Причины ослабления поста

118. Я видел, как зарождалось это ослабление; оно началось с едва ощутимых мелочей.

Молодежь до определенного возраста не принуждали к соблюдению поста; а также беременные женщины или те, что считали себя таковыми, были избавлены от него из-за своего положения, для них подавали скоромное, и такой ужин весьма искушал постившихся.

А потом и люди зрелые стали замечать, что пост их раздражает, вызывает головную боль, служит причиной бессонницы. Затем стали относить на счет поста все мелкие неприятности, которые одолевают человека весной, такие как весенняя сыпь, обмороки от яркого света, кровотечения из носа и прочие симптомы возбуждения, свидетельствующие об обновлении природы. Отсюда воспоследовало, что один не постился, потому что считал себя больным, другой – потому что и впрямь болел, третий – потому что боялся заболеть; вот почему постный стол и облегченные трапезы становились все более редкими.

Но это еще не все: несколько зим выдались довольно суровыми, и люди побоялись, что им не хватит кореньев; да и сама церковная власть официально ослабила свою строгость, в то время как хозяева жаловались на избыток расходов, связанный с режимом постного стола, а некоторые говорили, что Бог не хочет, чтобы люди рисковали своим здоровьем, а маловеры добавляли, что в рай через голодовку не попадешь.

Тем не менее долг по-прежнему признавали и, чтобы его ослабить, почти всегда спрашивали разрешение у пастырей, в котором те редко отказывали, иногда добавляя условие раздать милостыню взамен воздержания.

Наконец, произошла революция, которая, наполнив все сердца заботами, страхами и интересами совсем другого рода, привела к тому, что у людей не было ни времени, ни возможности обращаться к священникам, многие из которых подверглись преследованиям как враги государства, что не мешало им называть тех, кого не тронули, раскольниками.

К этой причине, которая, к счастью, более не существует, прибавилась другая, не менее серьезная.

Время нашей трапезы совершенно изменилось: мы больше не едим ни так же часто, ни в те же часы, как наши предки, так что и пост надо было устроить по-новому.

Это так верно, что я, хотя и бываю только у людей степенных, благоразумных и даже довольно верующих, за двадцать пять лет, насколько помню, не обнаружил вне стен своего дома и десятка постных трапез и всего лишь одну облегченную.

В подобном случае немало людей могли бы оказаться в весьма затруднительном положении; но я уверен, что святой Павел это предусмотрел, так что под его покровительством мне ничто не грозит.

Впрочем, мы сильно ошиблись бы, решив, что невоздержанность выиграла при этом новом порядке вещей.

Количество приемов пищи сократилось примерно наполовину. Пьянство исчезло, найдя себе убежище в низших классах общества, да и то лишь в некоторые дни. Оргий больше не устраивают: подобный распутник был бы опозорен. Больше трети Парижа позволяет себе утром только легкий завтрак, и если кое-кто и предается утонченному и изысканному гурманству, я не очень понимаю, как можно их за это упрекать, поскольку мы уже видели, что тут выигрывают все и никто не проигрывает.

Но не будем заканчивать эту главу, не рассмотрев новое направление, которое приняли вкусы народов.

Каждый день тысячи людей проводят вечера в театре или в кафе, а сорок лет назад они наверняка пошли бы в питейное заведение.

Разумеется, при новом положении дел бережливость ничего не выигрывает, но зато очень выигрывают нравы. На спектакле в театре они смягчаются, а чтение газет в кафе приобщает к знанию, и это наверняка надежный способ избежать ссор, разнообразных болезней и отупения, которые являются неизбежными следствиями посещения кабаков.

Размышление XXV

Об истощении сил

119. Под истощением сил понимают состояние слабости и подавленности, вызванное предшествовавшими обстоятельствами, которое затрудняет исполнение жизненно важных функций. Можно насчитать три его разновидности, исключив отсюда истощение, вызванное недостатком пищи.

Итак, истощение сил происходит вследствие физической усталости, вследствие умственного перенапряжения и, наконец, вследствие эротических излишеств.

Общим лекарством для всех трех видов истощения сил является немедленное прекращение действий, приведших к этому состоянию, весьма близкому к болезни.

Лечение

120. После этого необходимого предуведомления гастрономия, как всегда, готова предоставить свои средства. Человеку, изнуренному физическими упражнениями, слишком длительным мускульным напряжением, она предлагает хороший суп, щедрое вино, мясное блюдо и сон.

Ученому, который позволил себе слишком увлечься предметом своих исследований, – моцион на свежем воздухе; чтобы проветрить голову – ванну, чтобы расслабить раздраженные нервные волокна – птицу, травянистые овощи и отдых.

Наконец, благодаря приведенному ниже наблюдению станет ясно, что именно может сделать гастрономия для тех, кто забывает, что и у сладострастия есть свои пределы, а у наслаждения – свои опасности.

Лечение, предлагаемое Профессором

121. Как-то раз я отправился навестить одного из моих лучших друзей, г-на Рюба: мне сказали, что он приболел, и действительно, я нашел его в халате, сидящим у камина в совершенно удрученном состоянии.

Его физиономия меня ужаснула: он был бледен, глаза лихорадочно блестели, а нижняя губа так отвисла, что стали видны нижние зубы. Это было отвратительно.

Я справился о причине столь внезапного изменения; он колебался, но я был настойчив, и после некоторого сопротивления он все-таки рассказал.

– Дружище, – начал он, покраснев, – ты же знаешь, что моя жена ревнива и что эта ее мания попортила мне немало крови. Несколько дней назад у нее случился жуткий приступ ревности, прямо исступление какое-то, и вот, желая доказать ей, что она не потеряла ни частицы моей любви и что с моей стороны не будет ни малейшего уклонения от супружеского долга, я и довел себя до такого состояния.

– Ты, наверное, забыл, – сказал я ему, – что тебе сорок пять лет и что от ревности нет лекарства? Неужели тебе неизвестно, furens quid femina possit?

И я привел еще несколько других галантных пословиц, поскольку был изрядно раздражен.

– Ко всему прочему, – продолжал я, – пульс у тебя отрывистый, напряженный, частый. И что ты теперь будешь делать?

– Ко мне доктор приходил, – промямлил он, – сказал, что у меня нервная лихорадка, и предписал кровопускания, а для этого будет присылать ко мне хирурга.

– Хирурга! – воскликнул я. – Поберегись, а не то ты покойник. Прогони его как убийцу и скажи ему, что отныне ты мой пациент – и душой, и телом. А врач, случайно, не знает причину твоего недуга?

– Увы, нет! Неуместный стыд помешал мне сделать ему полное признание.

– Ну что ж, придется его попросить, чтобы навестил тебя. Я сделаю тебе подходящую микстуру, а пока выпей это.

И я протянул ему стакан воды с растворенным в ней сахаром, который он проглотил с доверием Александра и верой угольщика.

Покинув его, я поспешил к себе домой, чтобы педантично приготовить восстанавливающее средство (рецепт которого можно найти в «Разном»), используя известные мне приемы, способные ускорить работу, ибо в подобных случаях несколько часов промедления могут привести к непоправимым последствиям.

Вскоре я вернулся со своей микстурой и уже обнаружил улучшение: щеки пострадавшего вновь окрасились румянцем, взгляд перестал быть напряженным, но на уродливо отвисшую губу было по-прежнему неприятно смотреть.

Вскоре появился врач; я сообщил ему о том, что сделал, а больной во всем ему признался. Докторское чело поначалу сурово нахмурилось, но вскоре, окинув нас слегка ироничным взглядом, он сказал, обратившись к моему другу:

– Вас не должно удивлять, что я не догадался о недуге, который не подобает ни вашему возрасту, ни вашему состоянию; к тому же вы проявили чрезмерную стыдливость, скрыв его причину, что, впрочем, делает вам честь. А еще я хочу попенять вам за то, что вы вынудили меня совершить ошибку, которая могла бы стать для вас роковой. К счастью, мой собрат, – добавил он, отвесив поклон в мою сторону, который я ему тотчас вернул с лихвою, – указал вам правильный путь. Съешьте его суп, как бы он его ни называл, и, если жар у вас спадет, как я полагаю, позавтракайте утром чашкой шоколада, в который велите добавить два свежих яичных желтка.

На сих словах он взял свою трость и удалился, оставив нам изрядное искушение повеселиться на его счет.

Вскоре я дал своему пациенту большую чашку моего эликсира жизни; он жадно выпил его и хотел было повторить, но я потребовал двухчасовой отсрочки и только перед своим уходом дал ему вторую дозу.

На следующий день уже никакого жара не было, он чувствовал себя почти хорошо; позавтракал согласно предписанию и продолжил принимать лекарство; а через день уже смог перейти к своим обычным занятиям; однако непослушная губа вернулась на место только по прошествии третьего дня.

Вскоре это дело каким-то образом вышло наружу, и все дамы шушукались об этом между собой.

Некоторые восхищались моим другом, почти все его жалели, а Профессор-гастроном удостоился славы.