Книги о Гарри Поттере были написаны в конце 1990‐х, когда популярность вампиров как в художественной литературе, так и в киноиндустрии набирала обороты. Неужели Ролинг, при всем ее экономическом чутье, упустила счастливую возможность ввести в свои книги таких перспективных персонажей? Или Поттериана стала еще одной игровой площадкой для вампиров? Здесь мы проанализируем различные профили икон поп-культуры, собранных Ролинг в ее протагонисте, и выясним, какой именно образ вырисовывается из всех этих «оттенков серого».

На первый взгляд создается впечатление, что вампиры в серии — существа маргинальные, хотя упоминания о них появляются довольно рано. Это и разговоры об учебнике «Путешествия с вампирами» и о «неприятности», приключившейся с профессором Квирреллом при встрече с вампирами в Южной Европе, и слухи о том, что очередным учителем курса «Защита от Темных Искусств» мог бы стать вампир, — догадка, приятно удивившая студентов, которые это слышали. Дементоры зачастую трактуются как вампиры, поскольку они обладают некоторыми вампирскими качествами. Подобно вампирам в книге Сергея Лукьяненко «Ночной дозор», они высасывают радость из своих жертв и по описанию очень похожи на ходячих мертвецов с пустыми глазницами и зияющими отверстиями вместо ртов.

Является ли вампиром зловещий колдун Волан-де-Морт? О его имени часто говорится, что оно предположительно имеет вампирическое происхождение: в переводе с французского «Vol-de-mort» означает «Полет смерти», а это уже напоминание о том, что вампиров традиционно изображают с такими же крыльями, как у летучих мышей. Волан-де-Морт тоже полумертвец, у него «нет тела». У него есть «полжизни, проклятой жизни», что звучит весьма вампирично. О себе Волан-де-Морт говорит, что он «стал меньше, чем дух, чем самое захудалое привидение», а Дамблдор утверждает, что, раз Волан-де-Морт «не является живым существом в полном смысле этого слова, его нельзя убить». Также мы узнаем, что Волан-де-Морту нужна кровь Гарри, чтобы вновь обрести тело. Сцены кровопития предстают перед читателями во всем зверином натурализме — столь же наглядно, как и все, что, пожалуй, могли бы предложить современные вампирские хроники:

Гарри не мог ему воспротивиться — слишком крепко был связан. Скосив глаза, тщетно пытаясь выпутаться из веревок, увидел, как трясется серебряный кинжал в оставшейся руке Хвоста. Острый конец проколол кожу на сгибе локтя, и по разорванной мантии потекла теплая кровь. Все еще хрипло дыша от боли, Хвост вынул из кармана стеклянный пузырек и поднес к ране Гарри, пузырек быстро наполнился. Пошатываясь, Хвост вернулся к котлу и плеснул в него кровь.

Подавляющее большинство критиков, согласных с тем, что Волан-де-Морт является «классическим архетипическим персонажем романа ужасов — вампиром», считают его полной противоположностью Гарри и его законченным антагонистом. Аннет Клэмп, например, утверждает, что одной из величайших заслуг Ролинг является то, что она сделала «добро гораздо интереснее и привлекательнее, чем зло». Но так ли это на самом деле — или существует альтернативная интерпретация образа Гарри Поттера?

С тех пор как Гарри в «Философском камне» увидел, как Волан-де-Морт пьет кровь единорога, он начал страдать сильными головными болями, и ему стали периодически сниться кошмары о вампирах-кровопийцах. В одном из эпизодов Гермиона пробует леденцы со вкусом крови и говорит Рону, что «Гарри они уж точно не понравятся. И цвет, и вкус скорее для упырей, чем для людей» (замечание, казалось бы, совершенно не связанное в этом эпизоде ни с чем иным). Однако позднее мы узнаем, что Гарри прекрасно справляется с заданием, смешивая Напиток Живой Смерти (еще одно наименование вампира?). На самом деле это единственное зелье, которое ему удалось приготовить идеально, к величайшему изумлению его учителя и друзей. Мы также знаем, что Воланд-де-Морт намерен достичь бессмертия, убив Гарри, и знаем, что ему нужна его кровь. Как мы только что видели, Ролинг показывает, как он пьет кровь Гарри в книге «Кубок огня». Она подчеркивает, что кровь Гарри теперь течет в жилах Волан-де-Морта: «Он испил твоей крови и тем самым восстановил свое живое тело!»

Бессмертие — одна из часто называемых причин растущей в последнее время популярности вампиров — является в Поттериане предметом немалой озабоченности. Его жаждут все самые сильные персонажи, включая Дамблдора и Волан-де-Морта. Автор абсолютно бесхитростен (чтобы не сказать настойчив) в использовании феникса как символа бессмертия и возвращения к жизни после гибели: тайное общество, созданное для борьбы с Волан-де-Мортом, называется Орден Феникса; феникс во многих случаях спасает жизнь Гарри, а в волшебные палочки Волан-де-Морта и Гарри вложены перышки одного и того же феникса. Как только Гарри достигнет бессмертия, его будут величать «достойным обладателем Даров Смерти» и «настоящим Повелителем смерти». И он вернется к жизни как восставший из мертвых. (Ролинг даже заставляет его принимать почести от портретов умерших директоров и директрис Хогвартса.) Как уже говорилось в предыдущей главе, бессмертие — это самое обычное свойство вампира в современных вампирских хрониках: достаточно дать себя укусить вампиру, чтобы «обратиться», — и будешь жить вечно. Сюжетная дуга всех семи книг достигает кульминации в убийстве Гарри: «Я дал ему убить себя, — сказал Гарри, — так ведь? — Да. — Дамблдор утвердительно кивнул». Значит ли это, что Гарри тоже был обращен?

Есть и другие параллели между историей о Гарри Поттере и вампирскими хрониками, которые подкрепляют такую интерпретацию. Подобно протагонистам этих хроник — Белле Свон в «Сумерках» или Елене Гилберт в «Дневниках вампира», — Гарри постоянно появляется то истекая кровью, то израненный, то страдая от дикой боли, то подвергаясь истязаниям, то прячась или убегая от погони. Вся история об этом грустном сироте вращается вокруг его попыток избежать насильственной смерти, и его смерть является истинной кульминацией сюжета. Она играет чрезвычайно важную роль в повествовании, потому что (среди других причин, о которых речь пойдет ниже) все загадки разрешаются и все ключи как будто бы даются читателю, когда мертвый Гарри находится в мире мертвых. В заключительной главе его называют «намеченной жертвой, которая выжила», а это предполагает интерпретацию его образа как персонажа, подвергающегося преследованию и травле со стороны вампира Волан-де-Морта. Иными словами, история Гарри Поттера придерживается всех главных тропов вампирского романа о смерти. Если мы примем сюжет серии за чистую монету — то есть что здесь есть и протагонист и антагонист (Гарри и Волан-де-Морта), то в процессе бесчисленных побегов и преследований в кошмаре продолжительностью семь томов Гарри узнает, что значит быть жертвой, и поймет, что не сможет избежать жестокой насильственной смерти, пусть даже в конечном счете она приведет его к бессмертию.

Причина, почему Гарри, имея столько вампирических черт, фактически вампиром не считается, ясна. Когда начиналась сага о Поттере, вампиры еще не были теми протагонистами, которые сегодня так прочно обосновались в литературе и киноиндустрии. В то время родители ни за что не отважились бы предложить своим детям роман о школе-пансионе, где в качестве главного положительного героя выведен вампир. Маскировка вампира под худенького мальчика в очках позволила поттеровской серии извлечь пользу из начальной популярности вампира, усыпив бдительность родителей. Но отразились ли в этом мальчике-волшебнике другие иконы популярной культуры? Это и будет предметом дальнейшего исследования.

Сходство Гарри с вампиром, может, и способствовало его успеху, но этого недостаточно для объяснения его огромной популярности; множество других вампиров, гораздо более внушительных, были доступны для публики, когда Гарри еще только проектировался. Что же в нем такого особенного? Поскольку развитие сюжета достигает кульминации в момент смерти Гарри, это предполагает еще одну правдоподобную интерпретацию его истории — как страшной сказки о мальчике, убегающем от маньяка, убийцы, который хочет убить его безо всякой причины, разве что во исполнение некоего туманного «пророчества» (в случае Гарри это пророчество профессора Трелони). Каковы же в таком случае другие качества, сделавшие этого протагониста всеобщим любимцем?

Гарри, как мы видим, не является ни выдающимся студентом, ни высокоморальной личностью. Вдобавок он изображен отнюдь не красавцем (на самом деле внешность его описана довольно скудно), да и здоровье у него не слишком крепкое. Когда мы встречаем его впервые, ему всего десять лет и, по описанию, это худенький черноволосый очкарик. Вид у него «нездоровый», и выглядит он всегда то «ужасно», то «бледным», а бывает, что и побледневшим от страха. «Что с тобой, Гарри?», «Гарри, ты и вправду в порядке?» — часто спрашивают его друзья. Он довольно слаб, и над ним смеются из‐за того, что он слишком много времени проводит в больничном корпусе (Драко Малфой поддразнивает его, говоря: Гарри побил рекорд — «целую неделю» не был в больничном крыле). Вечно его то «трясет как в лихорадке», то прошибает пот, то бьет «крупная дрожь». Часто замечают, что у него дрожат руки. У него проблемы со сном, он просыпается «обливаясь потом» или весь в холодном поту и, по мере развития сюжета, спит все хуже и хуже. Мы видим его в «шоке» или впавшим в «летаргию», а бывает, он выказывает признаки гиперактивности — например, когда автор изображает его «трясущимся» и неспособным усидеть на месте. Хотя, как мы увидим позже, было бы преувеличением сказать, что Ролинг описывает симптомы, соответствующие какому-либо конкретному диагнозу, но напрашивается вопрос: случайно ли сходство описанных ощущений Гарри с типичными побочными эффектами таких антидепрессантов, как прозак, сарафем, фонтекс, и синдромом их отмены? Эти лекарственные препараты обычно назначались в Соединенном Королевстве в девяностые годы, когда Ролинг боролась с собственной депрессией. (Расстройство желудка — постоянная проблема Гарри — тоже один из обычных побочных эффектов.) Но и помимо перечисленных симптомов психологическое состояние Гарри далеко не нормально. Приступам паники часто предшествуют «знакомые рывки под ложечкой». О нем отзываются как о персонаже «буйном» и «неуравновешенном». Однако нам нет нужды полагаться на отзывы третьих лиц, чтобы убедиться в существовании у мальчика серьезных проблем с контролем над гневом. Он кричит на взрослых, огрызается на самых близких и преданных друзей, в отношении которых регулярно допускает грубость и нетерпимость. Всем известна его подверженность приступам ярости, которые иногда продолжаются «несколько дней».

Может, Гарри просто неуравновешенный подросток, которому трудно себя контролировать? Нет, тут явно что-то большее: в бешенстве он и правда становится опасным. Например, когда Дамблдор, наставник Гарри и пример для подражания, доводит его до белого каления, он начинает крушить мебель в кабинете директора школы. И мебель — не единственная потенциальная жертва; временами Гарри бывает даже убийственно разъярен: «Издевательское упоминание об отце обожгло Гарри, точно каленым железом. В душе поднялась кипящая ненависть, не оставившая места страху; впервые в жизни он захотел взять в руку волшебную палочку не для того, чтобы защититься, а чтобы напасть и убить». Часто об ощущениях Гарри говорится, что он «обессилен, опустошен», что «чувствовал себя усталым и выпотрошенным» или «вымотался до предела», особенно после таких приступов ярости. Но осознавал ли наш автор, что приливы ярости, сменяющиеся усталостью, — это повод для серьезного беспокойства? Из первой книги мы узнаем, что Гарри часто испытывает очень странные чувства». Уже в начале повествования он начинает слышать подманивающие голоса с угрозами:

«Иди… иди ко мне… дай мне схватить тебя <…> рвать… терзать… убить…» и «…убивать… время убивать…» <…> «Ш-ш-ш! — напряг слух Гарри. Сверху, скорее всего с третьего этажа, до него донесся затихающий голос. — «Я ЧУЮ КРОВЬ. Я чую кровь».

Нам рассказывают, что первые слуховые галлюцинации начались у Гарри в возрасте одиннадцати лет, а это типичный предвестник возникновения психического заболевания. И по мере взросления подобные галлюцинации становятся частью его ежедневных переживаний. Помимо зловещих голосов, в мозг Гарри вторгаются и голоса его умерших родителей, что мешает ему сосредоточиться во время уроков. Пустая картинка на стене говорит ему, что «разговоры с самим собой — первый признак сумасшествия». Очевидно, Ролинг прекрасно осведомлена о медицинской стороне этой проблемы: она заставляет Рона объяснить Гарри, что слышать голоса — «это дурной знак, даже в волшебном мире». Приступы гнева у Гарри и голоса, которые он слышит, оказывают воздействие и на его физическое состояние: после них его «бьет крупная дрожь» и прошибает пот. Еще один симптом серьезных проблем с психическим здоровьем — это его обмороки. Поскольку больше никто не слышит голосов, Гарри один знает, о чем они ему говорят, поэтому он пересказывает все услышанное Рону и Гермионе в отчетах, которые становятся важной частью их общения. От случая к случаю Рон и Гермиона следуют указаниям Гарри, мало что понимая в происходящем.

Постоянный страх за свою жизнь парализует Гарри и мешает ему в ежедневных занятиях и учебе: он ни на минуту не перестает ждать, «что в любой момент в школу ворвется Волан-де-Морт» с намерением его убить. Он связывает эти приливы страха с приступами головной боли. Нет нужды напоминать читателю, что Гарри страдает хроническими головными болями, о которых часто говорится, что они причиняют ему неимоверные мучения. По мере развития сюжета знаменитый шрам Гарри беспокоит его все чаще и чаще, пока наконец дело не доходит до затяжных мигреней. В то время как он трактует свои головные боли как знак приближающейся опасности и отказывается признавать, что он может быть просто болен, автор предупреждает читателей о заблуждении Гарри, заставляя его друзей советовать ему обратиться за медицинской помощью. Повествование показывает, как страх вызывает у него, помимо головных болей, и другие симптомы: шрам у него «болит», самого его «познабливает» и «лихорадит». И читателю впору заподозрить, что Гарри испытывает все это не просто потому, что он расстроен. Вдобавок Гарри всюду видит опасность и пугается самых обычных вещей. Поначалу может показаться, что воплощение зла Волан-де-Морт — единственный, кого он боится. Но это совсем не так. Например, он болезненно реагирует на холодное приветствие одного из его учителей. Сначала он воспринимает это всего лишь как банальную неприязнь, но вскоре приходит к убеждению, что Снегг спит и видит, как бы спровадить его на тот свет. В какой-то момент у него даже появляется уверенность, что Снегг намерен его отравить, и это вполне сообразуется с его главным убеждением, что учитель по приготовлению зелий интригует против него, чтобы «[с ним] покончить», о чем он «в лихорадочном возбуждении» сообщает Рону. Поразительно еще одно из его полупараноидальных убеждений: увидев на улице черную собаку, он делает вывод, что, по всей вероятности, за ним пришел темный колдун. Впоследствии он узнает, что этот оборотень — его крестный отец, который появляется то в виде черного пса, то в виде горящего полена в камине, — необычные магические трюки, трудно отличимые от галлюцинаций. Причем эти галлюцинации по мере развития сюжета становятся все более частыми и тяжелыми. Особенно красноречива сцена в конце книги «Узник Азкабана», в которой Гарри принимает себя за своего покойного отца.

История Гарри Поттера начинается, когда он вдруг узнает, что стал богатым и знаменитым, а его спасение означает, что настал критический момент для спасения его тайной вселенной, его колдовского мира. Узнав о своем новом положении, он поначалу этому не верит, ему кажется, что его нежданная слава совершенно незаслуженна. Впрочем, он довольно быстро обретает некоторую уверенность в своих необычайных магических способностях и возможностях. К своему изумлению, он обнаруживает, что умеет летать (по крайней мере, на помеле) и накладывать магические заклинания. Также он вскоре узнает, что его уникальное положение в этом заново открытом мире, полном волшебства, таит в себе угрозу его жизни и эта угроза исходит от Темного Лорда Волан-де-Морта. Он допускает, что цель у этого абсолютного Зла одна — убить его, чтобы вернуть себе власть и утвердить свое господство. По мере развития сюжета Гарри освобождается от прошлых сомнений в своих уникальных способностях и в своей миссии и становится чрезвычайно самоуверенным.

Гарри с самого начала отрицает свою человеческую идентичность. Он не желает быть обычным мальчиком. Его не вполне удовлетворяет даже новое амплуа — амплуа волшебника. Он по-прежнему хочет быть «кем-нибудь другим, кем угодно», только не самим собой. Друзья считают, что он любит «изображать из себя героя», и он прекрасно это осознает. Он приходит к убеждению, что самый факт его существования является чудом и что мир поделен на тех, кто хочет его защитить (и принять в Орден Феникса, тайное общество, чья текущая цель — оградить Гарри от Волан-де-Морта с его Пожирателями Смерти), и тех, кто хочет его убить и готов ради этого вступить в союз с Волан-де-Мортом. Цепь этих открытий вполне может вызвать повышенное беспокойство о психическом здоровье Гарри: все это похоже на первые симптомы шизофрении.

Вскоре мы узнаём, что, по убеждению Гарри, в нем одновременно существует несколько разных личностей плюс змей. Действительно ли Волан-де-Морт и Гарри — это два отдельных персонажа? Автор настаивает, что Гарри и сам в этом не уверен: «Это он — Гарри, Гарри, не Волан-де-Морт», также Гарри знает, что они с Волан-де-Мортом одно целое и что оба они — самые могущественные волшебники в мире. Гарри с первых дней жизни обречен делить с Волан-де-Мортом одну душу на двоих — с тех самых пор, когда в него вселилась частица души Темного Лорда. В главе «Кинг-Кросс» книги «Дары Смерти» читателю дается подтверждение, что Гарри и Волан-де-Морт — одно целое, что их судьбы переплетены теснее, чем «судьбы какой-либо другой пары колдунов», и что «их жизни неразделимы». В ряде случаев нам сообщают, что Гарри ощущает в себе Волан-де-Морта и что Волан-де-Морт говорит устами Гарри и разделяет его «мысли и чувства». Во время галлюцинаций Гарри чаще других голосов слышит голос Волан-де-Морта, и этот голос сливается с его собственным внутренним голосом. Мало того, о Волан-де-Морте сказано, что он приходился Гарри «одновременно родней и смертельным врагом».

Автор идет еще дальше, описывая ощущения Гарри, когда его тело так крепко сплетается с телом Волан-де-Морта, что он уже перестает различать, где чье. И смотрит «красными глазами этой твари», а «тварь» (Волан-де-Морт) говорит его устами:

Он больше не стоял в зале — он был обвит кольцами существа с красными глазами, так крепко скован по рукам и ногам, что не знал, где кончается его тело и начинается тело этого существа, — они слились воедино, связанные болью, и пути к избавлению не было…

А потом существо заговорило устами Гарри — раздираемый мукой, он чувствовал, как открывается и закрывается его рот…

— Убей меня, Дамблдор… <…>

И когда сердце Гарри переполнилось теплым чувством, кольца существа распустились, боль ушла; Гарри лежал на полу лицом вниз, без очков, дрожа так, словно под ним был лед, а не дерево…

Как уже не раз бывало в этом повествовании, сцена заканчивается тем, что Гарри лежит на полу, дрожа всем телом, и пытается понять, куда подевались его очки.

Аманда Кокрелл уже отмечала, что Волан-де-Морт — «теневая сторона Гарри», его «темный близнец», который в той же мере важен для развития сюжета, как и сам Гарри, вплоть до того, что их можно считать доппельгангерами. Но, разумеется, о взаимоотношениях этих персонажей можно сказать гораздо больше, поскольку сам текст фактически позволяет нам проследить процесс конструирования образа Волан-де-Морта как плода воображения Гарри. Этот образ возникает как визуализация «спазма ужаса», обуявшего Гарри, когда он, проснувшись от кошмара, пытается в нем разобраться. Поначалу Гарри, несмотря на все усилия, никак не может представить себе жуткое лицо Волан-де-Морта, но постепенно оно разрешается в некий смутный змееподобный лик.

Кроме того, Гарри выведен до странного похожим на юного Тома Марволо Реддла (подлинное имя Волан-де-Морта). И это не единственное «странное сходство» между ними: оба худые черноволосые мальчики, у обоих характерный наклон головы влево. О Гарри говорили, что у него имеется «знак Темного Колдуна» — еще одно сходство с Волан-де-Мортом. Как и Гарри, Волан-де-Морт был сиротой, и однокашники считали его сумасшедшим. Одним словом, «Волан-де-Морт» — это не более чем плод воображения наивного юнца-мегаломаньяка, выдумавшего сие страшилище, чтобы почувствовать себя великим и уникальным и избавить свою жизнь от тоскливой обыденности. Реддл рассказывает Гарри очень личную историю о безрадостном детстве, которая может заставить читателя задуматься, не является ли то, что мы сейчас слышим, внутренним голосом Гарри. Наконец Гарри просто жалеет обоих. И это даже вызывало предположение, что вся история Гарри Поттера может быть прочитана как фантазия, в которой желаемое выдается за действительное и которая придумана, чтобы компенсировать тяжелое детство.

Однако те случаи, когда Гарри принимает на себя личность Волан-де-Морта, не выглядят безобидными полетами мальчишеского воображения. В повествовании говорится, что у Гарри имеют место серьезные физические симптомы: когда он визуализирует Реддла, у него будто бы «заклинивает» мозг, взгляд становится «ошалелый» и возникают странные «вспышки настроения и мысли Волан-де-Морта», от которых начинает «пощипывать» шрам на лбу. Как мы узнаем из книги «Философский камень», Гарри свободно беседует со змеями: одного этого, пожалуй, было бы достаточно, чтобы дать читателям повод обеспокоиться его душевным здоровьем. Но проявления этих симптомов не ограничены вымышленной вселенной Гарри и его волшебным миром. Рассмотрим следующее описание:

На приеме у меня в кабинете один молодой человек, поколебавшись, поведал мне о том, что за зеркалом в общежитии его колледжа живут змеи и вбивают ему в голову свои мысли.

Не является ли этот «молодой человек» Гарри Поттером, который в самом начале романа разговаривает в зоопарке с удавом? Нет, имя этого субъекта — Пол, и он реальный пациент, описанный реальным психиатром. В своей монографии доктор Роберт Фридман на примере болезни Пола объясняет, что подобные делюзии относятся к характерным признакам шизофрении. Эти симптомы выглядят настораживающе похожими на те, что мы наблюдаем у Гарри Поттера, который воображает себя не только внушающим ужас Лордом Волан-де-Мортом, но в ряде случаев еще и гигантской змеей Темного Лорда, символом его власти и оружием устрашения. Он до такой степени идентифицирует себя со змеей, что называет ее зубы «мои зубы»: «Я был внутри змеи. Как будто сам был змеей». И, как видно из повествования, это переживание явно доставляет ему удовольствие:

Сон переменился…

Тело у него стало сильным, гибким, гладким. Он скользил между блестящими металлическими перекладинами, по темному холодному камню… Он скользил по полу на животе… было темно, но он видел вокруг мерцающие предметы странной переливчатой окраски… поворачивал голову туда и сюда… На первый взгляд коридор был пуст… но нет… впереди сидел человек, его подбородок отвис, и фигура его слабо светилась во тьме…

Гарри высунул язык… он ощущал запах человека… тот был жив, но дремал… он сидел перед дверью в конце коридора…

Гарри желал укусить человека… и нельзя поддаться желанию… его ждет более важное дело…

Но человек зашевелился, серебряный плащ свалился с его ног, и он вскочил. Его неясная мерцающая фигура надвигалась, нависала, он вынул из‐за пояса волшебную палочку… и у Гарри не было выбора… он взвился с пола и раз, другой, третий всадил зубы в тело человека, чувствуя, как захрустели ребра и хлынула теплая кровь…

Человек кричал от боли… потом умолк… съехал по стене… кровь растекалась по полу…

Нестерпимая головная боль… голова раскалывается…

Впоследствии Гарри объясняет профессору Макгонагалл, что это он был той змеей, которая напала на мистера Уизли, отца его друга. Он сообщает Дамблдору, что смотрел на все «с точки зрения змеи», и, вспоминая о том разговоре, признается самому себе: «Ведь и на него <Дамблдора> хотел наброситься…»

В таком измененном состоянии, когда Гарри становится сразу и Волан-де-Мортом, и его змеей, он хочет одного — вонзить клыки в человеческую плоть. Автор ясно дает понять, что Гарри регулярно соединяет себя с Волан-де-Мортом или со змеей и может с легкостью растворяться в этих разных персонажах:

А сейчас он чувствовал себя нечистым, заразным <…> Он не просто видел змею, он был змеей, теперь он это знает…

Ужасная мысль пришла ему в голову, всплыло кошмарное воспоминание, и внутри у него словно зашевелились змеи.

<…> Это я напал вчера ночью на мистера Уизли. Я. Волан-де-Морт меня заставил и, может быть, сейчас сидит во мне, и слушает мои мысли…

<…> Да, это похоже на правду, Волан-де-Морт запросто может превратиться в змею…

«А когда он мною овладевает, — думал Гарри, — тогда превращаемся мы оба…»

Гарри задается вопросом, не означает ли его неконтролируемое желание нападать на людей, которых он вроде бы любит (в чем и признается своему крестному отцу Сириусу), что он сходит с ума? Его преследуют образы умерших родителей и друзей, он видит их повсюду. Периодически он переживает эпизоды, очень похожие на психотические срывы: теряет сознание, падает на пол, бывают видения или галлюцинации. Иногда толчком к таким эпизодам становятся внезапные приливы гнева. Как это нередко случается у пациентов, страдающих психозами, Гарри в гневе охватывает иррациональное желание убивать. В себя он обычно приходит, лежа на полу, иногда с приступом рвоты, а иногда изо всех сил стараясь его сдержать. Когда, например, ему снится, что в зеркале он вместо своего отражения видит Волан-де-Морта, он падает с кровати. Однажды, осознав, что «дикий смех» кровожадного Волан-де-Морта «исходит из его собственного рта», он, «отдуваясь», падает на пол, его «бьет дрожь», и он хочет одного — чтобы его «не стошнило на Рона».

Подобные эпизоды случаются на протяжении всего повествования: в постели, в учительской, в классе, во время экзаменов. В такие моменты Гарри не способен отличить себя от Волан-де-Морта, даже когда ему говорят, чтобы он «прекратил вести себя, как маньяк»: «Я был им, — ответил Гарри, вытянул в темноте руки и поднес их к лицу: он хотел убедиться, что они уже не те, смертельно-бледные, с длинными пальцами». И «он боялся, что во сне опять станет змеей, а проснувшись, обнаружит, что искусал Рона».

Уже отмечалось, что, возможно, Ролинг при описании симптомов душевной болезни Гарри прибегала к популярной медицинской литературе. То, что она никогда не позволяла своему воображению отклоняться от клинических описаний психического заболевания, было отмечено, например, в исследовании по сравнению реальных симптомов головной боли и мигрени с их описаниями в Поттериане. Искушенные в психологии читатели строили предположения относительно того, что Гарри либо страдает множественным расстройством личности, либо выказывает симптомы шизофрении. Да и любой, кто заглядывал в Британскую энциклопедию (самую популярную энциклопедию в Британии доинтернетной эпохи), чтобы узнать о шизофрении, моментально определил бы по симптомам Гарри почти классический случай из учебника. «Британика» описывает основные проявления шизофрении как «наличие галлюцинаций и делюзий, спутанности речи и поведения» и констатирует, что первые признаки шизофрении обычно проявляются в подростковом или юношеском возрасте. Еще один типично шизофренический синдром — это мания величия, которая описывается как «устойчивое ложное убеждение человека в том, что он обладает такими высшими качествами, как гениальность, известность, всемогущество, состоятельность». Люди, страдающие этой манией, могут думать, что они умеют летать и что если сами они не являются знаменитостями, то по крайней мере состоят в близких отношениях с известной персоной. А если человека долго держать в чулане, как было с Гарри, то это создает прекрасную питательную среду для развития шизофрении. К тому же у него обнаруживаются все общеизвестные элементы психотического срыва, такие как «слуховые галлюцинации (голоса в голове), параноидальный бред (уверенность в том, что все хотят тебе навредить), беспокойство, гнев, эмоциональная отчужденность, насилие, суицидальные мысли и поведение». Описания «трансформаций» Гарри в Волан-де-Морта или змея и в самом деле с поразительной точностью соответствуют подобным описаниям в популярной медицинской литературе по психотическим срывам.

Некоторые из имеющихся у Гарри симптомов также можно идентифицировать по описанию паранойи «для ленивых». Как говорится в «Британике»:

Человек, страдающий паранойей, уверен — или ему кажется, — что другие люди что-то против него замышляют, пытаются причинить ему вред, подвергнуть его травле или каким-либо образом его преследуют. Параноик видит в тривиальных событиях обыденной жизни либо скрытые угрозы, либо опасные ситуации и не может избавиться от подозрений и опасений.

К этому впечатляющему списку психических нарушений автор «Гарри Поттера» добавляет припадки («приступы», как называют их его друзья, или «обмороки»: «Наверное, это был обморок»). Начиная с «Тайной комнаты» у Гарри случаются эпизоды, очень похожие на приступы галлюцинаторной эпилепсии. В «Британике» говорится, что эпилептические припадки начинаются как «зрительные или слуховые галлюцинации, продолжающиеся от долей секунды до нескольких секунд. Также больной может испытывать сильный страх, боль или дискомфорт в брюшной полости, учащенное дыхание или сердцебиение. <…> Когда у человека начинаются судороги, он теряет сознание и падает на пол. <…> Сразу по окончании припадка он обычно пребывает в замешательстве, его клонит в сон, у него может заболеть голова, но он никогда не помнит о припадке».

Это описание суммирует бесчисленные картины припадков Гарри в поттеровской серии. После того как Гарри слышал голоса покойных родителей, визуализировал Волан-де-Морта или воображал себя змеем, его обнаруживали лежащим на полу (а иногда и в своей постели или в больничном корпусе) без сил, со сбитыми очками, в холодном поту, охваченного дрожью и изнуренного приступом рвоты. Как указала Эми Биллон, описания головных болей у Гарри и звуки заклинаний вроде «Экспекто патронум!» напоминают «ауру», предшествующую эпилептическому припадку. Перед самым припадком он ощущает прилив «до жути знакомой волны холодного пота» или чувствует, что грудь у него «словно охватило ледяным обручем». Когда наступает припадок, комната начинает «расплываться», и он чувствует, как внутри у него все «переворачивается», а шрам на лбу «щиплет» и «жжет». Пока продолжается припадок, толчок которому часто давал невыносимый страх, Гарри может представлять себе сцену убийства родителей или слышать «в голове» голос матери. Он теряет сознание, а приходит в себя, лежа «в больничном корпусе» или, в некоторых случаях, на полу в классе, когда профессор Люпин «с силой бьет его по щекам». Такие потери сознания пугают его друзей. От книги к книге состояние Гарри стабильно ухудшается, и к «Дарам Смерти» клинические детали передаются, можно сказать, с еще большим смаком.

Волан-де-Морт тоже безумец. Автор в ряде случаев прямо называет его сумасшедшим; его учителя и однокашники считали, что он не в своем уме. В одном из интервью Ролинг выражается без обиняков, характеризуя Волан-де-Морта как кровожадного психопата: «Если пишешь о зле, как это делаю я, и если пишешь о ком-то, кто в сущности является психопатом, твой долг — показать реальное зло лишения человека жизни». (Иными словами, в зверствах, выставленных напоказ автором, нужно обвинять Волан-де-Морта.) Таким необыкновенным сделала этот пансионный роман не столько вечная борьба между добром и злом, сколько его главный протагонист — шизофреник, считающий себя воплощением зла и вместе с тем спасителем мира от этого самого зла (не говоря уже о змее) и страдающий эпилептическими припадками. Но существует еще одно измерение личности Гарри Поттера.

Критики сочли Ролинг ненадежным рассказчиком, автором, который «любит спрятать вещи у всех на виду, а потом пустить нас в повествовании по ложному следу». Джон Пеннингтон делает упор на несообразности мира Гарри Поттера, а Джон Грейнджер высказал предположение, что «запутывание повествования», возможно, является сознательной писательской стратегией Ролинг.

Учитывая это, совершим небольшой эксперимент с историей Гарри Поттера. Освободимся от всех магических элементов сюжета (как, например, это делает Джон Пеннингтон, изобличая банальность фантазийного мира Ролинг), соберем все, что мы знаем о Гарри Поттере помимо магии, и извлечем это из литературной реальности. Что не составит особого труда: голое повествование прекрасно впишется в границы «консенсусной реальности», помещенное в подлинные условия британского общества. Делаем мы это для того, чтобы исследовать скрытый за «колдовским миром» мотив, приводящий в движение сюжет Поттерианы. Что представляет собой структурный каркас, на котором держится его видимая магия?

Соседи Гарри по Тиссовой улице, где он живет со своей неколдовской приемной семьей, говорят, что у него «антиобщественная» внешность. Их пугает «этот Поттер», они считают его «отпетым хулиганом», которого давно пора отправить в Охранный центр святого Брутуса для подростков с неискоренимыми криминальными наклонностями. Мы знаем, что дядя, тетя и другие родственники Гарри не очень-то жаловали его покойных родителей, особенно отца, которого тетя Мардж называет «бездельником», а также «нищим дураком», «ленивым попрошайкой», полагая, что он слишком много пил. (Впоследствии мы узнаем, что отец Гарри был не очень хорошим человеком и задирал других учеников в школе.) Дурсли всегда говорили Гарри, что его родители погибли в автокатастрофе. Так мог ли смысл сюжета вращаться вокруг дорожно-транспортного происшествия с двумя погибшими? Действительно ли Джеймс Поттер угробил себя и жену, сев за руль пьяным? И не потому ли тетя и дядя Гарри озабочены тем, чтобы осиротевший мальчик вырос по возможности нормальным?

О Гарри говорят, что он «психически неполноценный». В Хогвартсе ходят слухи, что он не в своем уме: «Половина народа в Хогвартсе считает его странным, если не сумасшедшим». Даже его друзьям иногда казалось, что у него «придурочный» вид, а Гермиона в «Узнике Азкабана» вечно беспокоилась за его рассудок. Адресованный Гарри вопрос «Ты нездоров?» зачастую относится не только к его общему самочувствию, но и к психическому состоянию. И, как мы уже выяснили, есть много причин беспокоиться за рассудок Гарри. Известно, что он видит то, чего никто, кроме него, не видит; над ним насмехаются — в частности, Пивз — из‐за того, что у него бывают видения, что он слышит голоса и говорит на змеином языке. Возможно, одной из причин, почему Гарри не растет и не меняется ни внешне, ни по характеру (что уже неоднократно признавалось критиками), является то, что это роман не о развитии личности мальчика, а о развитии его психического расстройства. В одном случае даже высказывается предположение, что Гарри признается профессору Амбридж, что Волан-де-Морт — это «плод» его воображения, и, как говорилось выше, текст фактически позволяет нам проследить, как подобный образ смог сформироваться в его уме. В полуфинальной сцене Поттерианы автор также наводит на мысль, что всё в этой истории, включая смерть Гарри и его посмертный опыт, было игрой его фантазии: «Конечно, это происходит у тебя в голове, Гарри, — говорит Дамблдор, — но кто сказал тебе, что поэтому оно не должно быть правдой?»

Вот почему психическое расстройство Гарри является краеугольным камнем его истории и симптомы тяжелого психического заболевания совершенно необходимы для сюжета. Личность Гарри на самом деле целиком зависит от его галлюцинаций, в которых присутствует Волан-де-Морт, всемогущее зло: без Волан-де-Морта и его странной связи с Гарри эта история была бы неотличима от тысяч других. А введение змея добавляет дополнительный слой интриги — тройственную личность Гарри, которая питает внутреннюю логику сюжета. Кем был бы Гарри без Волан-де-Морта и его змея? Всего лишь несчастным мальчиком, Оливером Твистом наших дней. Эта грустная история, несомненно, могла бы послужить основой для реалистического романа. Но разве имел бы он сопоставимый коммерческий успех?

Как известно читателям, галлюцинации Гарри составляют цепь главных событий Поттерианы. Он интерпретирует свои головные боли, делюзии и припадки как символические средства коммуникации с высшим злом, Волан-де-Мортом. Они являются ключом к сюжету, так как демонстрируют его «магическое единство» с Волан-де-Мортом. Но Волан-де-Морт — этот «Полет Смерти» — всего лишь одно из названий психического расстройства Гарри. Вот почему невозможно даже предположить, что Гарри когда-либо разорвет связь, которую он ощущает между ним и Волан-де-Мортом, связь, которая так хорошо проявляется во время их дуэли после смерти Седрика.

В нескольких случаях историю Гарри приравнивали к игре, и вот чего хотела бы Ролинг от читателей в плане восприятия ее текста, как она рассказывает в одном из своих ранних интервью:

Вчера я встретила здесь, в Вашингтоне, совершенно замечательного мальчика. Он сказал мне: «Когда я читаю, в голове у меня будто прокручивается видео». И я… я ответила ему: «Это лучшее, что я могла от тебя услышать, потому что ты действительно способен ярко это визуализировать, по-настоящему ярко».

Конечно же, сказка плавно перекочевала в некоторое количество коммерчески успешных компьютерных игр. Двусмысленность личности Гарри, несомненно, помогла сделать эти игры более интересными и флексибильными, но к чему они ведут на самом деле? Читатели книг вовлекаются в имитацию психических нарушений: шизофрении Гарри, его психотических срывов и припадков галлюцинаторной эпилепсии.

Гарри — единственный надежный источник информации о местонахождении Волан-де-Морта, а это ставит его в уникальное положение, как в отношении друзей, так и в отношении сюжета. Ему невыносима мысль, что в конце концов все могут потерять интерес к особым свойствам его шрама, и даже подумать страшно, что болевые ощущения в шраме больше нельзя будет считать важным знаком присутствия Волан-де-Морта, и это отражает состояние его ума к началу книги «Орден Феникса». Мы также знаем, что Гарри снискал репутацию выдумщика: враги характеризуют его как «любителя привлечь к себе внимание», который «любит славу и любит, чтобы с ним носились». Его обвиняют в распространении «россказней о возродившихся темных волшебниках» и других «скверных и вредных историй в целях саморекламы». Гарри знает, что в школе многие ученики и преподаватели разделяют такое мнение о нем и хотят научить его видеть «разницу между сном и явью». Время от времени ему кажется, «будто он попал в сети кошмара», «а проснуться никак не выходит»; иногда он даже понимает абсурдность своих галлюцинаций, и «происходящее кажется [ему] нереальным, но такие моменты обычно непродолжительны. Мы не можем быть уверены, врет ли Гарри умышленно или верит в подлинность своих галлюцинаций. И никогда не узнаем этого наверняка. Во всяком случае, о чувствах и поступках Волан-де-Морта Рон и Гермиона узнают из рассказов Гарри о том, чему, по его уверениям, он был свидетелем. Рон обычно не видит того, что видит Гарри, и не может понять причин его страха, но готов допустить, что все, о чем он рассказывает, правда только из‐за убежденности в этом самого Гарри. Рон и Гермиона подыгрывают его галлюцинациям. Вовлеченность в делюзии друга показывает, до какой степени будоражит их и забавляет его психическое расстройство, — точно так же галлюцинации Гарри и прочие аномалии в его состоянии доставляют бесконечные часы удовольствия геймерам всего мира. В целом эти семь книг обеспечивают идеальные условия для наблюдения психических нарушений и придания им статуса игры.

Итак, теперь мы видим, что Гарри имеет репутацию существа «неуравновешенного» и, возможно, «представляющего опасность». Он сторонится однокашников, зная, что они подозревают его в совершении убийства. По мере развития сюжета Гарри взрослеет и — надо ли добавить? — физически становится более способным на убийство. Большинство же критиков склонны игнорировать эти ключевые моменты, предпочитая придерживаться общепринятой интерпретации Гарри и Волан-де-Морта как двух различных персонажей — протагониста и антагониста — и считать, что Седрика, Сириуса и многих других убивает именно злодей Волан-де-Морт.

Читатели, конечно, помнят, что всякий раз как Гарри во время галлюцинации превращается в змея — или Волан-де-Морта, — его охватывает желание убивать. Ему кажется, что он убивает крестного отца и помогает его мучить, а в мыслях готов лишить жизни Дамблдора, своего наставника и пример для подражания. И хотя нам твердят, что Гарри делает это по приказу Дамблдора, мы видим, как он заставляет директора школы выпить зелье, от которого тот едва не умер. Сцена эта описана в таком духе, что даже благожелательный критик признает, что «Гарри заставляет Дамблдора выпить яд, приготовленный Томом, и при этом испытывает удовольствие превосходства, урок которого он получил на личном примере Дамблдора». Дамблдор знает о черном умысле Гарри, он говорит мальчику: «…я замечал в глубине твоих глаз его [Волан-де-Морта. — Д. Х.] призрачную тень».

Мы знаем, что Гарри наслаждается ролью великого, могучего, омерзительного Лорда Волан-де-Морта. Его возбуждает эта власть, и он черпает удовольствие в истязании своих жертв: он смеется, наблюдая предсмертную агонию своего крестного отца Сириуса, которого (как нам говорят) он нежно любит.

<…> От испуга и волнения у Гарри сжалось сердце.

И вдруг из его собственных уст раздался голос — высокий, равнодушный, лишенный всякой человеческой теплоты.

<…> Гарри увидел, как перед его глазами появилась белая рука с длинными пальцами, сжимающая палочку, — это была его рука… И снова услышал холодный, высокий голос:

— Круцио!

Человек на полу закричал от боли, попытался встать, но сразу же, корчась, рухнул снова. Гарри смеялся. Он поднял палочку, исходящий из нее луч тоже поднялся, и человек на полу застонал, но остался недвижим.

— Лорд Волан-де-Морт ждет!

В другом случае, когда Гарри превращается в Волан-де-Морта, его охватывает ликование при мысли о задуманном убийстве:

Сознавая, что Гермиона не сводит с него подозрительного взгляда, Гарри торопливо поднялся по лестнице в вестибюль, потом на второй этаж, влетел в ванную и запер за собой дверь на задвижку. Покряхтывая от боли, он склонился над черной умывальной раковиной, над ее кранами в виде разинувших рот змей и закрыл глаза…

Он шел по сумеречной улице. По обеим сторонам от него поднимались высокие, словно пряничные, дома с деревянными фронтонами.

Он подошел к одному из них, увидел, как его белая рука с длинными пальцами стучит в дверь. Его охватывало возбуждение…

Как после этого и множества подобных описаний можно сомневаться в том, что Гарри — убийца, Лорд Волан-де-Морт собственной персоной? Автор постоянно подчеркивает, что Гарри испытывает «возбуждение», убивая и мучая людей, а это верный ключевой признак, по которому мы опознаем описания серийных убийц. Некоторые читатели подозревали его как минимум в убийстве Седрика, его противника в турнире Трех волшебников и соперника в борьбе за любовь Чжоу Чанг. На самом деле нам так и не сообщили, кто убил Седрика. Мы знаем лишь одно: когда совершалось убийство, Гарри слышал голоса Волан-де-Морта и Хвоста, но эти голоса могли с тем же успехом звучать и в его собственной голове. Следующий пассаж фактически можно было бы интерпретировать как исповедь Гарри и/или выражение раскаяния в убийстве Седрика: «Сейчас он не хотел думать о том, что случилось после того, как он ухватился за ручку Кубка. Он не хотел, чтобы его заставили вспоминать то, что и без того слишком ярко и отчетливо вставало каждую секунду перед глазами. <…> Седрик… мертвый… Седрик просит вернуть его родителям…» Впоследствии его посещали кошмары, связанные с этим эпизодом. Случайность ли то, что Гарри слишком уж часто оказывается последним, кто видел убитых живыми?

Описывая участие Гарри в разных зверствах, автор стремится не оставлять читателю сомнений в том, что в такие моменты им «овладевает» Волан-де-Морт, а одержимый Гарри — это уже не Гарри и поэтому не может отвечать за свои действия. Очевидно, во время психических срывов, начинающихся головной болью, с которой Гарри боролся, «как борются с позывами рвоты», он теряет контроль над собой. Надо сказать, ни один из физических симптомов, выказываемых «одержимым» Гарри, — дрожание рук, обморочные состояния, мучительная боль на месте шрама, рвота — не является непременным сопутствующим элементом психических срывов. Вероятнее всего, эти физические проявления эпилептических припадков добавлены, чтобы как можно ярче расписать читателям недомогания Гарри и тем самым доказать им: что бы ни происходило с Гарри, он просто ничего не мог с собой поделать. Друзья Гарри (или это всего лишь голоса у него в голове?) тоже предполагают, что его самоидентификация с Волан-де-Мортом — «связь», как они говорят, — это какая-то болезнь. Когда друзья спрашивают Гарри, почему он как следует не постарается разорвать связь с Волан-де-Мортом и избавить себя хотя бы от созерцания жестокостей Темного Лорда, он заявляет, что не в состоянии освободиться от этого зла. Автор заставляет Гарри признаться, что он не может отделить себя от Волан-де-Морта, потому что Волан-де-Морт сидит «у него внутри». Когда Гермиона пеняет ему на то, что он не очень-то и старается «отключиться» от Волан-де-Морта, их дружба заходит в тупик.

У Гермионы есть все основания подозревать, что Гарри способен на убийство, потому что она знает, каким он бывает жестоким (в частности, когда желает смерти учителю). В другой ситуации он небрежно приказывает домовому эльфу Кикимеру подвергнуть пытке Наземникуса Флетчера, которого подозревает в предательстве. Причем, наблюдая за пыткой, он дает четкие инструкции, чтобы жертву не довели до потери сознания: «Нам нужно, чтобы он оставался в трезвой памяти, Кикимер, но если будет артачиться — милости прошу, — ответил Гарри». В любом случае Гарри — в собственном лице или в лице своего альтер эго Волан-де-Морта — не может отвечать за свои действия, поскольку он «одержим», страдает психическим расстройством и не в силах воздержаться от совершения убийства. Таким образом, главной из возможных трактовок образа Гарри является то, что он душевнобольной маньяк.

Прибегая к методу «запутывания повествования», чтобы заставить читателя подольше поломать голову над сюжетом, как обычно поступают авторы детективных рассказов, Ролинг не может полностью скрыть каркас романа. Поттеровская серия стала пионером подростковой литературы, когда ее автор наткнулась на золотую жилу психического расстройства. Как мы выяснили в предыдущей главе, серийных маньяков-убийц впервые стали выводить в амплуа «славного малого» и главного протагониста в голливудских фильмах конца 1980‐х — начала 1990‐х годов. Культура возведения серийного убийцы на пьедестал, тогда еще в зародыше, была обречена на оглушительный успех. Ролинг последовала этой голливудской тенденции, как и в случае с мотивом вампира. А в дальнейшем Поттериана вдохновила Голливуд на создание такого рода фильмов. Существует несколько параллелей между сюжетом «Гарри Поттера» и культовым сюжетом, пожалуй, о самом известном в мире вымышленном серийном убийце, выведенном в телесериале «Ганнибал» (2013–2015). Грэму, как и Гарри, снятся кошмары и сны об олене (олень, покровитель Гарри, является ему и в грезах и в кошмарах). Также есть Рэндалл Тир (еще один серийный убийца), который в юном возрасте обращался к доктору Лектеру, чтобы тот помог ему справиться с убеждением, что он животное в человеческом облике (не змея, правда!).

Помимо растущей популярности образа серийного убийцы, у Ролинг могли быть и другие причины отдать предпочтение персонажу психически неуравновешенному. В частности, она не делает секрета из того, что и сама страдала депрессией. Возникшее из‐за этого сочувствие к душевнобольным, возможно, выразилось в сюжетной линии, где главным протагонистом становится мальчик, страдающий психическим расстройством. В одном из интервью Ролинг рассказывает об использовании в своих произведениях собственного опыта депрессии, правда без прямой ссылки на Гарри, но в форме признания, что дементоры создавались на основе ее личных болезненных ощущений. Как пишут на веб-сайтах, посвященных проблемам суицида, она считала, что люди с психическими отклонениями должны «бороться с позорным клеймом, сопровождающим душевные болезни. <…> „Я ничуть не стыдилась своей депрессии. Никогда. Чего тут стыдиться? Я и в самом деле пережила тяжелый период, и очень горжусь тем, что выкарабкалась“», — говорила она.

Вот почему всякое утверждение, что поскольку «безумие детерминировано культурой, то по колдовским меркам Гарри Поттер не болен», абсолютно лишено смысла. А уж рассматривать эти книги в качестве «терапевтического средства», как это делают некоторые психоаналитики, и подавно. Восхищение медицинских работников поттеровской серией и в самом деле вызывает серьезное беспокойство. (Некоторые доходят то того, что заявляют, будто Поттериана помогает в «предотвращении травмы»!) Это не значит, что литературные описания психических болезней не способствуют пониманию сложных патологий. Однако движущим мотивом литературы такого рода должно быть что угодно, только не коммерческий успех.