Размышление XXIV
О посте
Определение
116. Пост – это добровольное воздержание от пищи с нравственной либо религиозной целью.
Хотя пост и противоречит одной из наших наклонностей или, вернее, одной из наших повседневных потребностей, тем не менее он пришел к нам из самой глубокой древности.
Происхождение поста
Вот как авторы объясняют появление этого обычая.
В особых скорбях, утверждают они, когда умирали отец, мать или любимый ребенок, скорбел весь дом: домочадцы плакали, обмывали тело умершего или бальзамировали его, устраивали ему погребение согласно его рангу. В этих обстоятельствах о еде и не вспоминали: постились, даже не замечая этого.
Так же в публичных проявлениях скорби, когда люди страдали от необычайной засухи, чрезмерных дождей, жестоких войн, заразных болезней – одним словом, когда на них обрушивался один из тех бичей божьих, с которым ни сила, ни умение ничего поделать не могут, они проливали слезы и приписывали все эти беды гневу богов, а также смирялись перед ними, пресмыкались, истязали себя жертвенным воздержанием. А когда несчастья прекращались, люди убеждали себя, что это случилось благодаря их слезам и посту, и продолжали прибегать к подобному средству в подобных же случаях.
Таким образом, сначала люди, удрученные общественными или частными бедствиями, предаются горю и пренебрегают пищей, а затем начинают рассматривать это добровольное воздержание как религиозный акт.
Они поверили, что, истязая свое тело, когда душа их скорбит, они могут вызвать милосердие богов, и эта идея захватила все народы, внушила им траур, обеты, молитвы, жертвоприношения, умерщвления плоти и воздержание.
В конце концов сам Иисус Христос, придя на землю, освятил пост, и все христианские секты восприняли его вместе с бóльшими или меньшими самоограничениями.
Как постились
117. Приходится признать, что сейчас эта практика поста странным образом вышла из употребления; и мне, либо ради наставления неверующих на правый путь, либо для их обращения, нравится рассказывать, как мы это делали в середине восемнадцатого века.
В обычное, непостное время завтракали до девяти часов хлебом, сыром, фруктами, каким-нибудь паштетом и холодным мясом.
Между полуднем и часом дня на обед у нас был суп и допустимый пот-о-фё – все это с более-менее хорошим сопровождением в зависимости от достатка и обстоятельств.
Около четырех часов полдничали, то есть слегка перекусывали; этот прием пищи в первую очередь предназначался для детей и для тех, кто упорно следовал обычаям минувших времен.
Но бывали и «ужиноподобные» полдники, которые начинались в пять часов и длились бесконечно долго; обычно эти трапезы были очень веселыми, и дамы к ним великолепно приноравливались, порой устраивая их исключительно для себя, а мужчины туда не допускались. Я нахожу в своих интимных мемуарах, что там бывало немало злословия и сплетен.
Около восьми часов ужинали с закусками, жарким, салатом и десертом, играли партию-другую и отправлялись спать.
В Париже всегда бывали ужины и более высокого порядка, которые начинались после театра. В зависимости от обстоятельств их украшали собой красивые женщины, модные актрисы, элегантные бесстыдницы, важные особы, финансисты, распутники, светлые умы и острословы.
Там судачили о том, что приключилось в этот день, напевали новую песенку, говорили о политике, литературе, о спектаклях, а главное, занимались любовными делами.
Теперь посмотрим, что делали в дни поста.
Постились, то есть совсем не завтракали, и от этого аппетит был сильнее, чем обычно.
Когда подходило время, обедали, как могли; но рыба и овощи переваривались быстро, и еще до пяти часов люди уже умирали с голоду, смотрели на часы, ждали, злились, но продолжали поститься, заботясь о своем спасении.
В восемь часов находили на столе не добрый ужин, а закуску, словно доставленную из-за монастырской ограды, потому что монахи в конце дня собирались, чтобы почитать вслух Отцов Церкви, после чего им дозволялось выпить стакан вина.
Во время этой легкой трапезы нельзя было подавать ни сливочного масла, ни яиц, ничего такого, в чем была бы жизнь. Приходилось довольствоваться салатом, вареньями, фруктами – увы! – не слишком сытными, если сравнить их с аппетитом, который к тому времени разгорался; однако ради небесной любви запасались терпением и отправлялись спать, и так все время, пока длился пост.
Что касается тех, кто устраивал те самые легкие ужины, о которых я упоминал, то они заверили меня, что не постятся и никогда не постились.
Гастрономическим шедевром тех давних времен было строгое апостольское угощение, которое тем не менее выглядело как хороший поздний ужин.
Науке удалось разрешить эту проблему посредством допущения рыбы, приготовленной au bleu, пюре из корнеплодов и выпечки на оливковом масле.
Строгое соблюдение поста оставляло место для удовольствия, ныне нам неведомого, – это удовольствие разговеться, завтракая утром на Пасху.
Если приглядеться пристальней, то составные части наших удовольствий – это трудности, лишения и желание наслаждения.
Все это сходится в религиозном действе, которое прекращает воздержание; я видел, как двое из моих двоюродных дедов, люди благоразумные и славные, млели от удовольствия, видя, как в день Пасхи нарезают ветчину или принимаются за паштет. А теперь мы превратились в вырожденцев – вот кем мы стали! – и нас уже не удовлетворяют столь сильные ощущения.
