Глава 41
– Трудно утверждать наверняка, но это определенно похоже на то самое кольцо.
Одетый в штатское инспектор уголовной полиции Дерек кладет фотографию на кухонный стол и снимает очки. Это высокий мужчина под шестьдесят с усталым добрым лицом. Он скорее похож на фермера, который выращивает овощи, чем на человека, расследующего убийства.
– Так, значит, это он? Грейди?
Джоан блестящими глазами смотрит на него поверх чашки с кофе.
Я позвонила ей сразу же после звонка в полицию. Она настояла на том, чтобы немедленно приехать. «Это самое увлекательное событие в моей жизни с тех пор, как кто-то въехал ко мне в гостиную на лошади, запряженной в телегу».
Дерек улыбается Джоан.
– Грейди мог кому-то отдать кольцо, его могли украсть…
Она презрительно фыркает. Я с трудом подавляю улыбку. Иногда мне хочется быть достаточно старой, чтобы грубить окружающим, не волнуясь о том, кто и что обо мне подумает.
– С высокой степенью вероятности останки принадлежат Бенджамину Грейди, – соглашается он. – Но пока криминалисты не проведут все необходимые анализы костей и одежды, мы не сможем утверждать это наверняка.
Я бросаю взгляд в окно. Полицейский в форме охраняет вход в часовню. Еще один стоит на тротуаре возле ворот, ведущих на кладбище. На дороге выставлено полицейское ограждение. Чуть раньше в часовню вошла группа криминалистов в сопровождении фотографа с переносным прожектором под мышкой. Я представляю себе, как они делают разметку, щелкают фотоаппаратом, собирают улики. Наверняка эта часовня не видела столь бурной деятельности со времен мучеников. Фло стоит на кладбище, наблюдая за всем происходящим и украдкой фотографируя на телефон.
– Грейди исчез тридцать лет назад, – продолжает Джоан. – В мае 1990 года. Сразу после исчезновения двух местных девочек, Мерри и Джой. Вам об этом известно?
– Я знаком с этим делом.
– Вы ищете в часовне еще чьи-то останки?
– Другие скелеты в склепе выглядят древними.
– Откроют ли это дело заново? – не унимается Джоан.
– Если только мы получим новые улики…
– В церковной усыпальнице нашли мертвого священника. Какие еще вам нужны улики?
Настала моя очередь фыркать. Кофе льется из носа.
На этот раз улыбка Дерека выглядит несколько натянутой.
– В настоящий момент нет смысла строить догадки. В любом случае нам нужен список имен всех, кто работал здесь на протяжении последних тридцати лет или имел доступ в часовню.
– Церковные записи в шкафчике в офисе, – говорю я. – Но я не уверена, что там будут документы тридцатилетней давности.
– Преподобный Марш был тут викарием с восьмидесятых годов. Он вышел на пенсию пять лет назад, – говорит Джоан. – У него болезнь Хантингтона. Он очень плох, но у него могли сохраниться какие-то записи.
– Его сын, Аарон, – церковный староста, – добавляю я. – Вероятно, он мог бы помочь. А в церкви соседней деревушки Уорблерс-Грин уже почти тридцать лет работает викарием преподобный Раштон.
Дерек все это записывает.
– Спасибо. Мы побеседуем с обоими. – Он закрывает блокнот и оборачивается ко мне. – Наверняка вас это шокировало.
– Можно сказать и так.
– Ничего себе первая неделя.
– Да уж… насыщенная.
– Что ж, если вы вспомните что-то еще, вот моя визитка.
Он протягивает мне карточку. Я беру ее и сую в карман.
– Спасибо.
Я провожаю его до двери и смотрю ему вслед. Он шагает обратно к часовне. Я обвожу взглядом кладбище и неожиданно вижу нечто, что заставляет меня выругаться. Видимо, полицейского, который стоял на обочине дороги, отвлекла парочка любопытных местных жителей. Тем временем сразу за полицейскими машинами остановился помятый «Эм-Джи», и теперь знакомая фигура стоит на тротуаре, делая снимки телефоном.
Я решительно направляюсь по дорожке к Майку Саддату. Он улыбается и машет мне рукой.
– Что ты здесь делаешь? – коротко интересуюсь я.
Улыбка сползает с его лица.
– Э-э-э, свою работу. Тело, спрятанное в церковном склепе? Это интереснейший материал для местной газеты.
– Кто рассказал тебе о теле? – спрашиваю я. – Нет, погоди, дай угадаю. Кирсти?
У него хватает совести слегка смутиться.
– Возможно, она что-то и сказала. Прости, она не знала, что это секрет.
– Ясно.
Он с любопытством смотрит на меня.
– Что случилось?
– Ты имеешь в виду, кроме всего этого? – Я жестом указываю на полицейские ограждения.
– Прости. Глупый вопрос.
Я вздыхаю. Я к нему несправедлива. Он действительно выполняет свою работу. Но полиция, пресса… Это все воскрешает тяжелые воспоминания.
– Слушай, просто сейчас это для меня немного чересчур.
– Могу себе представить. У них уже есть какие-то предположения относительно того, чье это тело?
– Нет.
– Значит, это не исчезнувший тридцать лет назад курат Бенджамин Грейди?
Я в упор смотрю на него.
– Без комментариев.
– Его убили?
– Это интервью?
– Нет. Просто…
Я скрещиваю руки на груди:
– Я на самом деле ничего не знаю. Поэтому тебе, пожалуй, будет лучше просто сфотографировать все, что считаешь нужным, и уехать. Ладно?
Он мрачнеет:
– Ладно.
Я разворачиваюсь и большими шагами иду по дорожке обратно к дому. Понимаю, что веду себя глупо. Но мне сейчас все равно. Джоан поднимает голову, когда я вхожу в кухню.
– Все нормально?
– Да, все в порядке. – Мне удается улыбнуться. – Еще кофе?
Она качает головой:
– Нет, мне пора. У вас тут и без меня проблем хватает.
– Вам незачем…
– Если я что-то и усвоила за свои восемьдесят пять лет, так это то, что никогда не стоит злоупотреблять гостеприимством.
Она медленно поднимается, затем переводит взгляд в окно.
– Я ошибалась насчет Грейди, – шепчет она.
– В каком смысле?
– Все эти годы я считала, что он имеет какое-то отношение к исчезновению девочек. Но если он мертв, то это его, скорее всего, исключает, верно?
– Пожалуй, да.
На полдороге к выходу она с обеспокоенным видом оборачивается ко мне.
– Но кто-то знал, что Грейди там, внизу. Вполне возможно, кто-то из церкви. – Она накрывает мою руку костлявыми пальцами. – Джек, будь осторожна.
– Что, по-твоему, с ним случилось?
Фло смотрит на меня поверх миски с макаронами. Уже больше семи часов вечера. Полиция и криминалисты закончили свою работу в часовне час назад. Поперек входа все еще натянута сигнальная лента, и мне было велено держать дверь запертой.
Я накалываю вилкой кусочек брокколи.
– С кем?
Она медленно закатывает глаза:
– Тело. В склепе. Грейди?
Я медлю.
– Думаю, что ответ на этот вопрос должна дать полиция.
– Разве тебе не любопытно?
– Конечно любопытно.
– Его убили?
– Ну, он же сам туда забраться не мог.
– Я хочу сказать, кто способен убить викария… – Она спохватывается и потрясенно смотрит на меня. – Прости, мам. Я не хотела…
Я вымученно улыбаюсь:
– Ничего. Отвечая на твой вопрос, отмечу, что люди убивают по самым разным причинам. Некоторые из них мы можем понять, некоторые – нет.
Мы долго молчим. Фло ковыряется в своих макаронах.
– Если человек делает что-то плохое, значит ли это, что он всегда плохой?
– Ну, Иисус говорил о прощении…
– Я говорю не об Иисусе и не о Боге. Я спрашиваю, что думаешь ты?
Я кладу вилку на стол.
– Думаю, что сделать что-то плохое и быть плохим – это не одно и то же. Мы все способны совершать дурные поступки, причинять зло. Все зависит от обстоятельств, от того, насколько нас прижимает жизнь. Но если ты испытываешь чувство вины, если ты стремишься ее искупить, хочешь, чтобы тебя простили, ты не плохой человек. Любому надо давать шанс исправиться, загладить свою вину.
– Даже тому человеку, который убил папу?
Мы говорили о том, что случилось с Джонатаном, только один раз, когда ей было семь лет. Незадолго до этого умерла от рака мать одного моего друга. Фло спросила, умер ли ее папа тоже от болезни. Соблазн солгать и ответить «да» был велик. Но я ответила на ее вопрос насколько могла честно, и больше мы к этому не возвращались. Когда Джонатан умер, Фло была совсем маленькой, и она его практически не помнит. Видимо, поэтому его смерть не слишком ее беспокоила. Но должна признать, что я иногда задавалась вопросом, когда она снова начнет меня расспрашивать, и да, я боялась этого дня.
– Да, – осторожно отвечаю я. – Даже ему.
– Ты поэтому навестила его в тюрьме? Чтобы простить его?
Я в нерешительности молчу.
– Нужно хотеть прощения. Хотеть измениться. Человек, который убил твоего папу, был на это неспособен.
– Ты говорила, что он был наркоманом.
– Да.
– Если бы он отказался от наркотиков, может, он и смог бы измениться.
– Не исключено. Почему ты сейчас об этом спрашиваешь? Что у тебя на уме?
– Да так, ничего…
– Ты же знаешь, что можешь со мной поговорить.
– Да, знаю.
– Это что-то насчет Ригли?
Створки захлопываются.
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Я хотела бы знать…
– Ну вот, снова начинается. Он тебе просто не нравится, верно?
– Я еще не определилась.
– Это из-за дистонии?
– Нет.
– Ты считаешь, что он ненормальный и недостаточно хорош для меня.
– Нет. И не надо за меня ничего додумывать.
– Он спас меня вчера вечером.
Потому что бродил вокруг часовни с сомнительными намерениями, – хочется сказать мне, но я сдерживаюсь. И снова думаю о ноже.
– Фло, я не знала, стоит ли тебе об этом говорить, но вчера вечером из моей комнаты кое-что исчезло.
– Что?
– Нож из набора для экзорцизма. Кроме тебя и Ригли, здесь никого не было.
Ее глаза широко раскрываются.
– И ты думаешь, что его взял Ригли?
– Насколько я понимаю, ты его не брала?
– Нет. Но ведь он не единственный, кто мог его украсть. Тебя не было дома весь вечер. Я застряла в часовне. Дом не был заперт. Сюда кто угодно мог войти.
Она права.
– Но зачем кому-либо врываться сюда и красть нож?
– Зачем это нужно Ригли?
– Я не знаю.
Она молча смотрит на меня. На ее лице читается обида и растерянность, и у меня сжимается сердце. О, все это так сложно, когда тебе пятнадцать лет. Ты хочешь верить в то, что мир черно-белый. Но, повзрослев, осознаешь, что большинство людей существует в серой полосе, беспомощно барахтается, застряв где-то между этими двумя полюсами.
– Фло…
– Он его не брал, понятно? Он считает, что носить ножи тупо. Понятно?
Нет. Не понятно. Но я не могу ничего доказать. Во всяком случае, сейчас.
– Как скажешь.
Она отодвигается вместе со стулом от стола.
– Я пошла наверх, к себе.
– Ты не доела.
– Я не голодна.
Я беспомощно смотрю вслед выбегающей из кухни дочери. Скрипит лестница, и я слышу, как наверху хлопает дверь. Потрясающе. Я провожу руками по волосам. Вообще-то мы с Фло ссоримся нечасто. Но с тех пор, как приехали сюда, стычкам нет конца. Мне кажется, рушится все, что мне удалось построить за свою жизнь. Я беру миски, выскребаю в мусорное ведро недоеденные макароны и кладу посуду в раковину.
Мне необходимо закурить. Я достаю свою жестянку, быстро сворачиваю сигарету на кухонном столе и открываю заднюю дверь. Сделав шаг наружу, я вздрагиваю и пячусь назад.
На пороге что-то лежит. Еще две куклы. Они больше других, и они сидят, вытянув перед собой ноги и держась за руки. В голову одной из кукол вплетены пряди белокурых волос, в голову второй – темные волосы. И они шевелятся. Слегка покачиваются из стороны в сторону, как будто им не сидится на месте.
Какого черта?
С лихорадочно бьющимся сердцем я наклоняюсь, чтобы их поднять. Не успеваю я это сделать, как что-то жирное и белое, извиваясь, выползает из одной куклы и шлепается на пол.
– Черт!
С возгласом отвращения я швыряю кукол на землю и вытираю руки о джинсы.
Они кишат личинками.
