22

Фрэнсис вернулся на следующее утро, жестами показал, что можно есть, и дал еще одну порцию настойки. Вечером он снова пришел и сказал, что после ужина их ждет Вирджиль. Она поела, Фрэнсис взял лампу и повел ее в библиотеку. В коридоре было слишком темно, чтобы рассмотреть портреты, висящие на стенах, но Ноэми хотелось остановиться и еще раз взглянуть на портрет Рут. Это был импульс, рожденный состраданием. Рут была такой же узницей, как и она сама.

Когда Фрэнсис открыл дверь в библиотеку, Ноэми поразил неприятный запах заплесневевших книг. Она поймала себя на мысли, что вроде бы привыкла к нему и почти не замечала в последние дни. Что изменилось? Может быть, настойка подействовала?

Вирджиль сидел в кабинете за письменным столом. Полумрак делал его лицо совершенно белым. Не лицо, а маска. Тело напряжено, как у сидящего в засаде дикого зверя, пальцы переплетены.

Заметив их, он по-голливудски улыбнулся.

– Кажется, тебе лучше, – сказал он, обращаясь к Ноэми.

Не удостоив его ответом, девушка села в кресло перед столом, а Фрэнсис встал за ее спиной.

– Я попросил вас прийти, поскольку нам надо прояснить несколько моментов. Фрэнсис говорит, что ты понимаешь ситуацию и собираешься сотрудничать. – Кресло под Вирджилем скрипнуло.

– Если ты имеешь в виду мое понимание того, что я не могу покинуть этот ужасный дом, то да. К сожалению, у меня нет выбора.

– Не драматизируй, Ноэми, как только дом узнает тебя получше, ты почувствуешь себя комфортно. Вопрос в том, собираешься ли ты стать для нас проблемой, или по доброй воле присоединишься к семье?

Висевшие на стене оленьи головы отбрасывали длинные тени.

– По доброй воле… – усмехнулась Ноэми. – А что, есть другие варианты? Кажется, нет. Я выбрала жить, если ты это хочешь услышать. Не хочу закончить в яме, как бедные шахтеры.

– Мы не кидали их в яму. Они все похоронены на кладбище. Так или иначе они должны были умереть. Нужно делать землю плодородной.

– Перегной, да?

– Ноэми, это были истощенные крестьяне, кишащие вшами. Они все равно умерли бы.

– Твоя первая жена тоже была крестьянкой, кишащей вшами? Ты использовал ее, а потом она удобрила почву, так?

Она гадала, присутствует ли фотография дочери Камминза в иконостасе Дойлов. Кажется, да. Несчастная молодая женщина со вскинутым подбородком, пытающаяся улыбаться на камеру.

Вирджиль пожал плечами:

– Ты сама знаешь, что нет. Но она все равно не подходила, и я не могу сказать, что скучаю по ней.

– Как мило.

– Ты не сможешь заставить меня устыдиться, Ноэми. Сильные выживают, слабые остаются позади. Думаю, ты сильная, – заметил он. – И какое красивое личико. Темная кожа, темные глаза…

Темное мясо, – подумала девушка. Она была для них эквивалентом куска говядины, который мясник осматривает и заворачивает в навощенную бумагу. Что-то экзотичное, что возбуждает желание и наполняет рот слюной.

Вирджиль встал, обошел стол и начал ходить перед ними, поигрывая карандашом, который держал в руках.

– Моя семья, как ты знаешь, пыталась сохранить род чистым. Наше селективное размножение дало свои плоды – у нас абсолютная совместимость с домом. Но есть одна крошечная проблема.

– И какая же?

– Ты ведь слышала, что каштаны, стоящие особняком, стерильны? Им нужно перекрестное опыление. Кажется, и с нами происходит подобное. Мама родила папе двух живых детей, да, но у нее было много выкидышей. То же самое наблюдалось и в прошлом. Мертворожденные, смерти в колыбели… До Агнес у отца были другие жены, и ни одна из них не оказалась подходящей. Иногда нужно вводить свежую кровь. Конечно, мой отец всегда был упрям касательно подобных вещей, настаивал, что нам нельзя смешиваться со всяким сбродом…

– Высшие и низшие расы, – усмехнулась Ноэми.

– Именно. – Вирджиль пропустил ее иронию мимо ушей. – Старик даже привез землю из Англии, чтобы условия были такие же, как на родине. Он не собирался тесно пересекаться с местными. Но получилось так, что это стало необходимым. Вопрос выживания.

– Поэтому понадобился Ричард, – кивнула Ноэми. – И Каталина.

– Да, верно. Хотя если бы я увидел тебя раньше, то выбрал бы тебя. Ты здоровая, молодая, и ты нравишься дому.

– Думаю, и мои деньги не помешали бы.

– Ты права, это необходимое условие. Ваша тупая революция лишила нас состояния. Мы должны вернуть его. Вопрос выживания, как я уже говорил.

– Слово «убийство» здесь больше подходит. Вы убили всех тех шахтеров. Они заболели по вашей вине, а ваш врач позволил им умереть. Могу предположить, что вы убили и Бенито, любимого Рут. За что она вам отплатила.

– Ты не слишком вежлива, Ноэми, – заметил Вирджиль, раздраженно уставившись на нее. – Мне казалось, ты ей все объяснил. – Это уже относилось к Фрэнсису.

– Ноэми не станет сбегать. – Фрэнсис сжал плечо девушки.

– Ну что же, будем считать, что это первый шаг. Второй – ты напишешь письмо отцу, скажешь, что останешься здесь до Рождества, чтобы составить компанию Каталине. А после Рождества ты сообщишь ему, что вышла замуж и собираешься жить с нами.

– Мой отец будет недоволен.

– Тогда тебе придется написать еще пару писем, чтобы унять его тревоги. Думаю, первое послание мы напишем сейчас.

– Сейчас?

– Да. Садись за мой стол.

Ноэми неохотно пересела в кресло за столом. Сопротивляться бесполезно. Чистый лист бумаги и ручка были уже приготовлены.

– Ну, давай, – сказал Вирджиль.

– Я не знаю, что писать.

– Напиши убедительное письмо. Ты же не хочешь, чтобы твой отец навестил нас и, возможно, слег с таинственным заболеванием?

– Вы не посмеете… – прошептала она.

Вирджиль наклонился к ней:

– У нас на кладбище куча места, и, как ты подметила, наш врач не очень хорошо лечит.

Ноэми вздрогнула, посидела еще немного, взяла ручку и начала писать.

Когда она закончила, Вирджиль прочитал письмо и удовлетворенно кивнул.

– Ты рад? – подал голос Фрэнсис. – Она сделала то, что требовалось.

– Это еще не все, – усмехнулся Вирджиль. – Флоренс обыскивает дом в поисках старого свадебного платья Рут. Мы сами проведем свадебную церемонию.

– Что?! – выдавила Ноэми, во рту у нее пересохло.

– Мой отец большой любитель таких церемоний. Он их обожает.

– Но где вы найдете священника?

– Священника? Зачем? Отец сам вас обручит, он это и раньше делал.

– Меня выдадут замуж в церкви святого инцестного гриба? – спросила девушка. – Не уверена, что это законно.

– Не волнуйся, потом мы потащим вас к магистрату.

– Потащим – правильное слово.

Вирджиль с силой опустил письмо на стол, и Ноэми вздрогнула. Этот выродок нес ее на руках, словно она была легче перышка. Он может убить ее одним щелчком, прихлопнуть как муху.

– Считай, что тебе повезло. Фрэнсис может хоть сегодня ночью привязать тебя к кровати и трахнуть без всяких прелюдий, но отец считает, что это неправильно. Ты все-таки леди. Я позволил себе не согласиться с ним. Леди не похотливы, а ты не невинная маленькая овечка.

– Понятия не имею, о чем…

– Ох, точно имеешь.

Пальцы Вирджиля коснулись ее волос. Легкое прикосновение, от которого по телу пробежали мурашки, а по венам растеклось приятное чувство, словно она выпила шампанского. Такое же чувство, как в ее сне…

Ноэми захотелось укусить его за руку. Свирепый укол желания и ненависти. Она вскочила и зашла за кресло, словно хотела спрятаться:

– Не смей!

– Не смей что?

– Перестань, – сказал Фрэнсис, быстро подходя к Ноэми. Он взял ее за руку, напоминая взглядом, что у них есть план. Затем обернулся к Вирджилю. – Она моя невеста. Прояви уважение.

На лице Вирджиля появилась кислая улыбочка. Он театрально вскинул руки, словно внезапно сдался:

– Ну, кажется, ты действительно отрастил себе яйца, брат. Ладно, я буду вежлив. Но и она должна следить за языком и знать свое место.

– Так и будет. Пойдем, – сказал Фрэнсис и быстро вывел девушку из кабинета, прихватив с собой масляную лампу.

В коридоре Фрэнсис повернулся к Ноэми.

– Ты в порядке? – прошептал он на испанском.

Не ответив, Ноэми затянула парня в одну из пустых пыльных комнат, где стулья и диванчики был накрыты белыми чехлами. И тут же замерла. Впереди смутно прорисовывались какие-то тени. Она же не спит, откуда… Наконец до нее дошло, что она видит их с Фрэнсисом отражение в огромном, от пола до потолка, зеркале. Рама была украшена резными фруктами и цветами, а наверху – кольцо Уробороса; змеи были в каждом углу этого дома.

– Ты сказал, что займешься припасами, – повернулась она к Фрэнсису. – Но что насчет оружия?

– Оружия?

– Да. Винтовки, пистолеты?

– В доме нет оружия после Рут. Хотя… Дяди Говард держит ружье в своей комнате, но я не смогу подобраться к нему.

– Но что-то же должно быть!

В зеркале Ноэми увидела свое встревоженное лицо и отвернулась. По спине забегали мурашки.

– Ноэми? Что такое?

– Я не чувствую себя в безопасности.

– Я пони…

– Нет, ты не понимаешь. Должна тебе признаться, что я не являюсь самой собой, когда Вирджиль рядом, – сказала она, нервным жестом отбрасывая волосы с лица. – Точно не в последнее время. Притягательный – вот как Каталина описывала его. Ну, неудивительно. Однако тут дело не только в шарме, да? Это ты мне говорил, что дом может заставить тебя делать нечто такое…

Она замолчала, не закончив вопроса. Вирджиль ей совсем не нравился, и все же он вызывал в ней порочное возбуждение. У Фрейда она читала о влечении к смерти, об импульсе, заставляющем человека, который стоит на краю обрыва, почувствовать внезапное желание спрыгнуть. Вирджиль пробуждал в ней этот импульс – он тянул за ниточку подсознания, вытаскивая темные желания, играл с ней. Вероятно, то же самое происходило и с цикадами, о которых упоминал Фрэнсис. Они поют брачные песни, а гриб-паразит заживо пожирает их. Возможно, тень смерти вызывает в маленьких телах бурю желания, направляя к разрушению. Провоцируя плотские чувства, Вирджиль разбудил ее жадное импульсивное «я».

– С тобой ничего не произойдет, – попытался успокоить ее Фрэнсис, опуская масляную лампу на стол, покрытый плотным белым полотном.

– Откуда такая уверенность?

– Пока я рядом с тобой, и ты должна быть в этом уверена.

– Но ты не можешь все время быть рядом. Тебя не было в ванной в тот момент, когда он заставлял меня раздеваться.

На лице Фрэнсиса отразились стыд и гнев. Он хотел показать себя рыцарем и… не смог.

– Пожалуйста, Фрэнсис, тут должно быть какое-то оружие, – настаивала она.

– Моя опасная бритва подойдет? Могу отдать, если тебе станет легче.

– Хотя бы и так, станет…

– Тогда она твоя, – попытался улыбнуться парень.

Конечно же Ноэми понимала, что бритва ее не спасет. У Рут была винтовка, и что? Если это действительно влечение смерти, никакое оружие не сможет защитить ее. И все же ее тронуло желание Фрэнсиса помочь.

– Спасибо… – запоздала пробормотала она.

– Надеюсь, ты не против бородатых мужчин? Ведь я не смогу бриться, пока бритва у тебя, – пошутил Фрэнсис.

– Ну, немного щетины никому не помешает.

В Доме-на-Горе все казалось темным и грязным, но Фрэнсис вырос отзывчивым, он был как экзотическое растение, которое по ошибке посадили не на ту клумбу.

– Ты действительно мой друг, да? – Ноэми не совсем в это верила, ожидала подвоха, но, кажется, его не было.

– Неужели ты до сих пор не поняла? – ответил он без злости.

– Просто в этом месте трудно отделить настоящее от фальшивого.

– Да, знаю.

Ноэми стала бродить по комнате, проводя рукой по мебели, закрытой чехлами, чувствуя под тканью узоры, вырезанные на дереве. Фрэнсис наблюдал за ней, засунув руки в карманы. Она сдернула пыльную простыню с дивана и села, подобрав под себя ноги.

Фрэнсис сел рядом.

– Кто научил тебя испанскому? – спросила Ноэми.

– Отец… Ему нравилось изучать что-то новое, языки. Он обучал меня, даже пытался учить Вирджиля, но тому были неинтересны подобные уроки. Когда отца не стало, я немного помогал Артуру с документами. Поскольку он тоже говорит по-испански, я смог практиковать язык. Я думал, что займу место Артура.

– Что ты будешь служить в городе как посредник семьи? У тебя не было других желаний? Кроме как служить семье?

– В детстве я мечтал уехать. У детей часто такое бывает – например, присоединиться однажды к циркачам… Но потом… После случившегося с отцом я подумал, ведь он был сильнее меня, смелее и все равно не смог сопротивляться воле Дома-на-Горе. То есть он пытался, но вот чем все это закончилось…

Фрэнсис потянулся в карман пиджака и вытащил медальон, который Ноэми уже видела. На обратной стороне медальона был узор: золотые ландыши на синем фоне. Девушка провела ногтем по цветку:

– Твой отец знал о Мраке?

– До того как поселиться в Доме-на-Горе – нет. Он женился на моей маме, и она явно не упоминала об этом до свадьбы. Какое-то время он не знал. А к тому моменту, как он узнал всю правду, было уже поздно: дом не отпустил бы его.

– Наверное, тот же сценарий, что и у меня, – вздохнула Ноэми. – Не то чтобы у него был выбор.

– Думаю, он любил маму. Любил меня. Я не знаю.

Ноэми передала Фрэнсису медальон, и он убрал его в карман.

– Они действительно проведут свадебную церемонию? Нарядят меня в платье невесты?

Девушка вспомнила свадебные портреты в комнате Говарда. Представила, как Дойлы приглашают художника, чтобы тот нарисовал два портрета в том же стиле: ее и Каталины. Они ведь тоже сестры. Обе картины повесят над каминной полкой. А потом, что потом?..

Зеркало давало смутное представление о том, какой должна быть свадебная фотография, отражая силуэты Ноэми и Фрэнсиса. Впрочем, ничего в этом зеркале не было видно. Обман, оптическая иллюзия.

– Церемония – дань традиции. В прошлом устроили бы большой праздник, и все подарили бы тебе серебро. Шахты всегда были нашим бизнесом, все началось с серебра.

– Еще в Англии?

– Да.

– И сюда Дойлы приехали в поисках новых залежей серебра, так?

– На их рудниках в Англии оно закончилось. Серебро, а вместе с ним и удача. К тому же в Англии Дойлов стали подозревать в чем-то странном. Говард решил, что здесь, в Мексике, станут задавать меньше вопросов, что он сможет делать все что захочет. Он не ошибся.

– Ты знаешь, сколько рабочих погибли?

– Нет, невозможно узнать.

– А ты думал об этом?

– Да, – прошептал он, и в голосе прозвучал стыд.

Этот дом построен на костях. Люди устраивались на работу в шахту и не возвращались домой. Их не нашли. Прожорливая змея пожирает не свой хвост – она пожирает все вокруг, ее аппетит не насытить.

Ноэми вздохнула и уперлась подбородком в плечо Фрэнсиса. Так они просидели долгое время, она – смуглая, он – почти что альбинос, странный контраст. А вокруг них мгла дома размывала границы.