А теперь позвольте вам кое-что объяснить. Несмотря на то что частный детектив, в отличие от полицейского или адвоката, не дает клятву служить закону, он действует на основании лицензии, которая накладывает на него определенные обязанности. Я не был исключением, поскольку в моем кармане лежало удостоверение частного детектива на имя Арчи Гудвина. Однако в тот самый момент, когда я стоял там, в оранжерее, и переводил глаза с Вулфа на Красицки и обратно, то думал вовсе не о своих профессиональных обязанностях. В голове у меня вертелась лишь одна мысль: как же нам все-таки не везет. Ну почему Вулф даже до Уэстчестера за садовником толком прокатиться не может, не наткнувшись при этом на труп? Тогда я еще не знал, что убийство это самым тесным образом связано с поисками садовника, которые Вулф развернул, а потому не усмотрел причинно-следственной связи, посчитав все простым совпадением.

Энди продолжал стоять неподвижно, словно статуя. Вулф двинулся к выступу.

– У вас не получится так низко нагнуться, – предупредил я.

Он все же попробовал, убедился в моей правоте, опустился на колени и поднял занавеску. Я присел рядом на корточки. Света было мало, но его вполне хватало для того, чтобы все осмотреть. Наверняка смерть исказила черты женщины, но не слишком. У покойной были изящные руки и красивые светло-каштановые волосы. Одета в платье из синего искусственного шелка с рисунком. Несчастная лежала, вытянувшись на спине, открыв рот и широко распахнув глаза. Кроме трупа, в нише ничего не было, разве что опрокинутый горшок диаметром восемь дюймов, из которого торчало растение с практически полностью отломанной веткой. Вулф подался назад и встал. Я последовал его примеру. За все это время Энди не сдвинулся с места.

– Она умерла, – произнес он, на этот раз громким голосом.

Вулф кивнул и заметил:

– А ваше растение тоже сильно пострадало. Ветка безнадежно сломана.

– Что? Какое еще растение?

– Ваша Tibouchina semidecandra.

Энди нахмурился, покачал головой, словно проверяя, крепко ли она сидит на плечах, снова присел на корточки перед занавеской, поднял ее, и его голова и плечи опять исчезли в нише. Нам с Вулфом следовало предупредить его, чтобы он ничего не трогал, но мы не стали этого делать, тем самым махнув рукой на свои профессиональные обязанности. Когда Красицки выбрался из ниши, мы поняли, что он не просто кое-что тронул на месте преступления, но стащил улику. В руке он сжимал отломанную ветку Tibouchina. Средним пальцем садовник сделал лунку в грядке, воткнул туда ветку, а затем утрамбовал почву.

– Это вы убили ее? – резко спросил Вулф.

С одной стороны, он поступил правильно, задав этот вопрос, а с другой – не очень. Да, он вывел Энди из транса, и это было просто прекрасно, но одновременно у несчастного садовника явно возникло желание от души врезать Вулфу. Он быстро и решительно направился к нему, но, во-первых, проход между грядками был слишком узким, а во-вторых, на пути Красицки стоял я. Бить меня ему определенно не хотелось, поскольку он понимал, что я дам сдачи. Энди остановился прямо передо мной: грудь в грудь, глаза в глаза.

– Не дергайтесь понапрасну, вам это не поможет, – раздраженно произнес Вулф. – Завтра вы собирались приступить к работе у меня. В оранжерее. И что мне теперь прикажете делать? Бросить вас здесь с трупом? Нет, это не вариант. Вы окажетесь за решеткой, прежде чем я доберусь до дому. Понимаю, вам пришелся не по нраву мой вопрос, но сегодня вам его еще неоднократно зададут, и всякий раз придется отвечать.

– О господи! – ужаснулся Энди. – Ну и влип же я!

– Согласен. Так что давайте для начала ответьте мне. Итак, это вы убили ее?

– Нет! Боже упаси, я никого не убивал!

– Кто эта женщина? Вы знаете ее?

– Да… Это Дини. Дини Лауэр. Сиделка миссис Питкэрн. Мы собирались пожениться. Вчера – господи, это было лишь вчера! – я сделал Дини предложение, и она ответила, что согласна. И вот теперь я стою здесь… – Энди поднял ладони с растопыренными пальцами и потряс ими. – Я стою здесь! Что же мне теперь делать?

– Для начала успокоиться, – посоветовал я.

– Сейчас вы пойдете со мной, – сказал Вулф, протиснувшись мимо меня. – В подсобке я видел телефон, однако прежде, чем им воспользоваться, мы немного потолкуем. Арчи, ты останешься здесь.

– Я сам останусь здесь, – отрезал Энди; теперь вид у него был уже не такой безумный, но садовник все еще был очень бледен, а на лбу сверкали капельки пота. – Я останусь здесь, – повторил он.

У меня ушло добрых две минуты на то, чтобы убедить Энди уступить эту честь мне. Наконец Красицки двинулся прочь. Следом за ним пошел Вулф. Через стекло я видел, как они миновали теплый и холодный отсек и скрылись в подсобке, прикрыв за собой дверь. Я оказался в одиночестве, хотя в оранжерее невозможно почувствовать себя одиноким. Помимо того, что ты находишься в компании цветов и других растений, тебя окружают стеклянные стены, сквозь которые ты видишь всю округу. Ну и соответственно, сам я тоже был очень хорошо виден. Эта деталь позволила мне сделать первый вывод: преступник не мог спрятать в нишу тело Дини Лауэр в промежутке между семью часами утра и пятью часами вечера. Я тут же задался вопросом: а была ли девушка еще жива в тот момент? В поисках ответа я присел на корточки и поднял краешек занавески. Раньше в оранжерее у Вулфа мы использовали цианистый газ и никофен, а четыре года назад нам установили баллон с цифогеном. Когда это произошло, я специально изучил соответствующую литературу, в которой, помимо всего прочего, описывалось, что произойдет с человеком, проявившим небрежность в обращении с этим смертельным газом. Я еще раз с особой тщательностью осмотрел лицо и горло Дини, что позволило мне сделать второй вывод: девушку убил именно цифоген. Поскольку бедняжка, будучи в здравом уме, никак не могла сама залезть в нишу и улечься в ней, я принялся искать на голове следы удара: шишку или кровоподтек. Но ни того ни другого не обнаружил.

Когда я выпрямился, кто-то забарабанил костяшками пальцев по дереву. Раздался приглушенный голос:

– Энди! – И снова, на этот раз громче: – Энди!

Голос доносился из-за деревянной двери, которая находилась в противоположной части помещения, примыкавшей к стене особняка. Грядки заканчивались примерно в двадцати футах от двери, образуя площадку, покрытую циновкой в обрамлении кадок и горшков с разросшейся зеленью. Стук возобновился, теперь он был гораздо сильнее, а голос звал Энди еще громче прежнего. Я подошел к двери и обратил внимание на три обстоятельства: во-первых, она открывалась наружу; во-вторых, была заперта изнутри на мощный латунный засов, а в-третьих, края этого засова, в тех местах, где он примыкал к косяку, были залеплены белой лентой.

Голос и стук становились все настойчивее. Я решил, что лучше не общаться через запертую дверь, тем более что я был здесь абсолютно посторонним человеком. С другой стороны, если я буду стоять столбом, непрошеный гость наверняка попытается проникнуть в оранжерею через другой вход, ведущий в подсобку, а я знал, что Вулф терпеть не может, когда ему мешают. Приняв во внимание все эти обстоятельства, я счел за лучшее пообщаться с человеком, который звал Энди.

Отодвинув засов, я чуть приоткрыл дверь, проскользнул наружу и тут же снова ее прикрыл, прижавшись к ней спиной.

– Вы кто такой, черт подери?! – раздался голос.

Так, наверняка это Джозеф Дж. Питкэрн. Я оказался не в холле и не в вестибюле, а в огромной гостиной его дома. Я сразу понял, что передо мной хозяин имения, хотя Питкэрн не был настолько известен, чтобы все узнавали его с первого взгляда. Дело в том, что, когда мы приступили к операции по переманиванию садовника, я навел о Питкэрне кое-какие справки. Я узнал, что он любитель гольфа, бездельник в третьем поколении, стригущий купоны, а кроме того, мне удалось раздобыть описание его внешности. Да одного только носа в данном случае было вполне достаточно! Его свернули на правый бок в результате случайного удара железной клюшкой во время игры в гольф.

– Где Энди? – сурово спросил Питкэрн, так и не дав мне возможности ответить, кто, черт подери, я такой.

– Меня зовут… – начал я.

– Мисс Лауэр здесь? – требовательно поинтересовался он.

В первую очередь мне нужно было выиграть время для Вулфа. Поэтому на злобный взгляд плебея я ответил улыбкой истинного аристократа и тихо произнес:

– Дойдите до дюжины, и я начну отвечать.

– До дюжины чего?

– Вопросов. Или, если хотите, давайте я вас тоже поспрашиваю. Вам доводилось слышать о Ниро Вулфе?

– Конечно. А он тут при чем? Он вроде как орхидеи разводит, да?

– Можно сказать и так. Как говорит сам Вулф, дело не в том, кому принадлежат орхидеи, главное – кто их вырастил. И представьте, какая у нас приключилась история. Теодор Хорстман, наш садовник, проводил в оранжерее по двенадцать часов в день, но потом у него приболела мать и ему пришлось поехать к ней. Вчера как раз исполнилась неделя, как он отбыл. Мистер Вулф помыкался-помыкался, а потом решил переманить у вас Энди Красицки. Как вы, наверное, помните…

Вопреки ожиданиям прервал меня вовсе не Джозеф Дж. Как оказалось, мы с ним в гостиной были не одни. Я с опозданием заметил, что позади Питкэрна стояли двое: девушка и молодой человек. Кроме них, слева от хозяина имения застыла женщина в униформе горничной. Я не назвал бы ее юной, однако она еще вполне могла нравиться мужчинам. Ну и наконец, справа от себя я обнаружил Нила Имбри, по-прежнему одетого в замасленный комбинезон. Итак, мой безудержный поток пустословия прервал не Питкэрн, а девушка, которая буквально накинулась на меня:

– Хватит здесь стоять столбом! Ишь, перегородили дорогу! Отойдите от двери! Там что-то случилось? Дайте посмотреть! Пустите! – Она схватила меня за рукав, чтобы оттащить в сторону.

– Осторожнее, Сибби! – крикнул молодой человек, не сдвинувшись с места. – Это, должно быть, Арчи Гудвин. Он не посмотрит, что ты женщина: ударит – и глазом не моргнет!

– Тихо, Доналд! – резко бросил Джозеф Дж. – Сибил, будь любезна, веди себя более сдержанно. – Его холодные серые глаза так и впились в меня. – Вас действительно зовут Арчи Гудвин и вы работаете на Ниро Вулфа?

Я подтвердил, что это именно так.

– Вы утверждаете, что приехали поговорить с Красицки?

– Не поговорить с ним, а забрать его у вас. – Я рассчитывал, что такой ответ спровоцирует затяжной спор, ведь мне надо было выиграть время.

Однако Джозеф не клюнул на мою приманку.

– И что же, вы считаете, будто это дает вам право вломиться в мой дом и забаррикадировать эту дверь?

– Нет, что вы! – горячо возразил я. – Позвольте все объяснить. Красицки сам пригласил меня в оранжерею. Там я и стоял, когда вы вдруг начали его звать и стучать в дверь. Энди в тот момент был занят с мистером Вулфом. Я глянул на дверь, увидел, что она заперта на задвижку, и решил, что вы имеете полное право войти в собственную оранжерею. Ну я и открыл ее. А вы говорите, что я забаррикадировался. Вот мы и подходим к сути вопроса. Не буду спорить, я веду себя странно. Боюсь, причина моего странного поведения неким образом связана с мисс Лауэр, с которой я никогда не был знаком. Одним словом, позвольте полюбопытствовать: почему вы спрашиваете, здесь ли мисс Лауэр? Мистер Питкэрн, почему вы задали этот вопрос?

Джозеф Дж. сделал широкий шаг и вплотную подошел ко мне.

– Прочь с дороги! – произнес он, и в его голосе слышалась угроза.

Я покачал головой, по-прежнему улыбаясь рафинированной улыбкой аристократа. Питкэрн протянул руки, чтобы оттолкнуть меня в сторону. К этому моменту я уже решил, что не допущу превращения холодной войны в горячую, поскольку численный перевес был на стороне Джозефа: к нему на помощь в любой момент могли прийти Доналд и Нил Имбри. На крайний случай я был готов поделиться с Питкэрном кое-какими фактами и уже открыл было рот, но тут необходимость в этом отпала. В тот самый момент, когда мои мышцы рефлекторно напряглись, почувствовав прикосновение рук Джозефа, с улицы донесся рокот моторов. Имбри, стоявший в двух шагах от окна, выглянул наружу и, повернувшись к хозяину имения, пояснил:

– Полиция штата, мистер Питкэрн, – целых две машины.

Я сразу понял, что беседа Вулфа и Энди оказалась краткой и безрезультатной. Вулф, не откладывая дела в долгий ящик, обратился в полицию. Так он поступал, только когда у него не оставалось другого выхода.