По дороге до оранжереи Питкэрна Вулф упал два раза, я – четыре, а Сол – всего один. Меня угораздило всех обставить по числу падений, потому что я шел первым.

Понятное дело, мы не могли воспользоваться фонариками, поэтому приходилось идти в кромешной тьме, ну а кроме того, шел снег. С одной стороны, это было нам на руку, но с другой – белая пороша уже полностью укрыла землю, а вместе с ней и ямы. Когда идешь в темноте, причем стараясь при этом не поднимать лишнего шума, куда легче двигаться по ровной дороге. Увы, мы не могли позволить себе такой роскоши. Наш маршрут лежал совсем в другом направлении.

Мы действовали по наитию. Свернув с шоссе, мы углубились в настоящие джунгли, за добрых триста ярдов обогнув въезд в имение и копа, пребывавшего, по словам Сола, в дурном расположении духа. После того как мы преодолели первое препятствие, нам практически сразу пришлось карабкаться вверх по склону. Наступив на камень, я поскользнулся, покачнулся, попытался схватиться за дерево, но промахнулся.

– Аккуратнее, здесь камень, – прошептал я.

– Заткнись! – прошипел Вулф.

Стоило мне привыкнуть к подъему по склону, как вдруг он закончился, сменившись лесом с чередой кочек и ухабов. Потом лес тоже закончился, и мы уперлись в густой кустарник. Возможно, я бы через него и сумел продраться, но вот Вулфу он явно был не по зубам, и потому нам пришлось двинуться в обход. Только после того, как моя нога трижды соскочила вниз, я понял, что иду по краю крутого обрыва. Оказавшись затем на дне оврага, мы уперлись в ручей, причем до меня дошло, что темная полоса передо мной – именно ручей, лишь после того, как я в него забрел. Я сделал шаг назад, прыгнул, словно тигр, и с большим трудом оказался-таки на противоположном берегу. Приземлился я, правда, на колени, но падением это не считаю. Поднявшись, я с ужасом подумал, что Вулфу прыжок мой ни за что не повторить. Однако, оглянувшись, я увидел, что тот уже переходит ручей вброд, одной рукой придерживая края пальто, а в другой сжимая трость, которой нащупывал дно.

Я никогда не утверждал, что хорошо ориентируюсь в лесу, и той темной ночью лишний раз убедился, что не обладаю выдающимися способностями в этой области. Наверное, я что-то напутал, просчитался с количеством поворотов на шоссе. По моим расчетам, мы должны были выйти прямо к дому, к которому примыкала оранжерея. Однако после того как мы перемахнули еще через несколько холмов, я четыре раза свалился в грязь, а Вулф кубарем скатился с утеса прямо под ноги Солу, я начал подозревать, что мы заблудились. Черт подери, а я еще радовался, что ельник такой густой и потому нас не заметят! Лучше бы он был пожиже, зато мы бы увидели огни особняка. В тот самый момент, когда меня уже начало охватывать отчаяние, мы вышли на тропинку. После того как мы свернули по ней налево и отмахали шагов тридцать, она начала казаться мне знакомой. Ну а когда мы добрались до края ельника и увидели огни дома, отпали последние сомнения: это была та самая тропинка, по которой сегодня мы уже проходили несколько раз.

Дальше дело пошло легче. Поскольку снег повалил еще гуще, нам не пришлось ползти к дому по-пластунски. Добравшись до развилки, где от тропинки ответвлялась дорожка, забиравшая налево, к южной части дома, я повернулся к Вулфу и спросил:

– Все нормально?

– Заткнись и шагай дальше! – прорычал он.

Так я и сделал. Вскоре мы достигли оранжереи. Я достал из кармана ключ, вставил его в замочную скважину и с облегчением вздохнул – ключ подошел. Я аккуратно распахнул дверь, мы вошли, и я беззвучно прикрыл ее. Пока все шло как по маслу. Мы добрались до подсобки. Но здесь было темно!

В соответствии с планом мы сняли облепленные снегом пальто и бросили их на пол. За ними последовали шляпы. Только потом я обнаружил, что Вулф решил оставить себе трость, видимо, для того, чтобы дубасить ею тех, кто станет кричать или попытается добраться до телефона. Я двинулся первым, за мной шел Вулф, а замыкал процессию Пензер. Мы миновали холодный отсек, в котором было на удивление жарко. Пробираться по проходу между грядками оказалось на редкость непросто. Там я сделал очередное открытие: если в снежную ночь в оранжерее выключен весь свет, то стекло кажется совершенно черным.

Не повредив ни одного растения, мы прошли в теплый отсек, в котором было еще жарче, и очутились в среднем. В тот самый момент, когда, по моим оценкам, мы находились примерно в центре помещения, я сбавил скорость. Теперь я останавливался каждые несколько футов, ощупывая выступ слева. Вскоре я почувствовал под своими пальцами занавеску и, взяв Вулфа за руку, помог ему нащупать ее. Общими усилиями мы закинули занавеску наверх, и Сол забрался в нишу – туда, где убийца спрятал тело Дини Лауэр. Я не видел Пензера, поэтому пошарил руками, желая убедиться, что он там, и только после этого вновь опустил занавеску. Затем мы с Вулфом выбрались на открытую площадку за скамейками.

К этому моменту мы уже знали, что в окутанной тьмой оранжерее нет ни единой живой души, а потому вполне можно общаться шепотом. Но мы молчали – говорить было нечего. Я вытащил пистолет из наплечной кобуры, сунул его в боковой карман и направился к двери, ведущей в гостиную. Вулф шел за мной по пятам. Дверь была хорошо пригнана, но все же внизу имелась тоненькая щелочка, сквозь которую в оранжерею проникал свет.

И вот теперь нам предстояло получить ответ на самый главный вопрос: заперта ли дверь со стороны дома? Из-за толстой двери доносились звуки голосов, и это обнадеживало. Крепко взявшись за ручку, я стал медленно, со скоростью минутной стрелки, ее поворачивать. Когда она дошла до упора, я осторожно нажал на дверь. Она легко поддалась. Ее оставили незапертой.

– Путь свободен, – прошептал я Вулфу и, резко распахнув дверь, шагнул в гостиную.

Одного взгляда оказалось вполне достаточно, чтобы понять: нам крупно повезло. Первая удача заключалась в том, что мы накрыли в гостиной всех троих: Джозефа Дж., его дочь и сына. Второй нашей удачей можно считать то, как они отреагировали, увидев оружие у меня в руке. Согласитесь, что хотя бы один из них запросто мог закричать, однако Питкэрны лишь ошеломленно молчали. Диспозиция была такая. Сибил сидела на диване, откинувшись на подушки и сжимая в руках высокий бокал. Доналд расположился рядом в кресле и тоже что-то пил. Отец семейства стоял. Он единственный из всех троих пошевелился, когда мы вошли, повернув голову на звук открывающейся двери.

– Ни с места, – быстро проговорил я, – и мы никого не тронем.

Джозеф Дж. издал странный звук, больше всего похожий на возмущенный смешок. Сибил же этим не ограничилась и выразила свое негодование на словах:

– Вы не посмеете выстрелить! Не посмеете!

Вулф обошел меня и двинулся к троице, но я, выставив руку, остановил его. Меньше всего мне хотелось, чтобы началась пальба. Полицейский, дежурящий у въезда в имение, может и не услышать крики и вопли, а вот выстрел, скорее всего, привлечет его внимание. Я приблизился к Джозефу Дж., наставив пистолет, обыскал его, а затем подошел к Доналду и повторил процедуру. Я бы с удовольствием обыскал и Сибил в длинном синем вечернем платье, но веских оснований для этого у меня не имелось: ее наряд был достаточно облегающим, чтобы понять – оружия у девушки нет.

– Все в порядке, – кивнул я Вулфу.

– Вы совершаете уголовное преступление! – взвизгнул Питкэрн; слова были достаточно мужественными, да вот голос подвел.

Вулф подошел к нему, покачал головой и совершенно спокойно возразил:

– Не думаю, что в наших действиях имеется состав преступления. Дверь мы не взламывали, у нас имелся ключ. Да, признаю, пистолет в руках мистера Гудвина несколько усложняет дело, однако я не собираюсь требовать от вас ничего особенного. Мне просто хочется с вами поговорить. Сегодня днем я просил разрешения побеседовать с вами, но мне было отказано. Сейчас я намереваюсь все-таки добиться своего.

– Как бы не так! – Питкэрн бросил взгляд на сына. – Доналд, ступай к парадному входу и крикни полицейского!

– Если вы не заметили, пистолет по-прежнему у меня в руках, – сказал я, покрутив оружие, – и я могу выстрелить из него или им ударить. Если вы думаете, что я прихватил его для красоты, то жестоко ошибаетесь.

– Опять этот тип взялся за свое, – презрительно процедила Сибил, уютно устроившаяся на диване среди подушек. – Неужели вы всерьез думаете, будто мы настолько испугались, что станем беседовать с вами под дулом пистолета?

– Нет, – покачал головой Вулф. – Разумеется, пистолет – это ребячество, пустая формальность. Я полагаю, вы станете со мной разговаривать совсем по другим причинам, которые я сейчас изложу. На это мне потребуется несколько минут. Вы позволите присесть?

– Нет! – хором воскликнули отец, дочь и сын.

Вулф подошел к широкому креслу с пестрой обивкой, сел и невозмутимо произнес:

– К сожалению, я вынужден проигнорировать ваш запрет, принимая во внимание чрезвычайные обстоятельства. Мне пришлось переходить вброд ваш проклятый ручей. – И, наклонившись, он расшнуровал один ботинок, стащил его, затем проделал то же самое со вторым, снял носки, закатал мокрые брюки почти до колен, а потом, наклонившись вправо, схватил кончик маленького коврика и потянул его на себя. – Вы уж извините, я тут у вас немного наследил, – виновато сказал он, оборачивая ковриком ноги.

– Какая прелесть! – с чувством воскликнула Сибил. – Вы, наверное, решили, что мы постесняемся выставить вас босым на улицу под снег?

– Если он действительно так думает, то фатально ошибается! – в гневе произнес Питкэрн; он уже не визжал, а говорил нормальным голосом.

– Я налью ему что-нибудь выпить, – предложил Доналд и двинулся было прочь.

– Не надо! – твердо сказал я, преградив ему дорогу. – Вы останетесь здесь! – В правой руке я по-прежнему сжимал пистолет.

– Думаю, Арчи, ты уже можешь убрать оружие в карман, – бросил мне Вулф. – Скоро мы узнаем: имеет нам смысл здесь задержаться или же лучше уйти. – Он окинул взглядом присутствующих, остановив его на Джозефе Дж. – Могу предложить вам два варианта. Либо мы остаемся здесь и вы разрешаете нам задавать любые вопросы об обстоятельствах смерти мисс Лауэр, либо я возвращаюсь к себе домой в Нью-Йорк…

– Ни в какой Нью-Йорк вы не поедете. Вы отправитесь в тюрьму, – возразил Питкэрн, продолжавший стоять, хотя его гость сел.

– Разумеется, если вы так настаиваете, – кивнул Вулф. – Однако даже если я сперва окажусь в тюрьме, то все равно потом вернусь домой – просто чуть позже, сразу же, как только внесу залог, а тянуть с этим я не буду. Вернувшись домой, я моментально начну действовать. Я во всеуслышание объявлю, что убежден в невиновности мистера Красицки и намерен его освободить, для чего собираюсь отыскать и вывести на чистую воду настоящего убийцу. Уже сейчас я готов назвать как минимум три крупные газеты, которые заинтересуются этой новостью и протянут мне руку помощи. Вполне естественно, что все обитатели этого имения немедленно станут объектами самого пристального внимания широкой общественности. Причем интерес вызовет любое событие минувших лет, свидетельствующее в пользу виновности или невиновности того или иного фигуранта. Разумеется, все эти истории незамедлительно появятся на первых полосах газет.

– Та-ак, – презрительно произнесла Сибил, по-прежнему не меняя позы.

– Пикантность ситуации заключается в том, что каждому человеку есть что скрывать, – продолжил Вулф, не обратив на нее никакого внимания. – Взять, к примеру, загадочную историю мистера Хефферана, который приобрел коттедж с участком в тридцать акров всего в паре миль отсюда. Я уверен, эта фамилия вам знакома. Откуда у него вдруг взялись деньги? Куда уехал один из членов его семьи и почему? Газетчики захотят выяснить все до малейших подробностей, особенно учитывая то обстоятельство, что вы их к себе ни в какую не пускаете. Я же, со своей стороны, с большой охотой поделюсь с журналистами всем, что мне известно. Видите ли, мне уже удалось кое-что узнать.

Джозеф Дж. сделал было шаг, но вдруг застыл на месте. Сибил, оттолкнувшись от подушек, села прямо. А Вулф продолжал:

– Подобные факты, естественно, не станут выносить на рассмотрение суда, слушающего дело об убийстве мисс Лауэр. Однако они привлекут внимание тех, кто захочет провести независимое расследование, о результатах которого пожелает знать общественность. Люди пожелают узнать, как сейчас поживает мисс Флоренс Хефферан, не причиняет ли ей неудобства травма, нанесенная в тот момент, когда ее душили, окончательно ли исчезли синяки с горла… Идя навстречу читателям, газетчики опубликуют фотографии мисс Хефферан. Ну а затем…

– Ах ты, жирная гнида! – вскричала Сибил. – Ловко ты все обстряпал!

– Нет, мисс Питкэрн, я тут вовсе ни при чем, – покачал головой Вулф, – это лишь неизбежные последствия убийства.

– Бог свидетель, ну до чего же я жалею, что сегодня вас не пристрелил! – резко проговорил Питкэрн. И хотя он пытался взять себя в руки, его буквально трясло от злобы. – Эх, надо было…

– В любом случае вы этого не сделали, – сухо заметил Вулф. – Так что теперь дайте мне договорить. Поймите, ни один из вас ничего не сможет утаить от журналистов. Ни единого секрета. Все тайное непременно станет явным. Вполне допускаю, мистер Питкэрн, что у мисс Хефферан закончились деньги, которые вы ей дали, и она не прочь получить еще. Поверьте, найдется немало желающих заплатить ей кругленькую сумму за подробный рассказ о своей жизни. Вы и сами все прекрасно понимаете. Но одной лишь мисс Хефферан дело не ограничится. Интерес у газетчиков вызовет и ваша дочь, обладающая уникальным талантом устраивать скандалы на пустом месте, и ваш сын, кочующий из университета в университет. Ему не подошли Йель, университет Уильямса, Корнелл, потому что не устраивал учебный план или потому что?..

И тут совершенно неожиданно у Доналда резко сменилось настроение. После того как он бросился за выпивкой для Вулфа, а я его остановил, молодой человек покорно вернулся в свое кресло и вроде бы спокойно там сидел все это время. Но теперь он внезапно вскочил и кинулся к Вулфу. Когда я преградил ему дорогу, Доналд налетел на меня, отскочил и попытался правой рукой нанести мне удар в челюсть. Мятеж следовало подавить как можно быстрее, в самом зародыше. В этом деле лишние сложности только мешают, поэтому левой рукой я отбил его кулак, а правой от души врезал Доналду плашмя пистолетом по почке. Он покачнулся, согнулся в три погибели и повалился на пол. Я на него даже не посмотрел, так как не хотел выпускать из виду папу с дочкой: кто знает, на что эта семейка способна.

– А ну прекратите! – донесся откуда-то женский голос. – Я сказала – прекратите!

Все закрутили головой в поисках источника голоса. Из-за портьеры, прикрывавшей арку в дальней части комнаты, показалась женщина, которая направилась к нам мелкими аккуратными шажками. Издав сдавленный вопль, Сибил кинулась к ней. Ее примеру последовал и Джозеф Дж. Подбежав к незнакомке, они взяли ее под руки, причем Джозеф громко бранился, а Сибил мягко увещевала. Оба при этом хотели знать, как ей удалось спуститься по лестнице. Затем они попытались ее развернуть и увести, но у них ничего не получилось. Женщина с удивительной настойчивостью продолжала двигаться вперед, пока наконец не остановилась в шаге от Доналда, по-прежнему корчившегося на полу. Посмотрев на него, мать семейства, а я не сомневался, что это была именно миссис Питкэрн, повернулась ко мне:

– Вы сильно его ударили?

– Не очень, – ответил я. – Поболит денек-другой и пройдет.

– Со мной все в порядке, мам, – сообщил Доналд. – Ты слышала, что тут?..

– Да, я все слышала.

– Немедленно ступай наверх! – приказал жене Джозеф Дж.

Однако миссис Питкэрн пропустила слова мужа мимо ушей. Интересная женщина. Я бы не назвал ее красавицей – невысокого роста и при этом довольно полная, с простеньким круглым лицом. Ее осанка показалась мне странной: она стояла, отведя назад плечи, – видимо, это было следствием травмы позвоночника. Однако, несмотря на все это, имелась в миссис Питкэрн какая-то изюминка. Особенно сильное впечатление производил голос – низкий, грудной, полный внутренней силы.

– Я слишком долго стояла, – сказала она.

Сибил повела мать к дивану, но та, покачав головой, заявила, что предпочитает кресло, и попросила поставить его так, чтобы развернуть к Вулфу. Когда миссис Питкэрн села, Доналд, который к этому моменту уже встал, подошел к ней, погладил по плечу и сказал:

– Со мной все в порядке, мам.

Но она его будто и не заметила, устремив свой взгляд на Вулфа.

– Вы Ниро Вулф, – сообщила она ему.

– Верно, – согласился он. – А вы миссис Питкэрн?

– Да. Разумеется, мистер Вулф, вы человек знаменитый, и мне доводилось о вас слышать. В иных обстоятельствах я была бы страшно рада познакомиться с вами. Я стояла за портьерой и слышала все, что вы сказали. Разумеется, вы разбираетесь в расследовании убийств гораздо лучше меня, и я никоим образом не собираюсь с вами спорить. Я прекрасно понимаю, что ждет каждого из нас, если мы окажемся в центре внимания газетчиков, и потому, вполне естественно, хочу по возможности этого внимания избежать. У меня есть деньги… Я имею в виду не состояние мужа, а мои собственные средства. Я считаю, что нам нужен человек, способный предотвратить столь нежелательное развитие событий, о котором вы только что говорили, и мне кажется, вы идеально подходите на эту роль. В качестве гонорара я готова выплатить вам пятьдесят тысяч долларов. Половина этой суммы…

– Милая, я хочу тебя предупредить… – выпалил Джозеф и вдруг замолчал.

– О чем? – холодно поинтересовалась миссис Питкэрн, честно выдержала паузу, но, поскольку ее супруг так и не заговорил, продолжила, обращаясь к Вулфу: – Конечно, было бы глупо отрицать, что нам нечего скрывать. Как вы справедливо заметили, у каждого человека непременно есть свои тайны. Да, нам не повезло. В результате чудовищного преступления, совершенного у нас в доме, мы, как вы изволили выразиться, окажемся в центре самого пристального внимания широкой общественности. Итак, половину вашего гонорара, двадцать пять тысяч, мы выплатим вам сразу, а оставшуюся сумму вы получите… э-э… об этом, в конце концов, можно договориться позже.

Такой расклад нравился мне гораздо больше. Теперь мы стояли перед альтернативой: либо согласиться на взятку в пятьдесят тысяч долларов, либо отправиться за решетку.

– Простите, – нахмурившись, возразил Вулф, – но, если не ошибаюсь, вы сказали, что слышали весь наш разговор?

– Да, это так.

– В таком случае, мадам, вы упустили самую суть. Я здесь сижу исключительно по одной-единственной причине: я уверен, что мистер Красицки непричастен к убийству мисс Лауэр. Спрашивается, могу ли я, черт подери, вытащить его из тюрьмы и одновременно защитить от внимания прессы вашу семью?! Нет, мадам, прошу меня простить, но это совершенно исключено. Вы совершенно правы: я пришел сюда, чтобы шантажировать вас, но цель моего шантажа – не деньги. Свою цену я уже назвал: я хочу, чтобы вы разрешили мне остаться здесь с мистером Гудвином и провести частное расследование. Если вы ответите отказом, я вернусь к себе домой и превращу вашу жизнь в ад, который только что вам описал. Я прибыл к вам ненадолго и не собираюсь находиться здесь ни минуты сверх необходимого времени. Я не требую от вас ничего невероятного, мне просто нужны правдивые ответы на вопросы, причем, как я уже сказал, в пределах разумного.

– Ах ты, поганый неподкупный шантажист! – со злобой в голосе проговорила Сибил.

– Говорите, вы к нам ненадолго? – оживился Доналд. – Завтра к полудню управитесь?

– Нет, – твердо произнес Вулф, – я не могу вам сказать, когда точно завершу свое расследование. Однако можете быть уверены, мне хочется побыстрее уехать отсюда столь же сильно, как и вам выставить меня за дверь.

– Если нужно, я могу заплатить вам больше, – не сдавалась миссис Питкэрн. – Гораздо больше. Будьте уверены, я в состоянии удвоить озвученную ранее сумму. – Она оказалась упрямой, как и все женщины, и совершенно определенно была настроена заплатить нам немалые деньги.

– Нет, мадам. Сегодня вечером я сказал мистеру Гудвину, что сейчас у меня лишь одна-единственная цель – поставить точку в этом деле. Я отказался от обеда дома. Я шел сюда в кромешной тьме, через буран, воду, лес и ухабы. Я ворвался в ваш дом силой, заставил вас говорить под дулом пистолета мистера Гудвина. Теперь же я намереваюсь остаться здесь, пока не закончу расследование и не выясню правду. Альтернатива вам известна.

Миссис Питкэрн поочередно посмотрела на мужа, на сына и на дочь, а затем тихо произнесла:

– Ну что ж, я хотя бы попыталась.

Джозеф Дж., продолжавший все это время стоять, наконец сел и, вперив взгляд в лицо Вулфа, резко сказал:

– Ладно, валяйте. Спрашивайте, что хотели.

– Прекрасно, – облегченно вздохнул Вулф. – Пригласите сюда, пожалуйста, мистера и миссис Имбри. Мне нужны все.