26

Добравшись до лестницы, они остановились. Внизу стояли слуги, Лиззи и Чарльз, и смотрели на них. Выглядели они пугающе, как сломанные заводные игрушки: тела сотрясала дрожь, руки сжимались и разжимались, рты застыли в кривой ухмылке.

– С ними что-то не так, – прошептала Ноэми.

– Это из-за того, что Говард потерял над ними контроль. Нужно попробовать пройти мимо них, надеюсь, они не причинят нам вреда, – сказал Фрэнсис. – Единственное… – Он замялся. – Входная дверь может быть заперта, а ключи у моей матери в кармане…

– Ну нет, обратно за ключами мы не пойдем, – сказала Ноэми, не сводя взгляда со слуг; меньше всего ей хотелось проходить мимо этой парочки.

– Мы можем спуститься по черной лестнице, – предложил Фрэнсис.

Он побежал дальше по коридору, и девушки последовали за ним.

– Здесь. – Он открыл какую-то дверь.

Черная лестница была узкой, над дверью с внутренней стороны горела одинокая тусклая лампочка, а дальше клубилась темнота. Ноэми вытащила из кармана зажигалку, щелкнула ею и стала спускаться, придерживаясь рукой за перила. Каталина шла за ней, не отставая ни на шаг, а Фрэнсис был замыкающим.

Вскоре с перилами начало происходить что-то странное: они стали скользкими, как тело угря, и вздымались волнами. Каталина вскрикнула. Ноэми почувствовала, что боль в ее поврежденной руке пульсирует в унисон с пульсацией дома. Сердце… она снова слышала стук сердца.

– Это Мрак, – сказал Фрэнсис. – Он хочет вас напугать. Не останавливайтесь, давайте быстрее.

Ноэми ускорила шаг, и они наконец спустились. Фрэнсис тяжело дышал, его лицо белым пятном выделялось в темноте.

– С тобой все в порядке? – спросила девушка.

– Не знаю, – ответил Фрэнсис. – Но это неважно. Нам нужно идти дальше. Там впереди комната – что-то вроде кладовки, ледника для продуктов, там стоит шкаф, он тяжелый, но его нужно отодвинуть.

Ноэми остановилась перед дверью, ведущей в комнату, о которой говорил Фрэнсис. Парень щелкнул выключателем, и под потолком засветилась лампочка. Пол был каменный, сверху свисали крюки для мяса. Полки пустовали, стены покрывала темная плесень.

Шкаф стоял у правой стены. Когда-то он был красивый: резные дверцы, выгнутая аркой антресоль, внизу два больших выдвижных ящика. Но плесень и на нем оставила свой отвратительный отпечаток.

– В нижнем ящике сумка… – сказал парень; он все еще пытался восстановить дыхание.

Ноэми наклонилась, выдвинула ящик и вытащила коричневую холщовую сумку. Внутри они с Каталиной нашли масляную лампу, компас и два свитера – все, что успел собрать Фрэнсис для побега.

– Ну что, толкнем шкаф? – предложила Ноэми, засовывая компас в карман.

Фрэнсис кивнул:

– Да, но сначала нужно перекрыть вход. – Он показал на дверь, через которую они вошли.

Быстро придвинули к двери небольшой металлический разделочный столик и навалили пустых ящиков – не идеальная баррикада, но сойдет.

Шкаф был тяжелый, однако втроем они справились. За шкафом пряталась маленькая дверь.

– Это вход в семейную усыпальницу, – сказал Фрэнсис. – Через нее мы выберемся на кладбище, потом выйдем на дорогу и спустимся в город.

– Нет… – прошептала Каталина, и ее голос испугал Ноэми. Девушка показала на дверь. – Там мертвые спят. Мы не можем… мы не можем… Ой… Что это?

Ноэми услышала глубокий-глубокий стон. Потолок над ними задрожал, и лампочка замигала.

Фрэнсис напрягся:

– Это Говард… он жив.

– Но я застрелила его, – затрясла головой Ноэми. – Говард мертв…

– Нет, – вздохнул Фрэнсис. – Ему больно, и он зол. Вместе с ним больно всему дому.

– Мне страшно, – прошептала Каталина.

Ноэми повернулась к кузине и крепко обняла ее:

– Потерпи. Мы скоро выберемся, обещаю.

Ноэми передала зажигалку Фрэнсису и попросила зажечь лампу. Когда затеплился огонек, она сказала, что понесет лампу сама.

– Но твоя рука… – возразил парень.

– Ничего, я справлюсь, – ответила Ноэми; с лампой в руках она чувствовала себя в большей безопасности.

Девушка подбадривающе улыбнулась Каталине, Фрэнсис толкнул дверь, и они вошли в туннель. Ноэми ожидала, что он будет самым обычным: скорее всего, земляные стены, укрепленные балками, – но нет.

Стены украшали желтые плитки с узором из лоз. В ряд тянулись подсвечники в форме змей; были даже свечи, слегка оплывшие, но все еще годные к употреблению.

На полу и на стенах росли крошечные желтоватые грибы. Здесь было холодно и влажно, грибам такие условия нравились, и по мере продвижения по туннелю их становилось все больше.

Ноэми заметила и кое-что другое: грибы слабо светились.

– Мне это кажется, да? – спросила она Фрэнсиса.

– Да, светятся, так и есть, – кивнул он.

– Как странно…

– Ну, не так уж и странно. Некоторые разновидности опят и горькие устричные грибы светятся. Правда, подругому, у них свечение голубоватое, а здесь, сама видишь, зеленое.

– Это грибы, которые Дойл нашел в пещере… – догадалась Ноэми и посмотрела наверх. Свод туннеля напоминал звездное небо. – Бессмертие… В этом…

Внезапно Фрэнсис схватился за стену, чтобы не упасть; он дрожал.

– Что с тобой? – испугалась Ноэми.

– Говард… Дом… Им больно. На меня это тоже влияет.

– Ты можешь идти?

– Да, наверное, – пробормотал парень. – Не уверен… Если я потеряю сознание…

– Мы можем на минутку остановиться, – предложила Ноэми.

– Нет-нет, все в порядке…

– Обопрись на меня.

– Но твоя рука…

– Далась тебе моя рука.

Фрэнсис заколебался, потом положил руку ей на плечо, и они пошли дальше; Каталина теперь шла впереди. Колонии грибов встречались все чаще, размер их тоже увеличивался. От потолка и стен исходил мягкий свет.

Вдруг Каталина остановилась, и Ноэми с Фрэнсисом чуть не врезались в нее. Туннель заканчивался массивными двустворчатыми дверями из очень темного дерева. Створки украшала серебряная змея с янтарными глазами, кусающая хвост, – Уроборос. В форме змей были и витые серебряные ручки.

– Эта дверь ведет в крипту, – сказал Фрэнсис. – Мы пройдем через нее и поднимемся наверх.

Он потянул за ручки. Створки были тяжелыми, но поддались довольно быстро. Ноэми зашла первой с горящей лампой в руках, но в лампе уже не было необходимости: в крипте было светло. Как живой органический гобелен все стены покрывали грибы, наполнявшие помещение ровным светом ярче факелов; это был свет умирающего солнца. Наверху висела люстра в форме свернувшейся в кольцо змеи, в серебряных чашах торчали оплывшие огарки. На каменном полу грибов почти не было, лишь тут и там через трещины прорывались отдельные шляпки. Легко можно было рассмотреть гигантскую мозаику: все та же змея, злобно кусающая себя за хвост. Ее глаза сияли, как живые. Вокруг рептилии вился узор из цветов и лоз. Такую же змею Ноэми видела в оранжерее. Уроборос… но этот был больше, роскошнее. На каменном возвышении стоял накрытый желтой скатертью стол, на нем – серебряный кубок и серебряная шкатулка. Стену за столом – он стоял к ней почти впритык – прикрывала тяжелая желтая занавеска.

Справа была еще одна дверь; она была приоткрыта, и за ней виднелись ступени.

– Эта дверь ведет в усыпальницу, – сказал Фрэнсис. – Нам туда.

Ноэми нахмурилась и подошла к столу. Поставила лампу и подняла крышку шкатулки. Внутри лежал нож с рукояткой, украшенной драгоценными камнями. Она взяла его в руки.

– Кажется, я уже видела этот нож, – пробормотала она. – Во сне.

Фрэнсис и Каталина непонимающе уставились на нее.

– Этим ножом Говард Дойл убивал детей, – продолжила Ноэми.

– Да… он делал это, – кивнул Фрэнсис.

– Это каннибализм.

– Нет, причастие. Дети Дойлов рождаются, зараженные спорами грибов, и поедание их плоти делает нас сильнее, крепче связывает с Мраком. С Говардом…

Фрэнсис согнулся пополам. Ноэми казалось, его сейчас вырвет, но нет, парень просто стоял, обхватив руками живот. Она положила нож на стол и подошла к нему:

– Что с тобой такое? Мы можем помочь?

– Больно, – прохрипел он. – Ей больно.

– Кому? Кому, Фрэнсис?

– Она говорит…

Ноэми услышала какой-то звук. Он был тихим, почти неуловимым. Немного похож на гудение и в то же время нет.

Жужжание, которое она периодически слышала. Жужжание стало громче.

Вопреки предупреждению, Ноэми повернулась. Жужжание, как ей казалось, исходило от возвышения, на котором стоял стол, и она пошла к нему.

Жужжание усилилось.

Теперь было очевидно – его источник находится за желтой занавеской. Ноэми подняла руку.

– Не надо, – сказала Каталина. – Ты не хочешь это видеть.

Пальцы Ноэми коснулись ткани, и жужжание стало таким сильным, что ощущалась вибрация.

Казалось, будто вокруг нее кружится рой пчел, невидимые крылья били по щекам. Инстинкт подсказывал отойти и закрыть глаза, но вместо этого Ноэми откинула ткань в сторону с такой силой, что чуть не сорвала ее.

И уставилась в лицо смерти.

Открытый в крике рот давно умершей женщины. Кожа высохла и напоминала пергамент, изо рта торчало несколько уцелевших зубов. Одежда, в которой похоронили женщину, давно истлела, и теперь ее наготу прикрывали грибы. Проросшие сквозь тело, они удерживали ее в вертикальном положении, пригвожденной к стене. Святая в соборе из грибницы, голову которой окружал нимб из сверкающих золотом грибов.

И именно это мертвое существо издавало жужжание. А золотое свечение Ноэми видела в своих снах.

Так вот кто жил в стенах дома…

Существо протягивало руку, на которой выделялось янтарное кольцо. Ноэми узнала украшение – оно было на портрете.

– Агнес, – прошептала она.

Жужжание стало невыносимым, оно приказывало ей узнать.

…К ее лицу прижали ткань, и она потеряла сознание.

Очнулась уже в гробу. Испуганно закричала, хотя и была готова к этому. Как же страшно… Пыталась поднять крышку гроба, и щепки врезались в ладони. Крышка не двигалась. Она кричала так, что оглохла от собственного крика, но никто не пришел. Никто и не должен был прийти. Так было суждено.

…Грибы нуждались в ней. В ее разуме. Сами-то они не обладают разумом – всего лишь организмы, сочетающие в себе признаки как растений, так и животных. Прихоть природы. Но они могли исцелять. Не дарить бессмертие, нет, но исцелять, продлевать жизнь, а иногда и лишать жизни. Однако Дойл, умный Дойл, увлеченный наукой и алхимией, догадался о том, о чем другие не догадывались.

Разум.

Грибам нужен разум. Став сосудом для воспоминаний многих поколений, грибы вберут их в себя. А он, Дойл, получит контроль. Грибы и разум, смешавшись, образуют нечто вроде воска, а Дойл будет печатью. Так и вышло. Эта печать клеймила новые и новые тела.

…Жрецы народа, живущего в пещере, с помощью грибов могли передавать лишь случайные воспоминания, но Дойл пошел дальше. Когда он все придумал, ему нужен был человек, чтобы проверить свою теорию. Его жена. И его сестра. Она, Агнес, стала Мраком, и Мрак был Агнес, а Говард Дойл существовал во Мраке, питался им. Было больно. Было больно ей, Агнес, было больно Мраку. Было больно Дойлу. Было больно гниющему дому, стены которого изъедали теперь не только грибы, но и грибок, плесень.

Ноэми, не в силах переносить жужжание, закрыла уши руками и закричала.

Фрэнсис схватил ее за плечи и развернул к себе.

– Не смотри на нее, – сказал он. – Мы не должны смотреть.

Внезапно жужжание прервалось; Ноэми подняла голову и посмотрела на Каталину, а потом в ужасе перевела взгляд на Фрэнсиса.

В ее горле застрял всхлип.

– Они похоронили ее заживо… Они похоронили ее заживо, она умерла, и из ее тела проросли грибы… Грибы, наделенные разумом… О боже…

Она учащенно задышала. Ее тянуло снова посмотреть на женщину, но Фрэнсис взял ее за подбородок:

– Нет. Смотри на меня. Ты с нами, здесь.

Ноэми набрала в легкие воздух, ощущая себя ныряльщиком, поднимающимся на поверхность. Снова взглянула на Фрэнсиса:

– Она и есть Мрак. Ты знал об этом?

– Сюда приходят только Говард и Вирджиль, – уклончиво ответил Фрэнсис. Он весь дрожал.

– Но ты знал!

Все призраки были порождением Агнес. Точнее, так: Агнес стала Мраком, и в этом Мраке жили призраки, матерью которых она была. Это сводило с ума. Дом с привидениями в английском стиле – милая сказка по сравнению с тем, что происходило в Доме-на-Горе. Агнес – мать, Дойл – отец, бог, как они его называли. Он создал мертвую жизнь из спор грибов. Разумную жизнь…

– Знал… – вздохнув, признался Фрэнсис. – Рут тоже знала, и ни она, ни я ничего не могли поделать. Агнес держит нас здесь, а Говард все контролирует с ее помощью. Поэтому мы никуда не можем уйти. Они не позволяют нам…

Фрэнсис весь вспотел, он опустился на колени, хватая Ноэми за руки.

– Фрэнсис? Что такое, Фрэнсис? Ты должен встать, – сказала девушка, ласково касаясь его лба.

– Он прав, он не может уйти. Как и вы, кстати, – уверенный громкий голос.

Вирджиль… Он прошел через открытую дверь. Был спокоен, даже безмятежен. Возможно, он – галлюцинация. Возможно, его здесь нет? Ноэми во все глаза уставилась на мужчину. Не может быть, – подумала она.

Вирджиль усмехнулся. Это точно был он, призраки так не усмехаются. К тому же от него пахло одеколоном. Вместо того чтобы идти за ними по туннелю, он прошел в усыпальницу по кладбищу.

– Ох, Ноэми, ты выглядишь шокированной. Но ты же не думала, что убила меня? И, надеюсь, ты понимаешь, что склянка с настойкой совсем не случайно оказалась в моем кармане. Я позволил тебе вырваться на какое-то время. Позволил устроить весь этот беспорядок. Ты умница.

Ноэми сглотнула.

– Но зачем?

– Разве не ясно? Чтобы ты могла подтолкнуть отца к краю. Я не смог, а Фрэнсис тем более не смог бы. Старик позаботился о том, чтобы никто из нас не осмелился поднять на него руку. Рут? О да, Рут. Но он заставил Рут убить себя. Непослушание наказуемо. Когда я узнал, что задумал Фрэнсис, ну, этот ваш побег, я подумал: вот он, мой шанс. Пусть девчонка вырвется из оков, посмотрим, что она может сделать, эта заносчивая чужачка, которая никак не хотела подчиниться нашим правилам. И ты не подкачала. Теперь отец умирает. Ты ведь чувствуешь, да? Его тело разваливается на части.

– Какая тебе выгода от этого? – спросила Ноэми. – Если его тело умрет, он все равно останется во Мраке. Его разум…

– Он ослаб, и теперь я контролирую Мрак! – сердито сказал Вирджиль. – Когда он умрет, то умрет навсегда. Я не позволю ему занять новое тело. Изменения… Ты ведь этого хотела, да? Ну что же, мы желаем одного и того же.

Вирджиль повернулся к Каталине:

– И ты здесь, моя милая женушка. Спасибо за вклад в вечерние развлечения.

Он подошел к ней и с притворной любовью поцеловал руку; Каталина вздрогнула.

– Не трогай ее, – сказала Ноэми и потянулась за ножом, лежавшим на столе.

– Не вмешивайся в то, что тебя не касается. Она моя законная жена.

Ноэми сжала рукоять:

– Лучше бы тебе…

– Лучше бы тебе бросить нож, – спокойно ответил Вирджиль.

Никогда, – подумала Ноэми и обнаружила, что ее рука задрожала; она ощутила мощный импульс, подталкивающий ее к подчинению.

– Я выпила настойку… Ты не можешь меня контролировать, – пробормотала она.

– Настойка так долго не действует, девочка. Пока ты перемещалась по дому, пока спускалась сюда, ты снова попала под влияние Мрака. Ты вдыхала все эти крошечные невидимые споры. Ты в самом сердце Мрака. Вы трое.

– Твой отец ранен, Мрак тоже ранен. Ты не можешь…

– Могу. Сегодня мы все пострадали, – сказал Вирджиль, и она увидела, что его лоб покрывают капельки пота, голубые глаза лихорадочно горят. – Но теперь я держу все под контролем, и вы сделаете так, как я скажу.

Ноэми показалось, что она держит в руке раскаленный уголь, и с криком выронила нож. Тот с громким звоном упал на пол.

– Ну, сказал же, – довольно заметил Вирджиль.

Ноэми взглянула на нож. Он был так близко, но она не могла его поднять, руку по-прежнему жгло.

– Надеюсь, ты полюбишь это место, – сказал Вирджиль. – Мой отец застрял в прошлом, а я смотрю в будущее. Мы снова откроем шахту, проведем нормальное электричество и закупим новую мебель. Нам понадобятся новые машины, новые слуги и, конечно, дети. Думаю, у тебя не будет проблем с тем, чтобы подарить мне детей.

– Нет… нет… – Ноэми ощущала хватку, словно ей на плечи положили невидимую руку.

– Иди сюда! – приказал Вирджиль. – Ты с самого начала была моей.

Грибы на стенах закачались, как водоросли под водой, затем выпустили облако золотистой пыли. Ноэми вдохнула пыль, и ее окутало уже знакомое сладкое темное чувство. Голова приятно закружилась. Боль исчезла.

Вирджиль протягивал к ней руки, и Ноэми представила, как он обнимет ее, как хорошо будет подчиниться его воле. Глубоко внутри какая-то часть ее кричала от стыда и негодования, но она ничего не могла с собой поделать.

Грибы засияли ярче, и Ноэми захотела коснуться их, провести руками по стене, прижаться лицом к мягкой плоти. Она наконец-то отдохнет, забудется. Грибы заберутся ей в ноздри, в рот и глазницы, устроятся у нее в животе и расцветут на бедрах. А Вирджиль… он… он будет глубоко в ней, и мир станет сплошным золотом.

– Прошу тебя, не надо, – сказал Фрэнсис.

Ноэми уже сделала шаг с возвышения, но Фрэнсис схватил ее за руку, ту, которая была повреждена его матерью. Она вздрогнула от боли и посмотрела на парня.

– Не надо, Ноэми, – прошептал он.

Было видно, что ему очень страшно. Тем не менее, не отпуская ее руки, Фрэнсис встал перед ней, закрывая своим телом, как щитом.

– Отпусти их, – сказал он Вирджилю.

– Отпустить? С чего бы это? Все, что мы делаем, это… это неправильно. – Вирджиль показал в сторону туннеля, по которому они пришли. – Ты ведь слышишь эти стоны, братец? Мой отец умирает, и, когда жизнь наконец покинет его дряхлое тело, я получу абсолютную власть над Мраком. Но мне понадобится союзник, а мы все-таки родственники.

Ноэми представила, как Говард Дойл стонет, истекая кровью. Как черная жидкость вытекает из его тела, когда он пытается дышать.

– Послушай, Фрэнсис, я не эгоист. Могу поделиться, – с чувством продолжил Вирджиль. – Ты хочешь вот эту девушку, – он показал на Ноэми, – но и я хочу ее. Однако это не повод ссориться – Каталина тоже милашка. Ну, не будь занудой.

Фрэнсис поднял нож, который выронила Ноэми, и выставил перед собой:

– Ты их не тронешь.

– Что, заколешь меня? Ну же, попробуй, но должен предупредить: меня сложнее убить, чем женщину. Ты умудрился убить свою мать. И за что? Из-за какой-то смазливой девчонки!

Фрэнсис кинулся на Вирджиля, но внезапно остановился, рука замерла в воздухе, все еще сжимая нож. Ноэми не видела его лица, но могла представить выражение. Наверное, такое же было и на ее лице, поскольку, как и она, Фрэнсис превратился в статую. Пчелы снова зажужжали.

– Не заставляй меня убивать не слишком любимого кузена, – сказал Вирджиль, подходя к парню. – Смирись.

В ту же секунду Фрэнсис оттолкнул мужчину, и тот влетел в стену.

На секунду Ноэми почувствовала его боль, адреналин пронесся по ее венам. Фрэнсис, гаденыш, – услышала она. Мрак соединил их на краткое мгновение, и Ноэми вскрикнула, чуть не прикусив язык. Ее ноги ожили. Один шаг, другой…

Вирджиль нахмурился. Теперь его глаза сияли золотом. Он стряхнул крошечные кусочки грибов, прилипшие к пиджаку.

Жужжание набирало силу.

– Смирись!

Фрэнсис снова кинулся на Вирджиля, но тот с легкостью остановил его. Он был намного сильнее и в этот раз готов к атаке. Перехватив руку парня, он ударил его по голове. Фрэнсис зашатался, но умудрился удержать равновесие и нанести ответный удар. Кулак разбил губы Вирджиля, и тот сердито ахнул.

– Гаденыш… Я заставлю тебя откусить собственный язык, – прошипел он.

Теперь Ноэми видела лицо Фрэнсиса. С его виска стекала кровь, глаза были широко распахнуты, рот открывался и закрывался, как у рыбы, вытащенной из воды.

Боже мой, Вирджиль это сделает. Заставит его откусить язык…

Жужжание пчел нарастало.

Посмотри на меня.

Ноэми развернулась, и ее взгляд упал на лицо Агнес, на ее безгубый, кричащий от боли рот. Она прижала ладони к ушам, сердито гадая, почему жужжание никак не остановится. И внезапно до нее дошло: Мрак был проявлением всех страданий, причиненных этой женщине. Агнес, бедная Агнес… Доведенная до безумия, до отчаяния, а потом до ярости. До сих пор в ней жила женщина, и эта женщина пыталась напомнить о себе. Она была змеей, кусающей хвост.

Она являлась в кошмарах, но пыталась предупредить о кошмарах других. Жужжание было ее голосом. У нее отняли язык, но она хотела рассказать о тех ужасах, что обрушились на нее. У нее забрали все, но осталась испепеляющая ярость. Она боролась даже мертвая. Чего она хотела?

Просто, чтобы ее освободили от этой пытки.

Хотела проснуться. Но не могла. Ноэми неловкой рукой подняла лампу. Ей вспомнилась фраза, которую говорила Рут:

Она шагнула к столу и снова посмотрела на Агнес.

– Пришло время открыть глаза, – прошептала она и кинула лампу в лицо мумии.

Грибы вокруг головы Агнес тут же загорелись, и нимб теперь стал огненным. Языки пламени стали быстро распространяться по стене, золотистые грибы чернели и лопались.

Вирджиль закричал. Это был даже не крик – вопль. Он упал на пол и стал царапать каменные плиты, тщетно пытаясь подняться. Фрэнсис тоже упал. Агнес была Мраком, и Мрак был частью их, поэтому они испытывали боль. Сама же Ноэми полностью пришла в себя – Мрак отпустил ее.

Она бросилась к кузине:

– Ты в порядке?

– Да. – Каталина яростно закивала. – Да, да.

На полу стонали Фрэнсис и Вирджиль. Вирджиль попытался дотянуться до ног Ноэми, но она ударила его в лицо и отступила подальше. Каталина подняла нож, выпавший из рук Фрэнсиса, и теперь стояла над мужем. Мгновение, и нож, опустившись, проколол ему глаз точно так же, как до этого Говарду Дойлу.

Из ее плотно сомкнутых уст не вырвалось ни всхлипа. Вирджиль задергался, хватая ртом воздух, потом затих.

Его кровь заливала змею, окрашивая ее алым. Девушки взялись за руки. Ноэми жалела, что у них нет ножа побольше, чтобы отрезать этому мерзавцу голову, как служанка поступала с рыбой.

Судя по тому, как Каталина сжимала ее руку, кузина желала того же.

Фрэнсис что-то пробормотал, и Ноэми опустилась на колени рядом, заставляя его встать.

– Ну, давай, давай, – твердила она. – Нам нужно бежать.

– Все вокруг умирает, и мы умираем, – пробормотал Фрэнсис.

– Да уж точно умрем, если быстро не выберемся отсюда, – согласилась Ноэми.

Пламя все больше охватывало крипту, гроздья грибов взрывались огнем.

– Я не смогу уйти…

– Сможешь, – сказала Ноэми. – Каталина, помоги нам!

Девушки поволокли Фрэнсиса к двери, через которую пришел Вирджиль. Ноэми взглянула на ступени и задалась вопросом: смогут ли они их преодолеть? Но другого пути не было. Оглянувшись, она увидела, что Вирджиль лежит на полу и огонь подбирается все ближе к нему. Надо было спешить.

Не придумав ничего лучшего, Ноэми ущипнула Фрэнсиса, чтобы тот открыл глаза и помог им. Парень кое-как смог преодолеть несколько ступеней, и они прошли через пыльную усыпальницу. Ноэми заметила серебряные таблички с именами, вазы с высохшими цветами и кучки грибов на земле, от которых исходило слабое свечение. По счастью, дверь была открыта, и они вышли из склепа в туманную ночь.

– Ворота… – Ноэми посмотрела на Каталину. – Ты знаешь дорогу к воротам?

– Здесь слишком темно и туман, – пробормотала девушка.

Да, туман, но теперь в нем не было золотого свечения, пугавшего Ноэми, жужжания тоже не слышалось. Агнес поглотил огонь, и оставалось надеяться, что она нашла покой. Но им надо было выбираться из этого места.

– Фрэнсис, ты должен знать, где ворота, – сказала Ноэми.

Парень повернул голову, и у него получилось кивнуть влево. Влево так влево, они двинулись в указанном направлении. Фрэнсис, опиравшийся на плечи девушек, часто спотыкался. Он что-то пробормотал и показал в другую сторону. Ноэми понятия не имела, куда они шли. Возможно, ходят кругами. Разве не иронично? Кругами!

Туман не собирался оказывать им милость, но наконец девушки увидели железные ворота кладбища – змея, кусающая хвост, поприветствовала троицу. Они выбрались на дорожку, ведущую к дому.

– Дом горит, – сказал Фрэнсис, когда они остановились перевести дыхание.

Так и было. Зарево разгоняло туман. Ноэми представила, как горят книги в библиотеке, как падают тяжелые портьеры, охваченные огнем, как лопаются стекла в буфетах, где стоит серебро, как превращаются в столб огня нимфы на лестницах. Ее сердце на секунду сжалось. Слуги Дойлов… они так и стоят там?.. Огонь разгорался все сильнее. Краска на старых картинах пузырилась, выцветшие фотографии сворачивались, превращая в пепел запечатленные на них лица. Потом она представила – нет, увидела! – комнату Говарда Дойла. На полу неподвижно лежал задохнувшийся в дыму Артур Камминз. Кровать Дойла горела, но сам старик все еще был жив. Он кричал, но никто не мог ему помочь.

Пронизывающие дом ядовитые нити мицелия тоже горели, добавляя жару. Органика всегда была хорошей пищей для огня. Пусть этот чертов дом сгорит дотла…

– Пойдемте, – устало пробормотала Ноэми.