16

Флоренс больше не позволяла Ноэми оставаться наедине с Каталиной. В комнате постоянно торчала одна из служанок, Мэри или Лиззи. Когда Ноэми зашла, Мэри перекладывала одежду в шкафу, хотя в этом не было никакой необходимости.

– Вы не могли бы сделать это попозже? – спросила девушка.

– В другое время у меня на это нет времени, – ответила Мэри бесцветным голосом.

– Но, пожалуйста…

– Да ладно тебе, – вмешалась Каталина. – Присядь.

– О, я… Впрочем, не имеет значения, – ответила Ноэми, пытаясь взять себя в руки. Она не хотела огорчать Каталину. К тому же Флоренс сказала, что ей позволительно провести с Каталиной полчаса, не больше, так что глупо терять время на перепалку. – Ты выглядишь намного лучше, – улыбнулась она кузине.

– Лгунья! – ответила улыбкой Каталина, но улыбка была слабой. – Взбить тебе подушки? А хочешь, принесу туфельки, чтобы сегодня ночью ты смогла танцевать, как принцесса на балу? Помнишь, ты читала мне сказку про двенадцать танцующих принцесс?

– Тебе еще нравились иллюстрации в этой книге…

– Да. Признаюсь, я бы и сейчас почитала ее.

Служанка повернулась к ним спиной, и Каталина бросила на Ноэми многозначительный взгляд.

– Может, почитаешь мне стихи? Помнишь мой старый сборник? Как же я люблю Сестру Хуану!

Ноэми взяла с ночного столика книгу, которую Каталина привезла из Мехико.

– Что тебе почитать?

– «Глупые мужчины».

– «Глупые мужчины»…

Ноэми пролистала страницы и увидела сложенный листок бумаги. Взглянула на кузину – та ничего не сказала, но в ее глазах замер страх. Мэри все еще возилась с чем-то спиной к ним. Кивнув Каталине, Ноэми спрятала листок в карман и начала читать. До прихода Флоренс она успела прочитать несколько стихотворений. Надзирательница появилась с серебряным подносом в руках, на котором стояли серебряный чайник и серебряная с позолотой чашка, на фарфоровой тарелке лежало печенье.

– Каталине пора отдыхать, – сказала она.

– Да, конечно.

Ноэми захлопнула книгу и пожелала кузине хорошего дня.

Зайдя в свою комнату, она заметила, что тут побывала Флоренс. На столе стоял поднос с чаем и печеньем, как у Каталины.

У Наоми не было аппетита, и впервые за целую вечность она забыла выкурить сигарету. Подошла к окну и развернула листок. Наверху странички почерком Каталины было написано: «Это доказательство». Ниже шел текст, который был написан кем-то другим. Сама бумага была пожелтевшая от времени. Дата не проставлена.

Пробежав глазами первые строчки, Ноэми решила, что страничка вырвана из дневника.

«Р» – одна буква в качестве подписи. Рут? Неужели это страница из дневника Рут? Вряд ли Каталина станет подделывать такое, даже если написанное было похоже на отчаянное послание кузины ее отцу. Но где Каталина нашла это? Старый огромный дом… Ноэми представила, как кузина идет по темным коридорам. Как поднимает незакрепленную доску пола и под ней находит дневник, а может, только этот листок.

Закусив губу, она снова перечитала написанное. Такое кого угодно заставит поверить в проклятия, привидения и прочую чертовщину. Да, ей тоже что-то такое снилось, но она никогда не придавала значения зловещим ночным шорохам. Глупости все это, воображение способно нарисовать что угодно на пустом месте, говорила она себе. Собираясь стать антропологом, она читала книги, посвященные мистическим верованиям, и всегда цеплялась за рациональное объяснение ужасов. Таких объяснений было предостаточно. В каком-то толстом журнале она наткнулась на статью, довольно сложную для нее, но тем не менее с карандашом в руках осилила ее. Автор статьи доказывал, что призраков видят страдающие болезнью Гентингтона, частым признаком которой являются психические расстройства. Не исключено, что Рут и, к несчастью, ее кузина стали жертвами этой болезни. Как бы то ни было, всему есть объяснение, и это объяснение нужно найти.

Она задумалась. Это доказательство, написала Каталина. Но доказательство чего? Положила листок на стол и разгладила его. Снова перечитала.

«Сложи все факты вместе, дура», – сказала самой себе, грызя ноготь. И каковы факты? Кузина говорила о голосах, о чьем-то присутствие в доме. Рут пишет о том же. Ноэми не слышала голосов, но ей снились кошмары, и она начала бродить во сне, чего не делала уже многие годы.

Напрашивается вывод, что все трое – и она, и Каталина, и Рут – просто глупые, нервные женщины. Какая там болезнь Гентингтона – раньше врачи поставили бы диагноз истерия. Но она точно не страдала истерией. Да и Каталина, пожалуй, тоже.

Хорошо, оставим истерию в покое. Если они, все трое, вступили в контакт с чем-то непонятным в этом доме, то обязательно ли это сверхъестественное? Можно ли найти более разумный ответ? Например, какое-то вещество могло повлиять на изменение сознания. Скажем, токсичные краски. При жизни Рут дом был новее, она могла надышаться красками и совершить непоправимое.

И еще один важный момент – есть ли совпадения? Есть ли совпадения в том, что видела она сама в ночных кошмарах, что видела и слышала Каталина и что видела и слышала эта Рут? Надо искать совпадения. Если их нет – все это выдумка.

Ноэми хотела поговорить с кем-то об этом, иначе она сотрет подошвы туфель, расхаживая взад-вперед по комнате. Положив исписанную страницу в карман кардигана, она взяла масляную лампу и направилась на поиски Фрэнсиса. Парень избегал ее несколько дней, скорее всего накрученный Флоренс, но вряд ли он захлопнет дверь перед ее носом. В любом случае она же не собиралась просить его об очередном одолжении – она просто хотела поболтать. Фрэнсис открыл дверь и застыл на пороге.

– Можно войти? Мне нужно с тобой поговорить, – сказала Ноэми.

– Сейчас?

– Да. Пожалуйста.

Он растерянно моргнул:

– Ну, конечно, проходи.

Его комната была музеем природы в миниатюре. Засушенные растения в рамках, рисунки, отпечатки… Ноэми насчитала с дюжину бабочек за стеклом, а по соседству с ними каких-то жуков и тараканов… Все было аккуратно подписано на латыни. В двух шкафах размещались тома в кожаных переплетах, на полу стопками лежали книги. В воздухе витали запахи старой бумаги, чернил и засушенных цветов.

Ноэми бросила взгляд на узкую кровать, накрытую темным покрывалом. Изголовье кровати было богато украшено орнаментом из листьев. В самом центре – Уроборос, змея, поедающая свой хвост.

На массивном письменном столе также лежали книги. В углу притулились пустая тарелка и чашка с остатками чая. Видимо, у Фрэнсиса была привычка читать за едой. В комнате был еще один стол, похороненный под грудой бумаг и заставленный рисовальными принадлежностями: карандаши, кисточки, перьевые ручки, сухие краски и разноцветные бутылочки с китайской тушью. Среди рисунков преобладали растения.

– Да ты художник, – сказала Ноэми, рассматривая рисунок одуванчика.

– Ну, иногда рисую, – смущенно ответил парень. – Боюсь, мне нечего тебе предложить. Даже чая не осталось.

– Ненавижу ваш чай, он ужасный! – воскликнула Ноэми, разглядывая другой рисунок, на сей раз георгина. – Знаешь, однажды я тоже попробовала рисовать. Думала, в этом есть смысл, ведь мой отец занимается красками. Но художник из меня не получился. К тому же мне больше нравятся фотографии – можно запечатлевать разные моменты.

– Но когда ты рисуешь, ты постоянно на что-то смотришь. Так ты запечатлеваешь суть объекта.

– О, да ты еще и поэт!

Фрэнсис смутился еще больше.

– Давай присядем, – сказал он, забрал лампу из ее рук (она все еще держала ее) и поставил на письменный стол.

Такая же лампа, но чуть побольше, горела на ночном столике, окутывала комнату теплыми янтарными тонами.

Парень убрал с кресла лежавшие в нем книги, освобождая его для Ноэми. Сам сел на стул, сцепив пальцы и слегка наклонившись вперед.

– Твой отец занимается красками? Ты хорошо знаешь семейный бизнес?

– Да нет, что ты. Подростком я приходила в кабинет отца и под его диктовку писала какие-то отчеты. Особого интереса у меня это не вызывало.

– То есть ты не хочешь участвовать в нем?

– Моему брату все это очень нравится. Но это другая история. По-твоему, если моя семья владеет компанией, производящей краски, я тоже должна этим заниматься? Или еще круче: может, мне стоит выйти замуж за наследника другой компании, производящей краски, чтобы расширить дело? – засмеялась она. – О нет. Может, я хочу заниматься чем-то другим? Может, во мне заложен талант, который нужно открыть? Представь, вдруг ты сейчас разговариваешь с известнейшим антропологом!

– Значит, не пианисткой?

– Антропологом, в свободное время выступающим с концертами.

Теперь рассмеялись оба. Кресло в цветочной гобеленовой обивке (розы) было удобным, и Ноэми все больше нравилась комната Фрэнсиса. Она повернула голову и посмотрела на акварельные рисунки грибов на стенах:

– Это тоже ты рисовал?

– Да. Несколько лет назад, получилось не очень хорошо.

– Перестань, они прекрасны!

– Спасибо. – Бледные щеки Фрэнсиса покраснели.

У Фрэнсиса было простое лицо, пожалуй, даже некрасивое. Вот Хьюго Дуартэ был красавчиком, но почему-то Фрэнсис выигрывал на его фоне. В нем не было плейбойских замашек и желания понравиться, показать себя лучше, чем он есть. Большой ребенок, увлеченный наукой. Неуверенный в себе, затюканный матерью, но при этом со стержнем – как уверенно он вел автомобиль по опасной дороге, и… он всегда появляется рядом с Ноэми именно тогда, когда нужно.

На Фрэнсисе была старая помятая рубашка, по своей комнате он ходил босиком. В нем было что-то милое и домашнее. Ноэми охватило жгучее желание наклониться и поцеловать его, и все же она колебалась. Легко поцеловать кого-то, когда это ничего не значит. Но когда это может иметь значение…

Она не хотела все усложнять еще больше. Не хотела играть с ним – парень этого не заслуживает.

– Ты же не рисунки мои разглядывать пришла, – сказал Фрэнсис.

Уж точно нет. Ноэми покачала головой, не зная, как начать.

– Ты когда-нибудь думал о том, что в твоем доме могут жить призраки?

Фрэнсис натянуто улыбнулся:

– Звучит странно.

– Уверена, так и есть. И у меня есть веская причина утверждать это. Ну, что скажешь?

Наступило молчание. Фрэнсис засунул руки в карманы брюк и опустил взгляд на ковер под ногами.

– Послушай, я не стану смеяться, если ты скажешь, что сталкивался с привидениями, – добавила Ноэми.

– Привидений не существует.

– А вдруг существуют? Ты когда-нибудь думал об этом? Знаешь, я когда-то читала книгу о Тибете. Ее написала женщина, Александра Давид-Неель. Она утверждает, что люди могут силой мысли создавать привидения. Как же она назвала их?.. А, вспомнила – тульпа.

– Похоже на небылицу.

– Может быть. Но в университете Дьюка есть профессор Райн, изучающий парапсихологию. Он считает, что такие вещи, как телепатия, это один из видов экстрасенсорного восприятия.

– Не понял. Что именно ты хочешь сказать? – осторожно спросил Фрэнсис.

– Я хочу сказать, что моя кузина в своем уме. Могу допустить, что в этом доме действительно есть призраки, но их появление можно объяснить с помощью логики. Как – я пока еще не знаю. Может, это не имеет ничего общего с парапсихологией, но… помнишь выражение: безумный шляпник?

– Нет. Я такого даже не слышал.

– Ну, смотри. Раньше считалось, что шляпники склонны к сумасшествию, а оказалось, все дело в материалах, с которыми они работали. Бедняги вдыхали ртутные пары, изготавливая фетровые шляпы. Давай пойдем дальше. Можно смешать краски с ртутью, чтобы предотвратить плесень. В минимальных количествах это безопасно, но, если пропорции нарушены или если краска используется при определенных условиях, людям становятся плохо. Они сходят с ума, а это – всего лишь краска.

Фрэнсис внезапно вскочил и схватил ее за руки.

– Больше ничего не говори, – тихо произнес он поиспански.

Странно, ведь до этого они общались на английском. И Ноэми не помнила, чтобы он касался ее. Если такое и бывало, то мимолетно, случайно. Но сейчас руки Фрэнсиса застыли на ее запястьях.

– Думаешь, я сумасшедшая, как шляпники? – спросила она тоже по-испански.

– Боже, нет. Думаю, ты в своем уме и очень умная. Даже чересчур. Послушай… Уезжай сегодня же. Прямо сейчас. Я довезу до города. Это место не для тебя.

Ноэми пристально посмотрела на него:

– Фрэнсис, признайся, о чем ты умалчиваешь?

Он еще сильнее сжал ее запястья.

– Ноэми, тот факт, что привидений не существует, вовсе не означает, что они не могут преследовать тебя. Что тебе не нужно бояться их… Ты слишком бесстрашна. Мой отец был таким же и дорого заплатил за это.

– Он упал в ущелье, – сказала Ноэми. – Или есть еще что-то?

– Кто тебе рассказал?

– Я первая задала вопрос.

Ее сердце кольнул страх. Фрэнсис вознамерился отойти, и на этот раз Ноэми сама схватила его за руки.

– Поговори со мной, – настаивала она. – Есть еще что-то?

– Он был пьян, упал в ущелье и сломал шею. Так ли необходимо это обсуждать?

– Да. Потому что ты ничего не обсуждаешь со мной.

– Это неправда. Я тебе многое рассказал. Если бы ты слушала…

– Я слушаю.

Он вырвал руки и с серьезным видом положил Ноэми на плечи.

«Сейчас я найду разгадку», – подумала она, но в эту минуту из коридора донесся стон, потом еще один.

В этом доме акустика была пугающей.

Фрэнсис вздрогнул и отошел.

– Это дядя Говард, – сказал он, скривившись. – У него сильные боли, он долго не продержится.

– Мне жаль. – Фраза была дежурной. – Должно быть, для вас это тяжело.

– Тяжело? Поскорее бы он отдал концы.

Звучало ужасно, но Ноэми могла представить, каково это день за днем, год за годом жить в скрипучем доме, говорить едва ли не шепотом и ходить на цыпочках, чтобы не побеспокоить старика. Уж какое тут сожаление, когда все чувства, которые могли возникнуть в юном сердце, были отринуты? Наоми сомневалась, что кто-то в этом доме любил Фрэнсиса, включая мать. Вирджиль? Вряд ли они были друзьями, десять лет между ними – огромная разница. Вирджилю повезло больше – он хотя бы изредка выезжал отсюда, а Фрэнсис намертво был привязан к дому.

– Эй! – Ноэми коснулась его руки.

– Помню, в детстве он бил меня своей тростью, – хриплым шепотом произнес Фрэнсис. – Учил меня быть сильным, как они говорили. А я думал: боже мой, Рут была права. Жаль, что она не смогла его прикончить.

Ноэми испытывала жалость к нему, он казался таким несчастным. Ей не хотелось отпускать его руку, но Фрэнсис сам убрал ее.

– Дядя Говард – монстр, – еще тише произнес он. – Не доверяй Говарду, не доверяй Флоренс и не доверяй Вирджилю. Теперь тебе нужно уходить. Поверь, так будет лучше. – Фрэнсис опустил голову и уставился в пол.

– Если хочешь, я могу еще немного побыть с тобой, – предложила Ноэми.

Он взглянул на нее и криво улыбнулся:

– У мамы будет приступ, если она увидит тебя здесь, а она может прийти в любую минуту. Когда дядя Говард в таком состоянии, мы должны быть рядом с ним. Иди спать, Ноэми.

– Как будто я смогу уснуть, – вздохнула она. – Попробую посчитать овец. Как думаешь, поможет?

Не зная, что еще сказать, она подошла к столу и провела пальцем по обложке книги, лежащей сверху. Уходить ей не хотелось. Если бы не этот дурацкий стон, Фрэнсис, возможно, рассказал что-то о призраках, населяющих дом. В каждом доме с историей есть свои призраки, ей было бы интересно услышать.

Фрэнсис снова поймал ее руку:

– Ноэми, пожалуйста… Я не солгал, мать действительно может прийти за мной.

Он отдал ей масляную лампу и открыл дверь. Ноэми вышла.

Прежде чем завернуть за угол, она обернулась. Фрэнсис, все еще стоявший у двери, был похож на призрака. Светлые волосы парня пылали огнем. Ничего удивительного – оптическая иллюзия, создаваемая свечами, горящими в его комнате. Однако Ноэми вспомнила старую легенду: колдуны и ведьмы могли превращаться в огненные шары и летать по воздуху. Кажется, так объясняли блуждающие огоньки в ночи. Та золотая женщина из ее сна – она тоже ведьма?