Машина Троллингера в следующем квартале повернула на запад, двигаясь в Бюмплиц-Оберботтиген.

– Пятница, пятница, пятница, – пропел водитель таксомотора. – Все устремились на природу. А что скажем мы, если спросят, куда едем?

Иг достал лицензию.

– Расследуем преступление.

– А бензина хватит? – заволновался Граф.

Машина Троллингера упорно двигалась вперед по пышущим жаром улицам.

– Да, если только он не направляется к линии фронта, – ответил шофер, уже почувствовавший вкус погони.

Но доктор Троллингер туда не собирался. Он свернул и через двадцать минут остановился в тенистом квартале перед небольшим оштукатуренным домом. В соседних дворах играли дети.

Водитель такси сбавил скорость, дал задний ход и остановился недалеко от угла. Иг стащил с себя пиджак, распахнул дверцу и спрыгнул на землю. Он помчался вверх по улице. В шляпе, сдвинутой на затылок, с пиджаком в руке и развевающимися за спиной концами галстука, он являл собой тип растяпы, который пытается что-то или кого-то догнать. Таксист и Граф наблюдали за ним из-за дощатого забора.

– Что он собирается делать? – удивился водитель.

– Понятия не имею, – столь же удивленно ответил Граф.

Троллингер вышел из машины и с некоторым трудом убедил выйти госпожу Дювалье. Ее сумочку он держал в левой руке, а правая крепко сжимала локоть женщины. Приветливая особа – небольшого роста, в пестром полотняном платье и наколке на голове – вышла им навстречу по дорожке, ведущей от дома к воротам.

Троллингеру с трудом удалось довести пациентку до тротуара. Она упиралась и трясла головой – это не ее дом, ни в коем случае не ее дом – на огненных волосах трепетала соломенная шляпка, сумка, висевшая на левом локте, ударяла в бок. Подоспевшая женщина с улыбкой на круглом лице присоединилась к уговорам доктора. Именно в этот момент Иг врезался в эту живописную компанию. Правым локтем он задел левую руку госпожи Дювалье, и красная сумочка, соскользнув с локтя владелицы, упала на землю. При таком мягком падении замочек никак не мог раскрыться, но когда Иг, бормоча извинения, нагнулся и принялся суетливо поднимать упавшую собственность дамы, содержимое сумочки раскатилось вдоль кромки тротуара.

Все это произошло за какие-то доли секунды. Госпожа Дювалье ошеломленно замерла, а доктор Троллингер, поддерживая ее, раздраженно уставился на Ига: жалкий недотепа не заслуживал даже ругани. Иг тем временем запихнул деньги и мелкую дребедень обратно в сумочку, сунул ее в руку госпожи Дювалье и покаянно принялся бормотать слова извинения.

Троллингер взял сумочку, заглянул внутрь и отмахнулся от назойливо гудящего растяпы. Иг понял этот жест как разрешение убираться на все четыре стороны и припустил дальше по улице.

Наблюдавшие за ним Граф и таксист не стали дожидаться, чем кончится водворение госпожи Дювалье в оштукатуренный дом. Они поспешно забрались в автомобиль и через пару кварталов подобрали Ига. Затем таксомотор стремительно развернулся и помчался назад на самой большой допустимой скорости, выдавая все двадцать километров в час. Только тогда Граф спросил у Ига с некоторым благоговением:

– Как вам такое пришло в голову?

– Это старый трюк охотников до дамских сумочек и единственный способ заполучить их, не оторвав даме руку.

– Меня грызет раскаяние: это так безжалостно, пусть и ради доброго дела. Вы не испугали несчастную?

– Испугал ее? Ну что вы – я никого не пугаю.

– Какая сумма оказалась в сумочке? Вы и в самом деле все вернули? Может, и мне что-то перепадет? – рассмеялся водитель.

– Денег много, и все большими купюрами, но я-то искал документы, – отмахнулся Иг.

– Там могло быть тысячи две франков, Иг? – Сидящий на переднем сидении Граф повернулся к оперативнику.

– Вполне.

– А удостоверение раздобыли? – лениво спросил водитель.

– Нет, – сказал Иг, не сводя глаз с Графа. Тот снова удобно расположился на своем сидении и закурил сигарету.

– Что, не было даже продуктовых карточек? – удивился водитель.

– Нет. Можно подумать, что эта дама живет совсем в другом измерении, – ответил Иг.

Возле дома Графа они расплатились с водителем такси и выдали ему вторую половину обещанных чаевых. Иг упорно хранил молчание, пока они не закрыли за собой дверь библиотеки, по пути заказав Антуану поздний ланч. Пристально глядя в лицо Графа, Иг сунул пальцы в правый карман брюк и извлек оттуда какой-то маленький предмет, свободно уместившийся в его ладони.

– Кроме пачки банкнот, – сказал он, – в сумочке был лишь обычный хлам, который таскают с собой женщины. Носовой платок, губная помада, маленькая плоская коробочка с румянами и пудрой, пачка сигарет, разменная мелочь и – э-э-э… всякое старье, которое она носила с собой с незапамятных времен, просто не замечая его. Так бывает. Вы выворачиваете карманы и обнаруживаете там и то, и это: вы этими вещами не пользуетесь, но и не выбрасываете их. А карманы у женщин – это их сумочки. Когда они обзаводятся новыми сумочками, то они просто перекладывают в них весь этот хлам.

– И что? – спросил Граф.

Иг раскрыл ладонь. На ней лежал продолговатый металлический жетон с дырочкой возле края – видимо, для цепочки с ключами. На нем был выбит номер.

– Знаете, что это?

Не сводя глаз с находки, Граф покачал головой.

– Это жетон с номером вашего счета в магазине, старый жетон. Если у вас есть такой жетон, то вам не нужно тут же расплачиваться за ваши покупки. Продавец просто записывает их на ваш счет.

– Где так делали?

– В магазине Штенгеля, например. Это старый жетон Штенгеля. Номер 152593. Ему лет десять. Хотя кое-где подобными жетонами пользовались до недавнего времени. На них выбивали номер покупателя, а его имя и адрес хранились в картотеке. Я имею в виду – хранятся.

Граф перевел взгляд с жетона на Ига.

– Значит, можно найти.

– Но вы хотите, чтобы полиция об этом не пронюхала, а Штенгель не даст имени и адреса ни вам, ни мне, – сказал Иг. – Скорее всего, не даст!

– Ну, и бог с ним! – Граф взял жетон Штенгеля. – Вероятно, эта дама хотела сохранить его на память.

– На память? Вряд ли какая-то женщина подумает, что магазин может закрыть ее счет. Просто не поверит! Так и тут, хотя наверняка этот счет давно ликвидирован.

– Думаю, вы правы. – Граф убрал жетон в бумажник. – Вы всегда правы, Иг.

– И все же я не понимаю, в чем суть махинации. Неужели Троллингер поместил женщину в заведение И. Валпа, чтобы завладеть ее деньгами? Но ведь он оставил ей такую значительную сумму – ее достаточно, чтобы выкупить себя из большинства подобных клиник.

– Это его деньги. Эта сумочка – его тайник, и какой тайник! В заведении Валпа вещи пациентки просматривали при поступлении, а значит, больше беспокоиться по этому поводу Троллингеру незачем. А вот вы рисковали: секунда промедления с возвращением сумки – и вы в нокауте. Доктор – сильный человек.

Зазвонил телефон, и Граф снял трубку.

– Шваб?

– Он самый. Плохи дела.

– Что случилось?

Однако Шваб никогда не начинал с главного и всегда придерживался строго последовательного изложения.

– Были на похоронах, – начал он.

– Ну, и как все происходило?

– Весьма краткая церемония. Явились все обитатели городка. И сводная племянница покойного Мартине-ли прибыла вовремя. Все утро она провела в гостинице Шпица и вызвала там большой интерес. Благодаря ей и толпе аборигенов мы с Буше имели хорошее прикрытие. Кладбище древнее и большое, с момента создания Швейцарского союза его несколько раз расширяли. Теперь оно тянется до самого подножия горы на северной стороне и обнесено каменной стеной… Я наблюдал за происходящим с восточной стены. Буше поставил машину на дороге у северо-западного угла кладбища и притаился в ней. Я говорил вам, что чемоданы будут упакованы и уложены в машину, на случай поспешного отъезда?

– Кажется, да.

– И что мы расплатились с хозяйкой пансиона заранее? Оказывается, владелица, вдова Маар, больше всего любит одиноких непритязательных путешественников, которые не жалуются на постельные принадлежности и кофе. Ну, это так – лирическое отступление… Продолжаю. Вдоль западной стены кладбища идет грунтовая дорога, она пересекает основную. Шмид оставил машину там, а сам пошел к могиле. Он и госпожа Дион сыграли главные роли в этом спектакле: они стояли друг напротив друга с противоположных сторон могилы – очень впечатляюще. Все закончилось в 14:15. За все это время госпожа Дион взглянула на Шмида раза два-три с заметным интересом, а он, по-моему, не обратил на нее никакого внимания. Его наряд ничем не отличался от обычного: все тот же костюм и потрепанная шляпа. Все-таки он скорее напоминает проводника, чем крестьянина. После церемонии сводная племянница все же заговорила с ним. Он приподнял фетровую шляпу, очень хладнокровно и высокомерно, как будто у него нет времени для госпожи Дион… Но она продолжала говорить, и наконец они отправились к западным воротам, миновали их и присели на подножку его машины. Толпа стала расходиться, и я заволновался, не заметит ли Шмид Буше. Не заметил. Он даже не смотрел в ту сторону. Мне, конечно, пришлось покинуть свой наблюдательный пост и пройти немного с жителями городка. Они говорили о печальной смерти Мартинели от лейкемии, о госпоже Мартинели, которая ничего не знала о его болезни, пока он не умер, об ее отсутствии на похоронах мужа; о приезде госпожи Дион, представлявшей семью покойного. Похоже, им удалось как-то разговорить госпожу Дион. Симпатичная девушка, не так ли?

– Весьма привлекательная.

– И такая изящная маленькая шляпка. Местная публика посчитала, что она не очень-то подходит для похорон, но общественное мнение простило подобную вольность – все-таки ей пришлось внезапно выехать из Женевы и добираться ночью до Туна. Назад она отправляется экипажем от гостиницы в Шпице – как раз успеет на поезд, идущий в Берн. – Шваб добавил: – Поезд приходит поздно. Надеюсь, ее кто-нибудь встретит.

– Встретит. Обязательно.

– Итак, я приглядывался к ним, пока они сидели на подножке машины. Они разговаривали минут десять, затем встали. Шмид опять приподнял шляпу, и госпожа Дион прошла вдоль стены за угол – вслед за уходящими с кладбища горожанами. Шмид сел в машину и отправился прямо через перевал и дальше.

– Дальше?

– Дорога, по которой он ехал, спускается в следующую долину и ведет городу Вайсенбург, который стоит на ветке железной дороги.

– Ты думаешь, он отбыл окончательно?

– Похоже на то. Буше отправился за ним. Мы не знаем этой местности. Шмид мог воспользоваться какой-нибудь боковой дорогой, но мы, естественно, не могли так рисковать. Буше просто рванулся следом, вместе с нашими чемоданами… Мы договорились на подобный непредвиденный случай, что тот, кто останется в Шпице, тут же отправится в Тун. Там, напротив вокзала, есть пристойный отель – «Ференхоф». Я поеду на том же поезде, что и госпожа Дион, – в 15:30. И не забивайте себе голову тем, что Шмид удирает от нас. Он просто уехал, как и любой другой человек, собравшийся покинуть Шпиц. Будем надеяться, что Буше его не упустит.

– Только это и остается.

– Когда-нибудь им придется остановиться, чтобы заправиться. Буше позвонит мне в отель. У меня оставалось еще пять минут, чтобы послать записку госпоже Маар – сообщить, что нас отозвали. Начиная со этого момента, дело приняло крутой оборот… Граф, уже пятница, а в понедельник с утра нам надо появиться на работе.

– Я выезжаю.

– Когда?

– Сегодня вечером, если мне удастся попасть на поезд, уходящий в 00:01. Завтра утром в 8:52 я надеюсь встретиться с вами в Туне.

– Буду рад видеть вас. Если случится так, что Буше пришлет мне срочный вызов после полуночи, я оставлю записку, – облегченно закончил Шваб.

Пробормотав, что этого, скорее всего, не случится, Граф повернулся к Игу.

– Я сейчас еду на Центральный вокзал, чтобы забронировать себе место. Меня не будет в городе несколько дней. Скажите Тринклу: что бы ни случилось, вы не должны терять Троллингера из виду. Я оставил Гарнету достаточно денег, и вам стоило бы иметь при себе приличную сумму на случай, если доктор Троллингер вдруг покинет Берн. Правда, не думаю, что это случится.

– Он уже много раз мог бы уехать.

– Не думаю, что он все-таки сорвется с места.

– За пациенткой приглядвать? Даже если он решит, что дело не в автобусе?

– Да, даже в этом случае.

Обеспокоенный Иг торопливо удалился. Граф спустился в свой кабинет, написал письмо, запечатал и наклеил на него марку. Затем достал из письменного стола какие-то бумаги, надел шляпу и вышел. На углу он опустил письмо в почтовый ящик и отправился на трамвае на вокзал. Оформив заказ билета, он поспешил в деловую часть города, чтобы провести ранее назначенные встречи в своей конторе в квартале Матти.

И снова Граф отправился в центр города – в свою контору в квартале Матти; ночной дежурный поднял его на лифте на пятый этаж, а в половине одиннадцатого снова опустил на первый этаж, закрыв за ним двери притихшего на ночь здания. Обычно по вечерам Граф вызывал машину, но на этот раз выбрал поездку на трамвае. Правда, на остановке не было ни души, ждать своего номера пришлось долго, а в вагоне кроме кондуктора не оказалось ни души. «Нервы шалят», – подумал Граф, вглядываясь в темные улицы за окном.

На углу возле его собственного дома кто-то попросил у Графа прикурить. Это оказался Тринкл – он конспиративно крутил в пальцах сигарету, выглядывая из-под низко надвинутой на глаза шляпы.

– Только не говорите мне, что наш друг опять здесь, – внутренне сжавшись, проговорил Граф.

– Если вы взглянете вдоль квартала, то увидите некую тень, которая не является каменным столбом.

Граф взглянул в указанном направлении. Затем сказал:

– Я скоро выйду с чемоданом. Будьте поблизости. Оставайтесь здесь, на свету. Этого будет достаточно.

Когда Граф приблизился к ступенькам своего дома, сутулая тень затерялась среди других теней. Граф вошел в дом, забрал у Антуана чемодан и светлый плащ, поговорил с котом Мартином и снова оказался на улице. На углу – не обращая внимания на Тринкла – он остановил такси. И пока машина везла его на вокзал, он думал о людях, разбросанных по стране: о госпоже Дювалье в маленьком домике, о Троллингере, Швабе и Буше. И о себе, без особой охоты отправившемся путешествовать. И все потому, что в каком-то морге, никому не нужная, лежала Лидия Шафер.