Теперь поговорим о том, что Ролинг считает главной темой серии, — о смерти. Здесь мы проанализируем предлагаемое Поттерианой отношение к смерти и в ходе этого анализа должны быть готовы столкнуться с несколько необычными взглядами и неожиданными идеями. Смерть как завоеватель маршем шагает по книгам поттеровской серии к своему полному триумфу. Кульминацией романа является насильственная смерть Гарри, она предречена и репетируется в череде насильственных смертей других персонажей. Смертность среди персонажей серии близка к уровню смертности в те годы, когда в средневековой Европе свирепствовала Черная смерть, чума: по всей сюжетной дуге смерть настигает почти каждого второго персонажа. Другой показатель роста насилия от книги к книге — это частота словоупотребления. Глагол «убивать», например, в седьмой книге встречается в три раза чаще, чем во второй, тогда как частота употребления слова «смерть» достигает гораздо более шокирующего четырнадцатикратного увеличения.

В изображениях смерти и связанного с ней символизма присутствует какая-то одержимость. То и дело возникают предзнаменования смерти, пророчества о смерти, которые предвещают грядущие зловещие события. Союзники Волан-де-Морта называются Пожирателями Смерти, а дементоры выступают в виде живых мертвецов. Кроме того, есть инферналы — трупы, возвращенные к «жизни» Волан-де-Мортом. Хогвартс — школа с высокими показателями смертности среди студентов, особенно во время турниров: вроде бы даже предполагается, что студент обязан умереть, когда это нужно учителю. Смерть также является частым предметом разговоров среди колдунов. Не умолкают бесконечные слухи о смерти Гарри, о несчастных случаях со смертельным исходом и о преднамеренных убийствах (причем в газете колдовского мира выделен особый день, посвященный всем этим жестокостям). Классические штампы готического романа: могилы, места захоронений, кладбища, которые Гарри «посещает» в своих кошмарах, — излюбленные декорации для убийств и прочих зверств.

Начнем со смерти родителей Гарри, первой двойной смерти в Поттериане и первого события, о котором узнают читатели. Размышления Гарри о смерти родителей присутствуют в нарративе постоянно. В череде похожих одна на другую сентиментальных ламентаций (автор не упускает ни одной возможности использовать тему ребенка-сироты, тоскующего по умершим родителям) в книге «Кубок огня» имеется особенно необычное описание, где смерть родителей Гарри сравнивается со смертью паука, убитого «тем же заклятием» во время лабораторных опытов:

Значит, вот так умерли его родители — точно так же, как этот паук. Наверное, у них тоже не было ни раны, ни отметины? Суждено ли им было просто увидеть зеленую вспышку и услышать свист налетающей смерти, прежде чем жизнь покинула их тела?

Какова подоплека этого сравнения? Подчеркнуть, что убийство совершить легко или что убить человека и убить насекомое — это, в сущности, одно и то же? Догадки Гарри о том, что трупы его родителей могли быть похожи на трупы пауков, свидетельствуют о редкой степени нездорового вуайеризма. Возможно, в Поттериане это самый красноречивый, но не единственный пример сравнения смерти животного со смертью колдунов.

Каким образом описываются в романе другие смерти? Убийство Фрэнка Брайса, второстепенного персонажа, садовника Реддлов, представлено следующим образом: его палка «со стуком» упала на пол, затем «рот у него открылся, и он испустил вопль», очень громкий вопль. «Грянул гром, вспышка зеленого света ударила по глазам», и «его мертвое тело рухнуло на пол». Он умер, говорят нам, и только «спустя мгновение» упал на пол. Отсутствие каких-либо ясно выраженных физиологических, философских или даже эмоциональных рефлексий делает эту смерть, сопровождаемую каноническим «громом и молнией», очень похожей на смерть того паука. Поскольку светозвуковое шоу задумано не для того, чтобы передать чувства и страхи жертвы в момент смерти, то существует лишь мизерная вероятность, что читатель будет сильно сочувствовать этому бедолаге. Смерть здесь гораздо больше напоминает сценки насилия из мультфильмов или компьютерную игру, чем художественное описание человеческой трагедии.

Фрэнк Брайс был стариком. А как обстоит дело с молодыми жертвами? Убийство Седрика, однокашника Гарри, обрисовано с аналогичной объективизацией: та же «вспышка зеленого света», тот же звук падения «чего-то тяжелого» и вид «распластанного тела» на полу. Подробности и здесь поразительно скудны. Мертвый Седрик даже тривиализирован: изображен с «пустыми» глазами, «полуоткрытыми губами» и «удивленным лицом». Единственный намек на художественность в данном случае — это избитая метафора, когда пустые глаза жертвы сравниваются с «окнами нежилого дома». Снова нам показывают, как выглядит тело, ни словом не обмолвившись о том, какие чувства могла испытывать жертва, причем ни само событие, ни труп, описанный так натуралистично, нельзя считать вполне адекватными средствами для пробуждения читательской симпатии. Позднее нам сообщат, что Гарри был в ужасе. Но образ, который у нас остается, более адекватно передает типично вуайеристический характер наблюдения маньяка-убийцы за своей жертвой.

Мы проанализировали смерти второстепенных персонажей. Как же обстоит дело с главными? С большим ли состраданием описаны их смерти? Вот как обрисована кончина Дамблдора: его убивает «струя зеленого света», ударившая ему в грудь. Глазами Гарри мы видим, как Дамблдора «подбросило в воздух» и как «на долю секунды старый волшебник завис под сверкающим черепом, а потом, как тряпичная кукла, медленно перевалился спиной через стену башни и исчез». Подобное овеществление человека определенно выходит за рамки всего того, что мы видели до сих пор: тело наставника Гарри и образца для подражания уподобляется «тряпичной кукле», зависшей в воздухе, а затем медленно — комично в своей беспомощности — повалившейся вниз. И здесь не требуется никакое психологическое сродство: разделаться с человеком не стоит труда, и, как только он умирает, его тело довольно комично «опредмечивается», изображенное в виде зависшей в воздухе игрушки или паука. Нам рассказывают о том, как Снегг «умоляет» Дамблдора, и сообщают, что это «испугало» Гарри. Но вызывает ли это у читателя сочувствие к нему? О Гарри говорится, что после происшедшего «все его тело содрогалось и болело, каждый вдох отдавался в груди острым уколом». От читателя, как обычно, ожидается, что физические страдания вызовут у него более сильное сочувствие, чем страдания душевные.

Но больше всего ошеломляет рассказ об убийстве девочки Миртл. Одноклассницы донимают ее насмешками, и она прячется от них в кабинке туалета. «Я заперлась на задвижку, — рассказывает она, став привидением, — и стала плакать. Потом услышала, что в туалет вошли, и <…> я умерла». Поначалу нам почти ничего не известно об обстоятельствах смерти Миртл. Мы узнаем, что одноклассницы никогда ее не любили, потому что она вечно дулась и брюзжала: «Про меня про живую все забывали. А уж когда я умерла, мое тело и не искали». В конце привидение Плакса Миртл (такого прозвища она удостоилась из‐за вечной плаксивости) рассказывает свою историю, которую воспринимают как дешевый фарс, чуть ли не балаган. «Хлюпающее» создание «с опухшими глазами», которое всегда плачет, вспоминая о своей смерти («этакий гротескный карнавализованный типаж», как выразился один «проницательный» критик), она почти все время сидит в бачке унитаза, из‐за чего Гарри — и читателю — трудно удержаться, чтобы не представить, как Миртл засасывает в канализацию «вместе с содержимым унитаза» и уносит в озеро. Автор не желает, чтобы читатель пропустил этот момент, ведь, по словам Миртл, все именно так и происходит: «Иной раз сижу в бачке, кто-нибудь спустит воду, глядишь — я и в озере». Дабы усилить комедийный эффект, автор придает речи девочки напыщенность, заставляя ее звучать одновременно и претенциозно, и нелепо, даже когда она описывает собственное убийство:

Миртл в мгновение ока преобразилась, буквально расцвела на глазах, точно еще никто не задавал ей столь лестного вопроса.

— О-о-о! Это был кошмар! — заговорила она, смакуя каждое слово. — Я умерла прямо здесь, вот в этой кабинке.

Читателей подбивают разделить отношение к Миртл ее одноклассников, и посыл тут очевиден: что с точки зрения подростка может быть смешнее и конфузливее смерти в кабинке туалета! Но довольно об этом отрывке из Поттерианы, «полном чудесного спонтанного юмора», как выразился один из критиков.

А теперь рассмотрим главные эпизоды, где описывается смерть Гарри, поскольку мы то и дело видим этого обожаемого детьми героя в разных обстоятельствах на волоске от смерти. Гарри периодически размышляет о своей смерти, и часто у него не остается сомнений, что ему пришел конец и надежды на спасение нет. Когда в Тайной Комнате Гарри кусает василиск, его агония описывается так: «он ощутил жгучую боль», которая «медленно расползалась» «от раны». Он увидел свою кровь, «пропитавшую мантию», «и зрение у него затуманилось». До него доносится голос Реддла, который говорит ему: «Умираешь, Гарри Поттер <…> Можно сказать, умер» — и обещает сидеть рядом и смотреть, как он умирает. Голова у Гарри закружилась, он «впал в дрему» (а это, как мы уже знаем, его обычное состояние во время и после припадков или психических срывов). «Если это и правда смерть, подумал Гарри, то не так уж она и страшна», — довольно неожиданное заключение, мягко говоря. В книге «Узник Азкабана» Гарри думает, что умрет, когда на него нападают дементоры, инкарнации смерти, причем описание грозящей ему смерти практически не отличается от описания смерти других персонажей. Его ослепляет «белый туман», он чувствует, как его шею внезапно обхватывают «влажные, холодные пальцы», в ушах вновь звучит крик матери… А затем он, как обычно, приходит в себя и, обессиленный, ничком падает в траву. Но в «Азкабане» это не единственный случай, когда Гарри сталкивается с дементорами. В другом случае мы видим, как «глаза Гарри закатились». Он «погрузился в холод». Он «ничего не видел»; «его тащило вниз, вой усиливался». Описание этих физических ощущений не столько пугает, сколько озадачивает: читателю остается только задуматься, от кого или от чего исходил этот «вой» и кто или что «тащило» Гарри вниз. В «Ордене Феникса» Гарри представляет свою смерть, вероятно, во время психического срыва (и сильных болезненных судорог). Он представлял, как Волан-де-Морт пытается убить его на могиле отца Тома Реддла именно в тот момент, когда боль была настолько сильна, что Гарри «не мог даже понять, где он…». Этот кошмарный сон или припадок кончается тем же, чем уже кончались и еще будут кончаться многие другие: выбившийся из сил Гарри падает на землю, уткнувшись лицом в траву, и лежит с закрытыми глазами, испытывая легкое головокружение.

В последний раз Гарри оказывается на волоске от смерти, когда в очередной раз возобновляется его единение с Волан-де-Мортом. Здесь Темный Лорд даже внешне становится похож на Гарри, как в зеркале, приняв его позу и «чуть склонив голову набок». Волан-де-Морт «рассматривал стоящего перед ним мальчика» таким же, как у Гарри, взглядом ребенка, «с любопытством ждущего, что будет дальше». Что же нам, читателям, предлагается увидеть? Двоих детей, пытающихся убить друг друга, или одного ребенка, перепутавшего один из элементов своей распавшейся личности с его смертельным врагом? Ведь если мы должны поверить, что Волан-де-Морт является не просто альтернативным состоянием сознания Гарри, а истинным воплощением зла и что мы являемся свидетелями не попытки самоубийства, а непосредственно предстоящего убийства, то описанная сцена демонстрирует странное отношение к убийце, которого называют ребенком, «с любопытством ждущим» дальнейшего развития событий:

В эту минуту ему не важен был никто, кроме Волан-де-Морта. Их было сейчас здесь только двое. <…>

Волан-де-Морт и Гарри неподвижно глядели друг на друга, потом Волан-де-Морт чуть склонил голову набок, рассматривая стоящего перед ним мальчика, и странная безрадостная улыбка искривила его тонкие губы.

<…> Волан-де-Морт поднял палочку. Голова его была по-прежнему склонена набок, как у мальчишки, с любопытством ждущего, что будет дальше. Гарри взглянул в красные глаза, желая лишь одно: чтобы все произошло прямо сейчас, пока он еще стоит ровно, пока не утратил власти над собой, не выдал своего страха…

Он увидел шевеление тонких губ, вспышку зеленого пламени — и все исчезло.

Но что чувствует Гарри? Перед встречей со смертью Гарри испуган, пальцы у него онемели, ладони вспотели, сердце «колотилось о ребра». Как обычно, это физиология, не психология: единственный проблеск его чувств в этот последний момент — это когда он вспоминает о поцелуе Джинни. Сама смерть описана просто, без обиняков: «Все исчезло». Что мы видим дальше? Гарри, как обычно, лежит на земле. Так значит ли это, что если вы совершаете самоубийство или если вас убивают, то все, что от вас требуется, — это закрыть глаза, а когда вы снова их откроете, то можете оказаться совсем в другом месте? Или все это вопрос любопытства? Ведь если смерть так «легка» или даже весела и если созерцание чужой смерти является развлечением, то человеку, естественно, может стать любопытно, как же все это происходит на самом деле.

Через две главы, описывающие то, что Гарри пережил после смерти, он, как и положено, возвращается к жизни в качестве ожившего мертвеца и в конце концов убивает Волан-де-Морта, что кажется излишним: Гарри прекрасно знает, что теперь уже Темный Лорд никому не может причинить вреда. Тело его, по описанию, очень похоже на тело Седрика, и читатель видит его в той же степени спокойного овеществления: точно так же похожим на паука, как Седрик, как родители Гарри, как все и всё прочее, чьи смерти изображены в этой кровавой литературной бойне. Эти описания способны только создать ощущение банальности насильственной смерти.

Двусмысленность личности Гарри — богатая почва для многочисленных интерпретаций, но точно одно: смерть с самого начала этой смертельной саги охотилась, выслеживая бедного слабого ребенка… «…Гарри наконец понял, что ему не предназначено остаться в живых. Его задачей было спокойно идти в широко раскрытые объятия смерти». В конце мы узнаём, что лишь смерть «будет означать настоящий конец Волан-де-Морта» и что Гарри оставляли в живых, дабы он мог умереть в нужный момент. А если точнее и гораздо образнее, его на протяжении всего повествования «растили, как свинью на убой». И, как мы узнали, все это было «тщательно спланировано» и запрограммировано автором с самого начала.

Если мы поверим, что Волан-де-Морт — плод воображения Гарри, то это будет история о прогрессирующем психическом заболевании протагониста, переходящем в глубокое безумие, которое приводит его к самоубийству, так как он постоянно воображал, будто ведет смертельный бой со всемогущим Волан-де-Мортом. Сюжет можно истолковать и как историю о том, что Гарри подчиняется голосам, толкающим его на убийство своих жертв, а в итоге и на самоубийство. Но если мы поверим, что Гарри и Волан-де-Морт — две разные сущности, значит, поттеровская серия побуждает читателя принять роль жертвы. Здесь, как и в вампирских сагах, принятие насильственной смерти от руки чудовища без сопротивления описывается тоже как геройский поступок. И наконец, мифы о вампирах побеждают, когда Гарри возвращается к жизни, получив бессмертие в обмен на смиренное принятие жертвенности.