В половине восьмого в столовой Шпицхорна никого не было. Вошедшие мужчина и женщина обнаружили это с некоторым удивлением. На их столике в углу горели свечи. Высокий светловолосый человек и его смуглая спутница неторопливо пересекли комнату, он галантно отодвинул стул, предлагая ей сесть, а сам устроился напротив, спиной к комнате. Сторонний наблюдатель счел бы этого постояльца типичным представителем среднего класса на отдыхе – и неплохой твидовый костюм только подчеркивал подобный вывод. Женщина же носила просто скроенный, но несомненно дорогой вечерний костюм с элегантным шелковым жакетом. Ее волосы были уложены в высокую прическу; в ушах поблескивали тяжелые серьги, на лацкане красовалась громадная булавка с бриллиантом.

– Неужели у госпожи Керн ушла последняя официантка! – Мужчина покосился через плечо.

– Не думаю. Просто они, как всегда, опаздывают.

– Что ж, по крайней мере, нам можно не опасаться любопытных глаз. А через пару дней мы окажемся в куда более оживленном месте.

– Утром я отшила эту Перрен.

– Отвратительный тип женщины. Да, а Шпицхорн выглядит именно так, как говорил мой приятель на площадке для гольфа в Давосе. Но играть в гольф я не хочу. – Он помолчал и добавил: – Полноценный отдых – что может быть лучше.

Она улыбнулась.

– Ты был великолепен.

– Ты тоже. Но самое замечательное то, что все, наконец, закончилось. Не правда ли, забавно, что ни одна живая душа не знает, где мы? Только ты и я – одни на всей земле! Наконец-то. Тревоги, волнения – все позади.

– Я совершенно измучиалсь. Милый…

– Да?

– Я все время думаю об этой Шафер.

Он откинулся на стуле.

– Пожалуйста, не начинай все сначала.

– А если Троллингер…

– Произошло разбойное нападение. И больше ничего. Троллингер не мог настолько потерять голову. Да и зачем? Она ничего не знала. Она и этому Графу ничего не сказала.

– Наверное, Троллингер подумал…

– Даже если и так… Разве из-за этого убивают?

– Но у тебя же была мысль, что он, возможно, наркоман.

– Я всего лишь так подумал. Посуди сама… Ему явно нужны были эти две тысячи, а живет он в грязной дыре. Но я ничего не знаю наверняка.

– Но если Троллингер принимает наркотики, значит, он не совсем нормален. Он потерял контроль над собой и убил эту девушку. Такое ужасное совпадение. Когда я услышала об этом – так внезапно! – я чуть не умерла от страха.

– Надеюсь, ты не привлекла к себе внимание.

– Там был Граф. Страшно вспомнить. Эта девица Шафер консультировалась у него по поводу какой-то книги или автографа. Да, он об этом и говорил. Всякие антикварные бумажки – его хлеб.

– Но в этом есть нечто странное. Однако, тебя, кажется, не тревожат непонятные совпадения.

– Ты ошибаешься. Меня насторожило, что он явился туда в четверг и спрашивал о квартире.

– Ах, возможно, я просто морочу тебе голову, и все мои страхи – просто игра воображения. Вероятно, Лидия Шафер консультировалась у него, как у профессионала. Они говорили о том, о сем, и толковали о недавнем случае…

– Вот замечательно… Ты называешь это случаем!

– По дороге в больницу они, естественно, поговорили о бедном господине Мартинели. Кто знает, может, Графу и в самом деле нужна квартира на лето.

– Да, но как Шафер узнала адрес?

– Спросила на почте в Шпице. Ты же говоришь, что вы ничего не скрывали. И с чего ты решил, что я нервничаю? Это ты напридумывал бог весть что.

– Да? Но это ведь не мне пришла в голову мысль, что Лидия Шафер консультировалась у Графа о томике Шекспира.

– Я и теперь так думаю.

– Но бог мой – зачем ей это?

– Если бы я знала причину, я бы не волновалась.

Теперь голоса их звучали довольно резко. Мужчина помолчал несколько минут, а затем попытался перевести разговор в другую плоскость:

– Хорошо, что я прихватил бутылку вина. Не знаю, до чего бы мы дошли, если бы не выпили по бокалу. – Он улыбнулся. – По-моему, нам следует повторить – и не один раз. Сколько можно обсуждать одно и то же? Все это цепь нелепых совпадений; мы сидим здесь, в пустой тихой гостинице… Разве это не лучшее доказательство? И если бы что-то открылось, неужели ты думаешь, что мы не узнали бы об этом?

Последовала еще одна пауза. Затем женщина заговорила вновь – сухим неприятным голосом:

– Интересно, мы всю жизнь будем этим заниматься?

– Чем?

– Выискивать собственные ошибки.

– Нет, конечно. Мы просто уедем. Троллингер будет молчать. Я знаю этот тип людей. Я осмотрел двадцать квартир, прежде чем выбрал эту. В доме ведь нет своего врача, а поблизости ведет прием только этот единственный морально сломленный доктор медицины. Я словно решал шахматную задачу. Я наблюдал за Троллингером, видел, какие у него пациенты. Не знаю, почему он оказался в таком тяжелом положении, но здесь что-то серьезное. Шантаж? Или он на самом деле употребляет наркотики и как-то замешан в торговле ими. Тогда ему не хватит никаких денег.

– Но если он наркоман, он может сломаться без любимого снадобья и все рассказать.

– Мы опять идем по кругу? – улыбнулся он.

– К сожалению, я не спросила Гумберта, чем интересовался Граф, когда впервые пришел на квартиру.

– Не придала этому значения? Может, нам стоит поклясться никогда больше не говорить на эту тему? Перестать отравлять себе жизнь?

– Согласна.

– Хорошо. Договорились. Мы осуществили свою мечту. И не наша вина, что покойный друг натолкнулся на эту Шафер в Шпице. Я бы много заплатил за то, чтобы узнать, как это произошло. Наверняка они познакомились, когда я ездил в город за провизией. Как хитро обвел он меня вокруг пальца. Ловкач.

– Ты говорил, что понимаешь его, – язвительно проговорила она.

С плохо скрываемой злобой он ответил:

– Как бы то ни было, он знал, что со мной шутки плохи. Но в любом химическом соединении под названием человек всегда есть икс, неизвестный элемент. Его нельзя вычислить. Переменная величина. А в итоге он доставил много хлопот и стоил этой девице Шафер… – Мужчина осекся и виновато просмотрел на свою спутницу.

– Значит, ты думаешь, что ее убил доктор Троллингер! Ты так считаешь!

Однако этот вопрос остался без ответа. Мужчина сменил тему:

– Но где… – Его тон изменился, он поднял вилку и постучал мелодично по стакану. – Где, черт побери, официантка?

Женщина коротко взглянула на дверь и побледнела от ужаса. Чистый звук, вызванный ударом серебра о стекло, стал для нее предвестником грома труб страшного суда; мужчина тоже повернул голову – и замер, словно пораженный молнией.

Возникшие в дверях Шваб, Граф и Буше направлялись прямо к столу. Шваб устроился у стены, между женщиной и ее спутником. Буше уселся на стул напротив. Граф продолжал стоять. Улыбаясь, он несколько минут рассматривал человека, известного под именем Миллер, а затем любезно сказал:

– Добрый вечер. Можно к вам присоединиться?

Чудовищное самобладание Миллера не покинуло его даже теперь. Облизнув губы, он ответил:

– Я не знаю вас. Что это все значит?

– Но я знаком с госпожой Дион. Возможно, она представит меня?

Новая прическа, старинные тяжелые серьги, длинная юбка и отличный макияж делали госпожу Дион гораздо старше, чем прежде, в Берне. Но больше всего ее изменило выражение лица, взбешенное и испуганное одновременно. Ее испепеляющий взгляд скользнул по лицу Графа, а затем горящие ненавистью глаза впились в Миллера.

– Поскольку дама не склонна представить меня, – мягко произнес Граф, – позвольте мне представиться самому – хотя в этом нет особой необходимости. Я – Граф, а это мои друзья – Шваб и Буше. Шваба вы могли видеть в Шпице. А на Буше господин Миллер, очевидно, обратил внимание в экипаже. Не во вчерашнем, конечно, – не в том, что доставил госпожу Мартинели из Туна.

Миллер легонько постучал пальцами по покрытому скатертью столу и обратился к своей спутнице:

– Тебе лучше подняться наверх, дорогая. Я во всем разберусь. Это безобразие, но я полагаю, что даже банда частных детективов способна понять, что обвинение в нарушении законов морали не стоит их усилий. Насколько я понимаю, вам больше нечего нам предъявить, джентльмены?

Граф покачал головой.

– На вашем месте, госпожа Дион, я бы не уходил. У вас есть свои права, и я не позволю их ущемить, хотя вы гадко обошлись с бедным курсантом! Наивная душа, но он хорошо сыграл, предоставив вам алиби.

Она вскочила со стула и закричала пронзительным голосом:

– Мы поссорились вчера. Поссорились!

– Глупости. Он вернулся в училище, полагая, что по возвращении поведет вас под венец. Правда, вскоре он должен был получить письмо, в котором вы просите простить и забыть неверную возлюбленную. Однако, вашей тете вы собирались написать, что вышли замуж за него. Но бедный Франц Балли не очень подходил на роль дамского любимца. Такие, как вы, не бросаются в объятия мужчин, подобных Балли. Они охотятся за более крупной дичью.

Миллер поморщился.

– Люсет, к чему выслушивать…

Но она злобно выкрикнула ему в лицо:

– Ты говорил, что я буду в безопасности! Что позаботишься обо мне!

Граф покачал головой.

– Ах, как по-детски. Но вы не должны так безоговорочно верить чужим обещаниям, госпожа Дион. А ему вы сослужили очень плохую службу – вы превратили его в убийцу. Он убил Лидию Шафер, а позже – мне просто повезло – пытался прикончить и меня. Неужели вы не догадывались?

Мужчина, наконец, пришел в себя и резко прервал Графа:

– Что вы хотите сказать? Я был в Шпице!

– Но не в тот вечер. Вы уехали двадцать второго, а вернулись вчера – естественно, никого не предупредив. Ведь это очень легко – добраться до Туна, припарковать где-нибудь в сарае машину и сесть в экспресс на Берн. Вы виделись с Троллингером за несколько минут до того, как я зашел к нему в среду вечером. Узнав, что Лидия и я были в больнице и отправились в похоронное бюро Галлера, вы кинулись туда, застали нас в дверях и в течение следующего часа следовали за нами обоими. Правда, я избежал встречи с вами, но на вторую попытку у вас не оставалось времени – вы торопились на поезд, отправлявшийся в Биль в 00:01. Мои друзья видели, как вы направлялись в дом Мартинели – они приехали в Шпиц несколькими минутами позже. Вы видели меня с Лидией в среду вечером, возле бюро Галлера, и, заметив в Шпице, перепугались бы и сбежали. Или вы застрелили бы меня, как только увидели?

Миллер взял себя в руки. Он поднял глаза на девушку, которая пристально смотрела на него.

– Вот это называется шоковой терапией, Люсет. Мы не должны позволить им ошеломить нас. Нет совершенно никаких доказательств, что я приезжал в Берн после двадцать второго. Их просто не существует.

– Троллингер… – начал Граф.

– Троллингер! – Миллер рассмеялся.

– Троллингер заявляет, что вы зашли к нему в прошлую среду вечером, заплатили ему тысячу франков – оставшуюся половину гонорара – и впервые услышали о Лидии Шафер. Не зная, на что вы способны, и не догадываясь о том, что у вас есть причины совершить убийство, он дал вам адрес девушки и сказал, куда мы направились. Эту информацию Троллингер получил по телефону от господина Вонгунтена. Мне хотелось бы добавить, что доктор Троллингер в убийстве не замешан. У него превосходное алиби на момент убийства – и все расписано по минутам. Лидию убили за полчаса до того, как я обнаружил ее тело, а в это время Троллингер ехал в психиатрическую больницу Иеремии Валпа. Там подтвердили его алиби.

– Это ваше заключение, – с ударением сказал Миллер. Он прищурился, и его светлые глаза, едва различимые под белесыми ресницами, сверлили Графа с холодной наряженностью.

– Да, мое, – согласился Граф. – Я полностью осознаю тот факт, что вряд ли вас удастся официально обвинить в убийстве. Но, как вы догадываетесь, вас можно привлечь к суду за другое уголовное преступление. Мы поймали вас с поличным и не отпустим, пока госпожа Мартинели не прибудет сюда из Берна.

Светлые глаза Миллера померкли. Он отвел взгляд в сторону. Люсет Дион встала, держась за край стола. Ее губы с трудом выговорили:

– Из Берна?

– Я позвонил ей вчера после обеда и попросил задержаться, – любезно пояснил Граф.

Госпожа Дион впилась в Миллера взглядом.

– Вы говорили… в то время…

– Каюсь… Я вас обманул.

– И даже тогда вы…

– Да, госпожа Дион. Я пытался узнать, кто убил мою клиентку. Правда, как я уже говорил, вашего друга могут и не привлечь к суду за это убийство, но он совершил уголовное преступление, и мы задержим его сейчас по государственному обвинению. Господин Шваб – агент тайной полиции, а потому вправе произвести арест.

– Какое государственное обвинение? О чем это вы говорите? Вы, кажется, бредите, – грубо бросил Миллер.

– Выстраивая свое мошенничество, вы прибегли к фальсификации документов и, к тому же, вступили в сговор с целью их подделки, а это уголовное преступление. И с этой целью вы воспользовались почтой. Помните свое письмо господину Гумберту, господин Миллер? Это государственное преступление. Письмо было опущено в Шпице третьего июля.

– Сфабрикованное обвинение. – Тонкие губы Миллера едва шевельнулись. Потом он сгорбился на стуле, словно под тяжестью обвинения, но на самом деле этот эффект был вызван тем, что он сгруппировался и подтянул под себя ноги. Теперь он сидел совершенно неподвижно.

– Такой великолепный, почти безупречный план, – вздохнул Граф. – Зачем вы погубили его, отдав умирающему человеку свой томик Шекспира? Он ведь был вашим двоюродным братом. Несомненно, требовалось семейное сходство – кремация породила бы кривотолки, к тому же какой-нибудь доброхот мог описать тело покойника вашей жене.

– Эта девица… – выдохнула Люсет Дион. – Я знала, что она принесла вам книгу с какой-то целью!

– Теперь уже поздно негодовать, – удовлетворенно сказал Граф. – Если бы я руководствовался только рассказом госпожи Шафер, я никогда не настиг бы господина Миллера. Всю историю мне поведала принесенная ею книга. Усопший не был владельцем этого томика – да и не мог быть. Он любил читать, и потому этого Шекспира с собой в дорогу не взял бы – толстую, очень потрепанную книгу, со слишком мелким и убористым шрифтом, да к тому же семейную реликвию. Но тут меня одолели сомнения – кто еще мог привезти книгу, если не Мартинели? Значит, я неправ? Но тогда почему же у заядлого читателя, каким предстает перед нами знакомый госпожи Шафер, такой странный томик Шекспира: переплет разваливается на куски, а страницы в прекрасном состоянии – они выглядли, как и полвека назад, когда впервые было напечатано это издание. Итак, человек, выдаваший себя за Говарда Мартинели, оказался кем-то другим, прихватившим томик Шекспира из библиотеки Мартинели, томик, на котором написано имя деда Мартинели. Но Говард Мартинели должен был находиться где-то под рукой – подписывать бумаги и чеки в Берне и Шпице, писать домой. Значит, Говард Мартинели – это Шмид. Я понял, что моя догадка верна.

– Мотива преступления нет, – сказал Мартинели.

– Финансового – никакого. Но есть другие, более сильные мотивы. Как человеку избавиться от безупречной жены, которая не дает развода? Только умереть – поэтому, когда ваш двоюродный брат приехал к вам и, попросив о помощи, сказал, что умирает от лейкемии, вы решили оказаться на его месте. Но вам не следовало верить ему и допускать разговоров с незнакомыми людьми, не следовало давать ему томик Шекспира из своей библиотеки в Ла Роше. Вам надо было утопить его в Женевском озере, так, чтобы даже лот не достал.

Мартинели резко рванул вверх правое колено, стол со всеми стаканами и серебряными приборами грохнулся на Шваба, и тот замешкался – оружие первым выхватил Буше. Он метким выстрелом выбил пистолет из руки Мартинели.