17
Тяжелая луна висит в ночном небе. Мы с отцом совершаем обход на церемонии совершеннолетия Руджека. Прошло уже несколько дней с тех пор, как Оше сжег свои свитки, но я до сих пор не могу выбросить из головы зловещий вид костра и едкий запах. Теперь мой отец смеется с другими гостями в особняке визиря и очаровывает государственных деятелей своими историями. Теплый ветерок дует из сада, принося с собой ароматы жасмина, сирени и лепестков роз. Этот сладкий запах только расстраивает мой желудок. Уже в третий раз за последний час служанка предлагает мне бокал медового вина, и я вновь отказываюсь.
Арти здесь нет, и это меня беспокоит. Сегодня утром, перед тем как отправиться в Храм, она приказала нам с Оше пойти на церемонию. Мы подчинились ее магии. Конечно, она знала о церемонии – скорее всего, от своих шпионов. Или из сплетен, окружающих важные семьи, которые приехали в город на это мероприятие. Никто не говорит о ее отсутствии из-за визиря, но я не сомневаюсь, что она замышляет что-то недоброе. Помимо этого я волнуюсь за Руджека. Не хотелось бы, чтобы она навредила ему, стремясь насолить его отцу.
Я вытягиваю шею в поиске других провидцев. На прием не пришел ни один из ее подручных. Не знаю, нервничаю ли я от этого больше или меньше. Мне снова приходит в голову, что кто-нибудь из них может быть ее сообщником. Очевидно, Арти не испытывает любви к оришам – но разделяют ли ее взгляды другие провидцы? Неужели они позабыли свою веру – как это уже произошло с Хекой, когда провидцы отказались от жизни в племенных землях?
Оше всегда был идеальным собеседником. Он так красиво говорит о магии. Многие из присутствующих здесь влиятельных семей также являются постоянными клиентами его магазина. Ученые, писцы, ремесленники и художники. Люди, у которых достаточно денег, чтобы заплатить за молодость и хорошее здоровье. Некоторые умерли бы уже десять раз, если бы не целительное прикосновение рук моего отца. Благодаря ему те, кто прожил сто лет – уже достижение, – могут прожить вдвое дольше и не выглядеть старше пятидесяти. Таков его дар.
Мой отец так и остался бы в пустыне, не влюбись он в Арти. Он был бы целителем племени Аатири, где никто не тратит монеты на изменение цвета волос или улучшение частей тела. Он был бы счастлив, он был бы самим собой.
В той истории о любви мальчики говорили, что девушка Мулани может украсть магию одним поцелуем.
Оше недооценил Арти. Как и я. И это больше не повторится.
– Жрица Ка позволила тебе прийти, – размышляет Эсснай, шурша рядом со мной. – Неожиданно.
Я вздрагиваю от внезапного появления моей подруги. Для девушки на голову выше меня она двигается с невероятной грацией. Ее красное платье переливается серебряными крапинками, которые перекликаются с серебряной пылью на ее темной коже. Как обычно, она словно излучает красоту.
– Это было очень мило с ее стороны, – говорю я мрачным голосом. Я не могу сказать ни единого плохого слова в ее адрес – однако я могу произносить слова недовольным тоном. Неплохо, но толку от этого мало.
– Как же не вовремя решили провести эту церемонию, – говорит Эсснай. Она смотрит на толпу, сердито уперев руки в бока. – Город скорбит по пропавшим детям.
– Визирю до этого нет дела, – бормочу я себе под нос. – Он тот еще эгоистичный ублюдок.
Эсснай одобрительно выгибает бровь.
– Так и есть.
Я спешу сменить тему, прежде чем мой гнев разгорится еще сильнее:
– Я удивлена, что ты здесь.
– Как минимум половина присутствующих заказали свои наряды для вечера у меня, – произносит Эсснай, пожимая плечами. – Не могла удержаться и не посмотреть на творения своих рук.
Никто из моих друзей не может сравниться с Эсснай в умении сохранять спокойствие. В любой ситуации она безмятежна. Это всегда меня успокаивало. Много лет назад на церемонии Имебье именно Эсснай помогла мне найти дорогу обратно в лагерь Аатири. Она была моим маяком, направляя меня в темноте. Как бы я хотела, чтобы она показала мне дорогу сейчас, чтобы она сказала мне, что все будет хорошо.
– Мне очень приятно, что ты здесь. – Я слегка улыбаюсь ей.
Она переводит свой темный взгляд на меня, пытаясь меня понять:
– Давно тебя не было у нас в магазине.
– Да, я знаю. – Это сказано вовсе не для того, чтобы я пришла поглазеть на красивые наряды. Эсснай намекает на то, что я ее не навещаю. Мы почти не виделись с тех пор, как вернулись с фестиваля Кровавой Луны. Эсснай никогда не отличалась любопытством, и, вместо того чтобы меня расспрашивать, она спокойно ждет, пока я объясню причину своего поведения. – В последнее время у меня слишком много трудностей.
Ее глаза задерживаются на моем лице еще немного, а затем она говорит:
– Я всегда рядом, если тебе нужна помощь.
Открываются основные двери поместья. Музыка затихает. Люди перестают разговаривать и оборачиваются к входу. Через порог переступает Руджек.
На его лице совсем нет эмоций. Однако я вижу, что это лишь маска – его челюсти сжаты, а плечи напряжены. Он напоминает льва в клетке, которого Всемогущий выставляет напоказ в городе в начале сезона сбора урожая. Будь обстоятельства иными, я бы обязательно поддразнила его во время нашей следующей встречи. Но мне не хочется здесь находиться. Мне нужно знать, что моя мать делает в Храме.
Визирь стоит справа от Руджека. Сегодня отец семейства одет не в белую элару с золотыми нитями – на нем скромные темные ткани. Все мужчины и юноши на церемонии совершеннолетия обязаны носить черное. Даже на моем отце сейчас черный кафтан. Слева от Руджека стоит его мать Серра. Весь ее вид говорит о том, что она настоящая Северная принцесса. Подол ее платья отделан полосками лавандового шелка – длинными, как волны Великого моря. Ее черные волосы струятся по спине, а венчает образ корона из жемчуга. Пудра придает более теплый цвет ее коже, так что вены проступают не так сильно.
Какой бы прекрасной ни была Серра, все взгляды устремлены на Руджека. Несмотря на то что мой разум отвлечен серьезными проблемами, мне тоже тяжело отвести от него глаза. Я задерживаю дыхание. На краткий миг я позволила себе забыть обо всем и просто любоваться им. Пышные брови дополняют темные глаза. Плотно сжатые широкие губы. Его крепкая челюсть выделяется еще больше в мерцающем свете факела. Белая элара прошита золотой нитью, а рукава украшены рубинами. Амулет из кости крейвана выглядит обманчиво скромно на фоне его богатого церемониального одеяния. Обычно такую одежду носит только сам визирь. Этой деталью он делает смелое заявление о будущем своего сына. Так что я не удивлена, что Руджек стоит на ступеньках так неловко.
Толпа расступается, образуя дорожку в середине двора. Так много любопытных глаз наблюдает за Руджеком. Так много застенчивых улыбок, что сияют в тусклом свете факелов. Но вот его взгляд останавливается на мне. Его губы растягиваются в улыбке, пока родители берут его за руки.
– Я представляю вам Руджека из дома Омари, плоть от плоти моей, – раздается над толпой громкий голос визиря.
– Уже не мальчик, но мужчина, – добавляет Серра. – С этого дня он будет называть себя только так.
– Наследник Омари, – объявляет его отец, – и будущий визирь Всемогущего королевства.
– Пусть знают все, – впервые раздается спокойный голос Руджека. – Я вышел из тени собственного отца.
Толпа принимает его заявление одобрительными кивками, и музыканты начинают играть на флейтах и арфах. По двору скользят три танцовщицы в нарядах столь легких, что нет нужды напрягать воображение. Первая – высокого роста, с длинными ногами и кожей насыщенного коричневого цвета, которая приковывает взгляды. У второй танцовщицы губы цвета огня, а вокруг ее длинных кос вьются яркие ленты. Третья женщина извивается всем телом и хлопает ресницами в сторону Руджека, как будто они единственные люди во всем дворе. Теплый румянец ползет вверх по его шее, и его щеки слегка горят. Он делает шаг назад, когда три девушки приближаются к нему, но отец подталкивает его вперед. Некоторые мужчины из толпы свистят. Некоторые просто смеются.
Дурацкая традиция.
Я отворачиваюсь, чтобы не злиться на женщин, ползающих по Руджеку, подобно застрявшим в меду жукам. Из толпы выскальзывает Кира с бокалом медового вина.
– Не против, если я украду свою аму? – Она берет Эсснай за руку и целует ее ладонь. Эсснай улыбается, и я вижу блеск в ее глазах. – Она всю ночь была той еще своенравной птицей.
От тоски у меня сжимается грудь, и я опускаю голову.
Я скольжу пальцами по лбу, глядя на то, как Эсснай и Кира исчезают среди людей.
В толпе раздаются вздохи, и я резко поворачиваю голову. Танцовщицы продолжают извиваться своими гибкими телами под звуки музыки. Наблюдая за похотливыми взглядами так называемых приличных мужчин, я чувствую, как моя кожа покрывается мурашками. Возможно, когда-то мерзкий жрец Ка точно так же смотрел на Тай и Нези, изнывая от желания сделать с ними отвратительные вещи. И сделал. Арти тому доказательство.
Как только танец заканчивается, Руджек опускается на одно колено, и девушки по очереди целуют его в лоб. Он снова встает, и толпа взрывается радостными криками и хлопает его по спине. Я слышу голос Гильдмаса-Тер Охакима – высокого худощавого мужчины, главы гильдии рабочих:
– Танцуй на моей церемонии такие девушки, я бы не смог себя контролировать.
Когда Арти рассказала всем о пропавших детях, он не выглядел таким заинтересованным.
Майк пробегает рядом со мной, толкая меня под руку:
– Ты же понимаешь, что его бесит эта церемония?
Левая щека Майка распухла, и на ней выделяется кровоподтек темно-фиолетового цвета.
Я бросила сердитый взгляд в сторону Руджека.
– О да, бедняга сейчас страдает.
Его окружают несколько человек, но он то и дело поглядывает в нашу сторону. Руджек умоляет взглядом, чтобы кто-нибудь пришел и спас его – но он не получит от меня никакой помощи. Майк прикусывает губу, наблюдая, как сквозь толпу пробирается фигуристая танцовщица. Сегодня к ней приковано множество взглядов.
– Какие же вы все-таки смешные, – фыркает Майк, вновь оборачиваясь ко мне. – Ведете себя как дети.
– Кто бы говорил. – Я скрещиваю руки на груди. – Кира снова ударила тебя за то, что ты флиртовал с ее сестрой?
Майк пожимает плечами и поправляет свою элару.
– Это было бы очень недостойно с моей стороны, не считаешь?
Я недоверчиво цокаю языком.
– А когда это ты вел себя прилично?
– Вы что, вообще никогда не перестаете спорить? – говорит Сукар, закатывая глаза.
Майк наблюдает за тем, как к нам подходит мой друг, и прижимает правую ладонь к сердцу:
– Да это же мой любимый парень из племени Зу!
Сукар отвечает ему тем же приветственным жестом, прижимая татуированную ладонь к груди. На щеках у него появились новые татуировки, которые напоминают тигриные полоски.
– Что случилось с твоим лицом в этот раз? – говорит Сукар, глядя на Майка.
В ответ тот лишь поправляет воротник своей элары.
– Всего лишь очередной раунд на арене.
Я хватаю Сукара за руку и тащу его прочь, пока он вконец не достал Майка.
– Разве сегодня не твоя смена в Храме?
Арти ушла в Храм в своих одеяниях жрицы Ка задолго до того, как мы с Оше отправились на церемонию Руджека. Сукар напомнил мне об этом, я ощущаю боль. Наивно полагать, будто мама так спешила на обычный день в Храме. Она что-то задумала. Сегодня ночью.
Сукар хмуро смотрит на меня. Я наблюдаю за тем, как сморщились татуировки на его лбу.
– Нет, а что?
– Я думала, Арти… – Мое горло сжимается, и голос резко затихает. Ненавижу это проклятие. – Я просто думала, что другие провидцы будут вместе с моей матерью в Храме.
Сукар кивает в сторону своего дяди. Бараса и провидец племени Лито – единственные, кроме Руджека, кто явился на церемонию не в черных одеждах. Даже на Сукаре сейчас черная туника и брюки. Его дядя облачен в бледно-желтый кафтан, более светлый, чем золотая ряса Арти. Двое других провидцев пробираются сквозь толпу в своих традиционных одеяниях.
Под одеждой начинает покалывать шрам в виде змеи, и я прижимаю руку к груди. Магия напрягается по всему телу, поджигая каждый нерв внутри меня. Время на исходе.
– Все хорошо? – спрашивает Сукар, касаясь моего плеча.
Голова кружится, и я беру его под руку.
– Мне нужно присесть.
Сукар оглядывается по сторонам, но люди заполнили все скамейки во дворе. Магия не просто причиняет мне боль – она зовет меня. Мы отправляемся в сад рядом с внутренним двором, и я сажусь на свободную скамейку. По моим рукам пробегает холодок.
– Что происходит? Я что-то почувствовал, – удивляется Сукар, вскидывая брови.
Мой язык не позволяет мне сказать ничего, что указывало бы на Арти. Я стараюсь, но не могу даже произнести слово «магия». Его татуировки не мерцают, как это было, когда он прорвался через тот защитный пузырь в племенных землях. Обычно его татуировки реагируют на присутствие магии. Он смущенно пытается вновь коснуться моей руки и одергивает себя.
– Можно? – спрашивает он, и я киваю, несмотря на то что магия сжимает мое горло. Мне немного больно, но заклинание заглушило лишь мои слова, а не жесты.
Сукар кладет руку мне на плечо, и мы оба слышим тихое гудение.
– Ты тоже это чувствуешь? – спрашивает он.
Я с трудом пытаюсь подобрать нужные слова:
– О чем ты?
Сукар ухмыляется:
– Кажется, ты все-таки не бен’ик.
Сукар отпускает мою руку и присаживается рядом. Он ведь меня знает. Он должен почувствовать разницу между магическим даром и проклятием. Меня отравляет сам факт того, что он принял проклятие матери за что-то хорошее. Я кладу голову ему на плечо. Я скучаю по временам, когда мы с Эсснай и Сукаром отдыхали вместе без каких-либо забот.
Между гостями расхаживают танцовщицы – при этом фигуристая куда-то пропала. Впрочем, Майка тоже нигде не видно. Кира и Эсснай ускользнули на минутку, чтобы побыть наедине. Руджек стоит в кругу ученых и государственных деятелей и ждет, пока отец его представит. Неподалеку стоят хорошенькие дочери тех самых знакомых визиря. Девушки нетерпеливо ждут, пока их тоже представят Руджеку. У меня нет сил ревновать, но жар поднимается по моей шее.
Какое-то время мы с Сукаром молча сидим на скамейке, и магия становится сильнее. Теперь ее воздействие похоже на иголки, что покалывают кожу. У меня не остается больше сил терпеть, и я резко встаю с места.
– И когда ты собиралась рассказать мне свой секрет? – с издевкой говорит Сукар. В его глазах я читаю удивление.
– Какой еще секрет? – спрашивает позади нас Руджек.
Я оборачиваюсь и вижу, как он стоит и чешет голову, переводя взгляд с Сукара на меня и обратно. Кажется, Руджек не знает, куда деть руки – обычно он кладет их на рукояти скимитаров. Сегодня на нем нет этих красивых мечей. Зато вокруг полно другой красоты.
Я откашливаюсь:
– Удивлена, что ты смог оторваться от своих почитателей.
– Я не единственный, у кого они есть, – говорит Руджек.
Мое лицо краснеет от этого обвинения, но прежде чем я успеваю возразить, он поворачивается к Сукару, победно ухмыляясь.
– Мне тоже хочется узнать этот секрет.
Ох, да, у меня есть тайна – но вы даже представить себе не можете какая. Я громко выдыхаю, раздраженная этим разговором.
– Да нет никакого секрета, – вру я в изнеможении.
Руджек громко откашливается:
– Мне нужно поговорить с Аррой наедине.
Сукар остается на скамейке назло ему.
Руджек жестом приглашает меня следовать за ним. Мы углубляемся в сад и останавливаемся у пруда с голубыми рыбками, которые светятся в темноте.
– Я уж думал, что никогда не сбегу от этих людей, – произносит Руджек, потирая затылок. – Радуйся, что девушкам не приходится проходить через эту церемонию.
Я скрещиваю руки на груди:
– Да ты сегодня исстрадался, как я вижу.
– Ты злишься на меня, – медленно произносит Руджек, глядя на свои руки. – Мне очень жаль. Я не смог отговорить отца от танцовщиц. Он настаивал, что такова традиция.
Я отстраняюсь от него, когда больше всего на свете хочу утонуть в его объятиях. Как же я хочу, чтобы он заставил испариться дурные предчувствия.
– Глупая традиция, – говорю я дрожащим голосом. В груди снова покалывает магия.
– Да, я знаю. – Руджек подходит ближе, и его сладкий аромат щекочет мой нос.
– Тебе не следовало вести себя так, будто ты получаешь удовольствие от происходящего, – говорю я, хотя он и не выглядел довольным.
Руджек подходит еще ближе, но я не отступаю ни на шаг.
– Ты что, ревнуешь?
Я качаю головой и поджимаю губы. Мои мысли витают где угодно, но только не там, где я сейчас нахожусь. Нельзя поддаваться проклятию Арти. Если я продолжу сопротивляться ему, то смогу, по крайней мере, отсрочить исполнение ее планов до тех пор, пока не найду способ обойти заклинание.
– С чего бы мне ревновать?
– А если я скажу тебе, что ревновал, когда увидел тебя с Сукаром?
Еще один его шаг, и я чувствую тепло, что разливается по моей груди. Это не проклятие. Напротив, по груди растекается что-то, что так приятно чувствовать среди всей этой неопределенности.
– Почему ты не ревновал, когда я разговаривала с Майком?
– Ты бы не предложила ему чай, – говорит Руджек, и его слова целиком поглощают мое внимание.
Я вскидываю голову:
– С чего ты взял?
– А мне ты могла бы предложить чай? – спрашивает Руджек с лукавой усмешкой на губах. Ох уж эти идеальные губы. Они всегда были такими красивыми? Как я могу думать о нем так прямо сейчас? Я уверена, это происходит потому, что мне не хочется сейчас думать о своей матери и тех ужасных вещах, которые она сделала. Я хочу раствориться в глубине его темных глаз и притвориться, что все в порядке.
– Да, – отвечаю я, и мое сердце трепещет, как крылья бабочки. – Угостила бы.
– Арра, – выдыхает мое имя Руджек. Просто музыка для моих ушей. Мы ушли далеко от основного праздника. Далеко от любопытных глаз. Ничем не лучше, чем Майк и его танцовщицы. – Мне давно следовало сказать тебе, что я чувствую.
Я сокращаю небольшое расстояние, оставшееся между нами.
– Я тоже должна была кое-что тебе рассказать.
Руджек протягивает руку, чтобы погладить меня по щеке, и я наклоняюсь ближе, глядя в глаза, отражающие скрытую внутри меня боль.
Момент омрачен каким-то плохим предчувствием. Между нами все еще так много неопределенности, так много недосказанности. Так много секретов, упущенных возможностей и потерянного времени.
Если бы мы сделали это раньше, забыли вражду наших семей и позволили нашим сердцам решать, к чему бы это привело? Наконец-то я готова узнать ответ на этот вопрос.
После сегодняшнего вечера другого шанса может и не быть. Я позволяю себе утонуть в его чарующем взгляде. Он опускает свое лицо, и я прижимаюсь к нему. Наши дыхания переплетаются, когда мы наклоняемся для поцелуя. Я мечтала об этом столько раз. Искры его тепла воспламеняют мое тело. Его запах тянет меня за струны сердца. Но как только его губы собираются коснуться моих, он резко отстраняется.
– Ты совсем спятил, мальчишка? – шипит визирь, хватая Руджека за плечо.
– Во имя двадцати! – Руджек отстраняется от отца. – Ты что, шпионишь за мной?
Визирь выглядит еще более внушительно в черной эларе – и еще более угрожающе.
– Я пригласил самые влиятельные семьи со всего Королевства, чтобы ты с ними познакомился, – говорит отец Руджека, пронзая меня взглядом. – А ты прячешься в саду и позволяешь себе вольности с девчонкой.
Руджек хмурится.
– Если ты еще не понял, она… она – дочь моего врага, – рявкает на него визирь, – и не смей подходить к ней.
Я сжимаю руки в кулаки, чувствуя, как гнев покалывает кожу. Я не могу смотреть на визиря после тех ужасных вещей, которые он сделал с моей матерью. После тех преступлений, на которые он закрывал глаза. Возможно, проклятие и не дает мне плохо говорить об Арти, но оно не возражает, если я выскажу свое мнение о нем.
– Как ты смеешь… – начинаю говорить я, как вдруг чья-то рука сжимает мое плечо. Это мой отец.
– Пора уходить, – объявляет Оше с пустым выражением лица. – Нас ждут.
Слова эхом отдаются в моем сознании – я чувствую, как просыпается магия. На этот раз зов сильнее – гораздо сильнее, чем прежде. Я упираюсь пятками в землю, пытаясь сопротивляться ему. Пытаясь окопаться в саду. Я стискиваю зубы до боли, но от этого никакой пользы. В конце концов я не могу сопротивляться зову матери. Даже если бы у меня и хватило силы воли, Оше все равно утащил бы меня прочь. Меня не спасли бы ни крики, ни пинки. Я беспомощно смотрю на Руджека, пока он обменивается взглядами со своим отцом.
– Не смей вмешиваться в мои дела, – рычит Руджек, сплевывая на землю.
– Еще как посмею, – огрызается в ответ визирь.
Его лицо кривится в коварной улыбке. Мне так хочется вбить в него немного здравого смысла – но это все бесполезно. Вражда между визирем и моей семьей слишком сильна, и преодолеть ее невозможно. Видя меня, он наверняка вспоминает ту девушку, которую обвинил в колдовстве. Девушку, у которой отняли всю ее доброту. Знал бы он, каким монстром она стала – и что он приложил руку к созданию этого чудовища.
Я ухожу, поскольку невидимые цепи проклятия так и тянут меня к Арти. Я борюсь с ним на каждом шагу, напрягая всю свою волю, но ноги не слушаются. Магия изматывает меня, и усталость подавляет остатки моего сопротивления.
– Арра, подожди! – кричит Руджек, когда я поворачиваюсь к нему спиной.
Вспышка неповиновения пробегает по моим плечам, но я продолжаю идти. План Арти будет воплощен в жизнь сегодня вечером. Худшее еще впереди.
