Глава девятая

Разбор завезенных материалов и постановка первых задач заняли часа два. Вышло бы быстрее, если бы не нужно было отвлекаться на звонкий голос Елены Бесединой, которая отвечала за авторский надзор, а потому вникала в каждую мелочь. Эта женщина была въедливой и такой скрупулезной, что у Дмитрия даже зубы заныли, хотя ничего в жизни он не ценил больше, чем серьезный подход к работе.

Когда основные дела на сегодня были сделаны, бригада получила свое задание, а Дмитрий и Елена убедились, что рабочие поняли все правильно, часы показывали полдень.

– Может быть, пообедаем? – предложил Дмитрий как можно беззаботнее. – В такую жару нет ничего лучше, чем съесть холодной окрошки на летней веранде.

– В такую жару на летней веранде душно, – засмеялась Елена. – Извините, окрошки, конечно, хочется, но у меня сын дома один, поэтому душа не на месте.

– А вы забирайте сына и приезжайте вместе, – Дмитрий умел быть настойчивым, когда ему это было нужно. – Давайте договоримся, что через час я буду ждать вас обоих на веранде «Бурраты». Его владелец – мой приятель, Феодосий Лаврецкий, может, слышали?

Зачем он сейчас упомянул Феодосия, Дмитрий не знал и тут же почувствовал себя павлином, распускающим хвост и кичащимся громкими знакомствами.

– Конечно, слышала, хотя лично и не знакома, – кивнула Беседина. – Дмитрий Михайлович, наверное, сегодня все же не получится. Вы не сердитесь, но моя подруга вернется домой после операции, уставшая. Мы с Митькой и так злоупотребляем ее гостеприимством, поэтому будет совсем некрасиво, если будем вести себя так, словно живем в гостинице. Так что я поеду домой и приготовлю что-нибудь сама.

– Как скажете, – холодно кивнул Дмитрий.

Он чувствовал себя уязвленным, хотя свой отказ она объяснила, и в этом не было ни капли натянутости. У нее снова зазвонил телефон. Дмитрий не собирался подслушивать, но понял, что звонят из больницы с просьбой купить в аптеке и привезти какое-то лекарство для Еропкина. Это было странно: накануне врачи уверяли, что у них все есть, но всякое бывает, особенно в их непростое время. Разговаривая по телефону, она быстро прошла в другую комнату, где оставила свой рюкзак. Быстрые легкие шаги прозвучали там, потом в коридоре, наконец хлопнула входная дверь и в огромном доме, наполненном переговаривающимися рабочими, стало как-то непривычно тихо без звука этих шагов.

«Ты ополоумел, – мрачно сказал сам себе Дмитрий. – И хочется напомнить: когда это случилось с тобой в прошлый раз, то тянулось долго и кончилось очень плохо».

Основательно расковырять себе душу он не успел, потому что из соседней комнаты раздался звонок телефона. По мелодии он понял, что это аппарат Бесединой, и быстро прошел на звук, обнаружив довольно дорогой, хотя и не самой последней модели смартфон лежащим на подоконнике. Видимо, закончив разговор, Елена машинально положила его туда и забыла убрать в рюкзак. На экране высвечивалось имя «Митька».

При их единственной встрече мальчишка произвел на Дмитрия благоприятное впечатление. Его забавляло, что их зовут одинаково, в этом чудился какой-то знак, хотя никогда в жизни Дмитрий Макаров, человек прямой и рассудительный, не верил ни в какие знаки. Он не знал, насколько его тезка посвящен в происходящие вокруг события, но глазки у него были умненькие, поэтому Дмитрий даже не сомневался, что мальчик, как минимум, встревожен. В такой ситуации не отвечающая на звонок мать стала бы лишним испытанием для детской психики, поэтому Дмитрий протянул руку к заходящемуся на подоконнике телефону и нажал зеленую кнопку ответа.

– Здравствуй, Митя, – сказал он. – Это дядя Дима, мы виделись с тобой в Излуках на берегу в эту субботу. Я работаю с твоей мамой. Она уехала в больницу к Дане и забыла телефон в доме Яковлева. С ней все в порядке, и, когда она вернется за телефоном, я ей передам, что ты звонил.

Кажется, он все сформулировал правильно, чтобы не напугать мальчишку и все ему объяснить, не вызывая лишних вопросов, но в трубке слышалось сопение и пыхтение, как будто мальчик тяжело дышал, борясь с подступающими слезами.

– Митя, у тебя все в порядке? – аккуратно поинтересовался Дмитрий. – Если надо, то я готов помочь до того, как вернется твоя мама.

Молчание и сопение длились, казалось, целую вечность.

– Я не знаю, – наконец, произнес звенящий голос в трубке. – Я помню, конечно. Вас Помпон полюбил, и вы очень хотите собаку, но не можете ее завести из-за командировок. Дядя Дима, я, правда, не знаю, но, наверное, надо рассказать, чтобы вы мне объяснили, важно это или нет.

От слова «дядя» у Дмитрия во рту появился металлический привкус. Он терпеть не мог, когда к нему так обращались, и сам представился мальчику только потому, что «Дмитрий Михайлович» звучало очень уж официально.

– Зови меня Димой, ладно? – быстро сказал он.

– Димой? – удивился мальчик. – Мама будет ругаться, потому что это невежливо.

– Если по имени и на «вы», то вежливо, – заверил его Дмитрий. – А маму я беру на себя. Обещаю, что ругаться она не будет.

В последнем он был совсем не уверен.

– Мы с мамой вчера вечером уехали к Шуре, – сказал голос в трубке, видимо, сочтя объяснение по поводу имени достаточным. – Шура – это мамина подруга.

Мамину подругу он, кстати, называл просто по имени, и протестов у Елены Бесединой это не вызывало. Дмитрий малость приободрился.

– Я знаю, да. Она врач и сейчас на операции.

– Она – ветеринар. Мама говорит, что очень хороший, но Помпон ее не любит. Шура уверяла, что нам опасно оставаться дома, и мама с ней согласилась. Мы ночевали здесь, а утром меня оставили дома и запретили выходить на улицу.

В этот момент в ухо Дмитрию ударили автомобильные гудки, и он осознал, что мальчик говорит не из квартиры, шум вокруг него был именно уличным.

– Но ты нарушил обещание, да? – спросил он. – Ты где сейчас, Мить?

– В парке. Напротив дома Шуры есть парк, и мы с Помпоном через него идем. Только я не знаю, куда идти.

В том, что говорил сейчас сын Бесединой, было что-то странное. Мальчик нарушил запрет и вышел из квартиры явно не просто так. Он был послушным и обстоятельным ребенком, это Дмитрий уже понял. Если бы он просто вывел в парк собаку, то не находился бы сейчас в состоянии, близком к истерике. И не звонил бы матери, не зная, куда идти. Что-то случилось, притом очень плохое, и надо быстро выяснить, что именно.

– Митя, почему ты решил, что тебе нужно уйти из этой квартиры? – спросил Дмитрий. Он был очень удачливым бизнесменом именно потому, что умел делать правильные выводы из минимума информации. – Что ты увидел?

– Я не знаю, говорить вам или нет, – мальчик опять сорвался в близкие слезы. – Вдруг вы с ними заодно. Но Помпон… Он бы не ластился к вам, если бы вы были плохим человеком.

– Мить, я не плохой человек и я ни с кем не заодно. Если только с твоей мамой. Когда она поняла, что с Даней случилась беда, то позвонила именно мне. И ты тоже можешь мне все рассказать. Давай сделаем так: ты не оставайся в парке, а быстро иди прочь. Это какой парк?

В ухо ему ударили гудки – Бесединой кто-то звонил по второй линии. Дмитрий отвел трубку от уха и увидел надпись «Шура». Так, эта самая подруга вернулась домой и обнаружила исчезновение мальчишки. Черт, как все плохо-то! Широкими шагами он пошел к выходу из дома, отмахиваясь от рабочих, пытавшихся что-то спрашивать, и на ходу проверяя, с собой ли ключи от машины.

– Рядом со стадионом «Локомотив».

По полуденным улицам езды минут пятнадцать.

– Митя, уходи из парка так быстро, как сможешь, – скомандовал он, – ты хорошо знаешь этот район?.

– Обычно. Не заблужусь точно.

Это просто чудо, а не мальчик.

– Тогда ни в коем случае не иди к торговым центрам. В парке и там тебя будут искать в первую очередь. Решат, что ты либо пошел вывести собаку или отправился, я не знаю, за мороженым. Клиника, в которой работает Шура, располагается на улице Можайского? В двух кварталах от парка?

– Да.

– Туда тоже не надо. Когда выйдешь из парка, иди в ту сторону, где дорога загибается в сторону Можайского, но продолжай движение прямо, туда, где кончается асфальт. Там сбоку много гаражей, постарайся идти между ними. Я уже в машине, минут через десять тебя заберу. Иди так быстро, как сможешь, и пока идешь, а я еду, рассказывай, что случилось. Главное – не отключайся.

Гудки со второй линии снова ударили в ухо. Опять Шура. То, что линия занята, хорошо или плохо? Хорошо, если она решит, что Елена разговаривает по работе. Плохо, если наберет телефон Мити и поймет, что это он звонит матери. Или неплохо? Мальчишка же пока так и не поведал, что именно его напугало. Может, Макаров зря успел подумать про эту неведомую ему Шуру самое плохое.

– Шура перед уходом разрешила скачать на компьютер игру, чтобы мне было, чем себя занять.

Теперь в голосе мальчика не было слез, и пыхтел он по-другому, от быстрой ходьбы. Молодец, пацан, вот, ей-богу, молодец!

– Я скачал ее, но не заметил, что она сохранилась не в отдельную папку, а просто в загрузки. Чтобы найти пусковой файл, пришлось туда заходить. И там я увидел папку, которая называется «Беседина», по фамилии моей мамы.

– А у вас с ней разные фамилии?

– Да, она, когда вышла замуж, оставила девичью фамилию, а я Куликов, по папе. Я решил, что там какие-нибудь мамины фотографии, и залез посмотреть, а это оказалось полное досье.

– Досье? На твою маму?

– На всех. Там был файл про маму, и в нем написано, что она реставратор, живет вдвоем со мной, и про Помпона было, и про то, что она мужчинам не доверяет. А еще был файл «Беспалов», и там информация про Петра Алексеевича и Галину Леонидовну. Дима, а как ваша фамилия?

– Макаров, – сообщил Дмитрий и рассмеялся. – Думаю, про меня там тоже что-то было.

– Да, вы – одиночка, который любит доступных женщин, – сообщил мальчишеский голос, и Дмитрий перестал смеяться. Ну да, на Коко они его и подцепили. Как и Беспалова, впрочем.

– Митя, почему ты испугался? – спросил он. – В том, что человек собирает досье на других людей, нет ничего криминального.

Дмитрий уже проехал мост, соединяющий центр города с микрорайоном, куда он направлялся, до Митьки оставалось минут пять, не больше. Черт, только бы успеть!

– Там было очень зло про всех написано, – помолчав, сказал мальчик. – Вроде только сухие факты, но все вместе такое… неприятное. Я довольно долго читал. А потом понял, что почти со всеми, про кого там написано, что-то случилось. Петра Алексеевича убили, Даня в больнице, а мы с мамой не дома. Я не могу объяснить, Дима. Просто понял, что нужно забирать Помпона и уходить из квартиры. Я даже маме не сразу позвонил, а забрал свой рюкзак, и мы с Помпоном выскочили в парк. Только оттуда я уже позвонил сказать маме, чтобы она не ехала домой, то есть к Шуре. Дима, – в голосе мальчишки вдруг снова послышался ужас, – мама же может туда поехать, и с ней что-нибудь случится!

Парень был, безусловно прав, только знать об этом ему сейчас было необязательно.

– Митя, мама поехала в больницу к Дане, – быстро сказал Дмитрий. – Я уверен, что оттуда она обязательно вернется за телефоном.

– Но вы же забрали его с собой и уехали, – нет, этот мальчишка был просто гением логики. – Она не найдет телефон, решит, что потеряла его в другом месте, и поедет к Шуре.

– Митя, я обещаю тебе, что найду твою маму. С ней ничего не случится. Ты где сейчас?

– Иду мимо гаражей, как вы и велели. Сейчас напротив номера сто двадцать три.

Машина Дмитрия съехала с асфальта на песок, слева вставали кирпичные стены гаражных боксов.

– Все, выходи обратно на дорогу. У меня джип «Вранглер», черный, с номером три пятерки. Не ошибешься.

– Ух, ты, – в голосе Мити зазвучало восхищение. Живущий внутри Дмитрия Макарова мальчик вполне понимал, почему.

Метрах в ста впереди высокая фигурка, таща на поводке лохматого спаниеля, выбралась на обочину дороги. Дмитрий подъехал и притормозил рядом, испытывая нечеловеческое облегчение. Для того чтобы совсем расслабиться, оставалось теперь найти его мамашу.

– На переднее сиденье можно? – спросил Митя.

– Легко. Помпон, а ты забирайся назад.

Собака, встретившая его как старого знакомого, легко вспрыгнула на кожаное сиденье и разлеглась там, явно довольная царившей в салоне прохладой. Язык у пса висел на сторону, видимо, прогулка по пыльной жаре между гаражами не доставила ему особого удовольствия. По уму, собаку надо было напоить, а ребенка накормить.

– Есть ужасно хочется, – словно прочитав его мысли, сообщил Митя, пристегивая ремень безопасности. – У меня всегда так, когда волнуюсь, зверский аппетит просыпается. А мама, наоборот, как начнет из-за чего-то переживать, может несколько дней не есть.

Дмитрий внезапно понял, что делать дальше.

– Вот что, – сказал он, сорвав машину с места, – сейчас я тебя отвезу к двум прекрасным женщинам. Одна из них – моя мама, ее зовут Екатерина Александровна, а другая ее помощница по дому, Наташа. Они тебя покормят и какое-то время за тобой присмотрят. И за Помпоном тоже. Никто не додумается, что ты можешь быть там, а я пока поеду искать твою маму. Так годится?

– Вполне, – подумав, сообщил Митя. – Я же понимаю, что не должен путаться у вас под ногами. Только вы маму найдите обязательно. Я за нее боюсь.

– Найду, – пообещал Дмитрий.

Главным достоинством его матери было то, что она никогда не задавала лишних вопросов. Оставив на ее попечение ребенка и собаку, он знал, что может о них не беспокоиться. Маме было велено ни в коем случае не выпускать Митю на улицу, и, если Дмитрий не вернется до вечера, выгулять Помпона со всеми предосторожностями должна была Наталья.

– Мы справимся, – с достоинством сообщила мама. – Дима, ты, главное, со всем остальным разберись. Не заставляй меня волноваться и попусту беспокоить твоего брата.

– Я разберусь, – заверил маму послушный старший сын.

С того момента, как он обнаружил забытый телефон Елены Бесединой, прошло всего тридцать минут. Это давало надежду, что он еще застанет ее в больнице у Еропкина. Однако, там его ждало тревожное известие.

– Елена Николаевна уехала уже, – с поджатыми губами сообщил дежурный врач в реанимации. – Как услышала, что мы ей не звонили и никакого лекарства не просили, вскинулась вся и тут же умчалась. Даже не попрощалась. А мы же еще вчера сказали, что все лекарства у нас есть. И с чего это она кинулась их покупать, ума не приложу.

Так, час от часу не легче. Вызов в больницу был обманкой. Зачем? Какой в нем смысл? Скорее всего, тому, кто организовал звонок, нужно было, чтобы, освободившаяся от работы Беседина поехала не к сыну. Ну да, когда ей звонила подруга, Елена сказала, что будет занята часа полтора, а потом поедет к Мите. Как раз через полтора часа и последовал звонок из больницы. Однако, понятно, что надолго он Елену не задержит. Сколько надо времени, чтобы домчаться до ближайшей аптеки, купить названные препараты и доехать до больницы? Полчаса, максимум. Сколько надо времени понять, что ее обманули, встревожиться и все-таки отправиться к сыну? Еще десять минут.

Все эти рассуждения теснились в голове Дмитрия в то время, как сам он бежал по лестнице вниз с шестого этажа, решив, что так будет быстрее, чем на лифте, а потом до своей машины, оставленной на больничной парковке. По всем расчетам, Беседина должна была уехать из больницы максимум пятнадцать минут назад. Если ехать очень быстро, то он должен успеть до того, как случится самое страшное.

В том, что страшное совсем близко, он не сомневался. Интуиция, позволившая совсем мальчишке начать не самый простой в стране строительный бизнес и достичь в нем высот, давала понять, что операция по поиску неведомого сокровища вошла в завершающую стадию. Люди, которые искали что-то в доме Яковлева, не остановились ни перед убийством, ни перед пытками. Скорее всего, сегодня с утра они обыскали квартиру Бесединой, ведь там никого не было, и ничего не нашли.

Следующий их шаг выглядел вполне логично. Если похитить ребенка, то его мать отдаст все, что прячет, и расскажет все, что знает. Значит, они отправили Елену за ненужным лекарством, чтобы успеть забрать из квартиры этой самой Шуры Митю. Спасла чистая случайность – мальчик увидел в компьютере то, что не предназначалось для его глаз, сделал правильные выводы и сбежал. Ведомый инстинктом самосохранения, не иначе. Вот уж у кого интуиция! Большим человеком станет, когда вырастет.

На бешеной скорости Дмитрий летел по городу, проскакивая, где это возможно, на красный свет. Штрафы, конечно, придут конские, но сейчас это не имело значения. Хорошо, что теперь дэпээсники не дежурят в кустах, и полагаются на камеры, – объяснения с ними и траты спасительного времени сейчас допустить было никак нельзя.

Дмитрий молил бога, чтобы из больницы Беседина не сразу поехала на квартиру к подруге, а сначала вернулась в дом Яковлева за телефоном. Она должна была его хватиться сразу, как поняла, что ее обманули. Она просто обязана была позвонить сыну и, может быть, ему, Дмитрию Макарову, чтобы попросить о помощи. Ему очень хотелось верить, что она бы ему позвонила, если бы могла. Крюк до дома Яковлевых стоил ему десяти минут, и в этот зазор он намеревался проскочить, проскользнуть, пролезть, как верблюд в игольное ушко.

Когда он в последнем рывке бросил свой джип во двор, где жила Шура Персиянцева, то моментально покрылся испариной от накрывшей его волны облегчения. Голубого «Киа Спортэйдж» во дворе не было. Имелась ли машина у Персиянцевой, и если да, то какая, он у Мити не спросил. Да сейчас это было уже и неважно. Эта дама может поджидать Елену в квартире или бегать по окрестным дворам и парку в поисках сбежавшего мальчишки. В любом случае он успеет перехватить Елену, как только она въедет во двор. А развернуть ее по другому адресу Персиянцева не сможет: телефон Елены-то вот он, лежит на пассажирском сиденье, и периодически повторяющиеся звонки от Шуры заставляют экран вспыхивать молочным светом. Вспыхивать и гаснуть. Непринятых звонков уже насчитывалось двенадцать.

Возможно, эта самая Персиянцева была ни при чем, а найденная Митей папка на ее компьютере обозначала, что угодно. Например, эта самая Шура была частным детективом. Или ее подставил настоящий преступник. Но и это сейчас тоже неважно. Задача состояла в том, чтобы увезти Елену как можно дальше от этого места. Успокоить, что с ее сыном все хорошо, и спрятать до тех пор, пока Женька во всем не разберется. Еще неплохо бы вытрясти из нее правду о том, что именно хранил в себе дом Яковлева. Она знает, – Дмитрий даже не сомневался. Вытрясти, а потом выпороть за то, что ради сохранения этой тайны, в чем бы она ни состояла, Беседина так глупо рисковала. Даней, собой, сыном.

Видение, как он перекидывает строптивую Елену Николаевну через колени и шлепает ее по аппетитному заду, ненадолго затуманило рассудок, но Дмитрий даже не успел рассердиться на себя за столько не вовремя посетившие его эротические фантазии, как увидел въезжающую во двор голубую машину. Слава тебе, господи!

Не глуша мотор, он выскочил из-за руля, и добежал до свободного клочка асфальта, на котором она парковалась. Интересно, видит это сейчас дражайшая Шура или нет? И если видит, то что будет делать? Беседина тем временем выбралась из машины, лицо встревоженное, бледное, – и, наконец, увидела его. Она изумилась, машинально щелкнула брелоком, запирая автомобиль, и быстро пошла к нему навстречу.

– Что-то случилось, Дмитрий Михайлович?

– Быстро садитесь ко мне в машину, – сказал он. – Там на пассажирском сиденье лежит ваш телефон. Давайте, не копайтесь, по дороге все расскажу.

– Вы нашли мой телефон и привезли мне его? Спасибо, я без телефона, как без рук. Но мне надо к сыну.

– Елена Николаевна, садитесь в машину, пожалуйста. Я отвезу вас к сыну.

– Что? – она остановилась, и в этот момент Дмитрий чуть не взвыл, потому что из дальнего подъезда выскочила высокая женщина и явно направилась к ним.

Беседина ее не видела, но каким-то седьмым чувством Дмитрий понял, что это и есть та самая Шура, объясняться и пререкаться с которой сейчас не было никакого желания.

– Митя у вас?

– Елена Николаевна, ради бога, я вам сейчас все объясню.

Он подхватил ее под руку, фактически силой довел до своей машины, усадил на пассажирское сиденье, где она растерянно вытащила из-под попы телефон, обежал машину, захлопнул дверь изнутри и тут же ее заблокировал. И вовремя, потому что подбежавшая к ним женщина начала дергать за ручку пассажирской двери. Не обращая на нее внимания, он тронул машину с места.

– Стойте, тут Шура! – закричала Беседина, попыталась открыть заблокированную дверь. – Остановитесь! Выпустите меня!

– И не подумаю, – сообщил Дмитрий злобно. – Елена Николаевна, позвоните Мите и поговорите с ним. Только Шуре этой вашей пока звонить не надо. А я должен связаться со своими братом.

В зеркало заднего вида он видел перекошенное лицо Шуры, оставшейся стоять посреди двора. Больше всего ему хотелось включить задний ход и переехать к чертям эту злобную фурию, которая, скорее всего, имела самое непосредственное отношение ко всем неприятностям. А если нет, то он потом перед ней извинится.

Его пассажирка тем временем дрожащими руками набирала номер сына.

– Мама, мамочка, Дима тебя нашел, раз ты мне звонишь со своего телефона, – услышал Макаров звонкий голос и улыбнулся. У этого парня, правда, все хорошо было с логикой.

Они разговаривали, и Беседина слушала внимательно, задавая уточняющие вопросы и периодически бросая на Дмитрия короткие взгляды. Сначала изумленные, потом благодарные. Впрочем, следить за ней ему было некогда, хотя и интересно, – он в это время говорил с братом, вводя того в курс всего, что произошло за последние сорок пять минут. Надо же, даже часа не прошло!

Именно Женька стал автором плана, который им с Бесединой теперь предстояло воплотить в жизнь. Он требовал внесения корректив в маршрут. Изначально Дмитрий собирался вместе с Еленой забрать Митьку, потому что было ясно: ей не терпится увидеть сына. Однако втягивать мальчишку в то, что должно было произойти дальше, было категорически нельзя.

– Мить, я скоро приеду, – услышал он, и отобрал у Бесединой телефон.

– Митя, ты останешься у Екатерины Александровны до утра, – сказал он и снова поймал на себе изумленный, но, слава тебе господи, не гневный взгляд Елены. – Мы с твоей мамой должны сделать очень важное дело. Помочь полиции. Ты уж не обессудь, но тебя мы с собой позвать не можем, сам понимаешь.

– Я понимаю, – ответил Митя. – Вы только проследите, чтобы с мамой ничего не случилось. И пообещайте, что потом все мне расскажете.

– Прослежу и обещаю, – ответил он и отключился, вернув Бесединой телефон.

Она сидела молча и неотрывно смотрела на дорогу.

– Мы едем в Излуки? – спросила она, наконец.

– Да.

– В дом Еропкиных?

– Нет, в мой дом. Там ты мне все расскажешь. Я примерно понимаю, что произошло, но некоторых частиц этого пазла не хватает, и мы с тобой должны их найти, чтобы составить целостную картину, пока мой брат и его люди делают свою работу.

Она попыталась что-то сказать, но Дмитрий ее перебил:

– Только не ври, что тебе нечего рассказать. И не возмущайся тем, что я самовольно перешел на «ты». Не время сейчас на политесы. Я практически убежден, что твой сын, а следом за ним и ты, только что чудом избежали серьезной опасности.

– Ты считаешь, что эта опасность могла исходить от Шуры? – она приняла подачу, впервые назвав его не на «вы». – Это моя лучшая подруга. Ближе нее у меня уже никого нет почти полгода. Мы знаем все друг о друге. Нам нравится одно и то же, хотя мы совершенно разные. У нее дверной звонок играет ту же мелодию, которая у меня установлена рингтоном на телефоне, – она вдруг захлебнулась и замолчала, как будто рингтон был невесть чем важным.

– Ты чего? – спросил он, уловив уже натренированным ухом перемену в ее настроении. Еще чуть-чуть и он научится ее понимать.

– В ночь, когда пытали Даню, – сказала она хрипло, – мне не спалось, словно я чувствовала, что произойдет что-то плохое. Шура позвонила мне в четыре утра, сказала, знает, что я не сплю, потому что очень хорошо меня чувствует. Она якобы звонила из аэропорта в Сочи, у нее был ранний вылет, но перед тем как отключиться, я услышала странный звук, какого не могло быть в аэропорту. Там же всегда очень характерный шум. Объявления о рейсах, людской гомон, просьба опаздывающим подойти к нужному выходу, потому что посадка заканчивается.

– Я бывал в аэропорту, – кротко заметил Дмитрий. Она покосилась на него, но отповеди не последовало. Кажется, скоро они смогут мирно сосуществовать, не срываясь на колкости.

– Этого привычного для аэропорта звукового фона не было. Сначала тишина, как будто Шура разговаривает из обычной комнаты, а не зала ожидания, а потом я услышала звонок в дверь. Тот самый, с особенной мелодией. Я отметила это краем сознания, но не придала значения. Просто мне показалось: происходит что-то неправильное. И только сейчас я поняла, что она звонила мне из своей квартиры. Шура не улетала в Сочи. Она была здесь, в городе, когда убили Петра Алексеевича и мучали Даню. Она мне соврала про отпуск. Но зачем?

Она была такая бледная, и Дмитрий вдруг испугался, что Елена сейчас упадет в обморок.

– Мы обязательно все узнаем, – сказал он и неожиданно для себя погладил ее по голове. – Сейчас мы приедем ко мне домой, возьмем лист бумаги и запишем все странности и случайные совпадения, которые есть в этой истории. Когда ты систематизируешь все, что знаешь, на листе бумаги, то, как правило, сразу понимаешь. Только скажи мне сейчас, что именно было спрятано в печи?

– Рубин Цезаря, – ответила она, закусила губу, чтобы не заплакать, и все-таки не сдержалась.

* * *

Почему-то Лене понравилось, что Макаров не бросился ее утешать. Просто протянул пачку салфеток и отвернулся, чтобы не смущать. Или ему все равно? До Излук доехали в молчании, и за это время слезы высохли, словно их и не было. Большая тяжелая машина въехала в крепкие ворота, открывшиеся и закрывшиеся за спиной с пульта-брелока. Лениным глазам открылся дом, от красоты которого она на мгновение замерла, перестав дышать.

Дома и в новой, и уж, тем более, в старой части поселка были в основном деревянными. Быстровозводимые конструкции тоже встречались, из кирпича строили нечасто, да и в конструктивных особенностях таких домов не было ничего неординарного. Один, максимум два этажа, балконы, зачастую украшенные коваными решетками, скатные крыши, застекленные или открытые веранды, обязательная баня в углу участка. Все, как у всех.

Этот дом отличался от остальных так разительно, словно его придумывали и возводили инопланетяне. Казалось, основным материалом, из которого его создал неизвестный автор, был воздух. А еще, конечно, стекло, бетон и металл. Дом был совершенно белым, навес, выполнявший функцию гаража, плавно переходил в террасу первого жилого, а на самом деле второго этажа, весь фасад которого казался стеклянным, прозрачным. Раздвижные двери позволяли выходить из гостиной на воздух, на террасе были видны легкие, словно тоже космические стулья, а также лежаки с мягкими подушками.

Закругленная конструкция, соединяющая второй этаж с третьим, уходила в крышу, образуя полукруг. Дом стоял так, что он большую часть дня создавал приятную тень на обеих террасах, а еще везде было много зелени – цветов, в расставленных ящиках, и небольших деревцев, при одном взгляде на которые чувствовалась легкая прохлада. Фантастический дом! Это Лена как архитектор могла оценить, и на мгновение испытала жгучую зависть, что ей никогда не приходилось работать над чем-нибудь подобным. От особняков XIX века этот дом отличался как летящий по прерии белый мустанг от битюга, тащащего по каменной мостовой груженную бочками повозку.

– Нравится? – спросил Дмитрий, правильно оценивший ее молчание.

– Очень, – призналась Лена. – Кто архитектор?

– Относительно молодой человек по имени Савелий Гранатов. Я совершенно случайно познакомился с ним в Москве, где он после окончания архитектурного института работал в какой-то скучной строительной фирме и мечтал открыть собственное бюро. Его подходы многим казались чересчур современными, а мне понравилось. Я как раз купил этот участок и собирался строить дом, так что мы нашлись к взаимному удовольствию. Он спроектировал мне дом, а я помог ему найти новых заказчиков. Прошло шесть лет, и сейчас у него нет отбоя от клиентов, потому что многим хочется иметь нестандартное жилище. Мотается по стране, вписывая дома в самые необычные ландшафты, и при этом отказывается продавать готовые проекты, чтобы они не повторялись.

– Потрясающе, – искренне сказала Лена.

– Я тебя с ним познакомлю, если захочешь, – буднично пообещал он.

Внутри ощущение воздуха, пространства, света и прохлады усилилось. Этот Савелий Гранатов совершенно точно был гением.

– Проходи в гостиную, это туда, – Дмитрий махнул головой в сторону широкого коридора, заканчивающегося раздвижными дверями. – Я кофе сварю. Или что ты хочешь? Сок? Воду? Квас?

– Я хочу все тебе рассказать, – выпалила она. – Про рубин Цезаря.

– Расскажешь, – он пожал плечами, – давно надо было, но тут уж, как получилось. И покажешь, я надеюсь.

– Ты же не думаешь, что я ношу с собой предмет, который стоит пару десятков миллионов долларов? – скептически осведомилась Лена.

– Надеюсь, что не носишь. Тогда злоумышленникам нужно было всего-то ударить тебя в укромном месте пыльным мешком по голове. Как я понимаю, у Дани ты его тоже не оставила.

– Оставляла на одну ночь, – призналась Лена, – сразу после того, как я нашла тайник, я отвезла камень к Дане, чтобы он его оценил. За ночь он успел еще и раскопать его историю в интернет-архивах.

Хозяин дома все-таки сходил на кухню, позвенел там чем-то и вернулся в стильную до невозможности, но очень удобную гостиную, неся поднос, на котором стояли две чашки кофе, бутылка воды, два пузатых стакана, блюдечко с лимоном, сахарница и пакет со сливками.

– Садись, пей и рассказывай, – сказал он. И Лена рассказала все, что узнала от Дани.

– Ты поэтому спрашивала меня, почему я назвал фирму «Турмалин», – спросил Макаров, когда она закончила. – Признаться, я бы тоже насторожился, если бы мне сказали, что подрядчик проекта назвал свою компанию в честь похищенного когда-то сокровища, да еще является потомком человека, который этот самый камень спрятал. Но, Лена, даю тебе честное слово, что не выдумал историю с подаренным моей маме кольцом. А про этот рубин, то есть турмалин, равно как и про своего предприимчивого предка никогда ранее не слышал. Это совпадение, понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Лена, – хотя оно и кажется совершенно фантастическим.

– Давай попробуем свести воедино все факты, которые нам известны. Двести лет назад мой предок Александр Штольцен находит в питерском особняке Мятлевых похищенный у Екатерины Великой старинный драгоценный камень, известный под именем рубин Цезаря. Не в силах расстаться с ним он строит для себя особняк, в котором сооружает аналогичный тайник и прячет туда камень. Видимо, его родственники не находят тайник, хотя сестра Штольцена и устраивает скандал, обвиняя брата в воровстве. Эта история всплывает лишь спустя много лет, когда городской голова Николай Яковлев, новый владелец особняка, поручает частному детективу провести расследование. Почему он это делает? Случайно нашел рубин? Похоже на то, но почему тогда положил его обратно? Как бы то ни было, Яковлев знал о существовании камня, а значит, мог кому-то про это рассказать. Своим детям, например.

– Скорее, не рассказать, а написать, – задумчиво сказала Лена. – Яковлев исчез внезапно. Я читала в архивах, когда начала готовиться к реставрации. Он однажды просто вышел из дома и не вернулся. Никто не знает, при каких обстоятельствах он умер и где похоронен. Если бы его семья знала про рубин, то достала бы его из тайника. Или это сделали бы власти. Скорее всего, информация о камне затерялась в каких-то документах, и была найдена совсем недавно. Если ты – потомок Штольцена, то и у Яковлева тоже могли быть потомки, скажем так, не очень-то морально чистоплотные. Именно они и начали поиски рубина.

– Как рабочая версия годится, – признал ее собеседник.

– Вот только как узнать, кто они?

– Это несложно, – заверил ее Макаров. – Сейчас брату позвоню. Мне кажется, он скоро меня прибьет за то, что я выдаю ему информацию по частям.

– Вероятнее, он прибьет меня, – мрачно сказала Лена, – это ведь я утащила рубин из дома и никому про него не сказала даже после того, как напали на Даню.

– Ты, конечно, сделала выдающуюся глупость, но прибить тебя я не дам, – сидящий напротив мужчина улыбнулся так, что у Лены внезапно сбилось дыхание.

Ей вдруг ужасно захотелось, чтобы он ее поцеловал, и это внезапное желание было таким странным и неприличным, что она отвернулась, чтобы не выдать себя ненароком.

– Кроме Яковлевых есть еще Балуевские, – торопливо сказала Лена. – Я же рассказывала тебе о дневнике Виктора, в котором был нарисован знак, открывающий тайник. А еще перед арестом он набил себе этот знак в виде татуировки. Виктор был расстрелян на Бутовском полигоне, но его мать Ольга Тихоновна умерла в Ленинграде во время блокады. Остались ли у Виктора дети, я не выясняла, но думаю, что это несложно узнать.

– Да, охотников за сокровищами было несколько, – согласился Макаров. – Ты совершенно права, один из них – Петр Беспалов, который знал, что в одном из двух деревянных особняков хранится клад, но не знал, в каком именно. Сначала он взял в аренду дом Балуевского, однако в нем ничего не нашел. И тогда настал черед дома Яковлева.

– Реставрация стоила очень дорого, – тихо сказала Лена. – Я всегда удивлялась, что, имея, в сущности, довольно скромный бизнес, Петр Алексеевич мог себе позволить такие большие траты.

– Мне кажется, я знаю, где он взял деньги, – вдруг засмеялся ее собеседник. – И это как раз та гипотеза, которую довольно легко проверить.

Он достал телефон, покопался в нем и набрал чей-то номер.

– Здравствуй, Владимир Александрович, – сказал он. – Дмитрий Макаров побеспокоил. Несколько лет назад я оказал тебе услугу, а сейчас хочу попросить об обратной.

Несколько секунд он молчал, слушая собеседника.

– Да вопрос-то у меня копеечный, – сказал он и засмеялся. – Я даже пообещаю, что не расскажу об ответе правоохранительным органам, потому что убежден: ты в этой истории по касательной проходишь, а лишняя слава тебе точно ни к чему. Скажи, это ты дал денег Беспалову на реставрацию особняков? Он как-то очень своевременно меценатом заделался, а с его официальных доходов особо не помеценатствуешь.

В этот раз он молчал довольно долго, слушая ответ, и Лену внезапно посетило озарение. Она знала, с кем говорит Макаров – с Владимиром Перовым по кличке Ванадий.

– Бывай, Владимир Александрович, спасибо, помог. Мы квиты, – услышала она и нетерпеливо уставилась на Дмитрия. Тот улыбнулся бьющему из ее глаз нетерпению и начал рассказывать.

Галина Леонидовна, вторая жена Петра Беспалова знала, что в ее венах течет дворянская кровь. Дедушка ее родился в дворянской семье в 1915 году, но сразу после революции родители развелись, и отец переехал жить в Ленинград. После этого мальчик никогда его не видел, а его мать говорить о ветреном изменнике наотрез отказывалась.

Умер дед довольно рано, а его дочь, мать Галины Леонидовны, выйдя замуж, девичью фамилию сменила, позже это дважды сделала и сама Галина. С юности она мечтала узнать историю своего рода, но все руки не доходили. Воплотить в жизнь мечту супруги к ее пятидесяти пятилетию решил Петр Беспалов, заказав фамильное древо и выполнив его на красивом пергаменте. Отправной точкой стало свидетельство о рождении Галининой матери, из которого следовало, что в девичестве она была Балуевской.

– Как? – воскликнула пораженная Лена, прервав рассказ. – Галина – правнучка художника Виктора Балуевского?

– Получается, так. Беспалов подарил жене копии архивных документов, которые он в течение года собирал в архиве. А также съездил в Питер, нашел квартиру, в которой жил художник перед арестом, и выкупил принадлежащий ему антикварный стол. В этом столе Беспаловы нашли дневник некоего Павла Дмитриевича Балуевского, в котором тот описывал свое расследование по поводу рубина Цезаря.

– Павел Дмитриевич был послом в Швеции, – быстро проговорила Лена. Ей было так интересно, что, кажется, даже уши шевелились. – Он умер от инфаркта в самом начале XIX века. Виктор Балуевский, когда вырос, стал довольно неплохим художником-графиком, по крайней мере, его работы часто выставлялись в частных экспозициях, а сейчас хранятся в Пушкинском музее, Третьяковке и русском музее. Правда, самого Виктора его талант не спас. В 1928 году Балуевский с матерью переехал на постоянное место жительства в Ленинград, однако особняк еще какое-то время оставался в их собственности. Видимо, часть мебели они увезли с собой.

– Ты так хорошо осведомлена…

– Я изучала историю дома, когда бралась за реставрацию. В том числе оставшиеся от Виктора архивы. Это были его рабочие альбомы, наброски, рисунки интерьеров особняка. Они мне очень пригодились в работе, но истории про рубин в них не было, только знак Палеологов на последней странице. В 1937 году Виктора расстреляли по ложному обвинению в шпионаже, его мать умерла от голода в блокаду. После этого дом отошел государству и был отдан под какую-то контору, лесхоз, кажется.

– Вполне возможно, что Виктор знал о существовании тетради отца, – нашел ее в столе, иначе он не воспроизводил бы родовой герб Палеологов сначала в своих альбомах, а потом еще и на руке. Скорее всего, он, не имея возможности отправиться на поиски сокровища, положил тетрадь обратно в стол, до лучших времен, которые для него так и не настали. Зато, спустя годы, стол купил Беспалов, и, найдя тетрадь, они с Галиной узнали о существовании рубина. Как сказал мой собеседник, Павел Балуевский писал, что знает, где спрятан камень, но точного места не указал. Поэтому Беспаловы сначала были уверены, что искать нужно именно в особняке Балуевских.

– И тогда Петр Алексеевич обратился за помощью к Ванадию?

Макаров посмотрел на нее с уважением.

– Ты поняла, с кем я разговаривал? Знаешь Перова?

– В нашем городе про него многие слышали. Я видела его в особняке у Беспаловых. Он приходил к Галине в тот день, когда убили Петра Алексеевича. Я еще удивилась, что у них может быть общего. А когда ты с ним разговаривал, вспомнила.

– Ты умница, Лена, какая же ты умница! Ванадий в сказку про рубин особо не поверил, но денег на реставрацию все-таки дал. По его меркам, сумма не такая уж и значительная, а барыш, если бы дело выгорело, перекрывал ее многократно. Но при реставрации первого дома никакого тайника не нашли. Беспалов засел в архивах и выяснил, что перед смертью Павел Дмитриевич Балуевский был особо дружен с Николаем Яковлевым и часто бывал у того дома. В здании располагалась музыкальная школа, там постоянно бывали люди, а по ночам его ставили на сигнализацию, так что проверить дом Беспалов не мог и пошел по привычному пути – предложил властям отреставрировать особняк, чтобы получить к нему круглосуточный доступ.

– Я думаю, что Виктор Балуевский нашел тетрадь своего отца, но, опасаясь ареста, спрятал ее обратно, а знак Палеологов на всякий случай нанес на руку в виде татуировки. Значит, Петр Алексеевич тоже мог знать, какая эмблема скрывает вход в тайник. Возможно, он даже видел этот знак на печи, вот только ему нужно было оказаться на объекте одному, чтобы успеть проверить тайник и достать камень. Сначала в доме постоянно были люди. Ключи передали Беспалову накануне того дня, когда мы должны были встретиться с тобой на объекте, поэтому у него оставалась всего одна ночь, чтобы проверить свою гипотезу. Точнее, гипотезу Балуевского.

– Он пришел на объект ночью, но столкнулся там с человеком, который тоже искал камень, и тот стал его убийцей. Галина знала о камне и чуть с ума не сошла, когда я сказал ей, что нашел тайник, а он оказался пустым.

– Осталось только понять, кто убийца, – просто сказала Лена.

– Вариантов не так много. Есть Персиянцева, хранившая в своем компьютере досье на всех участников этой истории и внезапно ставшая твоей близкой подругой как раз в тот период, когда Беспалов начал переговоры о передаче ему дома Яковлева. И есть Коко – у нее алиби, но на кого-то она работает.

– Кто такая Коко?

Он отмахнулся досадливо, как будто речь шла о надоедливой мухе.

– Красавица-блондинка с пышными формами, которая в то же самое время невзначай подвернулась Петру Беспалову и стала его любовницей. А чуть позже, когда мы с Беспаловым подписали договор, и стало ясно, что именно я буду вести все работы на объекте, очень своевременно подкатилась еще и ко мне.

Лена уже который раз за сегодняшний день перестала дышать. Он озадаченно смотрел на ее изменившееся лицо.

– Что не так?

– Петр Алексеевич изменял Галине? – выдавила из себя Лена. Не то, чтобы неверность Беспалова сильно ее беспокоила после всего того, что она о нем узнала, но объяснение вполне «катило», ничем не хуже других.

Ответ, впрочем, ей был совсем неважен, потому что Лене вдруг стало скучно. Так скучно, как не было уже давно. Она, никогда не видевшая эту самую Коко, так явно ее себе представила, словно та находилась сейчас рядом, в комнате. И от того, как выглядела эта девушка, начинали болеть все зубы разом. От пошлости и банальности всегда болят зубы.

Петр Беспалов – меценат, благотворитель, спаситель древних особняков – оказался банальным искателем сокровищ, падких на молодое тело. Дмитрий Макаров, казавшийся порядочным и вдумчивым человеком, был пошлым любителем силиконовых кукол. Галина – совершенная и благородная, утонченная и породистая красавица – знала, почему ее муж оказался в доме Яковлева ночью. Знала и ничего не сказала полиции. Скучно жить в мире, в котором все так предсказуемы. И мужчины, и женщины.

Дмитрий Макаров оставил чашку, поднялся из кресла, подошел к дивану, где расположилась Лена, и потянул ее за руку, заставляя встать. Она послушалась, не очень понимая, чего он хочет. Ей это было неинтересно. Макаров притянул ее к себе за талию, а другой рукой обнял за плечи, склоняя голову к своему плечу. Он был сильно выше, поэтому ее голове на плече было удобно и привычно что ли, как будто она уже невесть сколько раз там находилась.

– Беспалов любил Галину, – прошептал он Лене в самое ухо. – Действительно любил, что вовсе не исключало появления в его жизни Коко. Такие, как она, – это всегда несерьезно, понимаешь? Несерьезно и очень просто. А все, что просто, быстро надоедает.

Лена вырвалась, потому что этот человек не имел никакого права ее обнимать.

– Ты еще скажи «седина в бороду, бес в ребро», – прошипела она злобно. Петр Алексеевич любил Галину, но не смог устоять перед молодым куском мяса. Или пластмассы, не знаю. Вы все такие одинаковые, что с вами даже неинтересно. Вы любите одних, а спите с другими. А другие, наверное, даже не знают, что с ними несерьезно и слишком просто. Это нечестно по отношению и к тем и к другим.

– О какой честности ты говоришь? – изумился Макаров. – Эту девицу нам обоим подложили, чтобы иметь доступ к информации. И она с самого начала поступала подло по отношению к нам обоим. Или подлость бывает только мужская, женская не рассматривается?

Лена вдруг поняла, что ей удалось его рассердить.

– Если бы вы не рассматривали женщину как объект для утоления похоти, с которым может быть просто и несерьезно, то вас бы не подловили ни на какую Коко, – сообщила она, немного струхнув. Рассерженный Дмитрий Макаров был, пожалуй, новым явлением. – Блондинка с пышными формами, боже, как вы предсказуемы!

– Погоди, я не понял, ты что, ревнуешь что ли? – догадался вдруг Макаров. Лена опять перестала дышать, потому что с изумлением поняла: да, в основе ее праведного гнева, которым она вдруг воспылала из-за интрижки двух не имеющих к ней никакого отношения мужчин, лежит именно ревность.

Она растерялась, не зная, что делать. Зарыдать от стыда? Спрятаться под стол? Бежать прочь? Впрочем, что бы они ни собиралась предпринять, Макаров не дал ей такой возможности, а сделал шаг и снова обнял, склонившись к ней и засмеявшись. Ей стало тепло, щекотно и спокойно одновременно.

– Это чертовски приятно, что ты ревнуешь, – пробормотал он. – Потому что я ужасно хочу тебя поцеловать и боюсь. А раз ты ревнуешь, то можно не бояться.

Она подняла голову, то ли для того, чтобы ответить, то ли чтобы ему было удобнее ее целовать. Губы у него оказались мягкие и сухие, и это хорошо, потому что у ее бывшего мужа поцелуи были слюнявыми, и Лена с первого же свидания старалась от них уклоняться. До этого момента она была убеждена, что терпеть не может целоваться. Оказывается, ошибалась.

Поцелуй неожиданно закончился, и Лена даже не сразу поняла, что случилось. Она привстала на цыпочки, чтобы снова найти потерянные губы, открыла глаза и наткнулась на нежный, но твердый мужской взгляд, в котором читалось явное сожаление.

– Если мы продолжим целоваться, то я уже не смогу остановиться, – сказал Макаров и отпустил Лену, перестав ее обнимать.

– А ты считаешь необходимым останавливаться? – уточнила она, слегка уязвленная. – Боишься, что могут возникнуть сложности?

– Сложностей у нас и так, хоть отбавляй, – сообщил он. – И нам нужно с ними разобраться, потому что убийца Беспалова продолжает поиски рубина.

– Но полиция же продолжает его поиски. Митька в безопасности, мы тоже. В твоем доме нам ничего не угрожает. Или угрожает?

– Он приходил сюда, – признался Дмитрий. – В тот день, когда я отправился спасать Даню, а потом вернулся, я обнаружил в прихожей кровавый след от обуви. Он был здесь в надежде обыскать и мой дом.

– И что его остановило?

– Камеры. Мой дом нашпигован техникой, он заметил камеру в коридоре и благоразумно не полез дальше. Но это не означает, что он не повторит визит, подготовившись чуть лучше. Я не хочу в этот момент быть слишком расслабленным или занятым, пусть даже самым приятным делом на свете.

Слегка покрасневшая Лена предпочла не уточнять, каким именно.

– На камере было видно, мужчина или женщина? – спросила она. – То есть это могла быть Шура?

– Довольно высокий человек в бесформенной толстовке с капюшоном. Лица было не разглядеть. След от обуви не очень большой, максимум сорок второго размера, но это может быть и камуфляж. Твоя Шура, как я успел разглядеть, довольно высокого роста.

– Да, они с Саней оба высокие. Словно, и правда, брат с сестрой. Высокие и худощавые.

– С Саней?

Пришлось рассказывать ему историю брата и сестры Персиянцевых.

– Ясно, то есть нашим потенциальным убийцей мог быть и этот самый Саня, – вздохнул Дмитрий, – круг подозреваемых ширится. Но я уверен, что Женька с этим разберется.

– Еще надо проверить Костю, – помедлив, сказала Лена. – Это мой бывший муж Константин Куликов. В то утро, когда с Даней приключилась беда, он спешно уехал из дома, оставив Митьку одного, а когда вернулся, то был весь в крови. Митька ужасно испугался и попросил, чтобы я срочно его забрала от отца.

Дмитрий немного подумал.

– Нет, твой бывший муж не укладывается в схему, – наконец, сказал он, – скорее всего, случившееся с ним имеет какое-то простое объяснение.

– И как это проверить?

Он с некоторым сожалением посмотрел на нее.

– Лена, лучший способ что-то узнать – это спросить. Люди совершенно напрасно накручивают так много сложностей вокруг такой примитивной в общем-то вещи, как коммуникация. Позвони и спроси, почему твой Куликов был весь в крови.

– Он ответит, что это не мое дело.

– А ты будь настойчивее, – Макаров вдруг улыбнулся. – Поверь, ты умеешь быть крайне убедительной, и металлические нотки в твоем голосе заставляют отвечать на все вопросы, даже неудобные. Попробуй попрактиковать это на муже. Бывшем.

Он был прав. Как всегда прав. К правоте Дмитрия Михайловича Макарова Лена уже начала привыкать. Как бы так сделать, чтобы он снова ее поцеловал? Господи, и о чем она только думает! Рядом бродит убийца, а она мечтает о поцелуях владельца фирмы «Турмалин». Наверно, она падшая женщина. Как ни странно, собственное несовершенство Лену сейчас совершенно не смущало. Ну, падшая, подумаешь!

– Я боюсь, – сказала она, хотя в этот момент совершенно ничего не боялась.

Это было слово-пароль, запускающее нужный ей спусковой механизм. Рассчитала она правильно, потому что в ответ на ее жалобные слова Макаров снова сделал шаг вперед, обнял ее и поцеловал в краешек губ. Не страстно, к сожалению, но лучше так, чем ничего.

– Не бойся, – сказал он и снова поцеловал Лену, – звони. Будет на одну тайну меньше.

На экране телефона высвечивались непринятые звонки от Шуры. Их было двадцать четыре.

– Может, перезвонить? – спросила Лена у Дмитрия, показав ему телефон.

– Не надо. Если она виновата, то пусть пока побудет в неведении, что все это значит. Почему я похитил тебя у нее из-под носа, почему ты не отвечаешь и куда девался Митя.

– А если невиновата? Тогда из-за всего перечисленного она с ума сходит.

– Тогда ты потом все ей объяснишь. Как и она объяснит тебе, откуда в ее компьютере досье на всех нас. Сейчас тебе все равно нечего ей сказать, так что потерпи немного и звони мужу. Бывшему.

Разговор с Костей не занял и трех минут. Куликов сначала был рассержен, что Лена оторвала его от работы, потом изумился, услышав ее вопрос, рассердился и действительно заявил, что это не ее дело, но Лена включила специальный «рабочий голос», которым она говорила с нерадивыми исполнителями, добавила того самого металла, о котором упоминал Макаров, и все получилось.

– Слушай, ты мертвого достанешь, – устало сказал Костя. – Я уехал, не дождавшись Митьку, потому что мне позвонила Оксана. Это моя девушка, мы собираемся пожениться, она ждет ребенка, и ей стало плохо от жары. Я испугался и поехал к ней, отвез в больницу, подождал, пока ее осмотрят, а когда стало понятно, что угрозы нет, вернул домой и немного побыл с ней, чтобы она успокоилась. Я не мог поехать к подруге с Митькой, и не поехать к ней – тоже. И тебя это, правда, совершенно не касается. Ты от меня ушла, и моя личная жизнь не имеет к тебе никакого отношения.

– Мне нет дела до твоей личной жизни, – заверила его Лена. – Но почему, когда ты вернулся, ты был весь в крови? Это что, была ее кровь?

– Ты дура, да? – заорал Костя. – Типун тебе на твой поганый язык! Я же сказал, что с Оксаной и с ребенком все хорошо. А в крови я измазался, когда задавил собаку.

– Что-о-о-о?

– Я ехал от Оксаны, был весь на нервах, и не заметил, что мне под колеса бросилась какая-то шавка. Я наехал на нее, она так визжала, что у меня уши заложило. Я остановился, выскочил из машины, подбежал, – вокруг было много крови, и я зачем-то потащил эту псину в кусты. Я не очень хорошо соображал, потому что был в шоке. Разумеется, я весь перемазался. Потом понял, что меня никто не видел, поэтому сел в машину и уехал.

– Ты бросил в кустах раненую собаку?

– Лена, ты блаженная, да? – с подозрением спросил Костя. – А что я должен был с ней сделать? «Скорую помощь» вызвать?

– В ветеринарную клинику отвезти или посмотреть, может, хозяева где-то поблизости. А ты отволок несчастную псину в кусты и сбежал. Здорово, Кость!

– Боже, сколько сарказма! Ты еще скажи, что я убийца.

– Ты просто мерзавец, – Лена вздохнула. – Каким был, таким и остался. Человеком, способным ударить женщину и бросить в беде собаку. Самое страшное: я действительно была готова поверить в то, что отец моего сына – убийца. Я несколько дней жила с этим кошмаром. И оказалось, была права. Тот факт, что ты не убивал человека, ничего не меняет. Ты убил собаку. Митьке я не расскажу. По крайней мере, это я готова для тебя сделать.

Костя еще что-то верещал в трубке, но Лена отключилась, потому что ей было противно.

– Ты опять оказался прав, – сказала она Макарову. – К убийству Беспалова и издевательствам над Даней эта скотина не имеет отношения. Остаются только Шура и Саня, да?

– Шура, Саня и вдова, – подумав, ответит тот. – Ее почему-то все время списывают со счетов, хотя она вполне могла добраться до рубина в одиночестве, а заодно отомстить изменившему ей мужу.

– Ты знаешь, что самое ужасное? – Лена внезапно почувствовала, что ей снова хочется плакать. Точнее, даже не плакать, а рыдать, громко, с подвываниями и размазыванием слез по щекам. Кажется, это называлось истерика, и не было ничего постыднее, чем устраивать ее на людях. Так Лену давным-давно учила мама. – Самое ужасное, что все эти люди, которые подозреваются в страшных преступлениях, – близкие мне, почти родные. Как жить дальше, если ты выбираешь, что окажется тебя худшим из зол: если выяснится, что Галина убила мужа, а Шура и Саня – верные друзья и просто хорошие люди, или наоборот?

– Лена, в жизни часто встречаются плохие люди, но и хороших тоже много. И нет ничего страшного в том, чтобы иногда их перепутать. Рано или поздно все встанет на свои места. С плохих людей будут сорваны маски, и они уйдут из твоей жизни. Хорошие останутся и простят, даже если ты их обидишь невольным подозрением. Все будет хорошо, я тебе обещаю! Надо просто довериться моему брату и немного подождать.

– А что ты еще мне обещаешь? – спросила она, внезапно осмелев.

Ее собеседник немного помолчал, собираясь то ли с мыслями, то ли с духом.

– Я обещаю, что будет интересно, – наконец, сказал он. – Вряд ли просто, скорее всего, довольно сложно, но точно интересно. И никаких Коко. Это я тоже обещаю.

Лена подошла к Дмитрию, привстала на цыпочки и сама его поцеловала. Что будет потом, ее совершенно не интересовало. Все ее мысли, чувства и желания были сфокусированы на «сейчас». В это время, в этом месте, с этим мужчиной.

* * *

Дмитрий открыл глаза и хотел, было, уже рывком сесть в кровати, как делал всегда, и тут вспомнил. Аккуратно повернув голову, чтобы не совершать резких движений, он покосился на спящую рядом женщину. Сон ее был совершенно безмятежен и, кажется, крепок.

Дмитрий аккуратно протянул руку и взял с тумбочки телефон. Половина седьмого утра, как всегда. Удивительно, конечно, с учетом того, что заснули они примерно в три часа ночи, а уж с учетом всего, что было до того, как им удалось заснуть, удивительно вдвойне, но привычка – вторая натура. Если внутренние часы настроены на шесть тридцать, то и срабатывают в это время.

Вернув телефон на место, он снова покосился на спящую рядом женщину, лениво прикидывая, удастся заснуть обратно или лучше встать, чтобы не потревожить ее сон. В доме было тихо, словно обустроенное под своего хозяина и его привычки жилище, тоже удивлялось тому, что в святая святых пустили незнакомку, да еще и оставили спать в хозяйской постели.

Никогда Дмитрий не привозил в этот дом своих женщин. Это было убежище, которое не терпело посторонних, и его уют он не был готов делить ни с кем. Только с Еленой Николаевной Бесединой, как оказалось. Голова на соседней подушке выглядела так, словно провела тут всю жизнь. В его холостяцком доме Елена смотрелась на удивление уместно, как будто была в нем полноправной хозяйкой. Надо признать, что она вообще умела находить общий язык с домами.

При мысли о ее языке лежать без движения тут же стало невозможно. Дмитрий завозился, стараясь неслышно выбраться из кровати и постыдно ретироваться на кухню, в противном случае он за себя не отвечал. Сорвать махровую простыню, скрывающую очертания хрупкого женского тела, разбудить Елену поцелуем и немедленно повторить все то, что они вытворяли четыре часа назад, – к этому призывало тело, но сопротивляющийся разум уговаривал дать Елене отдохнуть. После событий вчерашнего дня она это заслужила.

Чтобы отвлечься, Дмитрий начал вспоминать все, что случилось вчера. Он привез Елену сюда, в Излуки, потому что очень за нее испугался. В какой-то момент он осмелился ее поцеловать и она, к его удивлению, не отпрянула в испуге, а ответила жарко и не очень умело. Она вообще была похожа не на взрослую, разведенную, тридцатипятилетнюю женщину, а на девушку-подростка на первом свидании.

Ее кажущаяся неопытность так сильно разжигала кровь, что Дмитрий отпрянул от нее, прекратив целовать. Он так сильно ее хотел, что был готов уложить прямо на полу в гостиной. До полной потери контроля оставался один шаг, но делать этого было нельзя. Дмитрий отвечал за жизнь и безопасность Елены, а еще за то, чтобы помочь брату и ничего не испортить.

Человек, за которым шла охота, был очень умен и жесток. Ошибка могла стоить жизни, как это чуть не случилось с Даней Еропкиным, а значит, ошибаться было нельзя. Дмитрий Макаров был уверен, что умеет управлять своими чувствами и держать в узде желания. Ровно до тех пор, пока она сама его не поцеловала.

Хваленую макаровскую выдержку разметало в щепки. Он и сам не помнил, как они оба все-таки оказались на полу, лишенные одежды как последней преграды между телами. Одежда куда-то девалась. Как выяснилось позднее, на журнальный столик, телевизор, диван и почему-то под кресло.

Без одежды Елена Беседина оказалась еще чудеснее, чем он представлял в своих горячечных фантазиях. У нее было совершенное тело, в нужных местах узкое, в нужных – пышное, гладкое, шелковистое на ощупь. Ее изгибы и выпуклости идеально помещались в его ладони, а сама она, вся целиком, ладно соединялась с его большим телом, как будто их обоих выполнили по особому заказу, специально друг для друга.

Они синхронно двигались, дышали, вздрагивали, стонали, взбирались на какую-то только им одним видимую вершину и падали с нее тоже вместе, погружаясь на самое дно глубокого озера, полного прохладной воды, и выныривали на поверхность, словно совершая сложное задание на чемпионате по синхронному плаванию.

Никогда не выпускающий ситуацию из-под контроля Дмитрий ничего не видел, не слышал и совершенно точно не соображал. В этот момент для него не существовало на планете Земля ничего, кроме укрывшейся с ним от жизненных невзгод женщины, и он, скорее, сейчас дал бы себя убить, чем забрать ее. К счастью для них обоих, за эти четверть часа за ней никто не пришел.

Когда Дмитрий пришел в себя, осознав, что в приключившейся с ним химической реакции смог не только выжить, но еще и не расплавиться, не разбиться, не утонуть, не захлебнуться, не умереть от разрыва сердца и взрывающей душу нежности, то тут же вскочил на ноги, как волк, предчувствующий опасность. Он, скорее, именно почувствовал, чем услышал шум подъезжающей к его участку машины, оглянулся в поисках одежды, оценил масштабы разрушений, и натянул на голое тело джинсы, оказавшиеся ближе всего, не став тянуться за носками под креслом и рубашкой, бессильно повисшей на плазменной панели телевизора.

– Ты куда? – хрипло спросила Елена, не поднимаясь с пола.

В этой хрипотце было столько невысказанного обещания, что Дмитрий чуть не улегся обратно.

– К нам гости, – коротко ответил он и двинулся в сторону прихожей. – Оденься, Лен.

Надо признать, что она не начала задавать вопросы, испуганно вскрикивать или вскакивать с пола в испуге. Оглянувшись от дверей, он заметил, что она спокойно и быстро одевается, не отвлекая его от главного. Удивительная женщина, просто удивительная! Сквозь окно возле входной двери Дмитрий увидел стремительно шагающего по двору Женьку и выдохнул. Свои. Не враги.

– Ну что? – спросил он брата, открывая дверь. За воротами снова послышался шорох шин. Значит, брат прибыл на служебной машине, и та сейчас уезжает, оставляя его здесь. Ладно, так и запишем.

Макаров-младший оглядел голый торс, босые ноги Дмитрия, понимающе усмехнулся и покачал головой:

– Ну, ты нашел время…

Дмитрий дернул углом рта, показывая, что нотации выслушивать не намерен. Несмотря на очень близкие отношения, была черта, через которую даже брату лучше не переступать. Тот понял и усмехнулся еще раз.

– В дом-то можно?

Дмитрий посторонился, пропуская Женьку внутрь, тщательно запер дверь и крикнул в сторону гостиной, то ли успокаивая, то ли предупреждая:

– Лена, это Женя.

Елена показалась в дверях, полностью одетая и совершенно невозмутимая. Только легкий беспорядок на голове напоминал о том, что три минуты назад они оба валялись на полу, позабыв обо всем. Джинсы, аккуратно заправленная майка, ах, да, лифчика нет, – то ли не успела надеть, то ли просто не нашла. Ее грудь под майкой ужасно его смущала, мешая сосредоточиться.

– Здравствуйте, Евгений Михайлович, – сказала она, совершенно не смущаясь. Удивительная женщина, да.

– Добрый день, Елена Николаевна.

– Вы что-то узнали?

Женька снова усмехнулся, как будто смотреть на них обоих ему было очень весело, но тут же сделал серьезное лицо.

– Могу я для начала спросить, зачем вы утащили рубин из печи?

– Спросить можете, но я вам не отвечу. И не потому, что не хочу, а потому что и сама не знаю. Это было под влиянием минуты. Мне не хотелось оставлять камень: я сразу поняла, что за ним идет охота, а потом мне понадобилось время, чтобы понять, кому его можно доверить, а кому не стоит.

– Я так понимаю, в моем брате вы до поры до времени сомневались.

Она выдержала его взгляд совершенно спокойно.

– Да.

– А теперь больше не сомневаетесь?

– Нет.

– Вы можете показать мне камень?

– Конечно, но не сейчас. Его здесь нет. Сами понимаете, я побеспокоилась о его сохранности. Вернее, Даня Еропкин позаботился. Камень спрятан в надежном месте, но, разумеется, я вам его отдам.

– Кто? – Дмитрий задал вопрос, от которого зависело очень многое. – Ты уже знаешь?

– Да, знаю, – Женька вздохнул. Вид у него был мрачный, из чего Дмитрий сделал вывод, что расследование идет не совсем так, как надо. – Понять, что произошло нетрудно. Трудно доказать, что это было именно так.

– Беспалова или Персиянцевы?

– Вдова ни при чем, – Женька сел на диван, открыл бутылку с водой и жадно припал к горлышку. – Она действительно правнучка художника Балуевского, из дневника его отца узнала про рубин. Они с мужем решили его найти, развернули целую операцию по реставрации – откуда только деньги взяли?

– А она не сообщила? – улыбнулся Дмитрий.

– Нет, говорит личные сбережения, но явно темнит.

– Источник денег неважен, Жень, – заверил он. – Это не имеет отношения к убийству, а поиск кладов законом не запрещен.

– В общем, убийство мужа оказалось для Галины Беспаловой неприятным сюрпризом. Она поняла, что камень ищет кто-то еще, и очень испугалась. Кстати, думала на тебя, Дим.

– Разумеется, на кого ей еще думать, – Дмитрий тоже усмехнулся.

– Это Шура, да? – жалобно спросила Елена. – Шура убила Петра Алексеевича и напала на Даню?

– Разумеется, своими руками Александра Персиянцева никого не убивала и не пытала, – заверил ее Женька. – Хотя идейным вдохновителем всех преступлений была именно она, а совершал их ее брат Александр.

Он рассказывал, а Дмитрий и Елена слушали, молча, как будто Женька читал вслух запутанный и жестокий детектив. Мать Александры в девичестве носила фамилию Яковлева. Она была потомком Николая Пантелеевича Яковлева, городского головы, пропавшего без вести при невыясненных обстоятельствах в 1921 году.

Его сын Георгий Николаевич дожил до глубокой старости, управляя знаменитым совхозом, основанным на месте бывшей усадьбы. Скончался он в возрасте девяноста трех лет, пережив своего старшего сына Николая, погибшего на фронте в сорок третьем году, а также младшего сына Павла, умершего от рака. Мать Александры приходилась Павлу Яковлеву дочерью.

– То есть Шура по происхождению Яковлева, – кивнула Елена, – мы все правильно вычислили.

– Да, ее мать вышла замуж, родила эту самую Шуру, а потом во втором браке стала Персиянцевой. От отца и деда ей досталось в наследство библиографическая редкость – первое издание сочинений Ивана Бунина с дарственной надписью. Правда, книги эти никто в семье не читал. Хранили на предмет особой нужды. Павел Яковлев, пока был жив, продавать книги запрещал, его дочь волю отца свято выполняла, а родители Шуры и Сани жили, особо не задумываясь о том, что делать с раритетом.

Как рассказывал дальше Женька, возможной стоимостью книг некоторое время назад заинтересовалась Шура. Разбирая библиотеку после смерти родителей, она наткнулась на Бунина, увидела дарственную надпись на первом томе, поняла, что это автограф автора и отнесла книгу оценщику, который при первом осмотре и обнаружил между склеившимися от времени страницами пожелтевший запечатанный конверт. В нем оказалось письмо городского головы Николая Яковлева к сыну Георгию, в котором тот рассказывал, что много лет является хранителем рубина Цезаря, спрятанного в доме в специальном тайнике, делился планами о возвращении камня княжне Александре и своем желании поехать в Голландию.

Так Шура узнала о существовании древнего рубина, который, по сегодняшним меркам, мог стоить целое состояние. Семейное предание гласило, что Николай Яковлев пропал после того, как был арестован НКВД. Из этого вытекало только одно обстоятельство: он не мог уехать за границу, а значит, камень до сих пор хранился где-то в доме.

– Дом требовалось по-тихому обыскать, не привлекая внимания, – рассказывал Женька. Дмитрий слушал, не отводя взгляда от Елены. Ее глаза на осунувшемся за последние дни личике выглядели огромными и бездонными. – Однако сделать это было не так просто. С утра до вечера в особняке шли уроки, на ночь включали сигнализацию. А в довершение всех бед по городу пополз слух, что здание собирается взять в долгосрочную аренду и отреставрировать меценат Петр Беспалов.

– О-о-о, я понимаю, как Шура и Саня испугались! При реставрации тайник бы неминуемо нашли, а значит, им нужно было сделать все, чтобы получать информацию о том, что происходит в доме Яковлева! – воскликнула Елена.

– Для начала Александр Персиянцев договорился со своей знакомой Катериной Чистовой, что она соблазнит Беспалова. У девушки все получилось: меценат увлекся ею, проводил у нее много времени, охотно рассказывал про свою благородную миссию по спасению памятников старины, вот только про рубин Цезаря, разумеется, молчал. Катерина, а вслед за ней и Персиянцевы понятия не имели, что Беспалов тоже охотится за камнем. Наконец, договор о передаче особняка был заключен, и Беспалов приступил к поиску подрядчиков. Очень быстро стало ясно, что за ход работ будет отвечать Елена Николаевна, – Женька сделал церемонный кивок в сторону Бесединой.

– И тогда Персиянцевы познакомились со мной, – горько сказала Елена. – Думаю, что Помпон был совершенно здоров – никаких глистов. Это был всего лишь повод обратиться ко мне на улице. Митька сказал, что в компьютере Шуры нашлось полное досье на меня, а значит, брат и сестра знали: я довольно закрытый человек и с осторожностью отношусь к новым знакомствам. Им просто повезло, что в нашу первую встречу я была больна, иначе наверняка заподозрила бы неладное. Но Шура довела меня до дома, когда я потеряла сознание, забрала Помпона, выхаживала меня две недели. Саня приезжал каждый день, лечил, делал уколы, – естественно, что к моменту выздоровления я уже полностью им доверяла.

– Эта твоя Шура сделала все, чтобы ты стала делиться с ней всем, как с лучшей подругой, – согласился Дмитрий. – Я только одного понять не могу, как ты умудрилась не проболтаться, что нашла рубин?

– Я думала, она в отпуске. Да и то, что я стащила камень, выглядело так по-дурацки, что я просто представить не могла, как признаться в этом Шуре, притом по телефону. Я несколько раз хотела ей рассказать, но меня все время что-то останавливало.

– Ни в каком отпуске она, конечно, не была, – покачал головой Женька. – То ли от тебя, то ли от Коко, которую они к тому моменту успели приставить к моему братцу, Персиянцевы знали, на какой день назначена передача ключей. Шура выдумала отпуск, чтобы у нее было алиби, на тот случай, если бы ты вдруг что-то заподозрила. На самом деле она оставалась в городе, и они с братом до мелочей продумывали план по поиску сокровища, поскольку на это у них была всего одна ночь.

– Они все учли, кроме того, что у Петра Алексеевича тоже была всего одна ночь, – горько сказала Лена.

– Они встретились в особняке случайно, и у Александра Персиянцева сдали нервы. Он мог неслышно покинуть дом, но испугался, что его соперник найдет камень, и убил Беспалова. Если бы у него хватило духу продолжить поиски, то его начинание вполне могло бы закончиться успешно, но в первый раз убить человека не так легко даже отъявленному мерзавцу, поэтому он ушел из особняка, не найдя камень.

– Ты исправно держала свою подругу в курсе дела, – Дмитрий посмотрел на Елену с нежностью.

– Да, я рассказала ей, как нашла тело Петра Алексеевича, а потом о тайнике. И о том, что мы с Митькой были у Дани тоже, – Елена обеими руками схватилась за горящие щеки.

– Про тайник я проболтался Коко, – признался Дмитрий. – Сразу после этого она фактически выгнала меня из квартиры и спешно куда-то засобиралась. Все узнав, Шура позвонила тебе ночью. Ты, конечно, промолчала про камень, но она не до конца поверила тебе, что тайник оказался пуст. Вариантов было всего два: либо сокровище вытащил я, либо ты. В первом случае требовалось обыскать мой дом, во втором, – ты совершенно точно должна была отвезти рубин Еропкину. Составляя план действий, они решили начать с беспомощного инвалида.

– И в этот раз Персиянцев уже не смог сдержать свою природную жестокость, – покачал головой Женька. – Ваш друг, Елена Николаевна, чудом остался жив.

– Я думаю, Персиянцев не ушел далеко от дачи Еропкина после того, как ничего не нашел в его доме. Ему нужно было проверить жилище второго подозреваемого, то есть меня, и я дал ему такую возможность. Скорее всего, он видел, что я отправился к Еропкину, а потому попробовал влезть в мой дом, но, обнаружив камеру, ушел.

– Оставалось обыскать только ваш дом, Елена Николаевна, – покачал головой Женька. – Для того чтобы сделать это без помех, Персиянцева уговорила вас вместе с сыном переехать к ней. Не хочу вас расстраивать, но по возвращении домой, вы найдете в своей квартире изрядный погром. Скажите, они могли в ходе обыска найти камень?

Елена покачала головой, закусив губу.

– Нет, разумеется, я не хранила его дома.

– Я так и думал, – Дмитрий вдруг засмеялся. – Лена, твой сын – гений! Тому, как он чувствует опасность, можно только позавидовать. Персиянцевы не нашли камень и тогда последовал звонок, отправивший тебя за ненужным лекарством. Им нужно было время, чтобы увезти куда-то Митю, а потом шантажировать тебя, требуя рубин Цезаря в обмен на жизнь сына. Но Митя сбежал, спутав им все планы.

– Благодаря тому, что ты взял забытый телефон и быстро принял решение, мой сын теперь в безопасности, – Елена подошла, погладила Дмитрия по щеке, и этот жест, очень ласковый и нежный, оказался настолько интимным, что брат, не отличавшийся особенной чувствительностью, невольно отвел глаза. – Дима, я никогда не смогу расплатиться за это. Никогда.

– Возьму натурой, – пообещал Дмитрий, и Женька снова засмущался. Ты подумай, какой скромняга!

– И что теперь? – Елена смотрела на Евгения Макарова во все глаза, – вы задержали Шуру и Саню? Они во всем признались?

– Вот тут-то и возникает коллизия, – помрачнел брат. – Все то, о чем мы с вами сейчас разговаривали, не больше, чем беллетристика. Брату и сестре Персиянцевым совершенно нечего предъявить. На месте преступления их никто не видел, отпечатков пальцев они не оставили. Досье в компьютере и вранье про отпуск к делу не пришьешь. Единственная надежда, что Еропкин придет в себя и опознает в Александре Персиянцеве человека, который его истязал. Но, когда это произойдет, мы не знаем, да и лицо он вполне мог жертве не показывать.

– Что же делать? – воскликнула Лена. – Понятно, что камень я вам отдам, а значит, его поиски станут бессмысленными, но вдруг Шура и Саня захотят отомстить? Я не смогу жить в постоянном страхе за Митьку. Кроме того, нельзя, чтобы убийство Петра Алексеевича и мучения Дани остались ненаказанными. Это неправильно! Нечестно!

– А вот о том, что делать, я и приехал с вами поговорить, – Женька загадочно улыбнулся, а Дмитрию внезапно стало холодно, несмотря на тридцатиградусную жару за окном. – Вы оба, конечно, не обязаны соглашаться, но вот что я хочу вам предложить.

Елена согласилась сразу, а Дмитрий, – немного поупиравшись. Конечно, он был уверен, что, скорее, даст себя убить, чем позволить, чтобы с головы Елены Бесединой упал хоть один волос, но риск все равно оставался риском. С его точки зрения, неприемлемым.

– Я не боюсь, – сказала Елена, подойдя близко-близко, а потом привстала на цыпочки и снова его поцеловала, да так, что он невольно задохнулся, хотя момент для этого был явно неподходящий. – Я уверена, что вы с Женей не дадите меня в обиду. Все будет хорошо, Дима. Я обещаю.

На то, чтобы обговорить детали, ушло еще минут пятнадцать. Вздохнув и задержав дыхание, Елена взяла телефон и набрала нужный номер. Дмитрий вдруг понял, что тоже перестал дышать. Ее звонок был выстрелом из стартового пистолета, и в последующем забеге мог победить, кто угодно, а нужно, чтобы он, только он.

– Шура, – сказала Лена свистящим шепотом, когда после первого же гудка Персиянцева взяла трубку, – Шурочка, ты только не ругайся, но я опять влипла в неприятности и мне нужна твоя помощь.

Из-за конспирации они с Женькой решили, что выводить разговор на громкую связь нельзя, поэтому сейчас слышали только то, что говорит Елена.

– Ты была права по поводу Дмитрия Макарова, ну, моего подрядчика. Шура, он привез нас с Митькой к себе в дом и не выпускает. Шура, дело в том, что я постеснялась сразу рассказать тебе правду. Понимаешь, я соврала, когда сказала, что в том тайнике, который был в печи в доме Яковлева, оказалось пусто. Я нашла там очень красивый кулон, – старинный, кажется, рубиновый, – и забрала, потому что была не в силах с ним расстаться. Шура, знаю, что я дура, но сначала я действовала, словно была под наркозом, а потом очень испугалась. Я спрятала камень, и не знала, что с ним делать, но, оказывается, этот человек, Макаров, искал его все это время.

Какое-то время Беседина молчала, потому что ее собеседница что-то говорила в трубке. Горячо. Быстро.

– Он, действительно, Штольцен. То есть потомок первого владельца дома. Сказал, что, какое-то время назад, изучая прошлое своей семьи, наткнулся на расследование частного детектива, которое было проведено по заказу Николая Яковлева. В нем было написано, что Александр Штольцен украл этот камень у сестры и спрятал в своем доме. Только никто не мог понять, где именно, поэтому рубин так и не нашли. А я обнаружила его совсем случайно. Но Макаров вычислил, что это я, и говорит, что не отпустит нас, пока я не скажу ему, где камень. Что? Они с Митькой запускают на улице змея. Мы тут в тюрьме, но внешне все выглядит благопристойно, чтобы Митька не испугался. Шур, ну куда я убегу, если рядом с ним мой сын? Я же Митьку тут не оставлю. Шур, придумай что-нибудь, а?

Снова небольшая пауза, во время которой Женька показал Елене поднятый большой палец. Держалась она, действительно, великолепно и говорила убедительно. Вот только Александра Персиянцева была умной, хитрой и абсолютно аморальной. Поверит ли? Придумывая эту комбинацию, его младший брат делал ставку именно на то, что один раз брат и сестра Персиянцевы уже столкнулись: поиск сокровища, кроме них, ведет еще и Петр Беспалов. О том, что рубин Цезаря спрятан в доме, знали представители трех семей. Беспаловы оказались потомками Балуевских, Персиянцевы – Яковлевых, а он, Дмитрий Макаров – Штольценов. Так почему бы и ему не охотиться за кулоном императрицы Екатерины? Это, по крайней мере, выглядело вполне логичным. Да, могло сработать.

– Шура, – снова заговорила тем временем Елена, – ну как ты думаешь, где может быть такая драгоценность? Не могла же я ее нигде оставить с риском, что кто-нибудь найдет! Со мной этот кулон, в потайном кармашке рюкзака. Конечно, я могу его отдать, но боюсь, что после этого нам с Митькой будет все равно угрожать опасность. Шура, я боюсь, вдруг он нас не отпустит? Думаю, что это Макаров убил Петра Алексеевича и напал на Даню. Шура, спаси меня, я обещаю, что всегда-всегда буду тебя слушаться! Что-нибудь придумаешь? Спасибо, Шурочка! Мы в Излуках, это недалеко от дома Дани. Знаешь? Хорошо. Ой, Шура, они идут в дом, я больше не могу говорить!

Она отключилась и вопросительно посмотрела на братьев Макаровых.

– Да, все правильно, все хорошо, Елена Николаевна, – сказал Женька. – Теперь остается только ждать, потому что я уверен: они придут за камнем.

– Они? Вдвоем? Но ведь вы сказали, что в прошлые разы Саня действовал один.

– Давай на ты, – предложил Женька. – Тем более что-то мне подсказывает: общаться мы теперь будем часто и неформально. В этот раз ему потребуется помощь. Возможно, он считает, что сможет справиться с Димкой один, – он нехорошо усмехнулся, потому что спортивную форму брата знал хорошо. – Но есть еще ты, и, как они считают, твой сын. Кто вас знает, как вы себя поведете, когда поймете, что Шуре нужна не ты, а камень? Так что они придут вдвоем.

– Может, повязать их прямо с порога? – спросил Дмитрий, понимая, что говорит глупость.

– Ага, и что им потом предъявишь? Эта самая Шура, позвав на подмогу брата, кинулась спасать подругу, которая сказала, что их с сыном держат в заложниках.

– То есть нам надо ждать, пока они начнут Лену убивать или пытать? – вдруг рассердился Дмитрий.

– Ты лучше убедись, что камеры включены, – Женька на его сердитый вид не обратил ни малейшего внимания. – Дим, ну я – профессионал! Да и в тебе больше, чем уверен. Не журись ты!

– А Шура ведь прокололась, – вмешалась в их разговор Елена. – Я специально не сказала ей адрес твоего дома, а она ответила, что знает, где он находится. Откуда она может это знать, если не собирала досье?

– Она – не спецагент, а обычный человек, просто очень плохой, – Женька пожал плечами. – Так, давайте еще раз проверим позиции. Ни при каком раскладе вы не выходите из этой комнаты. Я буду стоять за шторой, оружие у меня с собой. Ваша задача максимально раскрутить их на разговор и действия. Димкины камеры все запишут, в нужный момент я их остановлю, Димка мне поможет. Лена, постарайся не подходить ни к кому из Персиянцевых и не оказываться между ними и мной. Задача понятна?

День тянулся своим чередом, перейдя в такой же томительный, наполненный ожиданием вечер. Нарезав бутербродов, все трое быстро перекусили и затаились в большой гостиной, проникнуть в которую можно было из коридора, а еще через раздвижные двери, ведущие на террасу. Камеры, обычно отключенные, когда Дмитрий был дома, сейчас простреливали весь дом, двор, а заодно и улицу, поэтому можно было не сомневаться в том, что визита гостей они не пропустят. И, тем не менее, это чуть не произошло.

Как рассказал Женька, регулярно получающий информацию от коллег, продолжающих пробивать брата и сестру по всевозможным базам, Александр Персиянцев служил в спецназе, и уже после этого получил специальность врача, причем военного. У него была хорошая подготовка, поэтому к дому Макарова-старшего они подобрались не с улицы, а со стороны соседей, причем умудрившись не попасть ни на одну уличную камеру.

Если бы нервы Дмитрия не были так напряжены, то, пожалуй, он мог бы и не услышать тихого шороха, с которым кто-то поднимался на террасу второго этажа. Женька уловил его тоже и моментально встал на отведенное ему в этом спектакле место за тяжелой шторой, держа на изготовку пистолет. Лена сидела в кресле, якобы рассматривая альбом с репродукциями. Обманчиво расслабленный Дмитрий стоял у камина. В самый последний момент перед тем, как резко разъехались выходящие на террасу двери, он услышал и тихие шаги по лестнице. Ну да, их двое, и появиться они решили с разных сторон. На часах половина одиннадцатого. Да, так они с Женькой все примерно и рассчитали. Понять бы еще, кто где?

Впрочем, ответ на этот вопрос, был самым легким. В балконных дверях стояла Шура Персиянцева. Высокая, гибкая, натянутая как тетива, одетая в спортивный костюм, с волосами, собранными в хвост, она напоминала воинственную амазонку, отправившуюся на охоту. Вот только в руках у нее был пистолет.

– Тихо, – сказала она, переступив порог и направив пистолет в голову Дмитрию. – Сразу предупреждаю, что у меня разряд по стрельбе. Не шевелись.

– Шурочка! – Елена вскочила с дивана, лицо ее выражало радость при виде пришедшей на помощь подруги. – Как хорошо, что ты за мной пришла!

В дверном проеме материализовалась вторая фигура: такая же высокая, затянутая в черное, с охотничьим ножом в руках. Вот с каким оружием Персиянцев издевался над несчастным Еропкиным.

– Саня! – повернулась к нему Елена. Бесстрашная девка, совершенно бесстрашная. И ведь знает, что эти двое пришли совсем не спасать ее, а держится так, словно рада их видеть.

– Стой, где стоишь, – металлическим голосом сказала Шура и переместилась поближе к Дмитрию. – Оба стойте там, где сейчас, иначе я выстрелю. Саня!

Ее брат дошел до кресла и рывком вытащил из него Елену.

– Где рубин?

– Что?

– Где рубин? Третий раз задавать вопрос не буду. Ты сказала, что в рюкзаке, где он?

Рюкзак был в прихожей, это они не продумали, но тащиться за ним нельзя. Женька запретил выходить из комнаты.

– Шура, Саня, вы чего? – плачущим голосом спросила Елена. – Рюкзак у Митьки, в спальне наверху. Он спит уже.

– Сходи, приведи мальчишку и принеси рюкзак, – все тем же бесцветным голосом скомандовала Шура. – Сань, проводи ее.

Персиянцев ловким захватом прижал Елену к себе и приставил к ее шее нож.

– Давай, сучка, передвигай ногами.

Вечер переставал быть томным. Дмитрий дернулся, но Шура тут же выстрелила, попав к каминную полку. Кусок отколовшегося мрамора больно оцарапал ему щеку. Пистолет у нее был с глушителем, так что шума она совершенно не боялась.

– Следующий выстрел будет в голову, – сказала она.

– Ты же все равно меня убьешь, – Дмитрий стоял смирно, нащупывая рукой тяжелое основание стоящего на каминной полке канделябра. Когда-то он купил эту штуку в Испании за бешеные деньги и тащил в ручной клади, хотя весила она изрядно. – Я правильно понимаю, что завтра моя домработница должна найти два хладных трупа?

– Умный, – с ненавистью сказала Шура. – Конечно, мы обоих убьем, потому что оставлять вас в живых нельзя. Просто можно умереть легко и сразу, как Беспалов. А можно, мучаясь и истекая кровью, как этот твой, Ленка, убогий безногий урод.

– Даня жив.

– Да и пес с ним! Может, еще подохнет. И вы сдохнете оба, но сначала отдадите камень. Саня, отведи ее наверх.

Видимо, Евгений Макаров решил, что на камерах записано уже достаточно. Выстрел, прозвучавший из-за шторы, был внезапным и громким. На пистолете Женьки глушителя не было. Он выбил оружие из рук Шуры, и женщина с тонким воем опустилась на колени, прижимая к груди простреленную руку. Ее брат начал поворачиваться в сторону, откуда шла неведомая угроза. Лену он по-прежнему прижимал к себе, но в этот момент Дмитрий оторвал канделябр от каминной полки, прыгнул и со всего размаху опустил его на голову незваного гостя. Тот как подкошенный рухнул к его ногам, и уже в следующий момент Дмитрий прижимал к груди голову Елены Бесединой, хвала небесам, целой и невредимой.

Женька отпихнул ногой чужой пистолет на другой конец комнаты, чтобы Шура не могла до него добраться, и отстегнул от пояса наручники.

– И кого из вас паковать первым? – спросил он у Персиянцевой. Та негромко ругалась сквозь зубы. – Дим, ты присмотри за своим клиентом, пока я на девушку браслеты надену. Вдруг он прыткий окажется, а начинать по новой все это представление, ей-богу, лень.

– Не окажется, – сообщил Дмитрий, бросив взгляд на Александра Персиянцева, лежащего на полу без сознания с закатившимися зрачками. – Глубокое сотрясение мозга у клиента, если трещины в черепе нет. Жаль, если нет, кстати. За то, что он сделал с Даней, это еще слабое наказание.

– Ну, за то, что он сделал с Еропкиным, а также с Беспаловым наказание будет адекватное, – пообещал ему младший брат. – И у девушки тоже. Вы ведь это понимаете, правда, девушка?

Шура молчала, зыркая исподлобья очень темными, практически черными глазами. Спустя полтора часа все было позади. Приехала и уехала вызванная Женькой опергруппа, увезли Персиянцевых, изъяли записи с камер, подробно записали показания, отбыл, наконец, домой брат, напоследок подняв большой палец, что с детства означало у него высшую степень одобрения, и Дмитрий, наконец, остался с Еленой наедине.

Она стояла перед выходом на террасу, печально глядя через стекло на купающийся в белой ночи двор.

– Устала? – спросил Дмитрий, обнимая ее за плечи.

– Нет. Да. Не знаю, – глухо ответила она, повернулась и снова уткнулась лицом ему в грудь. – У меня странное ощущение, не знаю, как объяснить.

– А ты попробуй.

– Такое чувство, что вся моя предыдущая, понятная и упорядоченная жизнь кончилась. У меня был большой проект, был работодатель, которого я уважала и ценила, были друзья, и я считала их благословением небес. А теперь ничего этого нет. Петр Алексеевич убит, а продолжать реставрацию без надежды найти рубин Галина точно не будет. Шура и Саня – преступники, и даже благородными разбойниками их не назвать. Обычные искатели приключений, превратившиеся в убийц. Бывший муж собирается во второй раз жениться и стать отцом не только Митьке.

Дмитрий отстранился и внимательно посмотрел ей в лицо. Оно было грустное, даже убитое.

– Я не понял, – медленно сказал он, – ты из-за бывшего мужа расстраиваешься, что ли?

– Да бог с ним, – Елена вздохнула, – пусть будет счастлив. Ничего мне от него не надо, причем давно. Вот только меньше, чем за неделю, разрушилось все, что составляло мою жизнь. И что будет в ней дальше? Как?

– Как-нибудь будет, ведь так не бывает, чтобы никак не было, – процитировал Дмитрий. – Это бравый солдат Швейк сказал. Лен, сейчас в тебе говорит усталость, а еще страх, который из тебя выходит. Но уже утром все будет выглядеть совсем по-другому. Новая жизнь обязательно начнется, я знаю.

– И окажется лучше старой? – она неотрывно смотрела ему в лицо, словно требовала ответа.

– Рано или поздно – обязательно, – твердо сказал Дмитрий и снова ее поцеловал.

Отчего-то ему казалось, что поцелуи – гораздо лучшее средство утешения, чем слова. Спустя мгновение, он уже и сам не помнил ни о каком терапевтическом эффекте, – только о бушующем в крови желании, которое, казалось, невозможно утолить никогда. Женщина, которую он целовал, отвечала ему так яростно, что можно было не сомневаться: она испытывает то же самое.

На этот раз они дотянули до спальни и до кровати, хотя Дмитрий не помнил, как именно они оказались на втором этаже. Он вообще мало что понимал, кроме того, что их сплетенные тела стали единым целым – теперь навсегда. Кажется, в науке это называется «сиамские близнецы». Глупая мысль мелькнула и тут же ушла, потому что думать было некогда, – только чувствовать. Гладкость кожи, шелковистость волос, мягкость губ, податливость тела, запах любви, которую нельзя было перепутать с вожделением. Все казавшееся совсем недавно сложным, вдруг в одночасье стало простым. Дмитрий чувствовал себя так, словно только что в уме решил трансцендентное уравнение.

Уснули они часа в три ночи, и вот он проснулся в привычную половину седьмого утра и лежал, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить спавшую в его постели (невиданное дело) женщину. При одном только взгляде на ее голову с разметавшимися по подушке волосами он почувствовал себя готовым к новым физическим упражнениям. Да уж, заснуть снова точно не получится, но и будить его Елену Прекрасную тоже не надо.

Аккуратно выбравшись из кровати и кляня себя последними словами за то, что больше всего ему хочется сорвать с нее одеяло и покрыть поцелуями всю, от головы до пяток, Дмитрий скатился на первый этаж. Он принял душ в гостевой ванной комнате, подставляя тело под струи ледяной воды, чтобы хоть ненадолго заглушить снедавший его страстный голод, и побрел на кухню готовить завтрак. Себе и своей женщине. Какое все-таки странное, непривычное и восхитительное чувство!

Елена проснулась в районе девяти, когда он уже весь изнемог от одиночества. Раньше возможность остаться в своем доме одному он расценивал как благословение, и никогда ему не бывало тут скучно. Спустилась она, завернутая в простыню, и на какое-то время они снова выпали из реальности – обоим стало не до разговоров и уж, тем более, завтрака. Как все-таки здорово, что он согласился на предложение дизайнера соорудить кухонный остров! К десяти утра им все-таки удалось поесть и придать мыслям некоторое подобие стройности.

– Рубин Цезаря, – сказал Дмитрий, – ты ведь мне его покажешь? Не говоря уже о том, что сегодня надо бы отдать моему брату как вещдок.

– Поехали забирать Митьку, – в ответ попросила она. – И Помпона тоже.

Наличие в его новой жизни двенадцатилетнего пацана и собаки означало, что отрываться от тела Елены Бесединой все-таки придется. Ах, да, еще же и работа! При этой мысли Дмитрий немного приуныл, но потом представил долгие летние ночи и снова оживился. Хвала небесам, дом у него большой, и уж по ночам они точно будут оставаться в спальне наедине! А день как-нибудь можно пережить. Наверное.

– Поехали, – сказал он. – Познакомлю тебя со своей мамой. Не бойся, она тебе понравится.

Елена посмотрела на него непонимающе и легко вскочила со стула. Дмитрий понял, что она совершенно точно не боится. Когда они приехали, мама тоже бросила на Елену всего один взгляд и легонько кивнула, словно отвечая себе на какой-то внутренний вопрос.

– Екатерина Александровна, – представилась она. – А вы, должно быть, Лена.

– Да, спасибо, что присмотрели за Митей.

– У вас чудесный сын, – заверила Елену мама. – Впрочем, иначе и быть не могло. С таким-то именем! Как мать Дмитрия, я в этом уверена. Сынок, что ты застыл столбом, дойди до кухни, скажи Наташе, чтобы накрывала к чаю. А мы тут с Леной немного посекретничаем.

– Мама…

– Иди.

Почему-то Дмитрий совершенно не волновался, оставляя двух главных в своей жизни женщин наедине. Он был уверен, что они поладят. Чуть замешкавшись в коридоре, потому что у ног ластился бросившийся к нему Помпон, он невольно услышал начало их разговора, хотя терпеть не мог подслушивать.

– Я рада, что мой сын оказался готов изменить простым решениям. Знала, что когда-нибудь это произойдет. В том, что вам с ним будет непросто, я не сомневаюсь, но в том, что вы справитесь, тоже.

– Я никогда не боялась сложностей, – судя по голосу, Елена улыбалась.

– Вы – нет, сразу видно. Это Димка убедил себя в том, что они ему ни к чему. Очень больно обжегся, много лет назад влюбившись в слишком сложную женщину. Она была замужем, не совсем уравновешенна психически, если можно так сказать, и изрядно измучила его перед тем, как окончательно бросить.

– Екатерина Александровна, мне неудобно вас перебивать, но мне это неинтересно. Я не собираюсь бросать вашего сына, и готова выслушать все, что он сочтет нужным рассказать о себе, только от него самого. Я не очень невежлива?

– Ты прекрасна, моя девочка, – теперь улыбалась мама. – Пойдем пить чай.

Дмитрий, которого вот-вот должны были застигнуть за подслушиванием, присел, погрузив пальцы в шелковистую шерсть Помпона. Довольный пес плюхнулся на спину, доверчиво подставляя под ладони розовое пузо. Надетая на него непромокаемая шлейка на груди имела какое-то утолщение. Ах да, GPS-навигатор, позволяющий найти собаку, если она потеряется. Мудрое решение.

В коридоре появилась Елена, присела рядом и потянула за невидимый замочек, вшитый в том месте, куда был вставлен навигатор. Внутри оказался довольно вместительный кармашек.

– Это Даня придумал, – сказала она Дмитрию, с интересом следившему за ее манипуляциями. – Заказал и сделал в тот день, когда мы с Митькой приехали к нему на дачу. Я была вынуждена согласиться, что лучшего места для тайника не придумать.

Дмитрий тупо смотрел, как она достает что-то из кармашка, оказавшегося, по воле талантливого Дани Еропкина, тайником. Перед глазами мелькнула красноватая виноградная гроздь, словно напоенная солнцем и теплом, золотые усики и покрытые эмалью листочки. Елена протянула ладонь, на которой лежал довольно крупный и очень красивый кулон. И тут Дмитрий понял. На изящной, очень красивой и нежной женской ладони лежал рубин Цезаря.