Очевидно, что книги о Гарри Поттере пронизаны квазисредневековой эстетикой, колдовством и готической образностью. Но помимо метел, котлов, темниц и привидений в них присутствуют и более важные атрибуты Средневековья.

Рассмотрим, в частности, значение крови и родословной. Все в человеке определяется его «кровью», или происхождением. Дети обычно занимают позицию родителей и в морально-политических вопросах и придерживаются выбора, сделанного за них родителями, потому что это «у них в крови». Одержимость кровной и расовой принадлежностью переходит в одержимость кровавыми образами и кровоточивостью, напоминающими об увлеченности темой крови в средневековой культуре: пергамент, «закапанный кровью», кровь, льющаяся «из раны на траву», теплая кровь, текущая «по разорванной мантии», другую мантию «расцвечивали ярко-красные пятна крови». Глава под названием «Кость, Плоть и Кровь» кричит об увлеченности этой темой. Гарри, его друзья, другие дети и взрослые в Поттериане истекают кровью несчетное множество раз.

В самом начале поттеровской издательской эпопеи критики отмечали, что пытки, страдания и физическое надругательство в серии максимально тривиализированы. При всей своей точности эта критика не объяснила связи между средневековым антуражем, избранным для романов серии, и системой ценностей, позволившей так удачно вписать пытки и зверства в колдовской мир. Образы пыток играют в повествовании ведущую роль. Описания пыток во всех подробностях, со всей точностью и изощренностью обычно не учитывают точку зрения жертвы:

И перед внутренним взором Гарри возник истощенный старик в тряпье, лежащий на голом каменном полу, испускающий жуткие, протяжные вопли непереносимой муки…

— Нет! Нет! Умоляю вас, умоляю…

— Ты солгал лорду Волан-де-Морту, Оливандер!

— Нет… клянусь, нет…

<…> Гарри увидел, как поднялась держащая палочку белая рука, ощутил, как Волан-де-Морта окатила волна отвратительной злобы, увидел, как на полу забился в агонии слабый старик.

Пытки и убийства описаны с точки зрения палача, с точки зрения Гарри, который в таких случаях, как мы уже видели раньше, чувствует «прилив возбуждения».

Было бы ошибочно полагать, что методом объективации описаны пытки только второстепенных персонажей. За мучениями и страданиями главных протагонистов, подвергающихся пыткам, точно так же, как за убийствами, наблюдают со стороны. Сцену отравления Дамблдора, например, читатели видят глазами его отравителя: Гарри смотрит на страдания, причиняемые учителю им же самим, и наконец замечает, как его жертва, «страшно захрипев, перекатилась лицом вниз», что звучит как угодно, только не трагически:

— Я хочу умереть! Хочу умереть! Прекрати это, прекрати, я хочу умереть!

— Выпейте, профессор, выпейте…

Дамблдор выпил и, едва сделав последний глоток, завопил:

— УБЕЙ МЕНЯ!

— Это… это последний! — задыхаясь, воскликнул Гарри. — Выпейте его… и все закончится… все закончится…

Дамблдор приник к хрусталю, выпил все до капли и, страшно захрипев, перекатился лицом вниз.

Даже когда пыткам подвергается Гарри, автор продолжает описывать внешние проявления испытываемой им боли. Странные телодвижения, например, или как «глаза бешено вращались в глазницах». В другой сцене «агония» Гарри изображается следующим образом: «шрам взорвался» от боли, Гарри «закрыл лицо руками и упал на траву, как подкошенный. Он ничего не видел, чувствовал только, что голова раскалывается от боли». Такое беспристрастное наблюдение подчеркивает вуайеристический аспект повествования, усиливает впечатление, что нам демонстрируют сантименты помешанного маньяка.

Во вселенной Гарри Поттера пытка является главным правилом поведения с врагом. Но, как и в эпоху Средневековья, пыткам подвергают не только врагов и не только «злодеи» применяют пытки. Вот и сам Гарри Поттер приказывает своему домовому эльфу подвергнуть пытке подозреваемого в предательстве. Пытки применяются во всех сферах жизни, по многим поводам, даже учителя пытают своих учеников. Язык персонажей Поттерианы отражает нормализацию пыток и банализацию зла. Такие фразы, как «чтобы тот от боли позабыл обо всем на свете», подчеркивают «экономический аспект» зверства. Хагрид, положительный герой, рассказывает Гарри об убийстве его родителей, употребляя жаргонные словечки профессиональных киллеров: мол, Волан-де-Морт собирался убить и младенца Гарри, чтобы все было шито-крыто, «а может, ему просто нравилось людей убивать» так, «чтобы следов не оставить». Пытка в Поттериане становится обычным средством коммуникации и получения информации, а также рутинной формой наказания, но никогда не обсуждается в аспекте нарушения прав человека и оскорбления человеческого достоинства. Она представлена как рядовой обычай, как политика, настолько прочно вошедшие в повседневную жизнь, что и говорить нечего. Гарри и его друзья не рассматривают суд и закон как средство разрешения конфликта. Для них единственный способ решения проблем — это борьба и сила, и это потому, что государственная система, в которой они существуют, остается недееспособной и коррумпированной.

Можно было бы утверждать, что Ролинг пыталась выстроить поттеровскую серию по модели сказок Братьев Гримм и что насыщенность ее книг атрибутами Средневековья происходит из этого источника. Например, имя людоеда у нее (она не упустила шанс включить в Поттериану каннибализм) звучит на немецкий лад: Фенрир. В начале писательской карьеры Ролинг, отвечая на критику, и в самом деле сравнивала свой роман со сказками братьев Гримм, утверждая, что ее тексты не такие жестокие и страшные, как сказки братьев, а ведь они считаются классической детской литературой:

Дж. К. Р.: …они [сказки братьев Гримм. — Д. Х.] страшные. И, думаю, на самом деле гораздо страшнее всего, что я написала на данный момент. Я имею в виду убийства детей. В них много ужасов. Но они написаны не одно столетие назад, а дети, я думаю, за это время не слишком изменились.

Ролинг явно не в курсе, что средневековые сказки не были предназначены для детей: в эпоху Средневековья не существовало такого понятия, как детство, и связанных с ним специальных занятий. Сказки сочинялись для развлечения и услады взрослой публики, в них раскрывались самые жуткие нравы и обычаи того времени. Утверждая, что «дети не изменились», Ролинг игнорирует тот факт, что и моральные нормы, и то, что считается подходящим для детей, на самом деле претерпело изменения с тех пор. Дикое влечение средневековых сказок к «темным сторонам человеческой души» было «укрощено» для детей Шарлем Перро и Гансом Христианом Андерсеном именно для того, чтобы привить этим старинным сказкам другую систему ценностей. «Цивилизация нравов», как Мирча Элиаде определил этот процесс, сделала их пригодными для более гуманистических представлений о личности, обществе и ценности человеческой жизни.

Неомедиевизм, несомненно, имеет свой собственный raison d’être в серии. Под маской средневековых костюмов и колдовства в книгах о Гарри Поттере отражено измененное отношение к людям, для которых «неомедиевизм» — а именно образ Средних веков, сводящий эту эпоху к периоду «темных веков», к системе ценностей, радикально противоположной идеалам гуманизма и Просвещения, — становится мощной метафорой.