21

Марк

Реагируя на нажатие педали газа, мотор рычал все оглушительнее, все сильнее набирал обороты. Автомобиль пожирал дорогу своим мощным корпусом и несся вперед, лавируя среди других машин, точно огромный корабль, рассекающий воды океана.

Я не совсем понимал, что делаю, просто давил на газ, точно одержимый. Пальцы впивались в руль с такой силой, что казалось, они сейчас раскрошат его на мелкие осколки.

Как он мог?! Придурок!

Черт! Идиот тупоголовый! Мразь!

Когда я разговаривал по телефону, стоя возле окна, мне показалось, что в толпе мелькнула фигурка Киры, но я не придал этому значения. А когда вышел в коридор, направился к кабинету Вика, увидел там Полину и услышал эти звуки, то сразу все понял.

Ублюдок Воскресенский! Я его убью!

Я ударил по рулю, и машину повело в сторону. С трудом вышло выровнять автомобиль, и Полина испуганно ухватилась одной рукой за обшивку салона, другой за панель для всякой мелочовки.

– Прекрати! – пропищала она.

И я снова добавил скорости.

Подальше отсюда! Подальше от офиса! Просто вперед, чтобы не дать ей шанса вернуться. Я не мог этого допустить. Она не должна была увидеть эту грязь.

– Куда ты меня везешь?!

Я закрылся. Не слышал ее слов. Видел перед собой только ровную гладь дороги. Моя машина обходила препятствия в виде попутных машин, будто в компьютерной игре – раз, два, три, бесчисленное количество раз. Преграды мелькали и оставались позади. И каждый раз – обгон на грани. Я ни черта не мог поделать со своими демонами: они шептали мне, чтобы я убил нас обоих, и я готов был исполнить их желание.

Просто чтобы она не досталась ему.

Тому, кто был недостоин даже ее мизинца. Чтобы она не досталась никому. Чтобы не отпускать ее. Чтобы она всегда была рядом. Сука!

– Осторожно!!!

Ее визг протяжным звоном взорвал мои виски.

Я вырулил практически из-под встречки и направил автомобиль прочь с шоссе на узкую асфальтированную дорогу, ведущую куда-то в область.

– Что ты делаешь?! – продолжала вопить Полина, потому что скорость я не сбавлял.

Она вжималась в кресло. Я видел, как дрожали ее руки, как побледнело лицо. Огромные янтарные глаза были распахнуты в ужасе.

– Останови! Останови сейчас же!!! – рыдала она.

Беспомощно и жалобно.

Но я ничего не знал о жалости. До ее появления в своей жизни я вообще ничего не чувствовал. Я был каменным, был мертвым и потому не мог умереть. Я был неуязвимым, и никто не мог меня победить. Она сделала меня слабым, и за это должна была умереть.

– А-а-а!!! – Полина закрыла лицо, когда я направил машину под движущийся навстречу грузовик.

Три, два, один…

Махина приближалась, и я встречал ее с ледяным спокойствием.

– Пожалуйста, Ма-а-арк! – прокричала она, сжимаясь в комок и уже не глядя на дорогу, глядя только на меня.

«Марк»…

Она всегда произносила мое имя как-то по-особенному.

Наверное, услышать его перед смертью – самое сладкое и приятное, что может пожелать умирающий. Я втянул носом воздух, закрыл глаза, расправил плечи и стал медленно выдыхать, ожидая конца.

– Ма-а-арк!!!

Мои руки дрогнули, и автомобиль за мгновение до столкновения метнулся вправо.

Клаксон грузовика повис в воздухе длинным паровозным гудком. Мои уши заложило, а сердце грохотало уже так сильно, что практически разрывало мои ребра.

Я открыл глаза.

Автомобиль продолжал лететь вдоль серой асфальтовой ленты, не видя преград. Движение руля – и я обошел идущие впереди машины. Мелькающие по обеим сторонам дорог деревья вводили меня в гипнотический транс, и я лишь продолжал вдавливать педаль в пол, заставляя двигатель жалобно подвывать.

– Мне страшно! Пожалуйста, прекрати! – Полина размазывала слезы по щекам. – Переста-а-ань!

Я очнулся, когда понял, что она меня колотит. Тощие кулачки маленькими молоточками впивались в плечо и причиняли самую настоящую боль. Похоже, у девчонки случилась истерика.

– Марк, немедленно останови-и-и!!! – задыхаясь, прокричала она.

Автомобиль замедлился, метнулся к обочине и резко затормозил. Полина налетела руками на панель, тут же оттолкнулась, нащупала ручку, отворила дверь и вывалилась наружу.

Я думал, что ее сейчас вырвет, но девчонка, не разбирая дороги, понеслась куда-то в чащу. Я успел только обойти машину, а ее силуэт уже скрылся за деревьями.

«Твою мать!»

Я пошел за ней.

Слышал, как раздаются ее сдавленные, обрывистые рыдания меж берез и осин, и шел на этот звук. Увидел, как Полина стоит, обняв дерево, и, согнувшись пополам, всхлипывает. Услышав хруст веток под моими ногами, она обернулась. Ее глаза наполнились ужасом.

– Не подходи ко мне! – крикнула она и помчалась дальше в лес.

– Стой, – приказал я.

Меня всего трясло, но голос оставался ровным.

– Убирайся к черту, псих! Больной придурок! – захлебываясь слезами, бросила она.

Выбежала на поляну, залитую светом, пробивающимся сквозь ветви деревьев, и, неловко оступившись, рухнула в высокую траву.

– Не подходи! – жалобно мяукнула девчонка, видя, как над ней поднимается моя тень. – Ты сумасшедший… – Уже тише. – Мы могли умереть… – почти проскулила она.

Я встал рядом с ней, достал сигарету, зажигалку и закурил. Жадно затянулся дымом и стиснул зубы. Выдохнул.

– Куда ты меня привез? – пропищала Полина, поднимаясь. – Зачем?!

Я не смотрел в ее сторону. Мне не хотелось видеть огромные горошины слез, падающие с ее ресниц.

– Я ненавижу тебя! Ненавижу, слышишь?! Ты – больной! – ударялись в мою спину ее слова. – Ты на всю голову больной, Загорский!

Она рыдала за моей спиной, а я нервно курил, глядя на колышущиеся на ветру ветви берез. Мои демоны испуганно жались в угол от ее голоса.

– Чтоб ты сдох! Ты… ты… ты чуть не угробил нас, Марк!

– Помолчи, – холодно сказал я.

И закурил вторую сигарету.

– Я больше не стану молчать, ты…

– Заткнись хоть на минуту! – рявкнул я.

За спиной послышался всхлип, а затем шелест травы. Я обернулся. Эта сумасшедшая дала деру: понеслась в обратную сторону, рискуя переломать ноги на кочках, прячущихся в высокой траве.

– Дура! – сплюнул я.

Отшвырнул сигарету, затушил и рванул за ней.

– Урод! – пискнула она, обернувшись.

Я нагнал ее в пару секунд. Грубо сбил с ног и упал сверху.

– Скотина! – Полина принялась бить меня по щекам.

Хлесткие удары разбегались огнем по коже, но я не отстранялся. Терпел, зажмурившись, и ждал, когда она устанет. И наклонялся все ниже.

– Ненавижу тебя! Ненавижу! – выла она, продолжая щедро осыпать меня пощечинами. – Ненавижу!

Я открыл глаза. Мне нужно было видеть ее заплаканное лицо, видеть пшеничного цвета волосы, рассыпанные по траве, видеть тонкие ключицы и хрупкие запястья – все, что имело нечеловеческую силу надо мной.

Я перехватил ее руку и крепко сжал. Почувствовал, как под моими пальцами часто бьется ее пульс, и услышал, как громко стучит ее сердце.

И это высвободило из меня все накопившееся острое раздражение и разожгло во мне новый огонь, вспыхнувший ярким костром от близости ее манящих, алых губ.

Я наклонился еще ниже и овладел ими. Грубо, неумело, жадно. И привкус злой, горькой ржавчины во рту вдруг сменился сладостью ее нежного рта. Полина ударила меня в грудь. И еще раз, уже не так настойчиво. И еще. А потом ее ладонь переместилась на мое лицо, и она… ответила на мой поцелуй.

Полина

Тяжесть чудовища больно придавила меня к земле. Все мое тело болезненно напряглось под его дьявольским взглядом. Последний удар горящей ладонью по его лицу, и он перехватил мою руку.

Пение птиц в вышине, его бешеное прерывистое дыхание, густой, щекочущий ноздри запах мужчины, и больше не стало никакого страха. Все испарилось.

Марк остервенело впился в мои губы, и я почувствовала боль с металлическим привкусом крови. Моя свободная рука толкнула его в грудь, толкнула еще раз, еще и обмякла. Я больше не хотела отталкивать его. Не собиралась сопротивляться. Тормоза больше не работали.

Мой рот приоткрылся в тихом стоне, и язык скользнул навстречу его языку. «Стой, зверь, поцелуи – это по-другому». И я мягко обвела языком его пухлые губы, и Марк хрипло застонал, поддаваясь и немного сбавляя натиск. Больше наши зубы не бились друг о друга, поцелуй становился осторожным и нежным.

Губы, которым нельзя было ничего запретить, исследовали мой рот неуверенно, но настойчиво. Он словно пробовал меня на вкус, скользя языком в мой рот и выскальзывая обратно.

Марк оторвался от моих губ и, тяжело дыша, посмотрел в глаза. Мужчина будто рассматривал перемены в моем взгляде, словно был удивлен им и находился в каком-то смятении. Черная бездна его глаз медленно прояснялась, а радужка приобретала прозрачность, совсем как воды океана после сильного шторма.

Все мое тело ныло и тянулось к нему, но я лежала не дыша, надеясь, что он уйдет, и мне не придется жалеть об этом. Но пути назад уже не было. Притяжение между нами было сильнее любых законов морали и логики. Оно было сильнее нас самих.

Я только успела подумать о том, что мой поцелуй, возможно, ненадолго снял с чудовища заклятие, как Марк шепотом произнес мое имя и снова приник к моим губам.

Новый поцелуй был терзающим и острым. Он был настойчивым и обжигающе горячим. Таким волнующим, что по моей коже разбежались мурашки. И вдруг на меня обрушился весь мир: с его раскаленным в воздухе запахом страсти, с шумом листвы, пением птиц, гудением машин вдалеке, яркими солнечными лучами и стрекотом насекомых.

Каждое прикосновение – это боль. Яркая, на грани удовольствия. Удушливая, как несдержанное объятие. Горячая, как укусы, которые были когда-то несмелыми поцелуями.

Я задыхалась от этих ласк, чувствовала руки Марка, скользящие по моему телу, и выгибалась им навстречу.

Наверное, будь мы дома, он разорвал бы на мне одежду зубами. От мысли об этом мои соски затвердели, а грудь жалобно заныла. Мое тело остро реагировало и на его грубость, и на его почти невинные ласки. Пока мое сознание погружалось в туман вязкой страсти и теряло контроль над телом, Загорский своими ласками гнал прочь остатки моих сомнений.

Его руки были повсюду. Сжимали мои бедра, поглаживали между ног, накрывали грудь, вкрадчиво гладили соски через ткань платья и больно их сжимали. Каждое его касание отдавалось покалыванием в низу моего живота и требовало скорой разрядки.

Мне нравилось слышать, как тяжело он дышит, нравилось ощущать, как лихорадочно Марк исследует мое тело, как вдыхает мой запах, нравилось чувствовать, как сильно он возбужден – так сильно, что его могучие плечи дрожали, а дыхание сбивалось.

Мое персональное безумие разгоралось диким огнем. Я застонала в голос, когда пальцы Марка скользнули под ткань моих трусиков, где вдруг стало очень мокро и очень горячо.

Я заметалась словно в горячке, снова застонала.

Сквозь пелену ощутила, как он сдирает с меня белье. Приподнялась и, целуя его в губы, вцепилась пальцами в его ремень. Мне нужно было. Очень нужно. Вот прямо сейчас, срочно, нужно было снять с него проклятые брюки, словно под ними таилось избавление от всех моих страданий.

Я не узнавала саму себя. Не слышала. Не хотела слышать. Я сама в этот момент стала зверем, ведомым лишь инстинктами. Мне не хотелось, чтобы он останавливался. Не хотелось, чтобы передумал. Я хотела гореть в геенне огненной вместе с ним.

Марк задрал мое платье почти до подбородка.

Я не сопротивлялась. Мои соски словно сами просились к его пальцам, которые одинаково хорошо умели и ласкать, и оставлять синяки. Сами просились ему на язык.

Я бессовестно громко стонала, когда его губы накрыли мою грудь. Испуганные птицы сорвались с ветвей и метнулись высоко в небо. Марк дразнил мои соски, водил языком по ореолам, целовал, а я кричала, задыхаясь, рвала пальцами пуговицы на его рубашке и толкалась навстречу бедрами.

Кажется, в меня вселился сам дьявол. Я больше не могла терпеть и возбужденно мычала, ища его губы и бесстыже раздвигая ноги. Загорский издевался, продолжая покрывать мое тело жадными поцелуями, которые разгоняли новые волны дрожи по моему телу. Мои пальцы не находили себе места: тащили вниз его одежду, дергали пояс брюк, рвали траву, царапали кожу на его спине. Я тянула пересохшим горлом раскаленный воздух и понимала, что не могу вдохнуть, что умираю. Что меня больше нет.

А потом вдруг выгнулась и оглушила Марка криком, потому что, не переставая ласкать, он резко вошел в меня. И замер, давая почувствовать себя на всю длину. Я ощутила его мощь каждым миллиметром своих внутренних стенок. Мои глаза закрылись, а пальцы впились в его плечи. Я закусила губу, выжидая, но он больше не двигался.

– Я хочу, чтобы ты была рядом, Полина, – отрывисто прошептал Марк. – Посмотри на меня.

Мои веки открылись. Боль, безумие и удовольствие мешались с едкой паникой.

– Я тебя не отпущу, – сказал он, дыша так, будто ему не хватало воздуха. – Расслабься.

Его лоб прижался к моему лбу, губы мягко накрыли мои губы.

Вдохнув, он стал медленно раскачиваться, погружаясь в меня все глубже и глубже. С каждым толчком я целовала его все беспощаднее, стонала все громче. Чувствовала, как его прижатый к моему клитору палец давит все сильнее, как его член проталкивается внутрь меня и замирает, давая время, чтобы привыкнуть. Ощущала, как Марка лихорадочно трясет от необходимости сдерживать пыл, и подталкивала его к активным действиям, сжимая пальцами его ягодицы и выгибая навстречу спину.

Я задыхалась, но продолжала смотреть на него. Чудовище ловило каждую мою реакцию, оно улыбалось, стискивая до хруста челюсти. Каждым своим стоном я могла управлять его движениями, и в этот момент мне казалось, что Марк готов сделать для меня все. Но, даже погружаясь в забытье, я не забывала, что он мой враг. Что он может уничтожить, стоит только потерять бдительность. Что он…

Последний крик выпустил наружу все то напряжение, которое копилось во мне последние месяцы. Что-то случилось, и я не понимала что. Обжигающее тепло собралось внизу живота и вдруг лопнуло, точно шарик с цветными горящими блестками. Оно распространило ослепительные искры по всему телу. Озноб, агония, лихорадка – я не знаю, что это было. Я металась, не в силах сдержаться, и, кажется, даже в бреду шептала его имя.

– Марк, Марк…

– Я с тобой, – его дыхание согревало шею.

Он полностью вышел из меня, а затем снова вошел – глубоко и резко. И тоже задрожал, издав протяжный хриплый стон.