27

Полина

Как я могла прогнать его?

Я не должна была даже открывать ему дверь, но почему-то открыла. Не желала смотреть на него, но вот – смотрю. Не хотела реагировать на звук его голоса, но теперь у меня от него ноги подкашиваются, так что же мне делать?

Я подошла ближе и села рядом.

Аккуратно примостилась на краешке дивана. Загорский сидел, сгорбившись и уставившись с непониманием на собственные ладони, а мне хотелось коснуться его, но было очень страшно.

Он как дикий зверь, как тигр – большой, сильный и опасный, который сонно привалился к прутьям клетки и задумчиво глядит вдаль. И вроде кажется, что ты его почти приручила, но не знаешь – отгрызет он тебе руку, если прикоснешься, или даст погладить по своей жесткой шерсти вдоль спины.

Что это такое, вообще? То, что он мне сейчас говорил? Звучало как признание, только другими словами. Неужели он на такое способен? И как поверить? Да и стоит ли?

– Я боюсь тебя, Марк. – Мой голос в тишине гостиной прозвучал надтреснуто и скрипуче. – Боюсь, потому что не понимаю. – Осторожно подняла руку, протянула ее и аккуратно опустила на его затылок. Сердце больно толкнулось в ребра. – Только мне начинает казаться, что я вижу тебя, что чувствую, как ты снова делаешь мне больно.

Мои пальцы погрузились в его волосы, и мужчина опустил голову ниже, как от боли или дискомфорта. Совсем как раненый зверь, которому бередят едва зажившую рану. Слышно было, как шумно он выдохнул и с силой сжал челюсти.

Я замерла, но затем робко продолжила. Нежно погладила его затылок и снова нырнула пальцами в короткие черные волосы. Они были мягкими, шелковистыми на ощупь, и теперь уже Марк не пытался отстраниться от моего прикосновения, просто закрыл глаза.

Я не знала, что значили для него эти касания. Но для меня они значили многое. Я открывала его для себя заново, пыталась понять, услышать, почувствовать сильнее и осторожно пробраться за толстую броню из ядовитой злости и грубой ненависти. Мне хотелось нащупать то настоящее, что пряталось в глубине его звериной сущности и безумия, хотелось ощутить его тепло, вытащить его на свободу.

– Я не хочу делать тебе больно, – прошептал Марк, склоняя голову по направлению движения моей руки, подчиняясь ей. – Больше не хочу.

Он вдруг открыл глаза и посмотрел на меня так, будто больше ни в чем не сомневался.

На меня никто и никогда прежде так не смотрел. С таким доверием, с такой нежностью, с потаенной, безграничной силой.

Смущенная этим откровением, я попыталась убрать руку, но Марк ее перехватил. Потянул за запястье, и я привычно задержала дыхание. Но он не собирался причинять боль.

Поднес мою ладонь к своим губам и мягко положил на свое лицо. Я дрожала, чувствуя, как его губы прижались к моей коже, и смотрела в его глаза сквозь собственные пальцы. Странный жест, непонятный, но он как будто сообщал мне, что теперь моя слабость имела над ним особую силу. И он ей подчинялся.

– Марк… – выдохнула я, сама не зная, что собираюсь ему сказать.

Мое сердце колотилось, как тяжелый баскетбольный мяч о паркет.

– Черт… – выругался он.

Отпустил мое запястье, и моя рука рухнула вниз.

Его взгляд зафиксировался на моих губах.

Я понимала, что у меня всего пара секунд, может, и меньше, чтобы остановить его, но разве я этого хотела? И дело было даже не в теле, которое буквально требовало настоящей, живой, желанной близости, а в том, что я впервые усомнилась в том, иду ли правильной дорогой.

Может, он и есть мой путь? Может, эта вязкая, горячая, неконтролируемая страсть – это начало чего-то большего между нами? Может, я тоже хочу узнать о нем все и даже больше? И тоже боюсь, что это не ненависть, а что-то совершенно другое?

– Прогони меня, – попросил Марк.

– Не могу, – ответила я, но не словами, а лишь движением головы.

И все мысли, которые занимали мою голову последние две недели, вдруг стали не важны.

Чувство вины перед Виком уступило место чистому, концентрированному желанию быть вместе с Марком, быть с ним рядом, достичь полного слияния, дойти до конца и проникнуть в самую глубь подсознания. Происходящее словно переносило нас на другой, волнующий и слегка пугающий уровень отношений.

– Тогда прости, – в его глазах блеснули слезы, и он тронул мои губы коротким осторожным поцелуем.

Марк

Мне безумно нравилось целоваться с ней. Ее губы то настойчиво впивались в мои, то касались нежно, будто невесомым перышком. Я отвечал им неумело, дергано, неуклюже: то ищуще и пытаясь быть ласковым, то решительнее, желая испить всю ее горечь до дна и забрать всю боль, что успел ей причинить.

Мы, не сговариваясь, стали избавляться от одежды. Продолжая целоваться, не отрывая друг от друга пристальных взглядов и как бы невзначай трогая друг друга, задевая. Мы раздевались и бросали одежду прямо на пол.

Я сдернул лямки ее бюстгальтера – спустил их по тонким, хрупким плечам. Полина помогла мне с застежкой. Она стыдливо и почти целомудренно попыталась прикрыть красивую грудь с твердыми, припухшими вишенками сосков, но я не дал ей этого сделать. Опустился ниже и стал покрывать их поцелуями и нежно поглаживать пальцами.

Девушка вплела свои пальцы в мои волосы, откинула голову назад и застонала. Меня затрясло от хриплого звука ее голоса. А от вида мурашек, разбежавшихся по ее коже, разбились в прах и остатки моего терпения.

Я опустился ниже и стал стягивать с нее юбку. Целовал каждый сантиметр ее тела, а мои ладони смело путешествовали по ее бедрам, гладили и сжимали ягодицы, нагло забирались под ткань трусиков.

– Марк… – Она подняла голову.

Ее еще совсем недавно безмятежные глаза теперь наполнились паникой, потерялись в эмоциях. Губа задрожала, руки попытались остановить меня.

– Все хорошо, – успокоил я.

Мне хотелось, чтобы она мне доверяла. Чтобы чувствовала то же, что чувствую я. Мне хотелось все исправить между нами.

– Марк…

Я стиснул зубами край трусиков и потянул вниз, а дальше помог себе руками. Полина закрыла глаза, не выдержав моего взгляда.

Я быстро содрал с себя остатки одежды и навис над ней, ощущая, как она бьется в моих объятиях, как дрожит от желания. Нежно повел ладонями по ее бедрам, вверх, к животу. Может, эти сильные и большие ладони и не знали, как ловко справляться с замочками на лифчике, но уж точно знали, как заставить ее трепетать от их прикосновений.

– Посмотри на меня. – Заставил ее открыть глаза.

Несколько мгновений Полина смотрела в мое лицо, не отрываясь. Мне хотелось показать, что я готов подпустить ее к себе ближе. Готов сделать эту ночь особенной, готов раскрыться настолько, насколько это вообще возможно.

Затем наклонился и аккуратно прихватил губами ее грудь. Облизал, мягко перекатывая во рту горошинку соска. Полина сладко застонала, и у меня чуть крышу не сорвало. Хотелось вот сейчас и немедленно засадить ей по самые яйца, но впервые в жизни и только с этой женщиной у меня не получалось слушать собственные желания, хотелось слушать только движения ее тела.

Мой язык двигался осторожными, ласкающими движениями, поглаживая ее соски, а Полина задыхалась, извиваясь всем телом. Она хватала ртом воздух, но из комнаты будто выкачали весь кислород. Она стонала и царапала мои плечи, пока я пальцами свободной руки надавливал на ее клитор и скользил ими вниз и вглубь вдоль узких складок.

Я видел, как мечутся зрачки под ее дрожащими веками, и слышал, как громко бьется сердце. Я ощущал, как поднимаются и опускаются ее бедра в такт моим движениям, и не торопился. Понимал, что вот это ожидание – и есть та сладкая боль, которая заставляет меня трезветь, делает меня человеком.

– О… – ее губы вдруг округлились.

Осознавать, что этот стон вызвали мои прикосновения, было невыносимо приятно. Я опустился ниже меж ее разведенных ног, и ее впалый живот задрожал, а глаза распахнулись шире.

– Марк, я… – Ее пальцы лихорадочно вцепились в мои плечи.

Полина как будто была возмущена моими действиями, она сопротивлялась.

– Тебе понравится, обещаю.

Развел пальцами складки и осторожно подул ей между ног, и в ответ она содрогнулась и подалась навстречу. Я коснулся языком ее горячей плоти, и Полина запрокинула голову. Ее веки закрылись, а по телу побежали мурашки.

Она инстинктивно приподняла бедра, давая большую свободу моему языку, и я жадно прильнул ртом к ее влаге. Наверное, я уже не соображал, что делаю, ведь ее неопытность и чистота буквально сводили меня с ума.

– Ах… – кусая губы, застонала она и беспомощно вцепилась в подушки.

Мой язык совершал немыслимые движения – круговые, размашистые, короткие, спиралевидные, то касался ее клитора, то гладил его изо всех сил, то опускался ниже и нырял в теплую глубину.

Я трахал ее языком и наслаждался тем, что наконец-то был для нее первым. Чувствовал, как тяжелеют ее мышцы, как все наливается жаром у нее между ног, как все набухает и становится гиперчувствительным, и буквально балдел от этого, словно какой-то прыщавый юнец – это я, я это сделал!

Я целовал ее светло-розовые складки, исследовал их, целовал и нежно прикусывал. Быстрее и быстрее, настойчивее и все сильнее дразнил ее клитор кончиком языка и наслаждался тем, как срывается ее дыхание, когда я полностью погружаюсь языком внутрь и пробую ее на вкус. Полина хныкала, мычала, всхлипывала, а затем ее бедра вдруг рванулись мне навстречу и судорожно задергались.

Я не остановился, почувствовав судороги, которыми свело ее живот, а крепко прихватил ее клитор губами, позволяя ей насладиться этим оргазмом до самой последней капли, позволяя ей рухнуть в него, точно в пропасть.

Да, Полина, вот так. Да!

И она, словно услышав меня, захрипела, задрожала всем телом. Ее внутренние мышцы сжались, умоляя меня о других ласках, и я отстранился, давая ей отдышаться.

– Иди ко мне, – сказал я, глядя в ее усталое лицо.

Приподнялся над ней и вошел одним резким и настойчивым движением. Полина охнула, и я заткнул ее рот поцелуем. Мне не терпелось показать, что дальше все будет только лучше.

Ее пальцы вцепились в меня, будто ища поддержки.

– Вот так, да, моя девочка. – Я задыхался, теряя контроль над собой.

А Полина все еще тяжело дышала. Я чувствовал, как ее клитор трется о мой пах, и видел, какое невыносимое наслаждение ей это приносит. Мы двигались в одном темпе, и это было какое-то незнакомое мне, неведомое доселе чувство единения.

– Да, да, – шептал я, глядя, как темнеет ее взгляд.

Двигался все сильнее и жестче и ловил каждую эмоцию, отражающуюся на ее разрумянившемся лице. Мне нравилось, как ее ногти впивались в мою спину, и мне хотелось, чтобы они царапали меня еще сильнее, чтобы оставляли следы, и чтобы не сходили больше никогда, чтобы были навсегда со мной. Как и она сама – моя Полина.

Я почувствовал, как она плотнее обхватывает меня изнутри, как теснее обвивает ногами, и нервно усмехнулся. Сколько раз за эти две недели я удовлетворял себя в ванной, представляя ее, голую, стонущую подо мной, но это не было даже на сотую долю процента так же прекрасно, как наяву.

Теперь, видя в реальности перед собой ее красивое лицо, искаженное удовольствием, ее трепещущие влажные ресницы, чувствуя во рту ее вкус, ощущая, какая она тесная, тугая и горячая внутри, и сжимая зубы от того, как приятно оказаться там, в ее тесной глубине, я понимал, что целиком и полностью повернут на ней. Я сатанею от одной только мысли об этой девушке. Я зависим, болен, опустошен этими чувствами.

– Да, Марк, да-а! – не выдержала она.

Ее плоский животик напрягся, ноги задрожали. Прекраснее этого «Да!», такого порочного и невинного одновременно, я ничего в жизни не слышал. Разве что вот эти бесстыдные влажные звуки, с которыми соприкасались наши тела. Или туго входящий и выходящий из нее покрытый смазкой член – ничего настолько же красивого на моей памяти еще не было.

Мои губы сорванно произнесли ее имя, и я кончил, сделав самый глубокий последний толчок. Мой член содрогнулся и мощно запульсировал, стоило ей обхватить его еще теснее. По моему телу побежали горячие волны, а в голове что-то взорвалось яркими электрическими разрядами. Я осторожно перевернулся вместе с ней, желая оставаться внутри, и тяжело упал на подушки.

Во рту так пересохло, будто я пил один алкоголь накануне. Тело стало слабым, безвольным, а сердцебиение грозилось разорвать грудь на куски. Полина мягко положила свою голову мне на грудь и бессильно выдохнула.

– Ты так прекрасна во время оргазма, – не удержался я.

Она приглушенно хихикнула, а я провел ладонью по ее мокрой спине. Мне нравилось ощущение давления на своем теле. Полина была хрупкой и почти невесомой, но ее вес был тем необходимым якорем, который держал меня на этой земле и не давал воспарить в небеса. Она лежала на мне голая, и ее молочно-белая кожа красиво контрастировала с моей, смуглой.

– Ты тоже, – наконец сказала она, оплетая меня ногой и пряча руку у меня под мышкой. Поразительно, до чего же она хрупкая и маленькая, просто крохотная. – Прекрасен. Всегда.

И я, боясь спугнуть волшебство этого момента, обнял ее крепче и просто закрыл глаза.