Глава 50
Ю крутился как белка в колесе. Он только что вернулся из Мукдена. За его недельное отсутствие в Цицикаре накопилось столько неотложных дел, что только успевай поворачиваться. Хорошо хоть созданный им торговый дом работал бесперебойно, как часы.
Десятки торговых представителей и приказчиков сновали по провинции, обеспечивая ему постоянный приток новых заказов. Деловая активность компании была выше всяких похвал. Собственно, гордиться было чем. В числе персональных клиентов его торгового дома числились первые лица администраций буквально всех городов провинции, не говоря уже о еë столице. Да что там, сам цзянсюй Цицикара был его почётным клиентом, а его правая рука, глава финансового департамента Сяо Дун, и вовсе ходил в друзьях. Благодаря их протекции и покровительству, дела торгового дома господина Ю стремительно шли в гору. Розничная торговля процветала, ассортимент предлагаемых в его магазинах товаров мог конкурировать с лучшими бутиками Европы. А идея об эксклюзивных поставках для особого круга лиц оказалась невероятно удачной. Назвав этот маркетинговый ход «клубом друзей господина Ю», торговец убил сразу двух зайцев. Во-первых, это дало дополнительный доход, причëм его объем был сопоставим с масштабами всей остальной розничной торговли. А во‐вторых, после того как в клуб вступили губернатор провинции и его зам, все чиновники администрации города и провинции, чтобы не отставать от своего начальства, стали наперегонки записываться в его члены. После этого все более или менее важные персоны провинции стали буквально сходить с ума, пытаясь попасть в клуб.
Членство в «клубе друзей господина Ю» стало настолько престижным, что кандидаты готовы были на всë. Ю этим умело пользовался. Манипулируя кандидатами, он отсеивал всех, кто не представлял для него интереса. А интерес был не простой. Лишь немногие посвящëнные знали, что господин Ю является резидентом японской разведки в провинциях Гирин и Хэйлунцзян, а торговый дом – лишь прикрытие его настоящей деятельности. Многочисленные служащие его торгового дома во всех концах Маньчжурии добывали информацию о фактах беспредела представителей местной администрации. И вскоре в этих населëнных пунктах появлялись бродячие монахи, вопиющие о несправедливости и призывающие к бунтам.
Особенно плодотворно удавалось работать с беднотой. Сочувствие к тяжëлой доле низов и праведный гнев против зажиревшей, погрязшей в роскоши власти находили горячий отклик в сердцах неграмотных, задавленных беспросветной нищетой и голодом людей.
Громкие красивые лозунги и откровенные призывы к свержению правящей власти, после чего должен наступить рай на земле, туманили их разум и толкали в ряды бунтовщиков.
Кроме этого, Ю снабжал оружием отряды хунхузов, проплачивая нападения на объекты КВЖД и русских поселенцев. Подогревал националистов и религиозных фанатиков, направляя их на погромы христианских миссий. Ему удалось наладить связь с вдохновителями движения ихэтуаней и щедро проплатить их вождей. От этих он требовал активности, организации стихийных массовых выступлений против всех иностранцев, а особенно против русских с их телеграфными столбами и железными дорогами.
Крупный отряд хунхузов, отправленный им на погром русской станции Михайловка, на которой трудилось более трëх тысяч китайских рабочих, должен был спровоцировать среди строителей недовольства и беспорядки. Сожжëнные склады с продовольствием и строительными материалами имели своей целью не только сорвать строительство, но и заставить русскую полицию организовать среди китайских рабочих розыск. Для полицейских ищеек уже были заготовлены ложные доносы на наиболее уважаемых в среде строителей рабочих о том, что пследние якобы являются наводчиками и пособниками бандитов.
После неизбежных арестов хунхузы, скрывающиеся среди рабочих, должны спровоцировать нападение на полицейских, после чего репрессии против взбунтовавшихся строителей будут неизбежны. А дальше дело техники.
Тысячи строителей, возмущëнные несправедливостью, поднимут бунт. Внедрëнные в их среду специально обученные люди возглавят разъярëнную толпу и поведут еë вдоль построенного железнодорожного полотна, круша всë на своëм пути.
Да, хороша была задумка, с сожалением вздохнул Ю. А идея с нападением на Кайчи?
Этот город считался традиционным зимним пристанищем для вольных хунхузских банд и в их среде был объявлен неприкасаемым. Налëт на него мог стать прекрасным катализатором волнений не только среди жителей города, но и среди местных хунхузов. Этих шаек, пока бесхозных, кормилось вокруг Кайчи более десятка. Если собрать их в одну банду, могла получиться серьëзная боевая единица, которой только подбрасывай денег и указывай цель.
Да, поморщился Ю, с Кайчи тоже получился прокол. Но уж больно хотелось подставить генерала Лю Даньцзы. Старый лис! Как ему удалось выкрутиться? Генерал – давний и непримиримый враг, если он узнает, что за всеми последними событиями стоит японская разведка, то будет всеми силами вредить мне. А силы у него есть. Но как он смог в такой короткий срок создать приличное боеспособное подразделение? Да так скрытно, что даже мне о нëм стало известно буквально месяц назад! И где он берëт деньги на содержание отряда?
На те жалкие крохи, что выделило китайское правительство для охраны КВЖД, можно прокормить только небольшую шайку, а у него под рукой почти пять сотен сабель. По военным меркам – кавалерийский полк. С его опытом и с таким отрядом он может столько бед натворить, что нам мало не покажется.
Во время войны ему, тяжело раненному, невероятным образом удалось исчезнуть. Поговаривали даже, что он скончался. И вдруг на тебе – всплыл. Как не вовремя! Особенно сейчас – перед самым восстанием. Этот может спутать все карты. Да, генерал – это заноза, и его необходимо немедленно устранить! А на всякий случай убрать и Сяо Дуна. Он хоть и не в курсе моей роли в организации нападения на Кайчи, но это сейчас. Дядька он не глупый, сложит все за и против и догадается. А как себя поведëт дальше?
Жалко, конечно, неплохо на нëм заработали, но свято место пусто не бывает. Номера его счетов и банковских ячеек мне известны, а денег там хватит на два восстания и одну революцию. Завтра же свяжусь с Исикавой и согласую ликвидацию обоих.
Исикава, скривился Каваками, уже получил звание капитана и назначен резидентом всей Маньчжурии, а ведь начинали вместе.
Каваками прикрыл глаза, вспоминая, как его, третьего сына владельца крохотного ресторанчика в городе Накано, приняли в спецшколу. Ему повезло, началась реформа императора Мэйдзи, которая ввела всеобщее и обязательное образование. Указ императора гласил: «Ни одна семья ни в городе, ни в деревне не должна остаться без образования. Этого требуют интересы укрепления государства», – и в стране началось массовое строительство школ. Из-за нехватки школьных учителей обучение поручалось самураям. Именно им, касте профессиональных военных, оставшихся после начала реформы не у дел, было доверено воспитание мальчиков.
Каваками помнил, как к ним в школу привезли особое письмо, которое называлось «Рескрипт императора».
Рескрипт требовал от каждого жителя страны личной преданности трону. Этот документ был положен в основу воспитания всех школьников, будущих солдат Ниппон. С тех пор во всех школах страны ввели церемонию поклонения рескрипту. Каждое утро перед занятиями учителя и ученики кланялись этому документу, затем читали его, после чего следовала проповедь директора школы о необходимости патриотизма и верности императору. Ритуал заканчивался пением гимнов.
В армии тоже существовал ритуал поклонения рескрипту. Его несоблюдение рассматривалось как измена Родине. Всех японцев, не говоря уже о солдатах и офицерах, с детства готовили к фанатичному самопожертвованию и убеждали в священном праве Японии господствовать в Азии и править миром.
Реформы Мэйдзи многое изменили в жизни Ниппон.
Их военный раздел уравнял в правах выходцев из богатых и бедных семей. Служба в армии микадо, считавшаяся ранее особой привилегией самурайского сословия, стала доступна и простолюдинам. Во главу угла ставились личные данные кандидата, преданность императору и приверженность реформам Мэйдзи.
Самураи, из которых до реформы состояла армия императора, были распущены по домам. Часть из них приняла реформы и стала ядром новой японской армии, другая не смирилась и подняла восстание. Оно было жестоко подавлено, бунтовщики уничтожены и рассеяны.
Мать Ташими Каваками была полукровкой, среди еë предков были маньчжуры. Поэтому своих детей она обучала двум языкам: родному японскому и языку своих предков, маньчжурскому.
Ташими с детства владел обоими языками, но считал себя японцем и до кровавых соплей дрался со сверстниками, когда они дразнили его жëлтой обезьяной.
Однажды в их дом пришëл хорошо одетый господин и о чëм-то долго говорил с отцом. После его ухода мать весь вечер тихо плакала, а отец гордо поглаживал сына по голове.
На следующий день отец взял Ташими за руку и отвëл в новую школу. С тех пор родителей он больше не видел, а его жизнь круто изменилась.
Ташими был зачислен в «Накано скул» – специальную школу по изучению науки «синоби» – науки тайной разведки.
Школа имела несколько отделений: китайское, маньчжурское, корейское, германское и русское. Во всех отделениях учились дети, собранные со всей Японии, с детства владеющие вторым языком. Им предстояло изучать обычаи, религию, письмо, историю, литературу и искусство страны внедрения.
Внешнее сходство с персонажем будущей легенды считалось существенным плюсом, и Ташими перестали дразнить и попрекать нечистым происхождением.
В школе много времени уделялось дыхательной гимнастике, физической подготовке и искусству перевоплощения, прививались боевые навыки. Теперь будущим учеников была внешняя военная разведка: жизнь в чужой стране под чужим именем.
Исикава тоже учился в этой школе, но на отделении китайского языка. Поскольку оба языка предполагали дальнейшую работу в Китае, их курсы часто проводили совместные занятия. Будучи выходцами из одного городка, мальчишки сдружились.
Изучая врождëнные данные и наклонности курсантов, учителя школы подходили к каждому воспитаннику индивидуально, подбирая будущим нелегалам присущую их натуре профессию. Исходя из этого, Исикава стал военным, а Каваками торговцем. Всë дальнейшее обучение курсантов строилось с учëтом специфики будущей профессии. Исикава грыз гранит военной науки, а Каваками изучал торговлю, дебет и кредит. Ташими завидовал другу. Ему тоже хотелось учиться на военного, но личные желания курсантов руководство школы не интересовали.
Со временем детские обиды и зависть прошли, а учëба закончилась. Им присвоили младшие офицерские звания Се И – младший лейтенант, и у обоих началась другая жизнь.
Исикава уехал проходить практику в армии, где ему довелось принимать участие в военной кампании против Китая, а Каваками отправился в Китай под именем китайского коммерсанта господина Ю.
Прошло время, и господина Ю назначили резидентом японской разведки в маньчжурских провинциях Гирин и Хэйлунцзян. Каково же было его удивление, когда он узнал, что его прямым начальником в Маньчжурии будет Исикава.
Всё бы ничего, но однажды Каваками получил приказ о срочной ликвидации одного японского даймë, элитного самурая, бежавшего после Сацумского восстания 1877 года в Китай. Долгие годы его не могли разыскать, и вдруг он объявился на подконтрольной Каваками территории. Опытный воин, князь, водивший в бой тысячи самураев, по слову которого и сейчас могли подняться притихшие соратники, костью в горле стоял у Первого министра Японии Хиробуми Ито. На поиски мятежного даймë были брошены десятки наëмных убийц, которые рыскали по всей Стране восходящего солнца, а он случайно обнаружился в Маньчжурии, где скрывался под именем японского ронина. Каваками удалось обманом заманить самурая на встречу, организованную на мосту через бурную реку. Когда тот понял, что попал в ловушку, вытащил из ножен оба своих меча и вызвал Ташими на поединок. Каваками был хорошим бойцом, но не был самоубийцей. Принять вызов матëрого самурая, собравшегося умереть и уже освободившего от ножен клинки, было равносильно смерти. Ташими рисковать и не стал. Взяв в руку меч, он ступил на шаткий подвесной мост и пошëл навстречу мятежнику. До него осталось не более пяти метров. Каваками внезапно выхватил спрятанный за пазухой револьвер и практически в упор разрядил его в самурая. Тяжело раненный даймë, не ожидавший такого вероломства, рухнул в воду. Его вакидзаси вонзился в доски моста, а катана вместе с телом хозяина скрылся в бурлящем потоке.
За ликвидацию опасного преступника Хокуро получил личную благодарность министра Ито и очередное звание лейтенанта. Подобранный на месте убийства меч вакидзаси он оставил себе в качестве памятного трофея. Но не все разделили радость с министром Японии. Исикава сам был из древнего самурайского рода и с раннего детства воспитывался по кодексу Бусидо. Предательское убийство вышедшего на поединок самурая он счëл бесчестным и недопустимым для офицера армии микадо. Да, он считал убитого даймë врагом, но даже с врагами должно поступать по законам чести. С этого дня Исикава, обращаясь к Каваками, презрительно называл его «торговцем». Ташими кипел от злости, но поделать с этим ничего не мог. С тех пор школьные товарищи стали непримиримыми врагами. Каваками, повинуясь армейской дисциплине, подчинялся Исикаве, но знал, что пока тот будет его шефом, никакого продвижения по службе ему не видать. И только восстание ихэтуаней могло дать шанс.
Основные волнения должны были начаться в провинциях Чжили и Шаньдун, но, опираясь на негласную поддержку министра Ито, Каваками в своих провинциях тоже готовил массовые выступления. А начать решил с бунта китайских строителей, которые, подняв мятеж, должны были разрушить уже построенную часть КВЖД. Затем планировался налëт на пограничные города русских – Благовещенск и Уссурийск. А в завершение – полное уничтожение сердца КВЖД, города Харбина.
После этого Исикава не сможет игнорировать мои успехи, – злорадно думал Каваками, – и мы ещë поглядим, кто кого.