Ночные кошмары занимают важное место в сюжете Гарри Поттера, и это одна из причин успеха саги о юном волшебнике. Гарри преследуют кошмары, которые упорно сбываются, тем самым проливая свет на некоторые ключевые события романа и приводя к разгадке некоторых его ключевых головоломок. Ролинг следует общей тенденции популярной культуры, эксплуатируя несколько клише гипнотики (рассмотренных во введении), чтобы имитировать в своих книгах состояние кошмара.

Фактически история Гарри начинается, когда тетка Петунья приходит его будить и он, как и многие его предшественники в течение двух предыдущих столетий, пытается вспомнить приснившийся сон. Подобно им, Гарри склонен интерпретировать происходящие с ним необычайные события как сон. На самом деле читатель вообще не может быть уверен, действительно ли Гарри проснулся в самом начале романа или у него имело место «ложное пробуждение», а это может означать, что вся история — лишь пересказ его кошмара, в котором только одно действующее лицо — он сам. Это впечатление усиливается элегическим завершением его приключений, когда он «уже ни о чем не думает, кроме кровати с балдахином, ожидающей его в Башне Гриффиндора». Как и в состоянии реального кошмара, ощущение тревоги и неизвестности преследует читателя от начала до конца. Как и многие другие литературные протагонисты (жертвы придуманных кошмаров) до него, Гарри часто просыпается с бешено колотящимся сердцем, «взмокший от холодного пота». Возникая от книги к книге все чаще, кошмары Гарри становятся и все более страшными. Большинство из них фокусируется на преследовании, вписывающемся в структурные рамки сюжета — попытки Гарри избежать смертельной опасности. Часто его кошмары предсказывают события, которые рано или поздно происходят в литературной реальности романа. Говоря о «литературной реальности», я имею в виду то, чтó мы, читатели, считаем правдоподобным в литературном произведении, то, что охотно принимаем как достоверный рассказ о жизни, изображенной в художественном тексте. Пророчества, как и кошмары, сбивают у читателя чувство времени и запускают повествование в обратном порядке, помогая тем самым воспроизводить особую темпоральность кошмара.

Следующее клише гипнотики, используемое Ролинг, — это препятствия, которые часто мешают Гарри что-то рассмотреть: он заглядывает за углы, в щели или сливные отверстия раковины в ванной. В критические моменты повествования он либо часто-часто моргает, либо смотрит «чуть-чуть прикрыв глаза». В «Тайной комнате», например, он слышит свистящий шепот, приказывающий василиску его убить, и крепче зажмуривает глаза, чтобы эта тварь не уставилась в них и не убила его своим взглядом. Действие часто происходит в темноте, очертания предметов расплываются. Или это очередная степень близорукости Гарри, которой и до него страдали многие протагонисты, подверженные ночным кошмарам? Зрение у него часто «затуманивается», или ему кажется, что все вокруг «расплывается в мутном водовороте». Текст упорно фокусируется на дурноте и головокружении, на скорости движения, когда все сливается в «вихре цвета и звука». Кошмар, полет и преследование редко описываются без упоминания о том, что у Гарри «голова идет кругом» или его «клонит в сон», а вокруг все вращается, «вертится», несется в вихревом потоке. Или же он проваливается «во что-то леденяще холодное и черное, будто его засасывает в темный водоворот». Цель таких описаний — дезориентировать читателя, вытеснить привычное восприятие действительности и выстроить ассоциации со звуковыми и визуальными эффектами кинематографических кошмаров.

Повторение — слов, фраз и целых пассажей, — также присутствующее в прозе Ролинг, было оценено как прием, усиливающий увлекательность ее описаний. Повторяющиеся фразы на самом деле помогают ошеломить читателя, сбить его с толку. Вместе с призрачным вращением и головокружением они глубже погружают читателя в наркотический транс кошмара. В сущности, бессмысленные слова и фразы вроде Expecto patronum! или Expelliamus! запускают кошмары Гарри и сигналят восприимчивым юным читателям, чтобы они готовились войти в трансоподобное состояние.

Точка в пустоте — еще один прием литературной гипнотики, вызывающей кошмарный транс у протагониста (и у читателя), и этому приему также отведена своя роль. Достаточно одного примера: в книге «Кубок огня» Гарри засыпает во время урока, и ему снится, что он летает. Этот счастливый сон оборачивается кошмаром, когда взгляд Гарри фиксируется на точке, которая сначала материализуется в дом, а затем — в темное окно. Гарри слышит, что Волан-де-Морт собирается его убить, видит шипящую змею и смотрит, как пытают Петтигрю. После того как Волан-де-Морт произносит одно из этих магических слов, Гарри, теряя контроль над своим телом и чувствами, начинает кричать от боли. А придя в себя, видит, что вокруг него столпился весь класс. Когда он встает на ноги, «встревоженные дети» отступают. Профессор Трелони сообщает Гарри, что он «катался по полу и держался за шрам на лбу».

Как это бывает во многих литературных (и жизненных) кошмарах, Гарри тоже видит своих двойников. В классических произведениях XIX века доппельгангеры размывали границы между литературной реальностью и кошмаром, расшатывая у читателя чувство нормальности происходящего. Достоевский в «Двойнике» и Джером К. Джером в незаконченном романе, например, использовали двойников, чтобы передать измененную темпоральность кошмара. Этот прием литературной гипнотики широко применялся в фильмах ужасов, особенно в вампирских хрониках. Но между современными киношными доппельгангерами (включая двойников Гарри) и доппельгангерами, описанными в классической прозе, очень большая разница. На фоне кошмара мелкого чиновника Голядкина у Достоевского или кошмара, описанного Джеромом, ролинговские двойники выглядят забавными безжизненными куклами. В «Дарах Смерти» Гарри видит не менее шести своих доппельгангеров в действии, и единственное чувство, которое они у него вызывают, — это легкое негодование по поводу вторжения в его частную жизнь.

Кошмары, вплоть до каждой мелочи, в той же степени важны для сюжета «Гарри Поттера», как и для вампирских хроник. Насыщенная кошмарами структура повествования, служащая для того, чтобы ослабить критические способности читателя и надежнее подчинить его намерениям автора, является идеальной для организации сюжета Поттерианы. Но в отличие от великих писателей, которые скрупулезно изучали и исследовали человеческие эмоции и психику, стараясь понять, что отличает кошмары от литературной реальности, а литературную реальность от реальной жизни (как и от безумия), Ролинг не делает различий между кошмарами протагониста и другими состояниями его ума. Исследование подобных психологических переживаний сквозь призму литературы не входит в ее интересы.