Ночной ресторан «Лесли» на Брук-стрит-ист был очень популярен – в смысле, популярен среди определенной категории людей. Религиозные личности и степенные бизнесмены слышали лишь о репутации этого ресторана и смотрели на него с ужасом, как на логово порока и распутства.

«Лесли», как и другим подобным заведениям, в определенные часы положено было закрываться. Но даже когда все ставни здесь были закрыты, двери заперты и огни перед зданием погашены, в задней части дома царили оживление и суета – там находились очаровательно обставленные комнаты, предназначенные для ночных пирушек.

Барти Джарпер снял одну из таких комнат и вместе с дюжиной молодых людей хорошо проводил там время, когда подъехали Ванделуп и Меддлчип. Отпустив кеб и окинув взглядом улицу, чтобы убедиться, что в пределах видимости нет полисмена, Ванделуп особым образом постучал, и дверь тут же тихонько приоткрыли. Гастон назвал свое имя, им разрешили войти, затем дверь так же тихо закрылась. Все это очень не понравилось мистеру Меддлчипу, который, будучи общественным деятелем и известным гражданином, чувствовал, что нарушает закон, который сам же помогал составлять. Он с отвращением посмотрел на толпы официантов, на снующих джентльменов в вечерних костюмах и (что раздражало его больше всего) на леди в броских нарядах.

Да, ресторан «Лесли» был беспутным местом и даже в дневное время имел ухарский вид, как будто не закрывался всю ночь, впуская в себя тех, кто знал в жизни толк.

Мистер Меддлчип удалился бы из этого логова порока, если б мог. Но ему нужно было получить от Ванделупа исчерпывающие объяснения, и он безропотно последовал за французом по хорошо освещенному коридору, по обе стороны которого статуи держали лампы.

В небольшой, красиво обставленной комнате уже был накрыт к ужину стол.

Официант, послуживший им проводником, взял их шляпы и пальто Меддлчипа, повесил на вешалку и принялся почтительно ждать, когда мистер Ванделуп сделает заказ. Официант был дородным, с круглым красным лицом, над которыми торчало несколько беспорядочно разбросанных пучков черных волос. Он не шел, а катился, как гребень волны, и сейчас, стоя с салфеткой под рукой, в белом жилете, под которым самым бесцеремонным образом выпячивался живот, в большом белом галстуке, повязанном под таким же большим белым воротником, представлял собой воистину впечатляющее зрелище.

Это изумительное создание сообщило, что его зовут Гарчи; с величественным наклоном головы сие чудо природы приняло заказ Ванделупа, после чего подкатилось к мистеру Меддлчипу и предложило ему меню. Но тот отказался, отрывисто заявив:

– Я не хочу ужинать!

Хоть Гарчи и был официантом, ничто человеческое было ему не чуждо, и он не смог скрыть своего удивления.

Гастон учтиво запротестовал.

– Но, мой дорогой сэр, – сказал он, откинувшись на спинку стула, – вы должны поесть. – И с многозначительной улыбкой добавил: – Уверяю, вам это понадобится!

Губы Меддлчипа слегка дернулись, когда француз заговорил. С неуверенным смешком толстяк сделал заказ и придвинул свой стул поближе к столу.

– И принесите вина, официант, хорошо? – мягко попросил Ванделуп, когда Гарчи покатился к двери. – Думаю, «Поммери» подойдет лучше всего, – добавил он, повернувшись к Меддлчипу.

– Как хотите, – нетерпеливо ответил этот джентльмен, – мне все равно.

– Вы совершаете огромную ошибку, – невозмутимо сказал Гастон. – Плохое вино играет с пищеварением дьявольские штучки… Две бутылки «Поммери», официант.

Гарчи кивнул – другими словами, его голова на мгновение исчезла в пене воротника, потом появилась снова, и он медленно выкатился за дверь.

– А теперь, сэр, – резко сказал Меддлчип, встав и закрыв дверь за официантом, – зачем вы меня сюда привезли?

Мистер Ванделуп удивленно приподнял брови.

– Вы так напористы, мой дорогой Кестрайк, – спокойно сказал он, вытягиваясь на диване и с огромным удовлетворением рассматривая свои туфли. – Все такой же шумный, все такой же любитель плотских утех…

– Да будьте вы прокляты! – горячо воскликнул Меддлчип.

Гастон засмеялся.

– Проклятия лучше оставить богу, – издевательски проговорил он, – в этом он разбирается лучше вас.

– О, я хорошо вас знаю, – сказал Меддлчип, возбужденно расхаживая взад-вперед. – Я отлично знаю вас, все эти ваши ухмылочки и хладнокровие, но здесь это не пройдет! – Он остановился у дивана и сердито уставился сверху вниз на Ванделупа. – Не пройдет!

– Вы сказали это уже дважды, – нарочито зевая, ответил француз. – А какого поведения вы от меня хотите? Скажите, я ведь всегда открыт для самосовершенствования.

– Вы должны покинуть Австралию, – тяжело дыша, резко бросил Меддлчип.

– А если я откажусь? – лениво спросил месье Ванделуп, улыбаясь себе под нос.

– Я объявлю, что вы – заключенный, сбежавший из Новой Каледонии! – прошипел толстяк, засунув руки в карманы и подавшись вперед.

– Да ну? – Гастон очаровательно улыбнулся. – Не думаю, что вы зайдете так далеко, друг мой.

– Я клянусь, – громко сказал Меддлчип, поднимая руку. – Клянусь…

– Фу! – шокированно заметил Ванделуп. – Старый человек вроде вас не должен клясться, это очень нехорошо, уверяю. Кроме того, – он кинул на собеседника пренебрежительный взгляд, – вы не созданы для мелодрамы.

Меддлчип, очевидно, понял, что нет смысла сражаться с абсолютным хладнокровием этого молодого человека. С огромным трудом он заставил себя сражаться с противником его же оружием, помня о крайней важности дела, которое их сюда привело.

– Что ж, – сказал Меддлчип, снова усевшись за стол и пытаясь говорить спокойно, хотя его покрасневшее лицо и дрожащие губы выдавали, каких усилий ему это стоит, – давайте сперва поужинаем, а после можно будет поговорить.

– Вот так-то куда лучше, – заметил Гастон, тоже садясь за стол и разворачивая свою салфетку. – Уверяю вас, дорогой мой, при надлежащем обращении со мною очень легко поладить!

Взгляды двух мужчин на мгновение скрестились. Взгляд Ванделупа был столь многозначительным, что толстяк с дрожью в душе опустил глаза.

Дверь открылась, официант гребнем волны прокатился вдоль стола, оставив за собой множество тарелок и блюд, снова откатился за дверь и вернулся с шампанским. Он вытащил пробку из одной из бутылок, наполнил бокалы, бросил вокруг последний взгляд, чтобы убедиться, что все в порядке… И, будто внезапно обнаружив, что сейчас отлив, медленно выкатился за дверь, которая мягко закрылась за ним.

Меддлчип в молчании съел свой ужин, но выпил немало шампанского, чтобы набраться храбрости для предстоящего испытания, которого, как он знал, не избежать. Ванделуп, однако, ел и пил очень мало. Он без устали весело болтал о театрах, о бегах, о катании на лодке – фактически обо всем, кроме того, о чем хотел услышать его спутник.

– Я никогда не смешиваю дело и удовольствие, мой дорогой, – дружески сказал Гастон, угадав мысли своего сотрапезника. – Когда мы закончим ужинать и будем наслаждаться сигарами, я расскажу вам маленькую историю.

– Я не хочу ее слышать, – грубо ответил тот, инстинктивно почувствовав, о чем пойдет речь.

– Вероятно, нет, – вкрадчиво ответил мистер Ванделуп, – тем не менее я желаю, чтобы вы ее услышали.

Судя по виду Меддлчипа, тот был склонен возмутиться столь откровенным высказыванием, но передумал и после паузы спокойно продолжал есть.

Когда с ужином было покончено, Гастон позвонил. Вал по имени Гарчи вкатился в комнату, и Ванделуп заказал еще одну бутылку вина и отборные сигары марки, хорошо известной в «Лесли». Голова Гарчи снова исчезла в пене и не показывалась до тех пор, пока он не выкатился за дверь.

– Попробуйте одну, – дружески сказал мистер Ванделуп Меддлчипу, когда официант вернулся с сигарами и вином. – Это превосходный сорт.

– Я не люблю курить, – ответил тот.

– Доставьте мне удовольствие, – настаивал француз.

Меддлчип взял сигару, зажег и стал дымить явно против своей воли. Гарчи открыл новую бутылку вина, переменил бокалы, после чего величественной волной вновь выкатился из комнаты.

– Теперь насчет истории, – сказал мистер Ванделуп, с наслаждением откинувшись на диване и выпуская клуб дыма.

– Я не хочу ее слышать! – быстро сказал толстяк. – Назовите свои условия и покончим с этим.

– Прошу прощения, – улыбнулся Гастон, – но я отказываюсь принять любые условия до тех пор, пока вы не поймете, что именно у меня на уме. Поэтому вам придется выслушать небольшой рассказ об Адель Блонде.

– Ради бога, нет! – хрипло воскликнул Меддлчип, вставая. – Она преследует меня днем и ночью! Сплю я или бодрствую, я вижу ее лицо – оно всегда передо мной, как обвиняющий ангел!

– Любопытно, – пробормотал мистер Ванделуп, – тем более что она отнюдь не была ангелом.

– Я думал, с этим покончено, – сказал Меддлчип, переплетя пальцы; на его лбу выступили крупные капли пота. – Но вот являетесь вы, как призрак из прошлого, и возрождаете все старые ужасы!

– Если вы называете Адель ужасом, – хладнокровно отозвался француз, – я определенно собираюсь ее возродить. Поэтому лучшее, что вы можете сделать, – сесть и выслушать меня до конца. Все равно вам не удастся помешать мне добраться до цели!

Толстяк со стоном опустился на стул, а его безжалостный враг поудобнее устроился на диване и начал говорить.

– Мы начнем эту историю, – доверительно сказал месье Ванделуп, весело махнув изящной белой рукой, – в старом добром стиле волшебных сказок. Однажды, давным-давно – скажем, три года тому назад – жил-был в Париже молодой человек по имени Октав Бролар, знатного происхождения и не бедный. И вот пришла ему в голову причуда сделаться доктором. Он изучал профессию медика, когда вступил в связь с женщиной. Мадемуазель Адель Блонде была очаровательно уродливой актрисой, и в то время ею был увлечен весь Париж. Она притягивала всех мужчин – не своей внешностью, но своим язычком. Октав Бролар, – с самодовольным видом продолжал Гастон, – был красив, и она влюбилась в него, стала его любовницей и оставалась с ним целых шесть месяцев, к удивлению всего Парижа. Но потом в Париж явился джентльмен из Австралии – его звали Кестрайк. Позиция в обществе, независимость, доход, огромное пузо. Он оставил в Лондоне свою жену и приехал в наш безнравственный город, чтобы поразвлечься. Он увидел Адель Блонде, и Бролар представил их друг другу. В результате Кестрайк предал своего друга Бролара, украв у него любовницу. Почему так случилось? Кестрайк был красив? Нет. Он был обворожителен? Нет. Он был богат? Да! В этом-то и крылась разгадка секрета – Адель полюбила кошелек, а не мужчину.

Француз вскочил с дивана и зашагал по комнате.

– Бролар почувствовал, что честь его задета. Он увещевал Адель – тщетно; он предложил вероломному Кестрайку дуэль – тщетно; вор был трусом.

– Нет! – тоже вскочив, воскликнул Меддлчип. – Он не был трусом!

– Я говорю – да!

Ванделуп подошел к нему и вынудил снова сесть.

– Он предал своего друга и отказался дать ему сатисфакцию, как джентльмен. И что тогда сделал Бролар? Успокоился? Нет! Отомстил за свою честь? Да!

Гастон железной хваткой сжал запястье Меддлчипа и, глядя на него жгучим взглядом, продолжал низким сосредоточенным голосом:

– Однажды ночью Бролар готовит яд – смертельный быстродействующий наркотик. Затем отправляется в дом Адель Блонде в половине первого ночи – как раз в этот час, – он быстро обернулся и показал на часы на камине, которые только что пробили один раз. – Находит их за ужином…

Выпустив запястье толстяка, Ванделуп вернулся к дивану.

– Садится напротив Кестрайка, вот так…

Гастон сел, подался вперед и сердито уставился на Меддлчипа, который съежился и прижался к спинке стула.

– Адель, во главе стола, смеется и улыбается. Она смотрит на своего бывшего любовника и видит на его лице свою смерть. Ей становится дурно, она удаляется в свою комнату. Кестрайк следует за нею, дабы посмотреть, что случилось. Бролар остается один; он вынимает пузырек и выливает его содержимое в чашку кофе, ожидающую Адель. Кестрайк возвращается, говоря, что Адель больна и хочет пить. Он берет ее чашку с отравленным кофе. Она выпивает кофе, падает… – Ванделуп длинно вздохнул. – …И засыпает. Кестрайк возвращается в комнату и просит Бролара покинуть дом. Тот отказывается. Кестрайку страшно, он собирается уйти сам. Он поднимается из-за стола, и точно так же поступает Бролар…

Гастон встал и подошел к Меддлчипу, который тоже очутился на ногах.

– Он подходит к Кестрайку, хватает его за запястье, вот так… Тащит его в спальню, а там на кровати лежит Адель Блонде… Мертвая… Убитая ядом, который один любовник дал ей с помощью другого… Убийцы смотрят друг на друга… Вот так!..

Мертвенно-бледный Меддлчип не без труда высвободил свое запястье из железной хватки Ванделупа и с приглушенным криком упал на стул. Француз стоял над ним, и глаза его сверкали ненавистью.

– Кестрайк, – быстро заговорил Ванделуп, – мало кому известен в Париже – имя его было вымышленным. Он оставляет Францию прежде, чем полиции удается обнаружить, что он отравил Адель Блонде, и переправляется в Англию. Встречается со своей женой и возвращается в Австралию, где его зовут… Меддлчип!

Человек на стуле вскинул руки вверх, словно пытаясь не подпустить к себе своего врага, и снова придушенно вскрикнул.

– Потом он уезжает в Китай, – продолжал Гастон, наклоняясь ближе к съежившемуся мужчине, – и возвращается спустя двенадцать месяцев туда, где встречается с Октавом Броларом в театре… Да, двое убийц встретились в Мельбурне! Как Бролар здесь оказался? Была ли это случайность? Нет. Был ли это замысел? Нет. Была ли это судьба? Да!

Ванделуп прошипел последние слова в ухо Меддлчипу, и жалкий человек снова съежился, пытаясь отшатнуться от него.

– Бролар, – продолжал француз упорно, но более спокойным тоном, – тоже покинул дом Адель Блонде. Ее обнаружили мертвой; одного из ее любовников не нашли, а второго, Бролара, обвинили в совершении преступления! Он бросил вызов полиции, прося доказать его вину. Она была отравлена? Ба! Никаких следов. Бролара освободят. Стоп! Что это за человек по имени Превол появляется на суде? Он – студент, товарищ Бролара, и ему знаком этот яд. Бролар пропал! Превол обследует тело, доказывает, что жертву отравили – но кто? Бролар, и никто иной. Его приговаривают к смерти, но он так красив, что Париж просит о помиловании. Нет, это против закона. Или все-таки сохранить ему жизнь? Да. Его пощадили. Отправить на галеры в Тулоне? Нет. Сослать в Новую Каледонию? Да! Его отправляют туда. Но трусит ли Бролар? Нет! Смиряется ли он со своим заключением? Нет! Он заводит дружбу с другим осужденным, они крадут лодку и уплывают с острова. Дрейфуют и дрейфуют – день за днем. Солнце встает, солнце садится – а они все еще дрейфуют по морю. У них кончается еда, почти не остается воды в бочонке… Господи! Они умрут от жажды и голода! Нет! Небеса краснеют… Как кровь… Солнце садится… Вдалеке земля – они спасены! – Ванделуп упал на колени. – Они спасены, слава богу!

Меддлчип, который успел немного прийти в себя, вытер лицо носовым платком и издевательски ухмыльнулся белыми губами при виде театрального поведения Гастона. Ванделуп заметил это и, вскочив на ноги, подошел к миллионеру.

– Бролар, – быстро продолжил он свой рассказ, – высаживается на берег Квинсленда. Он приезжает в Сидней – там нет работы. В Мельбурн – нет работы! Он отправляется в Балларат… Там работа есть, на золотом руднике. Бролар называется Ванделупом и зарабатывает деньги; затем отправляется в Мельбурн и живет там год. Он нуждается в деньгах, он в отчаянии; в театре он подслушивает план, который даст ему деньги, но требуется начальный капитал. Снова отчаяние, ведь он никогда не раздобудет этой суммы… Ага! Еще одно вмешательство судьбы – он видит мистера Кестрайка, ныне – Меддлчипа. Он попросит денег у него. Вопрос лишь в том – получит ли он эти деньги?.. Итак, история подошла к концу.

Окончание истории Ванделуп преподнес со своей обычной улыбкой. Все его возбуждение прошло; опершись на обеденный стол, он зажег сигару и уселся на диван.

Меддлчип молча сидел на стуле, глядя на хаос на столе и глубоко задумавшись. Блюда были беспорядочно расставлены на белой скатерти, несколько ярко-красных вишен выпали из вазочки с фруктами, стоящей в центре. Соль рассыпалась возле его локтя, скрученные и порванные салфетки валялись между грязными тарелками. Бокалы, в которых еще оставлось соломенного цвета вино, стояли рядом с пустыми бутылками.

Толстяк размышлял несколько минут, потом вскинул глаза. Теперь он вел себя как холодный, собранный деловой человек.

– Насколько я понимаю, – ровным тоном сказал Меддлчип, – дело обстоит следующим образом: вам известна часть, вернее, эпизод из моей жизни, который я бы с радостью забыл. Я не совершал убийства!

– Нет, но вы дали ей яд.

– Сознаюсь – дал. Не ведая, что именно даю.

– Ба! Да кто в это поверит? – Мистер Ванделуп пожал плечами. – Но сейчас речь не об этом. Позвольте узнать, что вы намерены делать.

– Вам известен опасный для меня секрет, – нервно произнес Меддлчип. – Вы хотите его продать. Что ж – я куплю. Назовите вашу цену.

– Пятьсот фунтов, – негромко ответил Ванделуп.

– И все?! – Бизнесмен вздрогнул от удивления. – Я приготовился услышать «пять тысяч».

– Мои требования не чрезмерны, – вкрадчиво проговорил Ванделуп. – Как я уже сказал, у меня есть план, с помощью которого я смогу заработать кучу денег. Пяти сотен фунтов хватит, чтобы осуществить мои намерения. Если план сработает, я буду достаточно богат, чтобы жить, не требуя с вас больше денег.

– А если план провалится? – с сомнением спросил Меддлчип.

– Если он провалится, я буду вынужден занять у вас снова, – прямо ответил Гастон. – Но вы не можете сказать, что я обхожусь с вами дурно.

– Верно… Признаться, с вами легче иметь дело, чем я рассчитывал. – Меддлчип взглянул на француза. – Что ж, я дам вам чек на пятьсот…

– Скажем – на шестьсот. – Ванделуп встал и подошел к маленькому столику в углу комнаты, на котором стояли чернильницы и лежали перья. – Мне нужна лишняя сотня.

– Пусть будет шестьсот, – тихо ответил Меддлчип, тоже поднявшись и подойдя к своему пальто, из кармана которого он извлек чековую книжку. – За эту сумму вы будете хранить молчание.

Мистер Ванделуп грациозно поклонился.

– Слово чести, – весело ответил он. – Но, конечно, – добавил он, бросив на толстяка быстрый взгляд, – вы будете обращаться со мной по-дружески… Пригласите меня к себе и представите мадам, вашей жене.

– Не вижу в том необходимости, – сердито сказал Меддлчип, садясь за письменный стол.

– Прошу прощения, но я вижу, – ответил француз с опасным блеском в глазах.

– Ладно, ладно, согласен, – раздраженно бросил Меддлчип. Он взял перо и открыл чековую книжку. – Вы, конечно, можете диктовать свои условия.

– Я полностью это осознаю, – вежливо сказал Гастон, зажигая новую сигарету, – и пользуюсь этим. Но, как уже было сказано, вы не можете утверждать, что мои условия слишком тягостны!

Меддлчип молча выписал чек на шестьсот фунтов и протянул его Ванделупу. С поклоном приняв чек, француз сунул его в карман жилета.

– С этим, – сказал он, прикоснувшись к карману, – я надеюсь заработать почти десять тысяч за две недели.

Меддлчип уставился на него.

– Надеюсь, так и случится, – ворчливо сказал он. – Тем лучше будет для моего кошелька.

– Само собой разумеется, – лениво протянул Ванделуп. – Еще вина?

Он прикоснулся к колокольчику.

– Нет, хватит, спасибо, – сказал Меддлчип, надевая пальто. – Мне пора уходить.

– Между прочим, – невозмутимо сообщил француз, – у меня в кармане нет наличных; можете расплатиться за ужин.

Меддлчип расхохотался.

– Поразительное бесстыдство! – выпалил он. – Я-то думал, вы пригласили меня отужинать.

Ванделуп взял шляпу и трость.

– О, да! Но я подразумевал, что за ужин заплатите вы.

– Вы были порядком уверены в своей игре, не так ли?

– Я всегда в ней уверен, – ответил Гастон, когда открылась дверь и Гарчи медленно вкатился в комнату.

Меддлчип без дальнейших возражений оплатил счет, и оба покинули «Лесли» с теми же предосторожностями, с какими попали сюда.

Они медленно прошли по Берк-стрит и расстались на углу: Меддлчип отправился в Турак, а Ванделуп сел в кеб и велел ехать в Ричмонд. Гастон зажег сигарету и принялся размышлять под стук колес.

– Нынче ночью я сделал неплохой бизнес, – сказал он и, улыбаясь, нащупал в кармане чек. – Я поставлю все на эту «Сорочью Жилу». Если удастся – разбогатею, если нет… Что ж, Меддлчип всегда будет моим банкиром!

Потом мысли француза вернулись к Китти. Он отправился домой так поздно потому, что хотел выяснить, в каком она сейчас настроении.

– Она никогда меня не оставит, – со смехом сказал Ванделуп, когда кеб подъехал к дому миссис Палчоп. – А если оставит, тем лучше для меня.

Он отпустил кеб, открыл американский замок, повесил шляпу в прихожей и направился прямиком в спальню, где зажег газ. Затем подошел к постели, ожидая найти Китти крепко спящей, но, к его удивлению, постель была нетронута, и девушки нигде не было.

– Ага! – тихо сказал он. – Она все-таки ушла. Бедная маленькая девочка, интересно, где она сейчас. Я обязательно должен поискать ее завтра, а сейчас, – Гастон, устало зевая, снял пиджак, – пожалуй, отправлюсь-ка я в постель.

Он так и сделал – и крепко уснул, едва положив голову на подушку, даже не думая о девушке, которую погубил.