На руднике Пактол все ужасно расстроились, когда стало известно, что Ванделуп собирается уезжать. Во время своего недолгого пребывания здесь француз стал очень популярен среди рабочих, поскольку всегда жизнерадостно улыбался и для каждого находил доброе слово. Поэтому все чувствовали себя так, будто теряют личного друга.

Только двое были искренне рады отъезду Ванделупа: Селина и Макинтош. Два этих верных сердца видели, какое пугающее влияние француз постепенно начинает оказывать на Мадам Мидас. Пока Вилльерс был жив, они чувствовали себя в безопасности, но теперь, после его загадочного исчезновения (и, судя по всему, кончины), они страшились, как бы их госпожа, в минуту слепого увлечения, не вышла замуж за своего клерка.

Однако им не стоило этого бояться. Как бы сильно ни нравился молодой француз миссис Вилльерс, такая мысль никогда не приходила ей в голову. К тому же Мадам Мидас была слишком умна, чтобы попытаться выйти замуж второй раз, видя, какую ужасную цену ей пришлось заплатить за первый брак.

Она всеми силами старалась отыскать Китти, но тщетно: несмотря на все поиски и объявления в газетах, об исчезнувшей девушке ничего не удалось узнать.

Наконец пришла пора отъезда Ванделупа, и тут все сенсации – и эскапада Китти, и исчезновение Вилльерса – были забыты из-за нового события, которое потрясло весь Балларат.

Поначалу об этом начали говорить шепотом, а после шепот перешел в такой рев изумления, который разнесся не только по Балларату, но и по всей Виктории: на участке Пактол нашли знаменитую «Жилу Дьявола»! Да, после стольких лет томительного ожидания, после стольких потраченных на якобы бесполезные работы денег, после презрительных ухмылок скептиков и подшучивания друзей Мадам Мидас получила свою награду. «Жила Дьявола» найдена, и миссис Вилльерс сделалась миллионершей!

Некоторое время назад Макинтошу почему-то перестала нравиться порода, над которой он работал. Поэтому он забросил одну галерею и начал пробивать другую – на запад, под прямым углом от того места, где был найден знаменитый самородок. Вначале порода была бедной, но Макинтош не сдавался: инстинкт говорил ему, что он на верном пути. Несколько недель трудов доказали, что Арчи был прав. Вскоре порода стала богаче, а когда рабочие углубились еще дальше на запад, следуя руслу реки, исчезли всякие сомнения, что они напали на давно потерянную «Жилу Дьявола».

Раньше прибыль на одну золотопромывочную машину составляла в среднем пять унций, но теперь неизменно намывалось двадцать унций, и в машинах постоянно находили маленькие, обкатанные водой золотые самородки.

Главный штрек, следующий за жилой, все еще отклонялся к западу, и теперь Макинтош принялся за расклинку и прокладывание боковых галерей. Шотландец ожидал, что когда с этим будет покончено, он окончательно докажет, что находится в «Жиле Дьявола», – а сам Арчи ничуть не сомневался, что это именно так!

Даже сейчас выход составлял триста шестьдесят унций в неделю, и после вычета затрат на работу это давало Мадам Мидас еженедельный доход в тысячу сто фунтов. Миссис Вилльерс начала понимать, насколько богатой ей суждено стать. Все неизменно радовались ее везенью и говорили, что она его заслужила. Многие думали, что теперь, когда хозяйка Пактола так разбогатела, Вилльерс вернется… Но он так и не появился, и люди сделали вывод, что он покинул колонию.

Перед отъездом Ванделуп поздравил Мадам Мидас с ее удачей и втайне решил, что не должен терять ее из виду. Она была богатой женщиной, которая симпатизировала ему, поэтому могла принести огромную пользу. Гастон элегантно распрощался и отбыл. Все работавшие на руднике пожелали ему всего наилучшего, но Макинтош и Селина, оставшись при своем мнении, втайне радовались его отъезду.

Мадам Мидас сделала Ванделупу подарок – сотню фунтов. Гастон отказывался, говоря, что получил деньги из Франции, но она настаивала на подарке как на личном одолжении, и мистер Ванделуп, всегда галантный по отношению к женщинам, не смог ей отказать.

Француз отправился в Балларат и остановился в отеле «Акация». На следующее утро он собирался в метрополию, но, чтобы приготовить Китти к своему прибытию, заранее послал ей телеграмму, в которой говорилось, каким поездом он прибудет, чтобы девушка могла встретить его на станции.

После обеда Гастон внезапно вспомнил, что все еще не вернул книгу, которую одолжил ему доктор Голлипек, поэтому, вызвав кеб, поехал в резиденцию этого эксцентричного индивидуума.

Доложив о прибытии мистера Ванделупа, служанка втолкнула его в дом и резко закрыла за ним дверь, будто боялась, что некоторые из идей доктора улизнут на улицу.

– Добрый вечер, доктор, – сказал француз, положив книгу на стол, за которым сидел Голлипек. – Я пришел, чтобы вернуть вам это и попрощаться.

– А, уезжаете? – отозвался эскулап, откинувшись на спинку стула и остро глядя на молодого человека сквозь очки. – Верно… Повидать мир… Вы умны… Но не забирайтесь чересчур далеко… Не надо!

– Да не так уж важно, если и заберусь, – ответил Ванделуп, пожав плечами и усаживаясь на стул. – Никто не будет слишком обо мне беспокоиться.

– Э! – усомнился доктор, резко выпрямляясь. – Париж… Друзья… Родственники…

– Моя единственная родственница – тетя с большой семьей. У нее хватает хлопот, чтобы присматривать за своими детьми, где уж ей беспокоиться обо мне! Что касается друзей… У меня нет ни одного.

– О! – с циничной улыбкой отозвался Голлипек. – Понимаю. Давайте тогда скажем – знакомые.

– Какая разница, – беззаботно ответил Гастон. – Я уже давно сделал всех своих знакомых друзьями, а потом одолжил у них денег. Результат: круг моего общения равен нулю. Друзья, – задумчиво добавил он, – великолепны в качестве друзей, но из них получаются чертовски плохие банкиры!

Голлипек захихикал и потер руки: такой цинизм доставил ему удовольствие. Внезапно взгляд его упал на книгу, которую вернул молодой человек.

– Вы прочитали ее? – спросил доктор, положив руку на том. – Хороша, э?

– И вправду хороша, – учтиво ответил мистер Ванделуп. – С вашей стороны было очень любезно мне ее одолжить… Все случаи, которые в ней приводятся, мне известны.

– Например, случай Адель Блонде, а? – резко спросил старик.

– Да, я присутствовал на суде, – спокойно ответил француз. – Подсудимый Октав Бролар был осужден и приговорен к смерти. Позже смертный приговор был отсрочен, и его выслали в Новую Каледонию.

– Где он сейчас и пребывает, – быстро сказал Голлипек, не сводя глаз со своего гостя.

– Полагаю, да, – лениво ответил Ванделуп. – После суда он перестал меня интересовать.

– Он отравил свою любовницу, Адель Блонде, – сказал доктор.

– Да. – Гастон подался вперед и тоже в упор посмотрел на Голлипека. – Он выяснил, что она влюбилась в англичанина, и отравил ее… Все это вы найдете в книге.

– Тут не упоминается англичанин, – сказал эскулап, задумчиво похлопывая рукой по столу.

– Тем не менее он был замешан в дело, но уехал из Парижа в день ареста Бролара. Полиция пыталась его найти, но так и не смогла. Если б нашла, это могло бы повлиять на судьбу подсудимого.

– А как зовут англичанина?

– Дайте припомнить, – Ванделуп задумчиво поднял глаза к потолку, – я уже подзабыл его имя… Кестрок или Кестрайк, что-то в этом роде. Он, наверное, был очень умным человеком, раз улизнул от французской полиции.

– Хм, хм… – Доктор потер нос. – Воистину очень интересно. Странное дело!

– Очень, – согласился француз и встал, чтобы уйти. – Теперь я должен попрощаться, доктор, но вскоре я собираюсь опять заглянуть в Балларат.

– Хм, хм, конечно, – ответил Голлипек, тоже поднявшись. – И мы сможем снова поговорить об этой книге.

– Да о любой, какой хотите, – удивленно посмотрев на него, сказал Ванделуп. – Но я не понимаю, почему вас так захватил именно этот том. Это не гениальная работа.

– Да, – согласился Голлипек, кинув на него очередной быстрый взгляд, – и все-таки тут описаны некоторые любопытнейшие дела современных отравителей.

– Да, я это понял, – равнодушно ответил Гастон. – До свидания. – Он протянул руку. – Или, лучше сказать, – оревуар!

– Вина? – гостеприимно предложил доктор.

Ванделуп покачал головой и вышел из комнаты с веселой улыбкой, напевая мотив без слов.

Он медленно зашагал по Лидьярд-стрит, прокручивая в голове разговор с доктором.

– Он подозревает, – задумчиво пробормотал молодой человек. – Хотя у него нет никаких доказательств, что я имею отношение к тому делу. Если мне придется пустить в ход яд, я должен быть осторожен, потому что этот человек станет моим злейшим врагом.

Тут он почувствовал на своем плече чью-то руку и, повернувшись, увидел Барти Джарпера. Сей светский молодой человек, облаченный в вечерний костюм, был великолепен в длиннющей манишке и белом жилете – не говоря уж о высоком воротничке, из которого его маленькая голова торчала, как кокосовый орех на палке.

– Куда направляетесь? – спросил Барти, приглаживая еле пробивающийся ус.

– Ну, не очень-то представляю, куда, – ответил Ванделуп, зажигая сигарету. – Я уезжаю в Мельбурн завтра утром, но сегодня вечером мне решительно нечем заняться. А вы, я вижу, уже заняты. – Он бросил взгляд на вечерний наряд молодого джентльмена.

– Да, – скучающим голосом ответил Барти, – будет вечеринка с музицированием… Хозяева хотят, чтобы я спел.

Гастон уже слышал вокальное выступление Джарпера и не смог сдержать улыбки при мысли о трех песнях этого молодого человека, исполнявшихся с одинаковым аккомпанементом. Однако француз подавил желание рассмеяться и спросил Барти, не выпьет ли тот с ним. Приглашение было немедленно принято, и они зашагали по улицам в поисках подходящего заведения. По пути мужчины прошли мимо дома Сливерса, и тут Ванделуп остановился.

– Это был первый дом, в который я вошел в Балларате, – сказал он Барти. – Нужно бы заглянуть и попрощаться с моим одноруким другом и с его какаду.

Но мистер Джарпер неожидано воспротивился, без обиняков заявив:

– Он мне не нравится. Старый дьявол!

– О, всегда полезно приучать себя к обществу дьяволов, – спокойно ответил Гастон. – Когда-нибудь мы, возможно, будем постоянно проживать с ними.

Молодой человек рассмеялся и вложил свою руку в руку Ванделупа. Они вошли. Дверь Сливерса была, как обычно, гостеприимно приоткрыта, но свет в комнате не горел.

– Наверное, он вышел, – предположил Джарпер, стоя рядом с французом в темном коридоре.

– Нет, – ответил Гастон, нащупывая спичку, – в офисе кто-то разговаривает.

– Это же попугай, – засмеялся Барти.

Было слышно, как Билли быстро перебирает выражения из своего лексикона.

– Давайте войдем!

С этими словами Джарпер толкнул дверь и уже собирался шагнуть в комнату, как вдруг заметил там что-то такое, отчего с криком отпрянул и схватился за руку Ванделупа.

– В чем дело? – торопливо спросил француз.

– Он мертв! – почти задохнувшись, ответил Барти. – Посмотрите, он лежит мертвый на полу!

Так оно и было. Самый старый обитатель Балларата присоединился к большинству. Впоследствии выяснилось, что его смерть наступила из-за разрыва сосуда. Причину разрыва не установили, но вот как это произошло: услышав, что «Жила Дьявола» найдена, Сливерс понял, что она потеряна для него навсегда, и впал в такой приступ ярости, что у него лопнул сосуд, и старик умер в одиночестве в своем офисе.

Свет уличного фонаря проникал сквозь пыльные окна в темную комнату, и в центре желтого пятна лежал мертвец. Его единственный, широко раскрытый глаз смотрел в потолок, на его вытянутой деревянной ноге примостился бранящийся попугай.

То было крайне отталкивающее зрелище, и Барти, содрогнувшись от отвращения, попытался вытащить своего спутника из комнаты, но мистер Ванделуп отказался уходить. Он отыскал в кармане новую спичку, чтобы получше рассмотреть тело.

– Брехня! – закричал Билли со своего насеста на деревянной ноге мертвеца. – О, моя драгоценная матушка! Дьявол его побери!

– Насколько я вижу, – чиркнув спичкой, пробормотал француз, – дьявол его и побрал.

И, оставив Джарпера дрожать и трястись у двери, Гастон прошел в комнату и стал разглядывать труп.

При его приближении Билли спрыгнул с ноги и вперевалку перебрался на плечо мертвеца, где и уселся, многословно ругаясь и время от времени заходясь в приступах пронзительного демонического смеха. Барти зажал уши, чтобы не слышать этого дьявольского веселья. Он видел, что Ванделуп стоит над трупом, а в руке его слабо мерцает огонек зажженной спички.

– Вы знаете, что это такое? – спросил Гастон, повернувшись к Барти.

Тот вопросительно взглянул на него.

– Это комедия смерти, – сказал француз, бросил спичку и направился к двери.

Они вышли, чтобы поискать подмогу, оставив темную комнату с лежащим в луже желтого света мертвецом и попугаем, примостившимся на трупе и что-то бормочущим про себя.

То была странная смесь ужасного и гротескного, и вся сцена полностью соответствовала словам Ванделупа. То и впрямь было представление под названием «Комедия смерти»!