XIII. Помолвка Жийоны и Симона Маленгра
Читатель, быть может, не забыл, что мы оставили Симона Маленгра и Жийону в ситуации столь же щекотливой для одного, как и для другой, а если забыл, то нам придется это ему напомнить.
Итак, в тот момент, когда Жийона, торжествуя победу, объявляла Симону Маленгру, что она собирается забрать себе сокровище, припрятанное им в Ла-Куртий-о-Роз, Симон, вытянув руки, внезапно свел их вместе, и Жийона оказалась в ловушке. Это пленение было отмечено двумя воплями; первый – триумфальный – издал Симон, второй – преисполненный испуга – Жийона.
Симон Маленгр разразился ужасным смехом, присел на корточки в углу, где была закреплена его цепь, и положил Жийону поперек своих колен. Сейчас она была для него словно перышко, так как силы его удесятерились от отчаяния и одновременно от радости. Жийоне, в последней конвульсии, удалось вскинуть голову и неистово вонзить зубы в руку Симона.
Симон испытал жесточайшую боль, но продолжал смеяться, разве что его остававшийся свободным кулак поднялся и, словно палица, опустился на череп Жийоны.
Та коротко всхрюкнула и потеряла сознание.
– Ну вот, – сказал Симон, – так ты хоть не будешь дергаться, старая мартышка. Да и что бы я мог тебе сделать? Совсем уж прибить? Гм! А что проку? Черт возьми, как же болит рука!.. Должно быть, эта уродина насквозь ее прокусила!.. Придушить бы тебя! Гм! То была бы слишком приятная смерть для взбесившейся обезьяны. Время терпит. Подумаем! Хе! Прекрасная мысль! Послушай, дорогуша. Не слышишь? Ничего, все равно послушай. Знаешь, что я сделаю? Возьму ключи, которые ты столь любезно принесла, открою эти, восхитительной работы, замки и освобожусь от цепей. После чего, маленькая уродина, на моем месте – в цепях, с навешенными на них замками – окажешься ты, и прежде чем уйти, я дождусь, пока ты придешь в себя, чтобы посмотреть, какое будет у тебя лицо. Вот что я называю хорошей шуткой. Что ты на это скажешь, моя милая невеста, чертова Жийона?
Говоря так, Маленгр безумно смеялся и яростно тряс Жийону, которая не могла ответить, так как по-прежнему была без сознания.
– Так что, – продолжал Маленгр, – поджарят уже тебя – не меня… Восхитительное зрелище, на котором, к глубочайшему моему сожалению, присутствовать я не смогу. Я подожду… Гм! А стоит ли ждать? Дело в том, что у меня и в горле уж пересохло, да и в животе что-то урчит! Пожалуй, будет лучше, если я удалюсь сейчас же. Ключи от замков! Так, и где же ключи?
Симон Маленгр поспешно обыскал Жийону. Затем обыскал еще раз, уже более нетерпеливо. Затем еще – уже с неистовством.
В конце концов он с ужасом вынужден был признать очевидность: ключей, те самых, что показывала ему Жийона, так вот – при ней их не оказалось! Маленгр растерянно огляделся, пройдясь взором по плиточному полу камеры, который тусклым, но достаточным светом освещал принесенный Жийоной факел. Внезапно он издал рычание: он заметил ключи!
Маленгр попытался подползти к ним, насколько это позволяли цепи, но по-прежнему не выпуская Жийону, которую он судорожно прижимал к себе.
Вздох ужаса сорвался с губ узника. Как он ни старался дотянуться до ключей, которые тускло мерцали в полумраке, представляясь ему теперь самым желанным из сокровищ, о коих когда-либо мечтала его скупая душа, – ничего не удавалось.
Растянувшись, как мы уже сказали, на плитах, Маленгр попытался еще немного приблизиться к заветной цели, но лишь жалобно всхлипнул и вынужден был констатировать, что из-за слишком коротких цепей не может как следует вытянуть руки.
А ключи были всего в нескольких дюймах от его глаз!
Тогда несчастный принялся тянуть за цепи, которые впивались в плоть. Тяжело дыша, трепеща, он попытался схватить ключи ртом! В этих неимоверных усилиях он даже приподнялся немного за счет силы тяги, которую оказывал на цепи, но затем упал на пол, больно ударившись лицом о плиты. И было в этом происходящем в глубине освещаемой факелом камеры сражении, сражении судорожно дергавшегося человека, который ползал по плиточному полу, отчаянно протягивая к ключам руки, нечто совершенно мерзкое, невероятное и отвратительное.
Наконец Симон Маленгр понял, что зря тратит силы. Проворчав глухое проклятие и, все так же крепко держа Жийону, он успокоился и вернулся в свой угол.
– По крайней мере, – сказал он, – ты сдохнешь вместе со мною!
Почти тотчас же Жийона открыла глаза и, казалось, удивилась, что все еще жива.
Затем она с изумлением заметила, что Симон Маленгр рыдает.
Симон рыдал, но его глаза-буравчики сверлили Жийону косым взглядом, преисполненным коварной надежды. И действительно, в тот момент, когда Жийона пришла в себя, Симона вдруг осенило.
В течение нескольких минут Жийона, призвав на помощь все свое хладнокровие, вглядывалась в лицо Маленгра, и в течение этих минут слышны были лишь всхлипывания Симона, которые становились все более и более громкими и вскоре достигли диапазона непомерной боли.
– Чего ты воешь, придурок? – спросила наконец Жийона.
– Придурок! Она называет меня придурком! – захныкал Симон. – И это, когда мы опять стали друзьями! Господь всемогущий! Господь милосердный! Возможно ли, что в сердце моей Жийоны осталось еще хоть что-то к ее Симону?
«Уж не помешался ли он от страха?» – подумала Жийона.
– И когда я думаю, что ты умрешь со мною, я не боль уже испытываю, но отчаяние! Так как тебе придется умереть со мною, моя бедная Жийона!
«Нет, он не безумен», – отметила про себя Жийона.
Вслух же она промолвила:
– Как это – мне придется умереть с тобою? Объяснись-ка, мой малыш Симон.
– Увы! Раз уж за мной придут, чтобы отвести на костер, раз уж монсеньор граф станет – а так оно, вероятно, и будет – меня допрашивать, разве не вынужден я буду – какая ужасная необходимость! – я, который никогда не лжет, сказать ему всю правду и выдать свою сообщницу?
«Этот презренный негодяй вполне себе в здравом уме!» – подумала Жийона и вздрогнула; она нисколько не сомневалась в том, что Валуа, для пущей уверенности, подвергнет ее тем же пыткам, что и Маленгра.
– Вот видишь, – продолжал тот, – сколь плачевен мой удел. Мне не просто предстоит умереть, но придется умереть вместе с тобой.
Симон вновь зарыдал, тогда как Жийона задумалась.
– Но так ли уж необходимо тебе умирать? – сказала она наконец.
– Увы, да! Потому что я предал хозяина, потому что провел в дом шайку разбойников, которым хотел отдать малышку Миртиль, – ведь именно в этом и заключается мое преступление, не так ли, Жийона? И где, как не на костре, который ты мне уготовила, смогу я лучше всего искупить вину?
Жийона вздрогнула, так как в эту секунду она подумала, что Маленгр, чтобы наверняка лишить ее жизни, решил пойти на смерть и сам.
– Симон, – вскричала она, – мой дорогой Симон, я не хочу, чтобы ты умирал!
– Зато я хочу! – промычал Маленгр.
«Почему, – размышляла Жийона, – он сразу же не придушил меня? Почему не открыл замки теми ключами, которые я ему показала?»
– Послушай, Симон, – продолжала она вслух, – это будет в самом деле ужасно, если мы, которые так любим друг друга, умрем такой глупой смертью! Прости меня, если сможешь, за то, что я ложно донесла на тебя монсеньору. Прости за то, что распорядилась бросить сюда! Клянусь тебе, Симон, что все это было лишь для того, чтобы попугать тебя, как пугал меня ты сам. Но еще до рассвета я бы тебя освободила, и доказательством этому служит тот факт, – добавила она, пристально посмотрев на Симона, – что я принесла ключи от замков!
Симон вытер слезы одной рукой, тогда как другой продолжал крепко держать Жийону.
– Правда? – спросил он. – Ты действительно бы меня освободила?
– Да именно для этого я сюда и пришла! – сказала Жийона. – Все, что я тут наговорила – глупости, сумасбродство! Ты слишком нужен мне живым, чтобы я могла желать твоей смерти. Мы оба, Маленгр, хотим разбогатеть, а без тебя у меня ничего не получится, как и у тебя без меня… Знаешь, что? Давай-ка откинем в сторону все наше лицемерие. Будем хоть раз, хоть разок в нашей жизни честны друг с другом. Выслушай меня внимательно, и мы заключим окончательное примирение, так как у меня есть план, который неизбежно принесет нам богатство, безотносительно от того, что мы решили насчет Буридана.
На сей раз Маленгр перестал хныкать.
– Я тебя слушаю, – холодно произнес он.
– Да, но поклянись мессой и гостией, что никогда больше не станешь ничего против меня злоумышлять.
Маленгра очень удивила эта просьба Жийоны. Обычно, если какое противоборство и возникало, то, как правило, она сама первая его и начинала. Однако же он ответил:
– Клянусь тебе в этом гостией и мессой.
– В таком случае, – сказала Жийона, – мы оба спасены, и эта ночь, которая должна была увидеть нашу смерть, станет ночью нашей помолвки. Отныне мы навек связаны друг с другом, так как я тоже, клянусь мессой и гостией, во всем буду помогать тебе и хранить тебе верность! А теперь, слушай. Я начну с того, что открою замки и освобожу тебя.
– Хорошо, – проворчал Симон Маленгр. – А потом?
– А потом мы поднимемся наверх и заберем малышку Миртиль.
– И куда же мы ее отвезем? – спросил изумленный Маленгр.
– В Ла-Куртий-о-Роз, где и устроимся; я – чтобы присматривать за Миртиль, ты – чтобы приглядывать за своим сокровищем. Затем мы предупредим Буридана, а я, знаешь ли, пользуюсь достаточным его доверием для того, чтобы он поверил всему, что я ему скажу. Или даже лучше: мы привезем ему Миртиль, получив прежде от Буридана щедрое вознаграждение.
– Превосходно! – воскликнул Маленгр. – Остальное предположить несложно: затем мы предупредим монсеньора де Валуа и, уже с этой стороны, получим не только прощение, не только возвращение в милость, но и еще более щедрое вознаграждение, которое мы позаботимся получить прежде, чем укажем монсеньору дорогу к Миртиль… Превосходно!
– Не только к Миртиль, но и к Буридану, которого – со всеми доказательствами – мы представим монсеньору как его сына. В общем, монсеньор одним выстрелом убьет сразу двух зайцев: получит Миртиль и избавится от стесняющего сына. Мы же окажемся вправе потребовать от него все, чего пожелаем!..
– Божественно! – вскричал Маленгр. – Божественно!
И Маленгр, в самом деле воодушевившись, Маленгр, который и думать уже забыл о той странной и ужасной ситуации, в которой он оказался, заключил Жийону в объятия и расцеловал в обе щеки, тогда как Жийона улыбалась улыбкой стыдливой и скромной. То был отвратительный поцелуй этой мерзкой помолвки.
– А теперь, – продолжала Жийона, роясь в карманах, – поспешим-ка и начнем с самого начала…
– Да, – сказал Маленгр, – начни с того, что открой замки, раз уж у тебя ключи.
– Должно быть, я их где-то обронила, – промолвила Жийона через несколько секунд, – не могу найти… А, да вот же они!..
И, обведя камеру взглядом, Жийона хотела встать, чтобы сходить подобрать ключи.
– Не спеши, – проговорил Маленгр, не ослабляя хватки.
Жийона вздрогнула.
Быстрым взглядом она просчитала расстояние, что отделяло ключи от Маленгра, и все поняла!..
Однако она оставила свои измышления при себе. И, хотя Симон поклялся мессой и гостией, – что было клятвой весьма серьезной, – она пообещала себе внимательно за ним присматривать.
– Да вот же они, ключи-то! – повторила она.
– Гляди-ка, и правда! Но как они там очутились? Честное слово, сам бы я их и не заметил, так как что-то плоховато стал видеть в последнее время.
– Как бы то ни было, Симон, если ты хочешь отсюда выйти, если ты хочешь, чтобы мы провернули это дельце, мне нужно открыть замки, а для того, чтобы открыть замки, я должна взять ключи, а для этого тебе придется меня отпустить!
– Как здраво ты мыслишь! – промолвил Маленгр. – Согласен с тобой по всем пунктам, за исключением одного, так как не вижу необходимости тебя отпускать… Напротив, если я тебя отпущу, ты можешь упасть и пораниться, а ведь ты мне так дорога, что у меня сердце разорвется на части, если ты поранишься, спасая меня. Так что, Жийона, я тебя не отпущу!
Жийона улыбнулась и сделала вид, что сочла логику мэтра Маленгра убедительной. Она потянулась за ключами, в то время как Маленгр держал ее за запястье так же крепко, как тонущий держится за доску, в которую ему удалось вцепиться.
Через несколько мгновений Жийона открыла замки, цепи упали, и Симон Маленгр обрел долгожданную свободу.
* * *
Когда граф де Валуа, вызволенный из плена, как мы видели, самим королем, вернулся домой после того разговора, где решалась участь Мариньи, он первым же делом поинтересовался, где Симон Маленгр и Жийона. Его капитан стражи, поздравив графа со счастливым возвращением, заявил, что Симона Маленгра они задержали в ту же ночь, когда монсеньора похитила шайка разбойников.
– И где он? – спросил Валуа с довольным видом.
– Здесь, в одной уютненькой камере. Надежно и должным образом закованный в цепи.
– Сейчас же отправьте за ним кого-нибудь! Доставьте его в комнату для допросов, разожгите там костер и поджарьте его на медленном огне!.. Нет, не так! Приведите его сюда, так как прежде я хочу расспросить его о причинах этого предательства.
Капитан бросился исполнять приказ, в то время как Валуа, прохаживаясь взад и вперед по большому оружейному залу, неистово стучал каблуками по плитам и прокручивал в голове возможные пытки, малейшая из которых, познакомься с ними Маленгр, в один миг довела бы его до обморочного состояния.
Дверь вновь открылась. Валуа, нахмурившись, повернулся…
И побледнел.
Вместо капитана стражи, ведущего Маленгра, в зал вошла некая женщина в черном; лицо ее скрывала, опять же, черная маска, однако граф тотчас же ее узнал.
Женщина приближалась.
Валуа, с исказившимся от страха лицом, отступал, пытаясь припомнить какие-нибудь молитвы.
Он уткнулся в трон, стоявший под балдахином в глубине просторного зала, и там, рядом с этим креслом, в котором, в присутствии стражников, он вершил правосудие, остановился.
Мабель села в кресло, словно на сей раз в роли судьи предстояло выступить ей.
Наши читатели ее, конечно же, узнали, как и Валуа.
– Неужели ты и вправду фея или колдунья? – прошептал граф. – Ты, которую я видел мертвой в Дижоне и которую вижу живой сейчас! Ты была заперта в кабинете, не имеющем ни окон, ни дверей, но смогла выйти оттуда уж и не знаю благодаря какому колдовству! Как ты смогла проникнуть в этот дом и дойти до этого зала, куда никто, под страхом смерти, не может войти без моего разрешения? Уж не из преисподней ли ты явилась и от имени сатаны?..
– Я явилась от имени Господа, – отвечала Анна де Драман очень спокойным голосом. – Явилась, Валуа, чтобы напомнить тебе о заключенном нами договоре. Я не стану упрекать тебя в той дижонской трусости. Не стану упрекать и в том, что ты позволил убивать меня у тебя на глазах и согласился отдать на смерть собственного сына. Для этого есть суд Божий. Мое же правосудие, будь я призрак, фея или же колдунья, распространяется на твое последнее вероломство.
– Мое последнее вероломство?.. – растерянно пробормотал граф.
Ему даже не пришло в голову позвать на помощь: он был совершенно уверен в том, что если стражники ворвутся в зал, дабы схватить эту женщину, она исчезнет, растает, как дым, который рассеивается в воздухе.
Он испытывал тот леденящий ужас, о котором говорит Вергилий. От нахождения рядом с существом сверхъестественным у графа несколько помутился разум и подогнулись ноги. Он вцепился рукой в стоявшие у трона доспехи.
Что до Мабель, то она вовсе не шутила. Она и не думала извлекать пользу из того суеверного страха, что отпечатался на лице ее бывшего любовника. Она просто излагала свое требование, совершенно не заботясь о том, примет ее Карл де Валуа за живое существо или же за демона.
Как она вошла в дом Валуа? Как добралась до этого зала, куда, действительно, никто не осмеливался входить без вызова сеньора? Вероятно, предусмотрительная Мабель уже давно завязала знакомства и в этой крепости. Знакомства эти она придерживала для великого дня возмездия, к которому шла путями извилистыми, но надежными. И вот, в один миг, она отказалась от выгод этой медленной тайной работы, дав графу понять, что она может войти в его особняк, когда ей заблагорассудится. Ради спасения Миртиль Мабель готова была отказаться от своей мести, так как Миртиль была смыслом жизни для ее сына.
– Мы заключили соглашение, – продолжала женщина в черном. – Тебе нужна была колдунья, которую можно было бы бросить в темницу Тампля, несчастная, которой предстояло сгореть заживо, мне же хотелось сохранить этой обреченной на смерть девушке жизнь. Когда ты явился в тот дом на кладбище Невинных, я предложила тебе себя вместо той, кого ты искал, и ты согласился, пообещав не трогать Миртиль. Когда ты навещал меня в камере Тампля, где я открыла тебе мое настоящее имя, я предупредила тебя, что найду способ узнать, сдержал ли ты свое обещание. И когда я узнала, что и на сей раз ты нарушил данную клятву, терпение мое лопнуло. Я вышла из Тампля, вышла из того кабинета, который охраняли королевские стражники, преодолела овраги и стены твоего владения, чтобы явиться сюда и спросить: «Что ты сделал с Миртиль, Валуа?»
Сохрани граф хоть немного хладнокровия, ему, каким бы суеверным он ни был, возможно, показалось бы странным, что колдунье или фее, чтобы узнать, что стало с Миртиль, понадобилось спрашивать об этом у него.
Валуа, однако же, был не так слабоумен, как король, и не принимал безоговорочно те рассказы, в которые его современники, в большинстве своем, верили слепо. Но последние события помутили его разум. Его пленение Буриданом в обстоятельствах как минимум странных, пребывание в Нельской башне, наконец, чудесное исчезновение колдуньи, от которого пришел в смятение и испуг весь город, – все эти происшествия произвели на него сильнейшее впечатление. Появление Мабель в оружейном зале лишь завершило начатое.
Всеми силами Валуа пытался понять, откуда колдунья могла узнать, что Миртиль – его узница. Как вдруг его осенило:
– Жийона!.. О! Эта презренная мерзавка будет сожжена вместе с Маленгром!
Действительно, после того, как Валуа, спустившись в камеру Мабель, увидел ее без маски, после того, как он узнал в ней ту, которую долгие годы считал мертвой, когда, весь дрожащий, он вернулся из камеры, где содержалась Анна де Драман, Маленгр предложил ему избавиться от этой женщины, убив ее. Был выбран яд. Маленгр передал пузырек с ядом Жийоне, которая взялась отнести его Анне де Драман. Жийона спустилась (или сделала вид, что спустилась) в камеру и возвратилась, заверив, что вскоре колдунья умрет. Лишь тогда, по наущению Жийоны, Валуа вернулся в свой особняк, чтобы поймать Маленгра на предательстве, организованном все той же Жийоной.
Граф, вероятно, в эту секунду решил, что Жийона не только не отравила Анну де Драман, но и предупредила ее о том, что происходит в особняке Валуа.
– Даю тебе последний шанс спасти твою душу и тело, – сказала Мабель. – Эта девушка здесь, в твоем доме. Отдай ее мне и, клянусь Всевышним, все остальное будет прощено, забыто.
Валуа лихорадило.
– И, напротив, – продолжала Мабель, – если ты откажешься вернуть ее мне, то не далее, как через три дня, предстанешь перед Богом, твоим последним судьей.
Мабель встала, вытянула руку и пальцем ткнула Валуа в сердце.
«Мне конец!» – подумал Валуа, который при этом легком прикосновении зашатался, словно пораженный молнией, так как, по всем тогдашним представлениям, тот, до чьего сердца дотрагивалась колдунья, считался приговоренным к смерти. Потому-то в то время, враги часто заказывали колдовские фигурки, в сердце которым втыкали иглу.
– И если я верну тебе Миртиль… – пробормотал он.
– То, клянусь Всевышним, – повторила Мабель, – ты будешь спасен, как телом, так и душой!
– Хорошо. Кем бы ты ни была – живым существом или же обычной дьявольской иллюзией, – я тебе верю. Слушай и смотри!
Карл де Валуа бросился к двери, но, перед тем как открыть, обернулся к Мабель, словно для того, чтобы взять ее в свидетели своей доброй воли.
На том месте, где он Мабель оставил, уже никого не было.
Привыкший уже к сверхъестественному, Валуа не удивился.
«Фея сделалась невидимой, – промелькнуло у него в голове, – но она здесь: все слышит и видит!»
Больше ни о чем подумать он не успел: в этот момент открылась дверь, и перед графом – дрожащий, белый как мел – предстал, не осмеливаясь вымолвить и слова, капитан лучников.
– Ну, – проворчал Валуа, – где он, этот Маленгр?
– Монсеньор… Я не знаю… Не смею даже…
– Говори, – молвил Валуа от отчаяния обретая спокойствие. – Я видел вещи столь странные, что меня не удивит уже ничто плохое…
– Раз так, монсеньор, – сказал капитан, вздохнув с облегчением, – вы меня почти успокоили… Этого Маленгра мы поместили в камеру, сковав цепями запястья и лодыжки. Могу только предположить, что в доме завелись привидения, или же вашего слугу утащил демон, так как когда я вошел в камеру, Маленгра там уже не было, – остались одни лишь цепи.
– Хорошо, – проговорил Валуа все с тем же спокойствием, которое так удивило капитана. – Пусть разыщут Жийону и сейчас же приведут ее сюда!
Офицер исчез, а Валуа так и остался стоять, где стоял, с лицом, покрытым холодным потом.
Прошло почти полчаса. Граф даже не сдвинулся с места.
Наконец офицер вернулся, и его ответ был таков:
– Монсеньор, Жийона исчезла!
К величайшему изумлению капитана, Валуа не выказал никакого гнева.
– Хорошо, – повторил он. – А теперь, слушай: помнишь, где мы в прошлый раз наткнулись на Буридана?
– Конечно, монсеньор! Это было под самой крышей Дома пилигримов. Там вот уже несколько дней, в соответствии с наложенным вами запретом, никто не появляется.
– Это здание обыскали?
– Да, монсеньор.
На сей раз Валуа побледнел.
– С Буриданом, – продолжал он глухим голосом, – мы встретились у двери спальни, из которой доносился голос зовущей на помощь девушки. Пусть еще раз в этом Доме пилигримов все осмотрят, особенно в той комнате, где кричали, и пусть приведут сюда ту девушку, которую там обнаружат.
Капитан вновь удалился, затем вернулся… и ответ его был таким: дверь вышеуказанной комнаты выбили, дом обыскали сверху донизу, но ни единой живой души в нем не нашли.
Валуа жестом показал, что капитан может быть свободен.
Оставшись один, граф тщательно запер дверь, затем направился к креслу или, скорее, трону, где только что сидела Анна.
Увидь он ее там снова, Валуа бы ничуть не удивился.
Но кресло оказалось пустым. Пустынным и безмолвным казался и весь этот просторный зал, с дорогим, с золотой бахромой, драпри, со стенами, покрытыми коллекциями оружия, которые были здесь не украшением, но хранилищем, где имелось все необходимое. Его окружали полные наборы боевых доспехов: каски, кирасы, наручи, поножи, латные рукавицы. Похожие на бездушных шевалье, безмолвно они взирали на Валуа.
Подойдя к креслу, граф вопросил:
– Ты еще здесь? Видишь меня? Слышишь? Заклинаю тебя, появись…
Прошло несколько минут, но кресло так и осталось пустым, зал – безмолвным.
Валуа проговорил сдавленным голосом:
– Как бы то ни было, но ты видела, что на сей раз я сдержал данное обещание. Честное слово, я хотел отдать Миртиль, и ты не можешь обвинить меня в ее исчезновении…
Призрак, если он и был здесь, ничего не ответил.
– Поэтому, – продолжал Валуа, – я буду считать действительной и твою клятву: что, если я верну тебе Миртиль, я буду спасен, как телом, так и душой, пусть ты и прикоснулась к моему сердцу. Если же, как ты угрожала, через три дня я буду вынужден предстать перед Всевышним, я попрошу у него для тебя вечных мучений. Господь слишком справедлив, чтобы отказывать в удовлетворении прошения такому могущественному сеньору, как я!
– Монсеньор, – воскликнул в этот момент капитан лучников, стремительно врываясь в зал, – мы не нашли ни Жийону, ни Маленгра, ни девушку, но зато… женщина… незнакомка… вся в черном и в маске…
– И что же эта женщина? – нахмурился Валуа, узнав по описанию колдунью.
– Один из караульных заметил ее в тот момент, когда она шла по заднему двору, направляясь к восточной потерне. С ней был один из наших. Караульный приказал им остановиться, но они скрылись в потерне. Это измена, монсеньор!
Ошеломленный, Валуа на несколько минут лишился дара речи.
Когда он пришел в себя, то первой же его мыслью было, что он имел дело не с призраком, а с очень даже живым существом.
Он приказал сорвать обивку балдахина, отодвинуть трон. Под этой драпировкой обнаружилась старая дверь, скрывавшая небольшую нишу, за которой, в свою очередь, виднелась лестница.
О существовании этой ниши Валуа знал, но, так как она была скрыта обивкой, да и дверь давно заколочена, мог ли он предположить, что Мабель ушла через этот ход? Вначале чудо казалось совершенно непостижимым, теперь же, когда заколоченная дверь, распахнулась настежь, он понял, как все было в действительности…
Не было никакого чуда; его просто-напросто предали, что было гораздо серьезнее!
Вероятно, Мабель укрылась в этой нише, оставив за собой выбор: появиться либо уйти, в зависимости от того, поверит Валуа в то, что она колдунья либо призрак, или же нет.
Вероятно также, что в ту самую секунду, как Мабель услышала, как капитан заявил, что Миртиль исчезла, она и решила удалиться…
В результате сих печальных событий трое или четверо подозрительных лучников были брошены в тюрьму, после чего Валуа, не чувствуя себя больше в безопасности, распорядился набрать новую роту. Кроме того, он перестал проживать в доме и окончательно устроился в Тампле, комендантом которого являлся. Наконец, он снабдил прево очень точным описанием Жийоны и Маленгра, приказав разыскать их и доставить к нему, живыми или мертвыми.
