Глава 10
В пруду купались дети и плавали серые утки. Из пивной палатки неслось:
Он уехал прочь на ночной электричке,
В сумраке шагов ты все ждешь по привычке,
Осень и печаль — две подруги-сестрички… —
взахлеб орали два женских голоса. И Марина почти наверняка знала, кто это. Но, когда она вошла в палатку, песня закончилась.
Люба, увидев Лужину, помахала ей рукой.
— Привет, подруга.
Она подошла, и тут же подскочила и Виолетта с пивным бокалом в руке.
— Как дела? — поинтересовалась врач-диетолог, возвращая на барную стойку бокал.
— Новостей особых нет, — ответила Лужина.
— А у нас полный ворох, — сообщила Люба. — Мы, как и договаривались, занимаемся разыскной деятельностью. Виолетта обошла соседей на предмет того, кто что знает и кто что может скрывать. А я смоталась в Ветрогорск, чтобы разнюхать там что-нибудь. Очень многое удалось узнать про этого следователя из Москвы. Как выяснилось, он, когда в лейтенантах ходил, был у них участковым. Раскрыл убийство и задержал преступников. Его отправили на повышение в следственный комитет. Потом он вернулся уже майором и поймал… То есть не поймал, а выследил маньяка-бандита, который убивал здесь девушек. Вступил с ним в перестрелку и застрелил.
— Зачем вы мне это рассказываете?
— Во-первых, не «вы», а «ты», — обиделась Люба, — а во-вторых, следователь — очень интересный мужчина. И, как я выяснила, не женат. У него был роман со здешней учительницей музыки, но она его бросила и ушла к главе администрации. Теперь она директор школы.
— Глава администрации, может быть, как-то связан с фондом «Ингрия?»
— Разумеется, — закивала Виолетта, — кто, как не он, проводит встречи с их представителями. С кем им еще общаться! Только он может что-то здесь решать…
— Так вот, этот Кудеяров, — не дала ей договорить Люба, — теперь подполковник юстиции и служит в Москве. Ему уже тридцать или около того, и он не женат.
— Вы… то есть ты это о чем? Если намек на что-то, то я замужем. Девушки, вы что, выпиваете?
— Нет, — помотала головой Люба, — взяли по кофейку и по пятьдесят граммов «Хенесси». А потом решили спеть что-нибудь веселенькое, чтобы отвлечься. Глядь, и ты явилась на наши голоса. — Она покосилась на пустой пивной бокал и как ни в чем не бывало продолжила: — Кофе с коньячком будешь? Хотя кофе — штука очень вредная.
Лужина отказалась, посмотрела на пруд и уток, к которым присоединился селезень с изумрудной шеей, и спросила:
— И каков результат всех ваших расследований?
Женщины переглянулись, и ответила Виолетта:
— Что касается убийства Панютина, то ответить сложно, потому что в частной жизни общался он только с ближайшими соседями. То есть с нами. А ни с кем из нас он не ссорился. Мне муж звонил и сообщил, что беседовал с руководителем следственной группы и тот сообщил, что почти наверняка убийство Леонида Ивановича связано с выполнением им своих профессиональных обязанностей. Но у нас с Любой сразу возник вопрос. Если это так, то почему его убивают здесь, когда в городе это сделать куда проще. То есть проще затеряться в большой массе народа. Ведь так?
Марина кивнула, но сделала это по инерции, потому что она не знала и даже никогда не задумывалась о том, где проще совершать убийства.
— Но по работе у него ни с кем конфликтов не было, — продолжила Виолетта, — это мы точно знаем. Ни с коллегами, ни с партнерами по бизнесу, ни с учредителями банка он не ссорился. У банка проблем не было и нет. Если кто-то и должен был банку, то при чем тут председатель правления? Его смерть ничего не решает. Если кто-то не может отдать кредит, то не важно, кто возглавляет банк. Отдавать все равно придется.
— А личная жизнь? — спросила Марина.
Соседки опять переглянулись. После чего Виолетта посмотрела по сторонам — никого рядом не было, — но все равно она перешла на шепот:
— Серьезных отношений с женщинами у него не было давно. С бывшей женой он не встречался уже много лет, а с ее сыном от первого брака крайне редко. Но та женщина с ее взрослым ребенком в любом случае не являются наследниками. Так что им его смерть невыгодна. А потому непонятно, за что его… А вот Хепонена не любили здесь многие, — Виолетта посмотрела на Любу и продолжила: — Я ходила опрашивала людей, и тех, кто сожалеет о его смерти, не так уж и много. Некоторые даже говорили, что он вымогал деньги за невыполненные услуги. Например, зимой расчистку дорог посчитал как ежедневную оплату трактора… А на самом деле…
— За это не убивают, — не дала ей договорить Лужина. — С кем-то он ссорился?
— С кинопродюсером, — включилась Люба. — Я это точно знаю. Но продюсера сейчас нет. Он вроде за рубежом где-то. И потом, какой из него стрелок? Пузатый и в очках. А что касается личной жизни Хепонена, то, по слухам, он посещал одну дамочку. Ей лет тридцать пять или тридцать семь. Вдова бизнесмена, двое детей. У нее был кто-то после смерти мужа, но она с любовником рассорилась вроде, а тут наш Олег, царствие ему небесное, подсуетился. Бывший любовник приезжал к ней и скандалил… Соседи говорят, угрожал даже. А человек по виду непростой — этот бывший любовник.
— Соседи так сказали?
Люба кивнула и вздохнула.
— Пока ничего другого узнать не удалось.
— А ко мне сегодня Зимин приходил.
— Кто? — одновременно спросили соседки.
— Николай — рабочий, которого вы все прекрасно знаете. Про которого некоторые говорят, что он преступник. Я проверила и перепроверила. Он действительно был осужден за убийство в свое время.
— Я что-то слышала, — неуверенно произнесла Виолетта, — но не верила. Такой с виду спокойный, сдержанный.
— А то, что он на Валентина напал, — напомнила Люба, — внешность обманчива, дорогая. Впрочем, я всегда в нем это подозревала. В тихом омуте, как говорится, черти водятся.
На самом деле все было наоборот, и Люба наверняка помнила это. А потому она решила сменить тему, посмотрела на пруд, где плескались дети и утки, и после небольшой паузы с грустью произнесла:
— В такие моменты особенно хочется любви.
— Ты же вроде замужем, — напомнила Виолетта.
— При чем тут это? — возмутилась ее подруга. — Тебе разве не хочется? Или Мариночке.
— У меня муж, — покачала головой Лужина, — и вообще…
Она хотела сказать, что пора переменить тему, но вдруг поняла, что, когда говорят о любви, она вспоминает о муже, но почему-то вспоминает так, словно прикрывается им, чтобы не рассуждать о таком важном предмете. Как будто любовь и муж — два разных понятия, одинаково важные, может быть, но не всегда совместимые.
— Да ладно, — согласилась Люба, словно поняла ее настроение, — и в самом деле не время об этом. Но я гляжу на вас, на тебя, Марина, на мужа твоего: вы какие-то уж больно правильные, без эмоций. Правильно говорите, правильно двигаетесь, смотрите друг на друга, как положено мужу и жене, и сразу понятно, что вы оба не способны и не готовы на какую-нибудь глупость.
— Ты это о чем? — не поняла подругу Виолетта.
Та обернулась к ней и пыталась ответить взглядом, дескать, и так все ясно. Но, поняв бесполезность своих усилий, отмахнулась:
— Закрыли тему!
Но тема не хотела закрываться. Теперь уже Виолетта посмотрела на Лужину, а потом покосилась на Любу.
— Не слушай ты эту дурочку. Она хоть и подруга моя лучшая, но ее иногда заносит. Твой Валентин — муж, каких мало. Работает без устали, о тебе заботится… Дом вон какой у вас, и вообще, видно сразу, что вы созданы друг для друга. А про следователя — это она так, для затравки. О нем, кстати, очень хорошо в Ветрогорске отзываются. Он, как приехал, повесил на рынке и на магазинах объявления. Мол, все, кто в День города проезжал по трассе во время салюта, должны зайти в кабинет участкового для дачи показаний. Говорят, такая очередь выстроилась! Пришли даже те, у кого и машины-то нет.
Женщины снова переглянулись, и Виолетта продолжила:
— Не хотели тебе говорить, но Вадик Катков не просто так уехал. На него тоже покушались. Вечером того же дня, когда Олега в лесу нашли. В окно кухни выстрелили. Катков как раз на кухне стоял. Пуля в полку попала, где пивные кружки у него коллекционные. Фарфоровая кружка немецкая — вдребезги. Вадик на пол лег, а потом выполз в коридор. Полицию вызвал, все показал, рассказал, а потом следом за ними и укатил. Не слышала разве?
Марина покачала головой.
— Вот такие у нас ужасы, — подытожила Виолетта, — но, с другой стороны, может, это он сам инсценировал, чтобы исчезнуть. А с какой целью? Может, он догадался, что подозревают и его. А если он ни при чем, зачем скрываться от следствия?
— Он же дружил с Панютиным, — напомнила Лужина.
— Как тебе сказать… Особой дружбы не было, но приятельствовали. Катков с писателем дружил, а тот с Леонидом Ивановичем. Но Вадим ссорился с Хепоненом неоднократно. Олег о его девушках как-то нелестно отозвался, и Катков вскипел. Хотел даже рожу Олегу набить.
— Набить рожу, но не зарезать ножом, — напомнила Марина, — и разве за поклонниц убивают? Кстати, что за девушки? — спросила Марина. — Разве у него не было постоянной?
— Так у него все постоянные, — хмыкнула Люба, — поклонницы его. Всех мы, конечно, не знаем. Но две-три приезжали одна за одной. А могли и толпой завалиться. Даже ночью, когда шлагбаум закрыт, охранник спит… Вот конфликты и возникали. Вадик очень не любил Хепонена, и об этом многие знали.
В сумочке Лужиной звонком напомнил о себе мобильный телефон. Марина достала аппарат и посмотрела на номер вызывающего. Звонила главный бухгалтер их с Валентином фирмы. Пришлось отвечать.
— Мариночка Владимировна, — застрекотала главбух, — вы не знаете случайно, где сейчас Валентин Минаевич? А то уже половина первого, скоро китайцы подъедут, а его нет, и телефон не отвечает.
— Какие китайцы? — удивилась Лужина.
— Так у нас уже второй день переговоры проходят. Вчера они фабрику осматривали. Очень долго рассматривали вашу мини-мойку с вертикальной загрузкой…
Это было удивительно, потому что Валентин ни слова не сказал о переговорах. Вполне вероятно, муж хочет сделать ей сюрприз, так же как и с покупкой дома.
— Китайцы почти четыре часа у нас пробыли. Мы для них даже чай приготовили, только они его пить отказались. Понюхали и отказались, а во всем остальном все вроде складывается. Ну, что я вам говорю — вы небось лучше меня подробности знаете… Ой… Подъехал Валентин Минаевич: я в окошко вижу. Какая у вас красивая машина! Сверкает прямо… Переливается.
И разговор оборвался.
Лужина спешила домой и уже издали увидела возле ворот их с Валентином участка стоящую «Ниву». Похоже, это был автомобиль участкового. Но когда подошла, дверь машины отворилась и оттуда выглянул подполковник юстиции. Он поздоровался и сразу предупредил, что заскочил ненадолго, а потому в дом не напрашивается.
— А я и не приглашаю, — ответила Марина, — хватит мне на сегодня гостей.
— Тогда поговорим здесь, — предложил Кудеяров, — присаживайтесь в салон, а то разговаривать, стоя на дороге, как-то невежливо с моей стороны.
Он замолчал, а Лужина раздумывала. Следователь обошел автомобиль и открыл правую дверь. Марина села и демонстративно посмотрела на свои часики, демонстрируя, что ценит свое время. И спросила:
— Есть какие-то результаты?
Кудеяров молча кивнул и произнес:
— Следствие идет. Вы понимаете, что больше я ничего не могу вам сказать. Когда совершаются подобные преступления, я говорю не про убийство директора вашего ТСЖ, а про убийство соседа — крупного финансиста, то всегда копаются в его сделках, в отношениях с партнерами, изучают личные связи и тому подобное. А если пуля, мягко говоря, прилетела из прошлого, тогда это сто процентов нераскрываемое дело.
— В каком смысле из прошлого? — не поняла Марина.
— Скажем, возмездие за какие-то прежние дела. Может быть, месть за что-то, может, старая обида. У меня был случай, когда некий немолодой человек, пожилой почти, отомстил через четверть века. Было когда-то время, когда директоров выбирали на общих собраниях коллективов, и он рассчитывал занять пост руководителя крупного предприятия. Провел соответствующую работу. Но директорское кресло досталось другому. Обиженный человек вскоре уволился, и жизнь его пошла наперекосяк. А потом, по прошествии многих лет встречаются двое бывших приятелей. Один жизнью раздавленный, а второй, когда-то ставший директором, процветает. Богат, шикарно одет, автомобиль с водителем, охранник с кобурой под мышкой, молодая жена… Встретились случайно, просто пересеклись где-то. И успешный бизнесмен приглашает старого приятеля встретиться через недельку, посидеть вместе, вспомнить былое. Через неделю бизнесмен подкатил к ресторану, вышел из своего авто… Мимо проезжал автомобильчик, притормозил, прозвучали несколько выстрелов…
— Если честно, то не хочется говорить об убийствах.
— Не будем, — согласился Кудеяров, — но я закончу мысль, потому что других тем у нас нет с вами. Если в деле замешано прошлое человека, то разобраться очень сложно. Порой человек и сам не помнит, что у него когда-то было и с кем. Какая-то мелочь для него, забытая, а для кого-то — травма на всю жизнь. Помнить все свои проступки может только очень совестливый человек.
— Вы хотите сказать, что Панютин когда-то… То есть что-то уже известно наверняка?
— Изучаем, — уклончиво ответил следователь, — но я заскочил к вам совсем по другому поводу.
Павел замолчал, потом посмотрел в сторону, как будто ему приходится делать то, что делать совсем не хочется.
— Дело в том, что сегодня кое-кто имел телефонный контакт с Пореченском…
— Это запрещено? — с вызовом ответила Марина. — Да, я разговаривала. А вы что, все разговоры прослушиваете?
— Я ничего не прослушиваю, мне сообщили…
— Я поняла, мой сосед Максим доложил вам, что я приходила к нему, интересовалась возможностью войти в группу в социальных сетях… А это кому-то показалось настолько подозрительным, что стали прослушивать все мои разговоры. Ну и что, узнали что-нибудь интересное?
— Погодите, я все объясню. Дело в том, что я изучил биографию погибшего банкира и обнаружил незначительный период его жизни, проведенный в том городке, в который вы звонили. Когда Максим сообщил… Для меня это было неожиданностью, честно говоря.
— То есть вы меня не подозревали, а теперь я первый кандидат в убийцы…
— Нет, просто один из подозреваемых оттуда родом, и вдруг вы звоните…
Кудеяров растерялся. В нем не было уверенности, только сейчас Лужина поняла это. А почему? Ведь он следователь и наверняка может не только допрашивать и задерживать, но и легко общаться с людьми. А когда человек не уверен в себе, в своих словах, ему никто не будет верить, никто не будет доверять. И вообще это похоже на то, что он не чувствует уверенности, общаясь именно с ней… То есть похоже, что… Теперь Марина и сама растерялась. Неужели она нравится ему? Ведь они виделись всего пару раз.
— Зимина отпустили? — удивилась она. — Он приходил сегодня утром.
— Приходил сам, — удивился Кудеров, — без вашего вызова? И о чем вы говорили? Он чем-то интересовался?
— Нет, он попал под дождь и проскочил на наш участок, чтобы под навесом крыльца переждать ливень. Калитка была не заперта. Я предложила ему пройти в дом, но он отказался и почти сразу ушел, потому что дождь стал уже не таким сильным. Вы его подозреваете?
— У него алиби. И в первом, и во втором случае. Свидетели подтверждают. Но у него была причина не любить Панютина. Очень веская причина.
— Вы проверяете все его связи или только местных прослушиваете?
— Еще раз повторяю, что никого — ни его, ни вас — не прослушивал. Просто я проверил ваши исходящие и входящие звонки. Это ваша личная жизнь. Меня же интересует все, что связано с убитым банкиром. Его окружение, соседи. Кто, кроме местных жителей, мог знать, что он внезапно соберется поехать на праздник города? Как я понял, решение это было внезапным. Не так ли?
Марина задумалась, вспоминая, а потом кивнула.
— Мне кажется, что так и было.
Кудеяров посмотрел на нее.
— Если он так внезапно решил поехать туда, то тот, кто задумал это убийство, вряд ли успел подготовиться. Но все выглядит так, будто преступление хорошо спланировано. Вы же, может быть, не помните, а другие участники… вернее, некоторые люди достаточно наблюдательные. И этот наблюдательный человек говорит, что следом за вами шел только один автомобиль, а других машин не было.
— Я ехала в писательской машине. А как раз Панютин следовал за нами.
— Ну да, — согласился следователь, — так оно и было. А третьей машины не было.
Он так это произнес, что непонятно было, утверждает это или спрашивает. На всякий случай Марина кивнула.
— Так, вероятно, и было, но я не могу утверждать. Поговорите лучше с Карсавиным или с Катковым. Ведь, говоря о наблюдательных соседях, вы имели в виду именно их. Хотя Катков теперь уехал. Вы ведь знаете, по какой причине?
Следователь кивнул.
— Он уверен, что на него покушались. Стреляли из леса, из охотничьего ружья. Расстояние приличное — не менее ста метров. Раньше я бы решил, что это случайный выстрел, кто-нибудь ружье пристреливал. Но после того, что здесь произошло, вполне возможно, что и на нашу звезду тоже покушались. Только как-то не очень профессионально. Если это не инсценировка, конечно. А у Каткова появилась объективная причина исчезнуть внезапно, хотя он обещал до окончания следствия быть здесь и предупреждать, если куда-то собирается уехать.
— Разве вы его подозревали? Почему он должен был не любить банкира? Мне казалось, что они дружат.
Марина продолжала интересоваться, разозлилась на себя: ведь хотела закончить этот неприятный разговор с самого начала, а теперь сама проявляет любопытство. Но, с другой стороны, она не хотела, чтобы ее допрашивали — даже без протокола, хотя разговор вполне себе спокойный.
Следователь не ответил, и потому она продолжила:
— Вы сказали, что Панютин был как-то связан с Пореченском. Так и мой муж оттуда. Они не могли прежде встречаться?
— Никак нет. Панютин находился там еще до рождения вашего мужа. Он служил неподалеку от того городка во внутренних войсках.
— Во внутренних? — не поняла Лужина. — Это какие?
— Он был в охране исправительно-трудовой колонии. Год служил, а потом подал рапорт, и его перевели. Он перевелся в Афганистан, где тогда шла война. А это, понимаете…
— Таким идейно убежденным патриотом был? — удивилась Марина.
— Не знаю, — ответил Кудеяров, — но после службы в горячей точке он вне конкурса поступил в институт, о котором даже мечтать не мог, окончил его. А потом карьера финансиста…
— А может быть, что он, служа там, завел криминальные связи, которыми впоследствии пользовался. Но, получив поддержку у криминального мира, он попал в зависимость. От него постоянно что-то требовали, а когда он отказал…
— Вы правильно мыслите. Но убил его тот, кто знал, куда он направлялся, время его отправления и с кем едет. А что касается его криминальных связей, вполне возможно. В то время, когда он служил в охране, из колонии сбежали трое преступников: одного потом задержали, одного застрелили через несколько лет, а третий стал весьма и весьма уважаемым в той среде. Сейчас он живет за границей. И контактов с ним Панютина установить пока не удалось.
— Погодите, погодите! — остановила следователя Марина, — вы же говорите о том, что это кто-то из жителей поселка. А теперь о каких-то криминальных связях нашего убитого соседа. Кто-то еще имел те же самые связи…
— Выходит, что так. Если, конечно, мы в том направлении движемся. Сами понимаете, круг подозреваемых узок, и улик пока никаких. Тем более что почти каждый, с кем я беседовал, не всегда был честен со мной. Например, когда я пытался узнать, как каждый здесь поселился, почти всегда ответ был весьма расплывчатым.
— Муж просто искал дом неподалеку от города. Обратился в риелторскую контору…
— Речь не о вас и вашем муже. Я других ваших соседей имею в виду.
— Всех? — спросила Марина.
Она хотела пошутить, но шутка не удалась.
Кудеяров покачал головой, а потом произнес:
— Важно установить, кто знал время отправления вашей дружной компании на праздник города и кто мог сообщить об этом преступнику. Думаю, что следствие занимается этим в первую очередь. А искать причину убийства в прошлом — последнее дело. Назад лучше не оглядываться, а то можно увязнуть в таком болоте прошлого, что выбраться оттуда будет невозможно. И все же попрошу вас узнать у писателя, если получится, конечно, когда он познакомился с Панютиным и что их связывало до того, как они оба поселились здесь. Я пытался узнать, но он очень ловко ушел от прямого ответа, что подозрительно.
— Я не буду ничего узнавать и расспрашивать никого ни о чем не буду. Тем более Карсавина. Он только что потерял друга, а вы его подозреваете.
— Ну, нет так нет, — не стал настаивать следователь. — Простите, что побеспокоил. Скажу только, что наш классик хорошо знаком с тем преступным авторитетом. И даже отдыхал в его доме на берегу моря. Тот проживает там давно, уважаем местными жителями, дружит с местным алькальдом…
— С кем?
— С главой муниципального совета, который выполняет еще и функции судьи. Так что нашему авторитету высылка не угрожает. Он даже помог местным рыбакам организовать экспорт креветок в Россию. Через Белоруссию, разумеется. Тот человек — личность там просто неприкосновенная. Карсавин был у него в гостях и прожил там месяц. Хорошо отдохнул, вероятно. Я представляю, как он выходил в море на рыбацкой шхуне, как забрасывал спиннинг. Прямо наш российский Хемингуэй, эдакий старик и море.
— Напрасно вы иронизируете. Я все равно не буду ничего у него выпытывать.
— Не хотите, и не надо. Кстати, море там называется Альборан. Это хоть и часть Средиземного, но все-таки Альборан. Не бывали там?
Похоже было, что Кудеярова обидел ее отказ. Но шпионить Марина не собиралась. И расспрашивать о чем-либо. Она посмотрела на следователя и спросила:
— У вас все?
Тот молча пожал плечами и посмотрел за окно, на сверкающее солнце в остатках утренних луж.
Тогда Марина открыла дверь машины.
— Я домой. Скоро муж вернется.
— Чуть было не забыл, — остановил ее следователь, — последний вопрос. Давеча я был у вас, когда еще в нашей беседе участвовали соседи. Мне показалось, что на Наташе были дорогие сережки… Я, правда, не большой специалист. Но вещь смотрелась дорого. Подобные украшения надевают лишь на какие-то очень серьезные мероприятия, но никак не для дачи.
Лужина вскинула брови. Она не ожидала от собеседника такой наблюдательности.
— Мне показалось то же самое, — призналась она. — Вещь безумно дорогая: очень похоже на изделие от «Тиффани». В магазинах таких не продают. По крайней мере в наших. Но соседка уверяет, что купила сережки сама в качестве подарка от мужа на Новый год.
— То есть товар аукционный?
Марина кивнула.
— Подарок на этот Новый год?
— Вроде да.
— Ну, все, — сказал следователь, — мучить больше не буду. Огромное спасибо за помощь.
Она не успела дойти до крыльца, когда услышала звонок в доме. Звонок был длинным и пронзительным, такой звук издают обычно дверные замки в городских квартирах. Уже поднявшись по ступеням, Марина вдруг поняла: кто-то давит на кнопку звонка, установленного рядом с калиткой.
Пришлось возвращаться к калитке. Оказалось, что это пришел Карсавин. Он вошел на территорию и посмотрел по сторонам, как будто ожидал здесь кого-то встретить.
— Одна? — поинтересовался Карсавин.
— Сейчас да, а вообще замужем.
И снова шутка не получилась.
— Я чего заскочил, — поспешил объяснить писатель, — в окно выглянул, вижу, машина участкового стоит. А потом ты выходишь.
Это уже была откровенная ложь, потому что он не успел бы спуститься со своего второго этажа и добежать, пока она шла к дому. Но Марина сделала вид, что не заметила этого.
— Московский следователь приезжал, — объяснила она, — вообще-то он хотел со всеми побеседовать, но с Максимом, насколько я поняла, он общался по телефону, а вас не стал беспокоить своими вопросами: все-таки вы с Панютиным старые друзья, и беспокоить лишний раз…
— А что его интересовало?
Марина пожала плечами, и Карсавин, судя по всему, подумал, что она что-то скрывает.
— Друзья мы с ним действительно старые. Лет двадцать уже знакомы.
— То есть еще до того, как поселились здесь.
— Разумеется. Как раз Леня мне этот дом сосватал. Сказал, что будем соседями… Теперь все время ловлю себя на мысли, что хочу зайти к нему, и только потом вспоминаю, что Ленечки нет больше.
— Как познакомились, помните?
— Конечно, нас один общий знакомый представил друг другу. Он Лене по жизни помог.
— Сообщили тому знакомому о смерти Панютина? Наверняка тот захочет приехать на похороны.
— Вряд ли. Во-первых, тот далеко, и лет ему уже за семьдесят. И зачем ему ехать, когда из окна вид на бескрайнее море открывается, а возле дома растут магнолии метров тридцать высотой. И такой запах стоит! Зачем ему уезжать из рая?
— Разве такие высокие магнолии бывают? — удивилась Лужина. — Мне казалось, что это кусты.
— В Испании еще не то бывает, — ответил Карсавин и вспомнил: — «Магнолия кобус» называется этот вид. Бывший владелец дома когда-то давно заказывал саженцы в Японии… Так мне сказали.
Писатель внимательно посмотрел на Марину и спросил:
— Ну, что-то следователь все-таки спрашивал у тебя?
— Спросил то же, что и прежде спрашивал: видела ли я, какая машина за нами следом шла. Надеялся, судя по всему, что я еще что-то вспомню. А я тогда по сторонам не смотрела, с вами разговаривала.
Они стояли на крыльце. Лужина открыла дверь, но писатель не двинулся с места, показывая, что заскочил ненадолго.
— Да-а, — вздохнул Карсавин, — хорошо Лене было здесь. Любил он гостей позвать. Поначалу я только бывал у него. Потом Вадик весьма органично в нашу компанию влился. Порой мы вечеринки шумные устраивали. Максим, кстати, первый раз, когда появился, перепугался даже. Он к такому веселью не приучен был.
— Максим мне рассказывал, как пришел с Наташей к Панютину, а там две какие-то девушки разделись догола и прыгали в бассейн.
— Он так говорил? — не поверил Карсавин. — Правда?
— А такого не было?
Иван Андреевич замолчал, как будто раздумывал, стоит ли отвечать. И признался:
— Было. Чего уж скрывать. Только с Наташей он не приходил. Он с ней не был тогда знаком. Девушки действительно плескались в бассейне. Максим выпил немного… пожалуй, что даже больше, чем хотел. И начал плакаться нам, что у него никого нет, а связываться с девушками по вызову он боится. Посетовал, что с приличной дамой познакомиться никак не получается. И тогда Леня Панютин сказал, что у него в банке трудится одна скромная и симпатичная, а главное — очень одинокая девушка. Потом уж через пару дней Леня спросил Максима, готов ли тот на серьезные отношения. А то та скромная девушка страдать начнет, если он поматросит и бросит. И Максим после непродолжительных раздумий согласился. На следующий день прибыла Наташа. Вот так у них любовь и началась.
— В дом пройдете? — спросила Марина.
— К себе вернусь. Я ведь выскочил просто узнать, зачем участковый приезжал. То есть московский Шерлок Холмс. Мало ли какие новости появились.
Он хотел уйти, но Лужина вдруг вспомнила, что Валентин говорил о фонде «Ингрия».
— Что-нибудь можете сказать о той благотворительной организации, которая всем местным помогает? — спросила Марина.
— Что вдруг вспомнила? — удивился Карсавин. — Это хорошая контора. Ее местные учредили. Еще совсем недавно в Ветрогорске проживали очень серьезные люди, а потом по разным причинам разъехались. Но деньгами на «Ингрию» не скупятся. Всеми финансами там глава местной администрации занимается. Тоже, между прочим, непростой человек. Меня с ним в свое время знакомил тот же мой приятель, которого уже вспомнили сегодня.
— Из дома с магнолиями, — догадалась Марина.
Писатель кивнул и спросил:
— Про покушение на Вадика слышали?
— Конечно. Его-то почему хотели убить?
— Хотели бы — убили, — ответил писатель, — но такое у меня ощущение складывается, что это кто-то развлекается с Окатышем или просто пугает его. А может, следствие направляют на ложный след. Но лучше сейчас не гадать. Все равно пальцем в небо получится… Лучше сидеть дома и носа не высовывать. А Катков — человек публичный, у него обязательства: клубы, выступления, концерты, гастроли. Спрятаться от все этого — будут неустойки. Уехал и уехал.
Он вздохнул, обернулся, остановил взгляд на качелях и произнес:
— Ну, и я, пожалуй, пойду, если у тебя вопросов больше нет.
Он направился к калитке. Лужина смотрела ему вслед, подумала о том, что он пришел что-то разузнать, но так получилось, что только что она сама выведала у него больше того, о чем просил ее узнать Кудеяров.
Хотя в этой информации ничего особенного нет. Какая разница, кто с кем когда познакомился и что Каткова кто-то запугивает.
