Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Посмотрите на фотографию на предыдущей странице. Рассмотрите ее получше. Не спешите.
…Теперь у меня к вам вопрос: вы не заметили ничего необычного? Если вы не понимаете, почему я об этом спрашиваю, вернитесь назад и посмотрите еще раз, повнимательнее.
Возможно, вы испытали нечто подобное тому, что пережила я и многие другие люди, впервые увидев эту фотографию. «Ну хорошо, два енота на склоне холма, над ними небо», — думаете вы сначала. Но потом что-то в правой части снимка притягивает ваш взгляд. «Это что… обломок скалы? В небе?»
«Наверное, кто-то бросил камень, и он еще не успел долететь до земли», — думаете вы. Но в глубине души вы не удовлетворены таким объяснением: что-то в нем не так. Но что же это может быть? Еще миг — и вы замечаете другую странную деталь, которая гораздо меньше бросается в глаза. «Что это за тонкая белая линия идет по одной из сторон камня?»
И вдруг у вас в голове что-то щелкает, и все становится на свои места: «Это не небо. Это вода, отражающая небо. Обломок скалы вовсе не висит в воздухе — он торчит из воды. И на енотов мы смотрим не снизу вверх, а сверху вниз».
Наша способность менять мнение зависит от того, как мы реагируем, когда мир ведет себя вопреки нашим ожиданиям. Иногда, как в случае фотографии с енотами, нам становится любопытно, и мы начинаем пересматривать свое восприятие происходящего.
Однако гораздо чаще мы реагируем на факты, идущие вразрез с нашими взглядами, тем, что подыскиваем якобы рациональные объяснения, позволяющие сбросить их со счетов. Например, человек, считающий, что к нему все плохо относятся, может отказываться от приглашений коллег пообщаться, объясняя себе: «Они меня зовут только из жалости». А человек, считающий себя хорошим учителем, так объясняет плохие отзывы учеников: «Они просто злятся, что у меня нелегко получить хорошую оценку».
В какой-то степени подобное переосмысление неизбежно. Мы не могли бы существовать в мире, если бы были вынуждены постоянно ставить под вопрос свое восприятие реальности. Но, особенно когда в игру вступает мотивированное рассуждение, мы слишком увлекаемся, втискивая в сюжет противоречащие ему данные, когда уже давно пора отступить на шаг и сказать: «Постойте-ка, а правильно ли я интерпретирую то, что здесь происходит?»
Особенно трагический пример этого явления относится ко Второй мировой войне. Эрл Уоррен, губернатор Калифорнии, был убежден, что американцы японского происхождения вступили в заговор с целью подорвать боеспособность Америки в войне с Японией. Когда ему указали, что нет никаких свидетельств существования такого заговора, он нашел способ интерпретировать даже отсутствие данных как довод в пользу своих подозрений: «Я считаю, что это отсутствие [доказательств] — самый зловещий знак во всей нашей ситуации. Я считаю, что нас обманывают, чтобы усыпить наши подозрения».
В этой главе вы научитесь сопротивляться желанию сбросить со счетов детали, которые не укладываются в вашу теорию. Вместо этого вы позволите себе растеряться и присмотреться к своей растерянности: заинтересоваться непонятными данными, увидеть в них загадку, требующую решения, как было с удивительным плавающим в воздухе камнем на фотографии енотов. Далее мы рассмотрим серию случаев, когда мир вел себя вопреки чьим-то ожиданиям, и увидим, как важно в таких случаях любопытство.
«Каждый раз, когда я гляжу на перо из павлиньего хвоста, мне становится плохо!»
Это строка из письма Чарльза Дарвина к другу, написанного в 1860 году. Прошел год с момента публикации работы «О происхождении видов», и Дарвин вел жаркие споры с учеными разных стран по поводу выдвинутой им теории эволюции. Слова о том, что ему становится плохо при виде павлиньего хвоста, были не совсем шуткой. Эти перья, сами по себе очень красивые, кажется, представляли прямую угрозу теории, на разработку которой Дарвин потратил много лет и на успех которой поставил всю свою профессиональную репутацию.
Теория Дарвина — теория эволюции, происходящей благодаря естественному отбору, — утверждала, что свойства, помогающие животному выжить, передаются следующим поколениям, а свойства, не помогающие выжить, должны постепенно исчезать и наконец исчезнуть совсем. Хвост у павлина огромный и ярко раскрашенный, длиной до полутора метров. Такой хвост только утяжеляет птицу и мешает ей спасаться от хищников. Тогда как же он появился?
Дарвин знал, что соображает медленно, а также не считал себя хорошим аналитиком. У него была плохая память, и ему трудно было следить за ходом длинных математических рассуждений. Однако он считал, что компенсирует эти недостатки очень важным достоинством — страстью к выяснению, как на самом деле устроена реальность. Сколько он себя помнил, его тянуло осмысливать окружающий мир. Дарвин всегда следовал тому, что называл «золотым правилом»; оно помогало ему не впадать в мотивированные рассуждения.
«…Каждый раз, как мне приходилось сталкиваться с каким-либо опубликованным фактом, новым наблюдением или мыслью, которые противоречили моим общим выводам, я обязательно и не откладывая делал краткую запись о них, ибо, как я убедился на опыте, такого рода факты и мысли обычно ускользают из памяти гораздо скорее, чем благоприятные».
Поэтому, хотя зрелище павлиньего хвоста и будило в Дарвине тревогу, он продолжал ломать над ним голову. Как сочетаются существование такого хвоста и естественный отбор?
Через несколько лет Дарвин нашел убедительный ответ. Естественный отбор — не единственная движущая сила эволюции. Половой отбор не менее важен. Некоторые черты — такие, как огромный разноцветный хвост, — особенно привлекательны для особей противоположного пола. Такие характеристики со временем могут стать более распространенными среди определенного вида, поскольку хотя и вредят выживанию особи, зато способствуют ее размножению. И второе может перевесить первое.
По иронии судьбы перья, при виде которых Дарвин заболевал от беспокойства, в конце концов помогли укрепить его теорию. Такое случилось не впервые. Проводя исследования, которые потом легли в основу книги «О происхождении видов», Дарвин доводил до конца любое наблюдение, противоречащее его гипотезам, обдумывал и соответственно пересматривал свою теорию. К тому времени, когда он закончил работу, обоснование естественного отбора стало прочным и хорошо подкрепленным фактами. Поэтому, несмотря на упорное сопротивление в начале, не прошло и десяти лет, как научный мир в большинстве своем убедился в правоте Дарвина.
В шестнадцатом эпизоде первого сезона оригинального сериала «Звездный путь» челнок с космического корабля «Энтерпрайз» совершает аварийную посадку на планету, населенную враждебными обитателями. Командует Спок. Он выработал план: экипаж «Энтерпрайза» выстрелит несколько раз, чтобы показать обитателям планеты, как хорошо они вооружены, туземцы поймут, что силы противника превосходят их, и отступят.
Но получается не так. Явная агрессия со стороны экипажа «Энтерпрайза» разозлила туземцев, и они нападают, в результате два члена экипажа гибнут. Корабельный врач Маккой ругает Спока за провальный план:
Маккой: Ну, мистер Спок, их испуга хватило ненадолго, а?
Спок: Чрезвычайно нелогичная реакция. Когда мы продемонстрировали свое передовое оружие, они должны были обратиться в бегство.
Маккой: Вы хотите сказать, что они должны были нас зауважать?
Спок: Разумеется!
Маккой: Мистер Спок, уважение — это результат рассудочных действий. Вам не пришло в голову, что обитатели планеты могут отреагировать эмоционально, в гневе?
Спок: Доктор, я не отвечаю за их непредсказуемость.
Маккой: Они были абсолютно предсказуемы. Для любого, кто способен хоть что-нибудь чувствовать. Уж признайте свою ошибку, мистер Спок. Это из-за вашей драгоценной логики мы подверглись нападению!
Вот! Видите, что получается, когда кто-то пытается быть логичным? Люди гибнут!
Шучу. Спок на самом деле отнюдь не логичен. Он слишком верен своему представлению о том, как, по его мнению, люди «должны» мыслить, и потому не обращает внимания на то, как они мыслят на самом деле. Предположительно Спок до этого эпизода много общался с другими не-вулканцами и имел возможность выяснить, что их поведение определяется иными правилами, не соответствующими его ожиданиям. Почему же он не сделал выводов из своего опыта и не научился прогнозировать поведение людей? Потому что, когда кто-то ведет себя вразрез с ожиданиями Спока, он пожимает плечами и говорит: «Очень нелогично с их стороны». Он даже не пытается понять, чего именно не понимает.
Реакция Спока — классический пример одного из семи типов защитных рассуждений по классификации Тетлока, о которой мы узнали в . Там мы рассмотрели защиту типа «Я был почти прав». Здесь Спок использует для защиты своих убеждений прием, окрещенный Тетлоком «Политика — дело темное»: когда прогноз, в правоте которого предсказатель был совершенно уверен, не сбывается, предсказатель пожимает плечами и говорит: «Разве в этой области можно что-нибудь предсказать?» Еще полбеды, будь это более или менее постоянным обновлением в сторону агностицизма. Но беда в том, что, когда приходит пора делать следующий прогноз, предсказатель опять абсолютно уверен в своей способности предсказывать события мировой политики.
Если вы хотите научиться прогнозировать поведение людей, то не стоит пожимать плечами и сбрасывать со счетов поступки окружающих, когда они противоречат вашим ожиданиям. Споку следовало бы присмотреться к своей растерянности, вызванной атакой туземцев, и спросить себя: «Чего я не понимаю? Почему для них такое поведение может иметь смысл?»
В сущности, причин, по которым люди могут броситься в атаку даже при превосходящих силах противника, очень много. Военные стратеги и ученые уделяют им много внимания. Политолог Брюс Буэно де Мескита составил список конфликтов между государствами за период с 1816 по 1974 год и обнаружил, что в 22% конфликтов более слабая страна первой нападала на более сильную. Иногда у слабой стороны было больше поставлено на карту; в других случаях она рассчитывала на помощь союзников. Существует даже стратегия «безумца»: покажи, что твое поведение непредсказуемо и что ты лишен инстинкта самосохранения, и надейся, что враг решит не связываться. Тот, кто понимает такие вещи, будет готов к внезапному нападению со стороны, а кто не понимает, того могут застать врасплох, безоружным.
Я рассказала историю про Спока не для того, чтобы лишний раз его пнуть. (Во всяком случае, не только для этого.) Очень часто наш первый порыв — заклеймить поведение других людей, объявив их глупыми, нерациональными или безумными. Но это, скорее всего, означает, что вы чего-то не поняли. Этот момент всегда подчеркивают лучшие специалисты по переговорам: не записывайте оппонента в сумасшедшие. Если его поступки приводят вас в замешательство, хорошенько присмотритесь к этому замешательству. Рассматривайте его как ключ к ответу. Очень часто этот ключ открывает путь к информации, необходимой для успешного завершения дела.
Специалисты по переговорам Макс Базерман и Дипак Малхотра из Гарвардской школы бизнеса в своей книге «Гений переговоров» описывают историю топ-менеджера, с чьей компанией судился обиженный бывший сотрудник. Он утверждал, что компания задолжала ему 130 тысяч долларов в виде комиссионных, которые он заработал до увольнения. Компания провела расчеты и выяснила, что сотрудник ошибается. Эти расчеты, показывающие, что компания ничего не должна сотруднику, отправили ему, но он отказался забрать дело из суда.
Топ-менеджер, клиент Дипака Малхотры, решил, что бывший сотрудник ведет себя совершенно иррационально: ведь у него нет никаких шансов выиграть суд. «А может быть, он не доверяет вашему бухгалтеру?» — предположил Малхотра. Он настоял, чтобы топ-менеджер пригласил незаинтересованную стороннюю бухгалтерскую фирму; она провела расчеты и отослала результаты напрямую бывшему сотруднику. И действительно, тот вскоре отозвал иск.
Крис Восс — бывший ведущий специалист ФБР по международным переговорам в связи с похищениями людей. В своей ставшей бестселлером книге по переговорам «Никаких компромиссов» Восс подчеркивает, как важно присмотреться к растерянности. «Именно когда мы видим или слышим нечто вроде бы бессмысленное — нечто „безумное“ — мы подходим к критичной развилке на пути, — пишет он. — С удвоенной настойчивостью двигайтесь вперед, в то, что поначалу непонятно; или выберите другую дорогу, дорогу к гарантированному провалу, на которой только и останется твердить себе, что переговоры с самого начала были бесполезны».
Представьте себе, что вы беседуете с кем-нибудь и беседа не задалась. Скажем прямо, вам обоим очень неудобно. Вы не понимаете ни шуток, ни аллюзий друг друга. Каждый раз, пока кто-нибудь из вас обдумывает, что бы такое сказать дальше, в разговоре повисает неловкая пауза. Беседа попросту хромает. В конце концов ваш собеседник заявляет: «Что-то у нас разговор не клеится!»
Как по-вашему, эта реплика исправляет или усугубляет положение? Для меня ответ очевиден. Если кто-то констатирует неловкость положения, оно становится еще более неловким, а значит, ситуация ухудшается. Поэтому, когда один мой знакомый подчеркнул неловкость, сложившуюся у нас в разговоре, я не поверила своим ушам. «Зачем вообще так делать? — думала я. — Неужели он не понимает, что от этого становится только хуже?»
Я решила задать этот вопрос своим друзьям на Facebook. Я описала сценарий и спросила: «Когда кто-нибудь подчеркивает, что создалось неловкое положение, вы от этого чувствуете себя лучше или хуже?» (Я убрала всю информацию, по которой можно было бы опознать моего собеседника, и сформулировала вопрос максимально нейтральным образом, чтобы читатели не могли догадаться, что я сама думаю по этому поводу.)
Я была уверена, что большинство отвечающих окажутся единодушны со мной. Но я ошибалась. К моему удивлению, 32 человека заявили, что указание на неловкость ситуации отчасти сглаживает эту неловкость, и всего шестнадцать — что обостряет.
И все же моей первой реакцией на результаты опроса был порыв сбросить их со счетов. «Те, кто сказал, что так лучше, на самом деле не имели этого в виду, — думала я. — Они, вероятно, просто недостаточно четко представили себе происходящее».
Но это объяснение меня не полностью удовлетворило. Оно казалось натяжкой — примерно так же, как объяснение «Это кто-то бросил камень, и он еще не успел упасть» в случае с фотографией енотов. Разве могут столько людей сразу утверждать, что чувствуют себя определенным образом, если на самом деле это не так?
В конце концов я разговорилась с одним из 32 человек, которые ответили, что замечание собеседника сглаживает неловкость. Этого человека так же удивил мой ответ, как меня — его ответ. Я попыталась объяснить: «Понимаешь, когда кто-то указывает на сложившуюся неловкость, это вынуждает меня немедленно исправить ситуацию. Но ведь я и так уже стараюсь исправить ситуацию, а потому, подчеркивая неудовлетворенность ею, собеседник только усиливает мой стресс».
«Погоди, так ты считаешь, что обязана обеспечивать плавность беседы?» — недоверчиво спросил он.
«А ты что, не считаешь?» — так же недоверчиво спросила я.
И тут я поняла, что совершенно недооценивала, насколько по-разному люди воспринимают социальные ситуации. После этого случая я стала реагировать по-другому, когда чье-то поведение кажется мне грубым, неразумным или невнимательным по отношению к окружающим. Раньше ход моей мысли остановился бы здесь: я бы просто отметила, что этот человек меня раздражает. Но теперь я с большей готовностью признаю, что, возможно, мы просто по-разному воспринимаем сложившуюся социальную ситуацию, и мне становится интересна точка зрения моего собеседника.
Жить в Лондоне в 1850-х годах было жутковато. Каждые несколько лет по городу проходила холера, убивая сотни и тысячи жителей за раз. Здоровые в целом люди замечали небольшое расстройство желудка, а через несколько дней или даже часов их находили мертвыми.
Правительство поручило группе ученых обследовать городские больницы, установить, как там лечат холеру, и решить, какое лечение эффективнее. Результаты не слишком радовали. Смертность среди холерных больных в больницах составляла 46% — ничем не лучше смертности среди больных, которых никто не лечил. Ни одно из общепринятых «лекарств», в состав которых входили опий, мел и касторовое масло, не помогало.
Но одну больницу ученые намеренно исключили из рассмотрения. Лондонская гомеопатическая больница была небольшим заведением, основанным несколько лет назад на деньги богатых благотворителей — поклонников новомодного подхода в медицине, называемого гомеопатией. Врачи XIX века реагировали на слово «гомеопатия» с пеной у рта — примерно так же, как нынешние. Центральная концепция гомеопатии идет вразрез со всеми положениями науки: она утверждает, что, если разводить лекарство водой, пока оно не станет физически неотличимо от чистой воды, полученный раствор сохранит «духовную силу» исходного лекарства и его действенность возрастет, а не уменьшится.
К удивлению и раздражению группы ученых, Лондонская гомеопатическая больница сообщила, что в ней смертность от холеры составляет всего 18% — меньше половины уровня смертности в нормальных больницах. Совет ученых решил выкинуть эти данные из своего отчета. В конце концов, все знают, что гомеопатия — чушь собачья! Данные гомеопатов только исказят выводы отчета. И хуже того, явятся оскорблением науки и самого здравого смысла.
И очень жаль. Если бы совет ученых присмотрелся к этим удивительным результатам вместо того, чтобы сбрасывать их со счетов, вся история медицины могла бы бесповоротно измениться к лучшему. Дело в том, что успехи гомеопатической больницы в лечении холеры были совершенно реальными. Они просто не имели никакого отношения к гомеопатии. Оказалось, что лидеры гомеопатического движения случайно наткнулись на два ключевых момента в лечении холеры. Первым моментом была хорошая гигиена: руководство больницы требовало, чтобы врачи стерилизовали одеяла больных, прежде чем выдавать их другим больным. Во-вторых, они рекомендовали холерным пациентам пить молочную сыворотку, а это помогало восполнять потерю жидкости и электролитов в организме. В сущности, это была ранняя версия метода, который мы сейчас называем оральной регидратацией, но он стал стандартным в лечении холеры только к 1960-м годам.
Ни одна из этих рекомендаций не проистекала из центральных положений гомеопатии. Они были основаны на удачных инстинктивных представлениях о том, как помочь больным выздоравливать. Если бы совет ученых заинтересовался удивительными результатами гомеопатов, эти удачные находки перешли бы в традиционную медицину на десятки лет раньше и в результате спасли бы миллионы жизней.
В этом вся штука с удивительными наблюдениями, повергающими в растерянность. Никогда не знаешь заранее, чему они научат. Слишком часто мы предполагаем, что существует только две возможности: «я прав» и «мой оппонент прав», а поскольку второе кажется абсурдным, нам остается лишь защищать первое. Но во многих случаях существует «неизвестное неизвестное», некий третий вариант, который обогащает наше видение мира совершенно неожиданным образом.
Все эти примеры показывают, как один замеченный непонятный факт может изменить картину мира. Но гораздо чаще мнение человека меняется в результате накопления множества непонятных фактов. Такое явление называется сменой парадигмы. Сейчас этот термин несколько заезжен — его часто употребляют (и даже злоупотребляют им) в бизнесе. Он используется для обозначения капитальной смены подхода (или, даже чаще, мелкого изменения, которое кто-то хочет преподнести как радикальный переворот). Однако первоначально он относился конкретно к прогрессу в науке, и впервые его ввел философ Томас Кун в своей книге «Структура научных революций».
Смена парадигмы начинается с основного утверждения, или парадигмы, которое принято считать истинным. Постепенно люди начинают замечать различные аномалии, факты, которые не укладываются в парадигму. Поначалу ученые считают их ошибкой или исключением либо вносят в парадигму минимальные изменения, чтобы сделать поправку на новые факты. Но чем больше аномалий накапливается, тем больше растеряны ученые, и в конце концов кто-то из них разрабатывает новую парадигму, и мир снова делается осмысленным.
В жизни смена парадигмы происходит точно так же, как в науке. Признайте существование аномалий, даже если еще не умеете их объяснить и если старая парадигма по-прежнему кажется вам правильной. Может быть, эти аномалии ни к чему особенному не приведут. Может быть, они — просто напоминание о хаотичности этого мира. А может быть, они ложатся в фундамент радикально новой картины мира.
Донна, девушка двадцати с небольшим лет, работала в ресторане, когда на нее вышла представительница фирмы Rodan + Fields, производящей средства ухода за кожей, и спросила, не хочет ли Донна стать торговым представителем компании. Именно это нужно было девушке на том этапе жизни. Ресторанная работа наводила тоску, но Донна понятия не имела, чем еще могла бы заниматься. В маленьком городке, где она жила, не было никаких интересных возможностей. Мысль о том, чтобы стать предпринимательницей и для разнообразия поработать на себя, казалась чрезвычайно заманчивой. Донна подписала контракт и уплатила фирме Rodan + Fields 1000 долларов за «пособие для начинающих продавцов», покупку которого фирма настоятельно рекомендовала.
Но Донна еще не знала, что Rodan + Fields — компания сетевого маркетинга, такая же, как Amway и Herbalife. В сетевом маркетинге успеха можно достичь, вербуя новых продавцов: они будут работать «под вами», и вы будете получать долю от их заработка. По самой природе сетевого маркетинга, чтобы один человек заработал на нем, много других людей должны понести убыток на нем же. Математика неумолима: согласно исследованию, проведенному Федеральной торговой комиссией США, свыше 99% участников в итоге теряют деньги (вдобавок к потерям времени, вложенного в «бизнес»).
Но, как уже было сказано, Донна этого не знала и с головой ушла в новую работу. Она выходила на сотни своих знакомых, пытаясь продавать им лосьоны и кремы. Она публиковала объявления на Facebook. Она покупала у Rodan + Fields дополнительные обучающие видео, в которых компания обещала раскрыть секреты успешной продажи. Но выручки по-прежнему не хватало, чтобы компенсировать стоимость товара, покупаемого Донной у компании, особенно после того, как супервайзер — женщина, которая ее завербовала, — забирала свою долю.
Донна была в растерянности. Когда она читала учебные материалы, ей казалось, что продавать легко и просто, но на деле оказывалось совсем не так. «А ведь мне, кажется, обещали независимость?» — думала огорченная Донна. Ее смущали и другие моменты. Она смотрела видеокурсы, но в них не обнаруживалось никакой полезной информации. Кроме того, она видела странное несовпадение между разговорами своих коллег — торговых представительниц — и своим собственным опытом. Некоторые сотрудницы Rodan + Fields, матери новорожденных детей, с жаром рассказывали, как после рождения ребенка продолжают работать и зарабатывать. Донне уже приходилось ухаживать за новорожденным, и она не представляла себе, как можно сочетать это занятие с работой.
Супервайзер твердила, что система действует, а если Донна терпит неудачу, это потому, что она плохо старается. И Донна пыталась втискивать аномалии, которых становилось все больше, в парадигму «эта система действует». В конце концов, фирму Rodan + Fields рекомендовали многие известные люди. С ней должно быть все в порядке, ведь правда? Донна была очень несчастна, но винила только себя. «Я рассуждала так: все непонятные мне „почему“ прояснятся, как только я научусь всему, что нужно, или выйду на более высокий уровень», — рассказывала она.
А потом у нее произошла смена парадигмы.
Донна просматривала каталоги фильмов на Netflix и обратила внимание на сериал под названием «Саентология и последствия». Это многосерийный документальный фильм, созданный актрисой Лией Ремини, которая также снялась в нем. Ремини рассказывает, как попала в Церковь саентологии, как там с ней плохо обращались и запугивали. В сериал вошли также интервью, которые Лия взяла у других бывших саентологов, переживших нечто подобное. Прочитав описание телесериала, Донна подумала: «О, это может быть интересно, какой-то безумный культ». Она начала смотреть, и происходящее на экране казалось ей все более знакомым. То, как лидер культа выступает перед рядовыми участниками… Структура организации, подобная пирамиде… Перед Донной будто разворачивалась ее собственная жизнь за последний год.
Донна стала вспоминать разные мелочи в своих отношениях с Rodan + Fields, которые повергали ее в растерянность. Контраст между легкой и интересной работой, которую ей обещали, и реальностью, в которой она билась изо всех сил, пытаясь заработать хоть что-нибудь. Отсутствие поддержки со стороны других торговых представителей фирмы, неправдоподобные заявления тех, кто якобы продолжал работать, имея новорожденного ребенка. Все аномалии оказались гораздо более осмысленными, когда Донна стала рассматривать их через новую парадигму: «Эта организация меня эксплуатирует».
Заподозрив, что дело нечисто, Донна сразу же нашла в интернете информацию о сетевом маркетинге, а также рассказы множества людей, подобных ей самой, — тех, кто работал в сетевом маркетинге много лет, но заработал лишь долги. Поняв, что случилось, Донна расплакалась. Но она хотя бы потеряла всего 2000 долларов и год жизни. Судя по прочитанным ею исповедям, могло быть гораздо хуже.
Невнимательному наблюдателю может показаться, что переворот в уме Донны произошел внезапно: только что она искренне верила в организацию и вдруг поняла, что все это ложь. Однако фундамент ее «внезапного» прозрения закладывался несколько месяцев. Даже в целом продолжая верить в прежнюю парадигму «система действует», Донна тем временем подмечала аномалии — факты, которые трудно было объяснить в рамках этой парадигмы, «все непонятные мне „почему“», как выразилась сама Донна.
Это ключевой фактор, от которого зависит, удастся ли человеку сбежать из сетевого маркетинга после нескольких месяцев или он увязнет там на годы. Замечает ли он аномалии, какие-то мелочи, идущие вразрез с ожиданиями? Видит ли, как натянуто выглядят попытки объяснить эти аномалии? Позволяет ли себе ощутить растерянность?
Нет, многие сотрудники сетевого маркетинга стараются подавить в себе сомнения — часто потому, что верят руководителям организации, утверждающим, что негативное мышление ведет к провалу. Каждый месяц, обнаружив, что опять ничего не заработали, рядовые сотрудники сетевого маркетинга не говорят себе: «Хм, странно, что я терплю убытки, хотя работаю не покладая рук». Вместо этого они повторяют: «Наверное, я плохо стараюсь». Они замечают все больше признаков, что дело нечисто, но каждый раз находят удобное объяснение.
В книге «Источники силы» Гэри Клайн, ученый, исследующий принятие решений, называет это явление в числе трех главных причин, мешающих принимать удачные решения. Кляйн называет его ошибкой минимизации — попыткой минимизировать расхождения между фактами и теорией. Врач может находить объяснения каждому новому факту, не «влезающему» в поставленный диагноз, или сбрасывать его со счетов как случайное отклонение, и потому никогда не узнает, что начальный диагноз был неверен. Любой маневр во время сражения можно уложить в парадигму «враг отступает», и, когда командующий поймет, что противник лишь перегруппировался, будет уже поздно. Если бы принимающий решения мог немного отойти назад и увидеть все аномалии одновременно, он сразу понял бы, что исходная парадигма неверна. Но подыскивая оправдания для каждой аномалии по отдельности, человек не дает себе накопить достаточно растерянности, чтобы к ней можно было присмотреться.
Это не значит, что надо бросаться в другую крайность и менять парадигму, если в нее не укладывается хотя бы малейший факт. Люди, которые лучше всего принимают решения, ищут способы осмыслить противоречивые данные в рамках существующей теории, но в то же время мысленно замечают себе: «Эти факты укладываются в мою теорию с небольшой (или с большой) натяжкой». Если теория оказывается натянутой слишком сильно, признайтесь себе, что вы уже не очень понимаете происходящее, и начинайте рассматривать альтернативные объяснения. Марвин Коэн, исследователь, сотрудничающий с Клайном, использует аналогию с пружиной: «Каждый раз, когда принимающий решение подыскивает оправдание для факта, противоречащего теории, он как будто немного растягивает пружину. Рано или поздно пружина перестает поддаваться растяжению и наконец с силой сокращается».
Это непростое дело. Приходится действовать, не видя ясной картины, оперировать в рамках парадигмы, в то же время осознавая ее недостатки и противоречия, зная, что она может быть неверной и что в конце концов, возможно, ее придется отвергнуть. Очень соблазнительно раньше времени избавиться от противоречий, запихав все свои наблюдения в нынешнюю парадигму. Приходится принять сознательное решение оставаться в растерянности несколько дней, недель или даже лет.
Если вы росли в Соединенных Штатах, были воспитаны в христианской вере и ваши подростковые годы пришлись на конец девяностых или начало двухтысячных, вы наверняка читали книгу «I Kissed Dating Goodbye» («Прощание со свиданиями»). Ее написал некто Джошуа Харрис, двадцатиоднолетний сын пастора. Книга призывала христиан не ходить на свидания до брака, чтобы сохранить себя в чистоте для будущего мужа или жены.
Сочинение Харриса разошлось тиражом свыше миллиона и прославило его. Но к началу 2010-х годов Харрис, к тому времени сам ставший пастором, начал получать все больше сообщений от людей, которые в подростковом возрасте прочитали его книгу и поверили ей, но теперь поняли, что она сломала им жизнь. «Вашу книгу использовали как оружие против меня», — написала Харрису одна женщина в Twitter. «Я чувствую, что заслуживаю только мужчины с изъяном, как и я сама», — заявила другая. «Из-за позорной демагогии движения за чистоту, которая содержится в вашей книге, секс стал для меня чем-то грязным, — написал женатый мужчина. — До сих пор каждый раз во время близости с женой мне кажется, что я поступаю неправильно».
Поначалу Харрису было легко отметать эти сетевые комментарии: он считал, что они исходят от его недоброжелателей. Но потом он услышал то же самое от собственных одноклассников: они признавались, что придерживаются того же мнения: книга навредила им. Это заставило Харриса задуматься. Он не мог сбросить со счетов мнение своих друзей в реальной жизни, записав их в разряд хейтеров или обозленных троллей. Их свидетельства были аномалиями, которые не укладывались в парадигму «С моей книгой все в порядке».
В 2016 году Харрис начал публично делиться своими сомнениями по поводу книги. Но когда журналисты надавили на него, требуя определенности: заявляет ли он официально, что отрекается от мнений, высказанных в книге? — он замялся. «Мне нужно понять, что думают люди, прежде чем я выскажу собственные мысли, — ответил он. — У меня пока есть ответы не на все вопросы».
Чуть позже мы еще вернемся к Харрису и увидим, чем закончилась его история. Но пока оставим его в состоянии растерянности — в состоянии, пребывать в котором следует научиться нам всем.
Вглядываться в растерянность означает совершить переворот в своем восприятии мира. Вместо того чтобы сбрасывать со счетов наблюдения, противоречащие вашей теории, заинтересуйтесь ими. Если люди ведут себя не так, как, по вашему мнению, должны были бы, не спешите лепить на них ярлык сумасшедших. Вместо этого спросите себя: почему их поведение может иметь смысл для них самих? Вместо того чтобы пытаться уложить непонятные факты в уже существующие теории, рассматривайте их как ключи к созданию новой теории.
Разведчики видят в аномалиях кусочки головоломки, которые следует подбирать на жизненном пути. Скорее всего, поначалу вы не будете знать, что с ними делать. Но накапливайте их, и может оказаться, что они помогут создать новую картину мира, обогатив предыдущую. Как, по слухам, говорил Айзек Азимов, «самая захватывающая фраза в науке, предвещающая новые открытия, это не „Эврика“, а „Вот странное дело…“».
Войти с помощью соц. сетей: