за место в постели Загорского, а мечтает она именно об этом. Наверное, об этом мечтает едва ли не каждая женщина, однажды увидевшая Марка и попавшая под его черное обаяние.

– Кажется, проснулся, – вдруг напряженно вздыхает Ирина.

И теперь я тоже слышу. Из динамика радионяни раздается слабое кряхтение и недовольное причмокивание малыша.

– Можно я? – Мне не удается усидеть на месте.

– Идите, – отмахивается девушка. – Вверх по лестнице, направо вторая дверь.

Я встаю, снимаю куртку, бросаю на спинку дивана и поднимаюсь наверх. «Вдруг он испугается? У меня незнакомое лицо, страшные очки, дрожащие руки, вдруг заплачет?» Мне не терпится взять сына на руки и обнять, я практически не чувствую пола под ногами. Почти бегу. Замираю лишь у двери, выкрашенной в нежно-голубой, собираюсь с духом, затем толкаю ее и вхожу.

Детская, которую я лично готовила к рождению ребенка, залита солнечным светом. Кроватка стоит у стены. Медленно приближаюсь к ней и вижу, как сын резво сучит ножками. Он вздрагивает, заметив меня, и больше не двигается. Рассматривает с удивлением и интересом, но не плачет.

У меня сдавливает грудь, перехватывает дыхание. Я больше не могу дышать, столько чувств на меня навалилось.

– Привет, – хрипло говорю я своим голосом.

Говорю тихо, потому что помню про включенную радионяню.

– Привет, малыш…

Связь матери с ребенком – это что-то большее, чем просто связь. Нельзя разлучать их, это преступление. Это как отрезать у женщины руку или ногу, как вырезать ее сердце и сказать: «Живи! Попробуй-ка выжить теперь».

Я смотрю на Ярослава, и в уголках моих глаз собираются слезы.

– Иди ко мне. – Беру его на руки и нежно качаю.

Весь мир кружится вокруг нас, все звуки стихают. Мне так больно и так хорошо, что душа буквально рвется наружу.

Я качаю его, улыбаюсь ему, смотрю в его большие серо-голубые глаза и не могу насмотреться. Малыш царапает пальчиками одежду на моей груди и улыбается мне в ответ. Мы снова вместе.

А потом я останавливаюсь, потому что вижу свое фото на комоде. Снимок в деревянной раме, на нем у меня длинные светлые волосы, лучистые глаза и улыбка от уха до уха. На нем я такая, какой не буду больше никогда. И в моей груди щемит от тоски.

– Главное, что мы вместе, – практически беззвучно шепчу я. – Главное, что с тобой мама. Я придумаю, как нам выбраться отсюда.

Еще какое-то время мы кружимся, я прижимаю сына к сердцу, вдыхаю аромат его волос, а затем неохотно отрываю от себя, переодеваю и выношу из детской. Он ковыряет пальчиком мое ухо, и мне щекотно, я почти позволяю себе рассмеяться, как вдруг слышу голоса.

Застываю на верхней ступеньке от ужаса, потому что была не готова – не готова к тому, что голос Марка все еще производит на меня такое впечатление.

Меня практически парализует от осознания того, что муха снова в паутине. Что я снова в логове зверя, что он рядом и вот-вот заметит меня. Мне хочется раствориться в воздухе, исчезнуть, испариться, улететь.

Я вижу его в гостиной, он что-то говорит Ирине, а затем медленно оборачивается… Оборачивается, напряженно вглядывается и, кажется, теряет дар речи при виде меня.