В единении – сила. И если б только доктор Голлипек встретился со Сливерсом и высказал ему свое истинное мнение о Ванделупе, умного молодого человека наверняка встревожило бы, какую большую часть его прошлого можно узнать, просто сложив два и два. Но, к счастью для Гастона, эти два джентльмена никогда не встречались, и Голлипек пришел к заключению, что не может обнаружить в поступках Ванделупа ничего предосудительного. И все же доктор ему не доверял и решил следить за его действиями. На такие подозрения его навело любопытное сходство внешности молодого француза и преступника, описанного в «Les Empoisonneurs d’Aujourd’hui». В книге говорилось, что этого преступника конвоировали в Новую Каледонию за то, что он отравил свою любовницу.

Однако подозрения были смутными и расплывчатыми, поэтому доктор Голлипек, вернувшись домой, принял вышеназванное решение: он будет наблюдать за Ванделупом. После чего, выбросив Гастона из головы, доктор приступил к изучению своего любимого предмета.

Тем временем мистер Ванделуп спал сном праведника, а на следующее утро, расспросив Мадам Мидас о ее здоровье – такими расспросами он никогда не пренебрегал, – отправился в Балларат на поиски Пьера.

Когда Гастон явился в отель «Акация», мисс Твексби встретила его негодующим молчанием. Сообразительная девица начала считать обворожительного француза человеком, который болтает много, но все впустую. Он был достаточно дерзок, чтобы завоевать ее девственное сердце, а потом разбить его, поэтому мисс Твексби решила, что умнее всего будет держать негодяя на расстоянии. Поэтому солнечные улыбки Ванделупа и его веселые шутки не вызвали у честной Марты никакого отклика – она молча сидела в баре с видом раздраженного сфинкса.

– Мой друг Пьер здесь? – спросил Ванделуп, облокотившись на стойку и нежно глядя на мисс Твексби.

Эта леди холодно объявила, что здесь, а еще – что он торчит здесь уже две недели, что она сыта им по горло и будет благодарна мистеру Ванделупу, если тот уберет своего приятеля с глаз ее долой. Все это очень развлекло Гастона, который продолжал дерзко улыбаться кислоокой девице.

– Вы не могли бы пойти и передать ему, что я хочу с ним повидаться? – спросил он.

– Я?! – пронзительно взвизгнула Марта, резко выпрямившись за стойкой и уподобившись чертику, выскочившему из табакерки. – Нет, не пойду! Когда я в последний раз его видела, он чуть не порезал меня ножом, как сандвич с ветчиной. Я не коврига хлеба, – яростно продолжала мисс Твексби, – чтобы меня нарезаˊли! Я не подушечка для булавок, чтобы в меня тыкали острыми штуками! Поэтому, если вам нужен труп, ступайте наверх сами!

– Не думаю, что он меня тронет, – спокойно ответил Ванделуп, направляясь к двери, которая вела в спальню Пьера. – Боюсь, у вас с ним было много проблем, но сегодня же вечером он отправится в Мельбурн, так что все будет в порядке.

– А счет? – тревожно спросила мисс Твексби.

– Я оплачу, – заверил француз.

Девица уже собиралась сказать, что он очень щедр, но удержалась от комплимента, когда Ванделуп добавил:

– Его собственными деньгами.

Гастону не удалось убедить Пьера отправиться вместе с ним покупать одежду – немой лежал на кровати, упрямо отказываясь покинуть комнату. Однако он угрюмо уступил, когда ему сказали, что он уезжает в Мельбурн.

Итак, Ванделуп, для начала завладев ножом Пьера, покинул комнату и запер за собой дверь. Он отдал нож на хранение мисс Твексби и двинулся за покупками. Гастон приобрел для своего товарища по кораблекрушению сундучок и кое-какую одежду, потратив на это фунтов десять, и нанял кеб; кебмену было велено прибыть к отелю «Акация» в семь часов, чтобы забрать там сундук и его владельца и отвезти на станцию.

После этого, желая вознаградить себя за исполненный долг, Ванделуп съел отменный ланч, выпил небольшую бутылку вина и расплатился за это деньгами Пьера. После трапезы он купил лучшую сигару, выпил бокал шартреза и, отдохнув в общей комнате отеля, отправился на прогулку, собираясь заглянуть к Сливерсу и доктору Голлипеку. Вообще-то, Гастон готов был заняться чем угодно, лишь бы убить время в ожидании того часа, когда нужно будет зайти за Пьером и отвезти его на железнодорожную станцию.

Ванделуп медленно двинулся по Стурт-стрит, а поскольку день был очень теплым, решил отправиться к озеру Вендури, находившемуся в верхней части города – возможно, у воды будет прохладнее. Вместо бодрящего тепла ясного летнего дня стояла тягостная жара, хотя солнце и скрылось за огромными грядами мрачных туч. Похоже, вскоре над городом должна была разразиться гроза.

Даже Ванделуп, обычно полный жизни и бодрости, почувствовал тяжелое действие гнетущей атмосферы. К тому времени, как француз дошагал до озера, он порядком устал и так обрадовался, что добрался до цели, что присел на одну из скамей отдохнуть.

Озеро под черным небом было тускло-свинцовым. Стояло полное безветрие, вода была совершенно неподвижной и даже деревья вокруг застыли – ни единого дуновения ветерка не шевелило их листья. Слышалось лишь кваканье лягушек в тростниках да пронзительные крики детей, играющих на зеленой лужайке. Время от времени по воде легко скользил пароход, смахивающий на детскую заводную игрушку. Увидев, что один из таких пароходиков подошел к маленькому пирсу, Ванделуп представил, как сейчас появится человек, который вставит огромный ключ в его водяные колеса и снова его заведет.

На одном из сидений пароходика Гастон заметил небольшую фигурку в белом. Он узнал Китти и, когда она оказалась на берегу, не спеша подошел к ней.

Девушка смотрела в землю, протыкая зонтиком дырки в топком дерне. Ванделуп был уже совсем рядом, когда она рассеянно подняла взгляд. С радостным криком девушка порывисто обхватила Гастона руками за шею и дважды поцеловала.

– Я не видела тебя целую вечность! – сказала Китти, вкладывая свою ручку в его руку, когда они уселись на скамью. – Я только что приехала сюда на недельку и не думала, что встречу тебя.

– Я знаю – наша встреча была чистой случайностью, – ответил француз, лениво откидываясь на спинку скамьи. – Но от этого она не менее приятна.

– О нет! – Китти серьезно покачала головой. – Неожиданные встречи всегда приятнее тех, к которым готовишься заранее, потому что в них никогда не разочаровываешься!

– Так гласит твой жизненный опыт? – спросил ее возлюбленный; судя по улыбке, замечание девушки его позабавило. – Он вытащил портсигар и добавил: – Что ж, полагаю, моей наградой за случайное присутствие здесь будет то, что ты зажжешь для меня сигарету.

Китти, конечно же, с восторгом взяла портсигар, в то время как мистер Ванделуп заложил руки за голову и задумчиво уставился в затянутое тучами небо.

Девушка вынула из портсигара сигарету, зажала ее в хорошеньких губках и, добыв спички из другого кармана своего возлюбленного, зажгла сигарету, не без сильного кашля и милого смущения. Наконец она справилась с задачей, наклонилась к Гастону и вложила сигарету ему в рот, одновременно его поцеловав.

– Если бы па знал, что я сейчас сделала, он умер бы от ужаса, – сказала она, глубокомысленно кивая.

– Невелика потеря, – лениво отозвался Ванделуп, глядя из-под ресниц на ее хорошенькое личико. – У твоего отца множество недостатков, дорогая.

– О, «Избранные» считают его совершенством, – мудро заметила Китти.

– С их точки зрения, может, так и есть, – Гастон слегка ухмыльнулся. – Но он явно не относится к людям, склонным к буйному веселью.

– Ну, да… Он довольно мрачный, – с сомнением согласилась девушка.

– Тебе бы не хотелось оставить его и вести более веселую жизнь? – хитро спросил Ванделуп. – В Мельбурне, например.

Китти посмотрела на него почти испуганно.

– Я… Я не знаю, – с запинкой сказала она, опустив глаза.

– Но яˊ знаю, Крошка, – прошептал Гастон, обхватив ее за талию. – Тебе хотелось бы отправиться со мной.

– А ты что, уезжаешь? – расстроенно вскричала Китти.

Ванделуп кивнул.

– Я ведь уже говорил об этом раньше, – сказал он, небрежно стряхивая сигаретный пепел с жилета.

– Да, но я не думала, что ты всерьез.

– Я никогда не говорю впустую, – ответил Гастон, приготовившись солгать. – И я получил из Франции письма с деньгами, поэтому собираюсь оставить Пактол.

– А я? – со слезами спросила Китти.

– Это зависит от тебя самой, Крошка, – быстро сказал француз, прижав ее горящую щеку к своей щеке. – Твой отец никогда не согласится на наш брак, и я не смогу забрать тебя из Балларата, не возбуждая подозрений, поэтому…

– Да? – спросила девушка, нетерпеливо глядя на него.

– Ты должна убежать, – прошептал он с ласковой улыбкой.

– Одна?

– На какое-то время – да. – Ванделуп отбросил сигарету. – Послушай… На следующей неделе ты должна будешь встретиться со мной здесь. Я дам тебе денег, которых тебе хватит, чтобы некоторое время прожить в Мельбурне. После нашей встречи тебе следует немедленно покинуть Балларат и ждать меня в отеле «Лютик», на Гертруда-стрит, Карлтон, понимаешь?

– Да, – взволнованно, нетвердым голосом ответила Китти. – Я… Я понимаю.

– И ты придешь? – тревожно спросил Гастон, пристально глядя на нее и сжимая маленькую ручку, которую держал в своей.

Девушка как раз хотела ответить, как вдруг до них донесся низкий рокот грома, словно предупреждая, что она собирается сделать роковой шаг. Китти отшатнулась, в ужасе высвободившись из объятий возлюбленного.

– Нет! Нет! Нет! – вскрикнула она почти истерично, пытаясь вырваться из его рук. – Я не могу! Это говорит Бог!

– Ба! – издевательски ухмыльнулся Ванделуп; его красивое лицо стало злым. – Он говорит слишком невнятно, чтобы мы догадались, что Он имеет в виду. Чего ты боишься? Я присоединюсь к тебе в Мельбурне через две или три недели, и тогда мы поженимся.

– Но мой отец… – прошептала она, конвульсивно сжимая руки.

– Ну, а что он? – холодно спросил француз. – Он слишком занят своей религией, чтобы по тебе скучать. Он никогда не узнает, где именно в Мельбурне ты живешь, а к тому времени, как узнает, ты уже будешь моей женой. Ну же, – искусительно прошептал он ей на ухо, как будто боялся быть услышанным, – ты должна согласиться. Скажи «да», Крошка, скажи «да»!

Китти почувствовала на своей щеке его дыхание; скорее почувствовала, чем увидела блеск его изумительных глаз, который бросил ее в дрожь. И, совершенно измученная непреодолимой нервной силой этого человека, сдалась.

– Да, – прошептала она, вцепившись в него с сильно бьющимся сердцем и пересохшими губами. – Я поеду!

Потом дало о себе знать непосильное напряжение, и, заливаясь слезами, девушка бросилась ему на грудь.

Гастон дал ей некоторое время тихо поплакать, довольный, что добился своего, и зная, что она вскоре оправится.

Наконец Китти успокоилась, вытерла глаза и встала, слабая и измученная, как после бессонной ночи. Сейчас она не была похожа на влюбленную девушку, потому что ее религиозное воспитание восставало против поступков, которые, как она знала, были неправильными. В душе ее природный инстинкт боролся с привитыми принципами; и, поскольку природа всегда сильнее заповедей, природа победила.

– Моя дорогая Крошка, – сказал Ванделуп, тоже встав и поцеловав ее в белую щеку, – теперь ты должна пойти домой и немного поспать, это пойдет тебе на пользу.

– А ты? – тихо спросила Китти, когда они медленно зашагали бок о бок.

– О, я собираюсь в отель «Акация», – беспечно отозвался Гастон. – Надо позаботиться о том, чтобы мой друг Пьер отбыл в Мельбурн.

Француз всеми силами старался развлечь Китти по дороге к городу, и ему настолько хорошо это удалось, что, когда они добрались до Лидьярд-стрит, девушка уже превесело смеялась.

Они расстались у скрещения железнодорожных путей, и Китти бодро зашагала по белой пыльной дороге к Черному Холму, а месье Ванделуп не спеша пошел по улице к отелю «Акация».

Прибыв туда, он обнаружил, что сундучок Пьера уже доставлен и стоит около его дверей, но никто не набрался храбрости сунуться в комнату немого, хотя мисс Твексби заверила, что Пьер не вооружен, продемонстрировав в качестве доказательства нож.

Гастон втащил сундук в номер и заставил Пьера переодеться в новую одежду. Остальные вещи Ванделуп уложил в сундук, перевязал его, прикрепил к нему ярлык с именем владельца и пунктом назначения, после чего отдал немому остаток его заработной платы.

Было уже почти шесть часов вечера, и Гастон спустился вниз поужинать. Потом погрузил Пьера и его сундук в кеб и сел туда сам.

Днем обещал пойти дождь и теперь выполнил свое обещание – лило как из ведра. Сточные канавы превратились в реки, время от времени сквозь ливень вспыхивала голубоватая молния.

– Ба! – сказал Ванделуп, дрожа, когда они вышли на станционной платформе. – Какая дьявольская ночь!

Он велел кебмену подождать, купил Пьеру билет, посадил его в вагон второго класса и присмотрел за тем, чтобы сундук немого был в целости и сохранности погружен в багажный вагон.

На станции было полно отъезжающих и провожающих, дождь колотил по высокой сводчатой жестяной крыше, паровоз в конце длинного состава пыхтел и дымил, словно был живым существом и ему не терпелось отправиться в путь.

– Теперь ты сам за себя отвечаешь, друг мой, – сказал Ванделуп Пьеру, стоя у окна вагона. – Мы долго были вместе, но теперь должны расстаться. Может, я увижусь с тобой в Мельбурне, и тогда ты увидишь, что я не забыл прошлого.

И, бросив на Пьера многозначительный взгляд, Гастон медленно зашагал прочь.

Прозвучал пронзительный свисток, были сказаны последние прощальные слова, смотритель закричал:

– Все, кто на Мельбурн, – по вагонам! – и закрыл все двери.

А потом с еще одним свистком поезд, похожий на длинную гибкую змею, в клубах белого пара скользнул со своим человеческим грузом в дождь и тьму.

Ванделуп снова сел в кеб и поехал по мокрым улицам к отелю Крэйга, где собирался переночевать.

– По крайней мере, я избавился от балласта, – сказал он себе, – и теперь могу ковать свою удачу. Пьер уехал, Крошка последует за ним, и я должен позаботиться о себе.