Глава восьмая

Побывав у Дани в больнице, Лена немного успокоилась. Конечно, состояние ее друга оставалось стабильно тяжелым, он был помещен в реанимацию и по-прежнему находился без сознания, однако прогноз врачи давали сдержанно оптимистичный. Кроме того, когда Лена уже уходила, закупив в аптеке внизу памперсы, пеленки и средства ухода за лежачими больными, а также получив заверения дежурных медсестер, что больше ничего не требуется, она обнаружила выставленный у Даниной палаты полицейский пост. Что ж, преступник, кто бы он ни был, сюда точно не проникнет.

Чувство вины, поселившееся внутри с того момента, как она узнала, что с Даней приключилась беда, не проходило. Лена точно знала, что именно искали в доме у Еропкина – рубин Цезаря. Если предположить, что его нашла и забрала из тайника именно она, Елена Беседина, то нетрудно было догадаться, куда именно она его отвезет. Разумеется, к знакомому высококлассному ювелиру.

Получается, преступник довольно хорошо знал Лену, а также круг ее общения, и это немного пугало. Судя по Даниным ранам, место, где сейчас хранился рубин Цезаря, он не раскрыл даже под пытками. В его стойкости и готовности отдать жизнь за ее безопасность Лена была уверена. И чувствовала себя виноватой в том, что невольно подставила Даню, который готов был умереть, но не раскрыть ее тайну.

Помимо снедающего ее чувства вины, она, разумеется, испытывала еще и тревогу – предугадать следующий ход бессердечного негодяя было нетрудно. Не найдя рубин в доме у Еропкина, он должен проверить квартиры других причастных к обнаружению тайника, то есть Дмитрия Макарова и ее самой.

В том, что с ней могла случиться беда, винить было некого. Лена сама утащила камень из дома Яковлева и приняла решение не говорить об этом полиции, а потому и ответственность за это несла сама. По этому принципу она жила всю сознательную жизнь, и нарушать его сейчас, пусть и в минуту опасности, не собиралась.

Но дома был Митя, при этом он почти на весь день оставался один, когда Лена уезжала на работу. Ей было страшно представить, что может произойти, если неведомый преступник решит обыскать квартиру и обнаружит в ней двенадцатилетнего мальчика с собакой. Значит, Митьку нужно под любым предлогом на время удалить из квартиры. Например, оставить на ближайшую неделю у отца.

Оставался еще Дмитрий Макаров, которого, по-хорошему, нужно было предупредить о возможных неприятностях, но, подумав, Лена решила пока ни о чем ему не говорить. Ее новый коллега был взрослым человеком, не производящим впечатление тугодума. Лена была уверена, что надвигающиеся проблемы он почувствовал, что называется, спинным мозгом и надлежащие меры безопасности принял. Немного успокоившись, она села в машину и набрала номер сына.

– Митька, – сказала она, когда мальчик взял трубку, – а как ты смотришь на то, чтобы эту неделю пожить у папы? У меня тут на работе полный атас. Да еще Даня попал в больницу, мне придется каждый день к нему ездить, не хотелось бы, чтобы ты чувствовал себя одиноким. Спроси у папы, не против ли он, чтобы я привезла к вам еще и Помпона?

– Мам, забери меня домой, – напряженным голосом попросил вдруг Митька, и Лена от удивления икнула, потому что ее сын всегда прекрасно ладил с отцом. Или Костя новую пассию себе завел?

– Мить, – осторожно спросила она, – ты не хочешь остаться у папы? Что-то случилось?

– Мам, вы, конечно, у меня оба странные. Ты полночи не спишь, с Даней о чем-то шушукаешься, а теперь говоришь, что он в больнице. Мецената твоего убили, да еще и ты труп нашла. Но к твоим странностям я как-то привык. Поэтому лучше с тобой поживу. И одиноким я себя не чувствую никогда, можно подумать, ты не знаешь!

То, что Митька разговаривает с ней, как будто взрослый в их паре он, а она неразумная маленькая девочка, все время творящая глупости, Лене показалось умильным. Однако важно сейчас было не то, что сын все понимает и вообще как-то быстро вырос.

– Митя, а в чем папина странность, я не поняла? – сказала она, потому что не один Дмитрий Макаров мастерски умел вычленять в любом разговоре главное. Черт, и почему сейчас она снова его вспомнила?

– Мам, его полдня не было дома, хотя еще утром у нас с ним были вполне понятные планы. Я, конечно, понимаю, что из-за работы можно сорваться на несколько часов, и не требую, чтобы со мной возились как с маленьким. Но, мама, – в этом месте сын понизил голос, – папа вернулся домой весь в крови.

– Что-о-о-о?

– У него были все руки в крови, и штаны, и рубашка, и кроссовки. Он уже полчаса из ванны не выходит, отмывается. А кроссовки так и стоят в прихожей, под ними уже лужа натекла. Мама, я боюсь! Пожалуйста, приезжай! Надо посмотреть, вдруг он ранен, и ему нужна помощь.

Внутри у Лены черти отплясывали джигу.

– Я не думаю, что он ранен, – медленно сказала она. – Мне кажется, это не его кровь. Но ты прав, Мить, я сейчас же приеду и заберу тебя.

До дома бывшего мужа она долетела за считанные минуты. Костя, который никогда не считал, что Лена занимается чем-то стоящим, вчера выспрашивал про ее работу. При этом она сказала, что они с сыном в гостях у Дани, а потому вычислить, зачем именно она приехала к старому другу, бывший муж вполне мог. Как и приехать ночью к Еропкину, чтобы попытаться найти проклятый турмалин, а не найдя, устроить пытки инвалида, который даже сопротивляться по-настоящему не в состоянии.

На этой мысли Лену сильно затошнило, и она испугалась, что сейчас испачкает салон машины, да и Митьку будет не забрать. Тот Костя, которого она знала, с которым прожила несколько лет, не мог изрезать живого человека. Или все-таки мог? Лена вспомнила, как однажды, всего один раз, но муж ударил ее кулаком в лицо, чудом не сломав нос. Даня тогда потребовал, чтобы она собрала его вещи и выставила Костю из квартиры ее родителей и из своей жизни. Она сомневалась, – не хотела, чтобы Митька рос без отца. Но Даня жестко сказал, что мужчина, единожды опустившийся до того, чтобы ударить женщину, обязательно сделает это снова.

Она позвонила сыну, когда приехала во двор Костиного дома, и велела спускаться. Видеть мужа и слушать, как он будет врать, не хотелось. Спустя три минуты сын открыл дверь машины и с облегчением залез на пассажирское сиденье, сосредоточенно пристегивая ремень безопасности.

– Ну, что там с папой?

– Он цел. Вышел из ванной, ни одной царапины. Так что с ним все в порядке. Я спросил, что случилось, но он буркнул: это не мое дело. Тогда я сказал, что ты меня сейчас заберешь. И знаешь, мне показалось, что он даже обрадовался.

Пожалуй, Лена понимала, почему.

– Ладно, сын, – сказала она и тронула машину с места. – Поехали домой. К нам сейчас Шура придет, и мы вместе с ней обязательно придумаем, что делать дальше.

– С чем именно? – Митька действительно был уже взрослым, по крайней мере, интонации считывал на раз. – Мам, у тебя неприятности? Как у папы? Я вам обоим мешаю с этим разбираться?

– Ну что ты, сыночек, – Лена, не отводя глаз от дороги, потрепала сына по голове. – Ты мне никогда не мешаешь. А неприятности у меня, конечно, есть. Только к папиным они отношения не имеют. Мы с ним сами по себе. Не волнуйся, со своими я обязательно разберусь.

У подъезда на лавочке сидела Шура, как всегда, невообразимо прекрасная.

– Беседина! – закричала она, вспугивая голубей и проходящую мимо старушку. – Где тебя носит, я не понимаю? Мы же договаривались на четыре часа!

– А уже четыре? И разве мы договаривались на конкретное время? – вяло возразила Лена, обнимая подругу.

– Нет, ну в Москве я приземлилась в половине седьмого, выехала из аэропорта в начале восьмого. Как ты думаешь, сколько мне было нужно времени, чтобы доехать до родного города, распаковать вещи, принять душ и помчаться к тебе? Ты чего такая бледная, Беседина? Митька, привет!

– Привет, Шур. – От торнадо, производимого маминой подругой, сын немного уставал.

– Так, пошли в квартиру, – распорядилась Лена. – Там я тебе все расскажу.

– Нет, ты скажи, что-то еще случилось? – не на шутку переполошилась Шура. – Я ж как чувствовала, что нельзя тебя без присмотра оставлять!

– Даня в больнице.

– Этот твой безногий инвалид? – душевной чуткости в Шуре Персиянцевой было немного, но, надо признать, цинизм ей шел, как севший идеально по фигуре костюм, подчеркивавший остальные достоинства. – И что с ним случилось?

Лена глазами показала на Митьку. Рассказывать при сыне о муках, которые вытерпел Даня, было совершенно невозможно. Шура моргнула, что поняла. Поднявшись в квартиру, Лена быстро накрыла на стол, дождалась, пока Митька поест, выслушала за это время подробный отчет о Шуриной поездке в Сочи, в очередной раз оценив прекрасный слог подруги.

Рассказывала Шура вкусно и сочно, поскольку обладала чувством юмора и острым языком, не скупясь на острые комментарии. Если бы Лена не была взволнована и расстроена, то она бы уже хохотала вовсю над описанием соседей по гостинице, таксистов, готовых возить прекрасную Шуру бесплатно, торговца разливным вином и продавцов персиков. Но сегодня Лене было несмешно, поэтому время от времени она лишь выдавливала из себя вежливую улыбку, погруженная в тревожные мысли.

Наконец, Митька ушел в свою комнату. Лена плотно притворила кухонную дверь и быстро рассказала подруге о сработавшей с утра тревожной кнопке, отправленном на спасение Дани Дмитрии Макарове и той печальной картине, которую застала в Излуках она сама.

– Ужас какой, – Шурину смешливость как рукой сняло. – Это кем же надо быть, чтобы резать живого человека? Беседина, а ты вообще понимаешь, что именно у него пытались узнать?

Лена открыла рот, чтобы рассказать подруге о найденном рубине Цезаря и тут же снова его закрыла. Объяснить, почему она вообще забрала камень, рациональной и правильной подруге она ни за что бы не смогла. Ее поступок Шура наверняка сочла бы идиотизмом. Собственно говоря, именно этим он и являлся. В решении втянуть в эту историю Даню тоже не было ничего хорошего.

Вина перед другом к вечеру разрослась в Елене так сильно, что в легких фактически не осталось места для воздуха. Услышать, что она чуть не убила Даню, из уст Шуры Лене было невыносимо. Да и обсуждать историю камня, оказавшегося турмалином, и совпадение этого факта с названием фирмы Макарова, ей сейчас тоже не хотелось. Позже. Она обязательно расскажет все Шуре позже. Правда, и врать подруге тоже неправильно. Шура этого не заслуживала.

– У меня есть две версии, – сказала Лена уклончиво. – Во-первых, Даня – ювелир, а потому преступники, знающие, что он живет один и работает с драгоценными металлами и камнями, могли давно решить его обокрасть. Во-вторых, если учесть, что в доме Яковлева был найден тайник, то убийца Беспалова, явно охотящийся за чем-то ценным, мог решить, будто это у меня. А я, в свою очередь, отвезла это Дане.

– Почему Дане? – не поняла Шура.

– Тайник совсем маленький, то, что могло в нем лежать, явно тоже невелико по размерам. Например, бриллиантовое кольцо или старинные серьги. Если бы я их нашла, то могла бы отправиться к Дане именно потому, что он – ювелир.

– А ты что-то нашла? – деловито уточнила Шура.

– Да ничего я не находила, – Лена в этот момент испытывала такое отвращение к самой себе, что ее снова затошнило. – Я же тебе утром говорила: тайник оказался пуст. В нем лежала коробка из-под леденцов. Не было в ней никакого кольца или серег. Но преступник же об этом не знает! Он-то думает: там что-то было.

– Слушай, ты совсем юродивая или прикидываешься? – в голосе Шуры звучала откровенная злость. – Не понимаешь: если ты права, то тебе угрожает опасность? Из-за того, что лежало в этом тайнике, уже убили двух человек…

– Даня жив! – возмутилась Лена. – И состояние у него стабильное. Так врачи говорят.

– Да какая разница? Не добили дома, доберутся в больнице.

– Не добьют, у палаты полицейский пост выставили. Так что за Даню теперь можно не волноваться.

– Да мне и в голову бы не пришло за него волноваться, – Шура практически кричала, но так как делала это шепотом, чтобы не напугать Митю, то получалось не страшно, а немного смешно. – Положить мне на него прибор четыре раза! Я за тебя, дуру, переживаю. А если кто-то из твоей спины начнет ремни вырезать? Или из Митькиной? – она кивнула на закрытую дверь.

– Да не пугай ты меня, – Лена тоже начала сердиться, – мне и самой страшно. – Шура, я не виновата, что оказалась втянута в эту историю. Совершенно очевидно, что Беспалов тоже искал этот… предмет. Просто он не знал про знак Палеологов, а потому не ведал, где именно искать. А преступник знал, просто не успел. И из этого можно сделать только один вывод.

– Какой? – в голосе Шуры слышался неподдельный интерес.

– К информации о том, что где-то в старинном особняке спрятано сокровище, они пришли разными путями. То есть получили ее из разных источников.

– Понять бы еще, где это самое сокровище сейчас, – заметила Шура. – Глядишь, эта жуткая история, наконец, закончилась бы.

– Рано или поздно все заканчивается, – пожала плечами Лена. – Я уверена, что полиция во всем разберется. А Даня, когда придет в себя, им поможет.

– В твоей вере в полицию есть что-то трогательное, – Шура плеснула в бокал красного вина из пузатой бутылки, которую принесла с собой. – Ничего они не умеют, и никого никогда не найдут. Так что ты, Беседина, лучше подумай, не пожить ли вам с Митей какое-то время у меня. В своей квартире тебе оставаться явно небезопасно.

– Шур, но мы будем тебя стеснять? – запротестовала Лена, понимая, что делает это, скорее, из приличия. Перспектива провести ночь в своей квартире пугала ее до дрожи. – Кроме того, у меня же еще Помпон.

– Твой Помпон прекрасно жил у меня, пока ты осенью болела. Он, правда, так и не простил медицинские манипуляции, связанные с изгнанием паразитов, но ничего, перетопчется. Ты меня не стеснишь ни капли, а Митьку, может, к твоему благоверному отправить?

– Ой, Шур, к Косте нельзя, – торопливо сказала Лена. – Понимаешь, это звучит ужасно глупо, но, кажется, он может иметь отношение к нападению на Даню.

И она рассказала подруге, как Митька застал вернувшегося домой отца в крови.

– Час от часу не легче, – пробормотала Шура. – Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Вот что, Беседина, прямо сейчас собирайтесь и поехали ко мне.

Собиралась Лена недолго. Запасное белье, несколько чистых футболок себе и сыну, зарядка для телефона, ноутбук с рабочими материалами, косметичка, – хотя зачем она в такую жару? – пакет с кормом для Помпона, его любимая игрушка и миски. Все. Шура за сборами подруги наблюдала иронически, но молча.

– Ты точно ничего не забыла? – спросила она, глядя на два рюкзака, Ленин и Митькин, да пакет с собачьими «приблудами».

– Точно. Лето же, не зима, свитер не понадобится. Заехать домой всегда можно, да и не думаю я, что мы надолго у тебя загостимся. Шур, я твою иронию по отношению к полиции не разделяю и уверена, что они во всем разберутся.

– Дай бог, дай бог. Поехали.

Митька к необходимости какое-то время пожить у Шуры отнесся как к приключению. К счастью, происходящая вокруг неразбериха никакой тревожности у него не вызвала. Ну, и хорошо. Не хотелось бы после того, как эта история закончится, к детскому психологу ходить. И ко взрослому, впрочем, тоже.

Лена была уверена, что после сегодняшнего дня, выдавшегося столь напряженным, точно не заснет, но провалилась в небытие сразу же, как только голова коснулась подушки на расстеленном Шурой диване. Когда она проснулась, с кухни уже доносились звонкие голоса Шуры и Митьки, которые завтракали, не будя ее. Рядом с диваном лежал только унылый Помпон, чья нелюбовь к Шуре была так велика, что не пересиливалась даже ароматом свежих сырников, до которых пес был охоч. Шлепая босыми ногами по теплому полу, Лена приплелась на кухню. Помпон радостно пошел за ней.

– Что, противная собака, – шутливо обратилась к нему Шура, – не торгуешь принципами? Мамку дождался? Доброе утро, Ленок.

– И вам доброе, – откликнулась Лена и поцеловала сына во вкусно пахнущую макушку. – Мить, ты Помпона вывел?

– Конечно, мам, – с легкой укоризной сказал сын. – Правда, Шура запретила уходить из двора и, кажется, всю прогулку наблюдала за мной в окно.

– Я на всякий случай, – вскинулась Персиянцева. – Береженого, как говорится, бог бережет. Лен, ты мне лучше скажи, как мы Митьку одного дома оставим? Тебе ведь на работу?

– Конечно, на работу, – согласилась Лена, наливая кофе из стоящей на плите турки. – Сегодня бригада на дом выходит и материалы завозят, я никак не могу день пропустить. А ты? Ты ведь в отпуске.

– Отпуск, конечно, дело святое, но у меня на сегодня две консультации и одна операция, – сообщила Шура. – Прошлую неделю я изволила быть в отъезде, так что мои лохматые пациенты и так с трудом меня дождались. На приеме, конечно, обойдутся, но часов до двух я точно буду занята.

– Что я один не побуду? – изумился Митька. – В комп можно игру скачать, Шур?

– Можно, конечно.

– Ну, вот. Поиграю, английским позанимаюсь, снова поиграю, потом с Помпоном в парк сходим.

– Нет! – хором воскликнули Лена и Шура. – Из дома не выходи.

– Ладно. Хотя вы какие-то странные.

– Мить, я постараюсь до обеда сделать все наиболее важное, а потом приеду, – сказала Лена. – Или Шура вернется, это мы с ней по телефону решим. Ты до этого времени не выходи никуда, пожалуйста. И если папа позвонит, никуда с ним не езди. Ладно?

– В больницу заедешь? – спросила Шура.

– По обстоятельствам. С самого утра позвоню. Если Дане лучше, то, конечно, поеду к нему, а если нет, – голос Лены дрогнул, – то смысла в этом не будет никакого.

Шура сочувственно погладила ее по плечу, и Лена благодарно улыбнулась.

– Ладно, я побежала, – Шура сунула чашку в раковину и выскочила из кухни, – Ленка, не дрейфь, будем на телефоне, Митька, из дому ни шагу!

Словно ураган пронесся по комнатам, хлопнула входная дверь и все стихло. Помпон тявкнул из-под стола, выпрашивая сырник. Теперь, когда Шура ушла, он явно почувствовал себя вольготнее. Лене стало смешно.

– Ладно, сынок, – сказала она и сунула собаке половину сырника, отправив вторую себе в рот и залпом допивая кофе. – Я тоже ухожу. Пожалуйста, никому не открывай и, если произойдет что-то странное, сразу звони. Хорошо?

– Хорошо, – покладисто согласился сын, – мам, у вас с Шурой шпиономания?

– Мы с Шурой давно живем, а потому знаем, что лучше перестраховаться, чем потом кусать локти. С Петром Алексеевичем беда и с Даней тоже. Мы с Шурой не хотим, чтобы она приключилась с тобой. Поэтому обещай мне, что сделаешь так, как я сказала. И за Помпоном приглядывай, хорошо?

– Можешь на меня положиться, – солидно сказал сын. – Мы с Помпоном тебя не подведем.

* * *

С утра Дмитрий собирался на объект, куда должны были завезти первые материалы, однако неожиданный звонок вдовы заказчику спутал все его планы.

– Дмитрий Михайлович, это Галина Беспалова, – услышал он, приняв звонок с незанесенного в адресную книгу номера и удивился, не очень понимая, почему эта женщина может ему звонить.

– Здравствуйте, Галина Леонидовна, – вежливо ответил он, не выдав своего недоумения.

– Вы сказали, что я могу к вам обратиться, если мне будет нужна помощь. Полицейские дали разрешение на похороны, я хочу, чтобы они состоялись послезавтра, то есть в среду. Не могли бы вы помочь с организацией? Конечно, у меня есть друзья, но, как выяснилось, в такую скорбную минуту рассчитывать особенно не на кого. Все, разумеется, готовы прийти на прощание, но в организационных моментах мне нужна помощь.

Дмитрий вздохнул, потому что заниматься похоронами искренне не любил. Более того, ненавидел. Впрочем, у него в фирме были толковые помощники, на которых можно было повесить любую рутину, так что он тут же воспрял духом. Если он не согласится, то вдова привлечет Елену Беседину. Та то точно отказаться не сможет, а ей в последние дни и так забот хватает.

– Я собираюсь на работу, по дороге готов заехать к вам, чтобы все обсудить, – сказал он, мимолетно огорчившись, что визит в дом Яковлева, точнее, возможность увидеть там Беседину откладывается.

– Спасибо, Дмитрий Михайлович, я буду вас ждать.

Он не успел выйти из дома, как телефон зазвонил вновь. На этот раз это оказалась Коко. Дмитрий снова вздохнул.

– Доброе утро, Кать, – сказал он.

– Димочка, а ты когда ко мне приедешь? – услышал он сладкий, как патока, голос и скривился, словно от сладкого у него заболели все зубы разом.

– Кать, так мы же вроде договорились, что я больше к тебе не приду.

– Мы не догова-аривались. Ты был не в настроении, я понимаю. И не сержусь.

– Это хорошо, что ты не сердишься, но я и сейчас не в настроении, Кать. И никогда уже в нем не буду. Прости, но давай поставим на этом точку.

– Ди-и-им, – капризно протянул голос, – ну что ты такое говори-ишь. Ну, я же тебя люблю-у-у-у.

– Что ты меня? – Дмитрий не выдержал и звонко расхохотался. Он похлопал себя по карманам, проверяя бумажник и ключи от машины, вышел из дома, запер его и придирчиво проверил дверь. В такие времена живем, что это явно нелишнее. – Кать, ну, не позорься, ей-богу. Чего тебе надо-то? Денег? Давай переведу, только имей в виду, что это в последний раз.

– Мне не нужны деньги, – тихо сказала Коко. Голос у нее неуловимо изменился, как будто она собиралась заплакать. – Дим, мне, правда, надо с тобой поговорить. Приезжай, пожалуйста.

– Катя, я не могу приехать, – терпеливо пояснил он, чувствуя себя мухой, попавшей в густой сахарный сироп. Бейся теперь из последних сил, пытаясь вырваться. – Сейчас меня ждет вдова Беспалова, а потом мне на объект надо.

– Тогда вечером приезжай, после объекта, – покладисто согласилась Коко. – Я все приготовлю, как ты любишь. Димочка, пожалуйста!

– Вечером я занят, – сообщил Дмитрий. Поддаваться на ее уговоры он не собирался. От одного только воспоминания о ее кукольном личике и гладком упругом теле его почему-то начало мутить. И как он только мог в кровать с ней ложиться? – Катя, скажи сейчас, что ты хочешь, и я поехал.

– Куда поехал? К своей вдове?

– Она не моя вдова, Кать. Во-первых, я еще жив, а во-вторых, она, в принципе, не моя. Ты извини, но Галина Леонидовна действительно меня ждет, я обещал ей помочь с похоронами мужа.

– Хорошо, езжай, – неожиданно согласилась Коко и отключилась.

Дмитрий пожал плечами и сбежал с крыльца. До дома Беспаловых он добрался минут за двадцать. Несмотря на раннее утро, термометр уже показывал двадцать шесть градусов, день обещал быть жарким. От асфальта, не успевшего охладиться за ночь, поднималось легкое марево, в воздухе висел смог. В Излуках его не было, а сразу после въезда в городскую черту он появлялся и уже никуда не исчезал.

Дмитрий припарковал машину перед воротами беспаловского дома, подошел к калитке и уже собирался нажать на звонок висевшего на ней домофона, как вдруг услышал:

– Димочка…

Не веря своим ушам, он повернулся и теперь не поверил уже глазам. Перед ним стояла Коко. Волосы ее были небрежно завязаны в хвост, на лице минимум косметики, даже надутые губы не накрашены. На девушке были короткие шорты, открывающие упругие ягодицы, и топ на тонких лямочках, под которым, естественно, не наблюдалось бюстгальтера. Грудь вздымалась в вырезе – Коко тяжело дышала, как будто после быстрого бега.

– Ты как здесь оказалась?

– Ты сказал, что поехал сюда, а мне действительно нужно с тобой поговорить.

Быстрым шагом Дмитрий подошел к девушке, стоящей напротив окон, и взял ее за крепкое, совсем не дворянское запястье. Ничего общего не было у них с тонкими аристократическими руками Елены Бесединой. Коко тряхнула грудью, явно привлекая его внимание, но Дмитрий не проявил ожидаемой реакции, – ее прелести оставляли его совершенно равнодушным. Макаров вдруг понял, что его вкусовые пристрастия как-то в одночасье изменились, правда, не знал, хорошо это или плохо.

На окне дома Беспаловых шевельнулась тяжелая штора, будто кто-то смотрел на них из-за гардины. Дмитрий внезапно рассердился, будто его застали за чем-то постыдным.

– Катя, если тебе так невтерпеж, что ты умудрилась приехать сюда с другого конца города еще раньше меня, хорошо, давай, говори. Только имей в виду, что у меня совсем мало времени.

– Дима, я совершенно уверена, что за мной следят, – выпалила Коко, словно, пытаясь уложиться в отведенное Макаровым время.

– Что-о-о-о? – он был готов услышать, что угодно, кроме этого.

– За мной следит какой-то человек, – плаксиво повторила Коко и сморщилась. Сейчас она совсем не выглядела красивой. – Я не знаю, что мне делать, Дима, и я боюсь. Понимаешь?

– Кать, ты что, американский шпион? Прячешь какие-то фантастические сокровища? Или, может, стала нечаянной обладательницей государственной тайны? Кому надо за тобой следить, скажи на милость?

– Откуда я знаю, кому, – девушка все-таки заплакала. Крупные прозрачные слезы стекали из ее глаз и капали на топ, оставляя на нем некрасивые пятна. – Помнишь, ты рассказывал, что нашел в доме Яковлева тайник? А вдруг за мной следят из-за этого? Люди думают, ты забрал то, что лежало в том тайнике, и спрятал у меня. Ты же после этого прямо ко мне поехал.

Дмитрий вспомнил кровавое месиво на спине Дани Еропкина и содрогнулся. А что если Коко права? Тогда получается, у Еропкина искали именно то, что лежало в тайнике. Ведь после того, как схрон в печи был обнаружен, Макаров и правда поехал к Коко, а Беседина встречалась со своим другом Даней. Да еще кровавый след в его собственном доме, который оставил неизвестный злоумышленник, вовремя заметивший камеру видеонаблюдения… Дмитрий оттер этот след вчера вечером, чтобы не смущать домработницу, но отпечаток же действительно был!

За себя он ни капли не боялся. Предупрежден, значит, вооружен. И преступника, вздумай тот вернуться, был готов встретить во всеоружии. Но Елене Бесединой угрожала несомненная опасность, как, впрочем, и Коко. Дурочка не заслуживала пыток только из-за того, что связалась с ним.

– Ты не споришь, – горько сказала девушка. – Значит, понимаешь, что я могу быть права. Дима, мне страшно!

– Не бойся, я смогу тебя защитить. Расскажи-ка мне лучше, как он выглядит?

– Кто?

– Тот человек, который за тобой следит.

– Так они разные все время. Просто у меня все время кто-то сидит на площадке. Я в глазок вижу. И еще, когда я в магазин хожу, за мной кто-то идет. Это все мужчины, молодые. А лица не видно, они же в капюшоне.

– Кать, если лица не видно, то откуда ты знаешь, что они молодые? – Дмитрий вдруг как-то разом устал, как будто было не начало дня, а глубокая ночь. – И как можно ходить в капюшоне в такую жару?

– Откуда я знаю, как? – возмутились Катя. – Дима, ты если не хочешь меня защищать, то так и скажи. Это же ты меня в неприятности втянул.

– Ладно, с капюшонами и возрастом твоих соглядатаев мы потом разберемся. Катя, сейчас езжай домой, запрись и никому не открывай. При свете дня тебе ничего не грозит, а до ночи я закончу со своими делами и решу, что с тобой делать.

– Дима, а можно я у тебя сегодня переночую? – робко спросила Коко. – Я, правда, боюсь дома. Забери меня к себе, а?

Никогда Дмитрий Макаров не привозил женщин в свой дом. Это было раз и навсегда заведенное правило, и изменять ему он не собирался.

– Решим, – уклончиво сказал он. – А сейчас иди, мне действительно пора.

Домофон на калитке открылся сразу, как только Дмитрий нажал на кнопку, словно Галина Беспалова, увидев его в окно, поджидала у двери. Пройдя по мощеной дорожке, Дмитрий поднялся на крыльцо – дверь уже была распахнута. На пороге стояла Галина, которая при виде Макарова схватила его за руку, втянула внутрь и захлопнула дверь. Ее напор немного ошарашил его, потому что раньше подобной экспрессией вдова не страдала, двигаясь медленно и с достоинством.

– Откуда вы знаете эту девицу? – требовательно спросила она.

Дмитрий недоуменно уставился на Беспалову, не понимая, кого она имеет в виду. Ах да, штора на окне!

– Вы о Коко? – на всякий случай уточнил он. – Это моя знакомая, а что?

– Коко, – с отвращением в голосе повторила Беспалова. – Ну да, таких дам полусвета всегда называли кличками. Жужу, Зизи, Мими… Тьфу, гадость!

– Муму, – с готовностью подхватил Дмитрий. – Галина Леонидовна, у меня такое чувство, что вы сейчас тоже с удовольствием отдали бы приказ кого-нибудь утопить. Могу я поинтересоваться, что случилось?

– У этой дряни был роман с моим мужем, – с отчаянием в голосе произнесла вдова и неожиданно закрыла лицо руками.

Большие серебряные перстни дрожали на длинных, изящных, немного сухих пальцах, неумолимо выдававших возраст хозяйки.

– Что-о-о? – изумился Дмитрий. – Галина Леонидовна, вы ничего не путаете?

– Я не могу путать то, что имеет прямое отношение к моей жизни, – сказала женщина, ее голос звучал глухо из-за сомкнутых на лице ладонях, впрочем, она опустила руки, видимо, собрав остатки собственного достоинства. – Эта ваша Коко окрутила Петю в феврале. Он тогда уже принял решение взять в реставрацию дом Яковлева, вел переговоры с властями и в какой-то момент почти перестал бывать дома. Приходил поздно вечером вымотанный. Я была уверена, что это из-за дел, связанных с особняком, но потом узнала: у него появилась эта… содержанка. Поверьте, я не следила за ним, просто она прислала ему сообщение, когда он был в ванной комнате. Телефон остался на кровати, и я невольно прочитала появившийся на экране текст. Он был совершенно непотребным, если вы понимаете, о чем я.

Дмитрий некстати вспомнил, что вытворяла Коко в постели с ним, и невольно покраснел. Вдова удовлетворенно кивнула, правильно оценив его смущение.

– Вижу, что понимаете.

– Галина Леонидовна, я не знаю, что сказать… Не думаю, что у вас были поводы для беспокойства. Коко, то есть Катерина, относится к такому сорту женщин, которые периодически могут появляться в жизни любого мужчины. Но они как бабочки-однодневки, если вы теперь понимаете, о чем я.

Беспалова улыбнулась.

– Дмитрий Михайлович, я ни минуты не волновалась, будто мой муж может настолько увлечься этой девкой, что оставит меня. Мы с ним были не просто супругами, а партнерами, в лучшем смысле этого слова. У нас было общее дело, а потому он никогда бы от меня не ушел. Просто эта… – Галина употребила крепкое словцо, которое в этих стенах и из ее уст звучало совершенно неуместно, – была дешевкой, недостойной Петиного внимания. Он всегда выбирал самые дорогие вина, самые изысканные закуски, самые раритетные вещи… Во всем… И этот его внезапный отход от канона вселял в меня тревогу. А теперь я тревожусь еще больше.

– От чего же?

– Параллельно с моим мужем эта особа крутила роман еще и с вами. Дмитрий Михайлович, я слишком давно живу на свете, чтобы верить в подобные совпадения. Поэтому из того, что я только что увидела, напрашиваются два вывода. Либо вы – тот самый человек, который подложил эту потаскуху под моего мужа, либо кто-то еще подсунул ее как грязную тряпку вам обоим. И оба эти вывода заставляют задуматься, а с какой целью это было сделано?

Логика в ее словах была настолько убийственной, что Дмитрий на мгновение перестал дышать. Когда и как в его жизни появилась Коко? Ну да, уже после того, как он договорился с Беспаловым о том, что возьмет объект, и подписал контракт. Когда он рассказал девушке о пустом тайнике, она фактически вытолкала его из кровати и судорожно куда-то засобиралась, а спустя несколько часов напали на Даню Еропкина. Сейчас же Коко преследует его, утверждая, что за ней следят, при этом несет какую-то околесицу и набивается к Макарову в дом. Тот самый дом, в который один раз уже пытался проникнуть злоумышленник. Вот ведь черт…

– Я разберусь, Галина Леонидовна, – заверил Дмитрий. – Но вы совершенно правы, это не случайность. Я думаю, что преступник, убивший Петра Алексеевича, искал сокровище, запрятанное во вделанном в печь тайнике.

Беспалова захватала ртом воздух и взялась за сердце.

– Что?

– Мы с Еленой Николаевной обнаружили тайник, вмонтированный в печь в одной из гостиных, – пояснил он.

– Боже мой? И что было дальше?

– Мы вызвали полицию, которая изъяла из тайника пустую жестяную коробку.

– Пустую? – лицо Беспаловой было бледным как простыня.

– Да. Возможно, убийца вашего мужа хладнокровно обыскал дом и забрал то, ради чего приходил. Но я в это не верю.

– Почему? – одними губами спросила Беспалова. Губы были синие и дрожали.

– Тогда он бы не продолжал искать то, что лежало в тайнике.

– А он продолжает?

– Да, и весьма настойчиво. Полагаю, этот человек достаточно хладнокровен для того, чтобы убивать и пытать людей, но даже ему не хватило выдержки обыскивать дом сразу после убийства. Он не был готов, что столкнется в особняке с Петром Алексеевичем и, совершив убийство, растерялся и убежал.

– Но я не понимаю, – голос у Беспаловой был тонкий и жалобный, – если он не забрал то, что лежало в печи, – господи, подумать только, в печи! – и продолжает это искать, то почему тогда тайник оказался пуст?

– Я не знаю, Галина Леонидовна, – пожал плечами Дмитрий. – Когда мы его открыли, в жестянке, лежащей в схроне, ничего не было. Кстати, а вы, случайно, не знаете, что именно там должно быть?

Дрожащие губы сомкнулись в узкую, плотно сжатую линию.

– Понятия не имею, – твердо сказала вдова.

К взаимному облегчению они перешли к обсуждению похорон. Выслушав пожелания, Дмитрий связался со своим сотрудником, которому собирался поручить организационные хлопоты, коротко дал инструкции, велел связаться с Галиной Леонидовной и все обсудить, согласовал сумму расходов, в которую Беспалова собиралась уложиться, и отбыл восвояси.

Летний воздух опахнул легкие жаром, но Дмитрию дышалось на улице гораздо легче, чем в старинном, сегодня напомнившем ему склеп, особняке. Беспалова точно знала, что именно было спрятано в старом доме. Знала и скрывала. О разговоре с ней, а также о Коко нужно было срочно сообщить брату. Сев в машину и запустив двигатель, Дмитрий развернул на себя форсунки кондиционера, набрал номер и четко поведал все, о чем ему только что стало известно.

Женька был профессионалом, поэтому уточняющих вопросов задал всего пару, не больше. Договорившись о том, что делать дальше, они расстались, после чего Дмитрий отправился к дому Яковлевых, откуда ему уже несколько раз звонил бригадир строительной бригады, уточнявший, куда заносить и в какие комнаты складывать привезенные материалы. В голове был такой сумбур, что хотелось открыть ледяную воду и сунуть голову под кран. Все вокруг было очень сложно, а сложностей Дмитрий Макаров не любил.

Беседина, естественно, была уже на объекте, правда, замечаний по поводу его опоздания не сделала. Ее мысли, казалось, блуждали где-то далеко, по крайней мере, лицо у нее было тревожное и отрешенное, словно сновавшие вокруг рабочие, таскающие доски, фанеру и инструменты, не имели к ней и ее работе никакого отношения.

– Как ваш друг? – спросил Дмитрий.

– Все так же. В себя не пришел, но угрозы жизни нет. Спасибо, что поинтересовались.

– Мне кажется, я теперь имею к нему некое отношение, – пожал плечами Дмитрий. – Ночь прошла спокойно? А то я немного волновался.

– Да, мы с Митькой пока переехали к моей подруге.

– Это хорошо, я и сам хотел вам предложить пожить где-нибудь вне дома. Этот человек не успокоится, пока не найдет то, что ищет. Кстати, а вы знаете: Беспалова в курсе того, что в доме был спрятан клад?

– Галина? – она удивилась так натурально, что Дмитрий сразу поверил. – Нет, откуда? Хотя, если хорошенько подумать, то в этом нет ничего удивительного. Петр Алексеевич брал в реставрацию дома, потому что искал спрятанный в них клад. Он просто не знал, в каком именно доме он находится, и про эмблему династии Палеологов, которая являлась ключом к тайнику, тоже. А вот убийца знал.

– То есть клад ищут не один человек, а несколько, – задумчиво сказал Дмитрий. – Да, признаться, я тоже пришел к такому выводу. Только это вносит излишнюю сумятицу, делая задачу слишком сложной. А правильные решения всегда простые, Елена Николаевна.

Она как-то странно на него посмотрела, словно подозревала: он может быть одним из тех, кто ищет клад. Хотя Дмитрий вообще был не уверен, что в тайнике что-то лежало. Жестяную коробку могли опустошить сто лет назад.

– А почему вы назвали свою фирму «Турмалин»? – спросила Беседина без всякого перехода и впилась в его лицо глазищами, как будто от ответа зависела чья-то жизнь.

Он хотел было ответить, что ее это не касается, но вдруг понял: ей почему-то действительно важно это знать.

– Папа подарил маме на свадьбу кольцо с турмалином, – сказал он, нехотя, словно через силу. Это было слишком личной частью его семейной истории, а делиться личным Дмитрий давно зарекся. – В те времена жили небогато, он несколько месяцев жил впроголодь, чтобы на него накопить. Мама всю жизнь это кольцо бережет и почти никогда с ним не расстается. Отец рано умер, мама нас с братом поднимала одна, и только однажды заложила кольцо в ломбарде, когда я открывал свою первую фирму и очень нуждался в деньгах. Сделка, в которую я тогда вложился, к счастью, выгорела, и кольцо я выкупил, но турмалин с тех пор стал для меня чем-то вроде талисмана. Поэтому, когда я создавал свое нынешнее предприятие, совершенно белое, легальное, крупное и с хорошей репутацией, я выбрал это название. А что?

– Нет, ничего, – поспешно сказала Беседина и отвернулась, чтобы он не видел ее лица, только затылок с разлетающимися кончиками искусно постриженных волос, открывающих тонкую, очень длинную шею.

От вида ее шеи у него в голове что-то сдвинулось и, кажется, взорвалось. Желание шагнуть, наклониться, прижаться к чуть выпирающему нижнему позвонку, атланту, губами было таким сильным, что Дмитрий, сдерживаясь, даже застонал. Не хватало еще ее напугать! Впрочем, его стона она все равно испугалась, – повернулась стремительно, заглянула в лицо с тревогой.

– Вам что, плохо?

– Мне нормально, – проскрежетал Дмитрий, хотя от ее распахнутых, прозрачных, тревожных глаз ему сделалось совсем уж нехорошо. При виде едва сдерживаемых топом прелестей Коко он вообще ничего не испытал, а от позвонков и глаз Елены Бесединой фактически терял над собой контроль. Сцепив зубы от накатившей волны желания, он быстрым шагом вышел из гостиной, в которой они разговаривали, не видя дороги нашел кухню, отвернул приржавевший кран и все-таки сунул голову под струю воды. К счастью, именно ледяной, от которой сразу заломило затылок. Господи, спасибо тебе!

– У вас что, обморок? – деловито поинтересовался голос за спиной.

Оказывается, она притащилась за ним. Но ломота в затылке уже успела вытеснить все остальные ощущения, поэтому Дмитрий без проблем разогнулся и повернулся к Елене, позволяя воде стекать на льняную рубашку.

– Жара, – коротко пояснил он. – Ничего страшного, уже прошло.

У нее зазвонил телефон, Елена, извинившись, отошла к окну.

– Да, Шур, привет, – услышал Дмитрий и вдруг расстроился.

У этой женщины своя жизнь, в которую ему нет хода. И в этой жизни был Даня Еропкин, о котором Беседина беспокоилась и заботилась, был рассудительный мальчик Митя, лохматая собака со смешным именем Помпон, и еще неизвестный Шура, с которым она разговаривала с какой-то веселой нежностью.

– Я на объекте, думаю, что освобожусь часа через полтора и поеду к Митьке. А ты освободилась уже?

Шура оказалась женщиной, и Дмитрий немного приободрился.

– Да, операция, я помню. У Даньки все без изменений, поэтому в больницу я не поеду. Нет, домой тоже, у меня еще чистые трусы не кончились.

Она засмеялась и вдруг, осознав, что Макаров ее слышит, смутилась и быстрыми шагами вышла из кухни, оставив его одного. Немного подумав, Дмитрий снова открыл кран и сунул голову под воду.

* * *

1921 год

Бывший городской голова, ныне помощник заведующего бюро по сбору отбросов в губернском совете народного хозяйства Николай Пантелеевич Яковлев сидел в одной из комнат своего бывшего особняка и тер виски в глубоком раздумье. Дом был конфискован еще два года назад и теперь в нем располагался приемный пункт вторсырья, в котором скупали резину, тряпье и кости. К счастью, бывший градоначальник все равно мог здесь бывать, хотя бы по долгу службы.

Имение за городом ему теперь тоже не принадлежало: на землях бывшего образцового частного хозяйства, куда когда-то выписывались семена сельскохозяйственных культур из Швеции, где занимались селекцией и выводили новые сорта ржи, закладывались основы мелиорации и производилось до ста тонн молока в год, расположился основанный большевиками совхоз.

Руководил им старший сын Яковлева Георгий Николаевич, считавшийся крупным специалистом по земледелию, правда, за всеми его поступками и решениями приглядывал назначенный для этого комиссар. Но все-таки сын был при деле, да и все заложенное и взлелеянное им окончательно порушить пока не давал.

Сказать того же самого о себе Николай Пантелеевич не мог. Привычная налаженная жизнь давно уже улетела в тартарары. И только давным-давно данное себе и пока так и не выполненное обещание удерживали его от того, чтобы разом попрощаться с этим новым миром, в котором ему, со всем его опытом и добрыми делами на благо родного города, не было больше места.

Через месяц Сашеньке исполнится двадцать один год. А это означало, что рубин Цезаря, по-прежнему спрятанный в жестяную коробку из-под леденцов и хранящийся в печном схроне, должен был отправиться к своей законной хозяйке. Яковлев ужасно ругал себя за то, что не уехал за границу сразу, как только случился переворот, называемый революцией.

Он и сам не знал, на что тогда, три с половиной года назад, понадеялся. Это помешательство временное? Он не из дворян, а значит, его не тронут? Он так много сделал для благополучия города и его жителей, что былых заслуг окажется достаточно для новой власти? Если и так, то в своих умозаключениях Николай Яковлев ошибался и сейчас отлично это понимал.

Впрочем, он все равно не смог бы сдернуть с насиженного места всю семью и увезти в Париж. Все его средства были вложены в имение, в торговлю, в производство. После революции продать все это и обратить в наличность стало невозможно. На что бы они жили на чужбине? Анна Петровна никогда была не охоча до драгоценностей, и, продав их, можно было выгадать максимум год очень скромной жизни в какой-нибудь каморке на Монмартре. А дальше?

Единственной огромной ценностью, способной обеспечить будущее нескольких поколений Яковлевых в любой точке земного шара, оставался рубин Цезаря, но в голову Николая Пантелеевича даже на мгновение не закралась такая чудовищная мысль. Четырнадцать лет назад он поклялся, что сохранит ценный камень для Сашеньки. После расстрела царской семьи она оставалась одной из единственных наследниц династии Романовых, пусть официально ее и не существовало. Главной задачей, которая занимала сейчас все воображение Яковлева, значилась возможность поездки в Голландию и торжественное вручение девушке принадлежащей ее семье реликвии.

Неделю назад Николай Пантелеевич затеял процедуру получения заграничного паспорта. Вот уже два года как оформление паспортов перешло из ведения отделов Наркомата внутренних дел и губернских Советов депутатов к Наркомату иностранных дел, но НКВД и Наркомат по военным делам сохранили за собой право давать заключение о целесообразности их выдачи. Два вопроса занимали сейчас ум Яковлева: посчитают ли его внезапный отъезд за границу целесообразным, и сможет ли он спрятать рубин так, чтобы беспрепятственно покинуть с ним пределы страны.

О том, сможет ли он в Голландии отыскать следы Сашеньки, он старался не думать, считая это преждевременным. Пока задача – выехать из России и вывезти рубин. Все остальное потом, потом. До назначенного в НКВД времени приема оставалось чуть более часа. Подумав, Николай Пантелеевич решил потратить его с пользой и написать письмо сыну Георгию, пояснив неожиданное для семьи решение отправиться в путешествие.

Вот уже пятнадцать с лишним лет хранил он тайну рубина Цезаря, но сейчас пришла пора не только расстаться с ним самим, но и снять с себя бремя вынужденного молчания. Когда Георгий получит это письмо, секрета в доме уже не будет, да и самого Яковлева тоже.

Письмо вышло коротким. В нем Николай Пантелеевич рассказал лишь об известии, направленном ему перед смертью верный друг Павел Дмитриевич Балуевский, о расследовании, которое провел частный сыщик, выясняя судьбу пропавшего у Екатерины Второй кулона, да о взятом на себя добровольном обязательстве вернуть камень наследнице императорской фамилии. О том, где именно он хранил рубин все эти годы, Яковлев предпочел умолчать. Неважно это, если ему дадут разрешение на выезд, и уж тем более, предпочтительнее смолчать, если ничего не получится.

Письмо он запечатал в конверт, надписал на нем имя Георгия Николаевича Яковлева и вложил в толстую книгу, лежавшую на рабочем столе в кабинете, служившем теперь Николаю Пантелеевичу еще и спальней. Это был первый том собрания сочинений Ивана Бунина, вышедший в 1915 году и снабженный дарственной надписью. Георгий знал, как дорога отцу эта книга.

До назначенной встречи оставалось двадцать минут. Взяв шляпу, Яковлев вышел из дома. Больше его никто никогда не видел. Как напишут в Википедии спустя сто лет, место и обстоятельства, а также дата гибели городского головы Николая Яковлева, руководившего губернской столицей на протяжении двадцати четырех лет, неизвестны.