14
Любовь в латинском названии

«Как я люблю тебя? – вопрошала Элизабет Барретт Браунинг и сама же отвечала: – Считай». С этой строки, настолько знакомой, что она почти превратилась в клише, начинается ее 43-й сонет из цикла «Сонеты с португальского». Барретт Браунинг написала сонеты для мужа Роберта Браунинга и о нем, применив профессиональные поэтические приемы, чтобы выразить свою любовь. Пабло Пикассо при помощи особых приемов живописи создал по меньшей мере 60 портретов своей (первой) возлюбленной Фернанды Оливье, а Рихард Вагнер, используя свое музыкальное мастерство, сочинил симфоническую пьесу «Идиллия Зигфрида» для (второй) жены Козимы. Никого не удивляет, что любовь можно передать с помощью поэзии, живописи или музыки. Мы привыкли, что искусство исследует и выражает чувства. А как насчет науки? Широко распространено мнение, что в науке нет места эмоциям и потому ученый должен быть холодным, невозмутимым и превыше всего ценить беспристрастность и объективность. Можно согласиться с тем, что чувства и эмоции не должны влиять на выводы ученого, но уж точно нельзя утверждать, что ученые бесчувственны. Они проявляют эмоции, когда выбирают темы для исследований, когда пишут или рассказывают о своей работе, а также когда дают названия открываемым ими новым видам. Любовь – величайшее из человеческих чувств, и радует то, что у поэтов, художников и музыкантов на нее нет монополии. Ученые называют новые виды в честь дочерей и сыновей, сестер и братьев, жен и мужей и даже – иногда – тайных возлюбленных и людей, к которым испытывают безответную любовь. Если оскорбительные названия говорят, что ученым не чужды низменные порывы, то латинские названия, выражающие любовь, показывают, что ученые способны испытывать самые высокие человеческие чувства.

Довольно широко распространены названия, данные в честь детей. Для начала вспомним латинские названия, которые придумал Шарль-Люсьен Бонапарт, племянник Наполеона Бонапарта. Французский аристократ, унаследовавший титул князя в Италии, он также был биологом и орнитологом, который открыл ряд новых видов птиц и присвоил им названия. (Он также открыл и продвинул молодого американского натуралиста Джона Джеймса Одюбона, чьи картины с изображением американских птиц позже стали знаменитыми, хотя тот и не достиг успехов в карьере из-за отсутствия связей в американской научной элите.) В 1854 г. Бонапарт описал новый вид императорских (плодоядных) голубей – пятнистокрылого плодоядного голубя, эндемика с Филиппин, назвав его Ptilocolpa carola (сегодня Ducula carola). Видовое название carola – латинизированное имя Шарлотты, 22-летней дочери Бонапарта. Он писал: «Я посвящаю его [название] своей дочери графине Примоли, Шарлотте, которая достойна своего славного имени», – что трогательно, но все же немного странно. Странно, потому что Бонапарт называет дочь «графиней» и громко заявляет о ее семейных связях (Шарлоттой звали и ее тетю, принцессу и племянницу императора Наполеона I Бонапарта), при том что сам Шарль-Люсьен Бонапарт был убежденным республиканцем и осуждал склонность других называть виды в честь членов королевской семьи. Четырьмя годами ранее он даже назвал райскую птицу Diphyllodes respublica, тем самым заявив о своих республиканских идеалах. Любовь, как известно, слепа; и в этом случае любовь Бонапарта к дочери, возможно, не позволила ему усмотреть парадокс в высокопарном упоминании «Шарлотты, графини Примоли».

Называть птиц в честь дочерей, вероятно, было своего рода традицией. В 1846 г. Жюль Бурсье (с соавтором Этьеном Мюльсаном) назвал колибри Trochilus franciae в честь дочери Франсии. В 1902 г. Отто Финш назвал вьюрка из Юго-Восточной Азии канареечным вьюрком Эстер, Serinus estherae, в честь дочери Эстер. И пожалуй, самый наглядный пример: в 1839 г. Рене Лессон назвал новый вид шалашников золотым шалашником Анаис (Sericulus anais) в память дочери, написав, что «[название дано в честь] Анаис Лессон, умершей в возрасте 11 лет; пусть название птицы будет вечно напоминать о глубочайшей скорби отца». Все три птицы были позднее переведены в другие роды: сегодня это Amazilia franciae, Chrysocorythus estherae и Mino anais, – но имена дочерей остаются.

Такие имена давали не только птицам и не только в XIX в. Маленький австралийский динозавр лиеллинозавра, Leaellynasaura amicagraphica, был назван в 1989 г. Томасом и Патрицией Рич в честь их дочери Лиэллин. Что приведет в восторг ребенка сильнее, чем динозавр, названный в его честь? Только личное участие в раскопках, и, разумеется, школьница Лиэллин помогала родителям раскапывать «своего» динозавра. Другим детям остается только завидовать. Несколько лет спустя брат Лиэллин, Тимоти, тоже получил в дар динозавра: тимим (Timimus) был назван в честь сына четы Рич и его тезки австралийского ученого и защитника окружающей среды Тима Фланнери. Но, конечно, не каждый родитель занимается изучением динозавров (или птиц), поэтому некоторым детям достались более странные подарки. Дочь Джудит Уинстон Элиза обзавелась мшанкой. Мшанки – это крошечные водные беспозвоночные, образующие колонии, с виду немного похожие на коралл. Уинстон объяснила, что новый вид Noella elizae очень подходит Элизе, потому что его оранжевые щупальца похожи на ее прическу цвета «клубничный блонд». «Не знаю, простит она меня или нет», – размышляла Уинстон в интервью СМИ. Noella elizae получила название только в 2014 г., так что еще не наступило время ответа на этот вопрос. Детей часто смущают проявления родительской любви, и лишь со временем смущение перерастает в признательность.

Часто фигурируют в названиях видов и имена жен. Шарль-Люсьен Бонапарт назвал род голубей (Zenaida) в честь жены Зенаиды (она же мать Шарлотты, графини Примоли) – это горлицы-зенайды, к которым относятся хорошо известные в Северной Америке плачущие и белокрылые горлицы. Не желая от него отставать, Жюль Бурсье назвал колибри в честь жены Алины (Ornismya alinae), а Рене Лессон – колибри и голубя в честь своих жен Клеманс и Зои (Lampornis clemenciae и Columba zoeae). Вероятно, нет ничего удивительного в том, что в XIX в. в названиях использовались имена жен, а не мужей, потому что до недавнего времени почти всегда их авторами были мужчины. В одной подборке видов были приведены все названия видов рода алоэ, которые даны в честь людей, и в результате получилась такая же забавная картина, что и с птицами Бонапарта, Бурсье и Лессона: 12 видов алоэ названы именами жен и ни одного – именем мужа.

Малое количество названий в честь мужей – еще один признак того, что, как это ни печально, женщины были лишены возможности заниматься наукой, а следовательно, и присваивать видовые названия. Это, конечно, далеко не самая большая несправедливость (разумеется, по отношению к женщинам, а вовсе не к мужьям, в честь которых не называют виды). И все же приятно видеть признаки прогресса в этой сфере в XX и XXI вв. Несомненно, имена жен в названиях видов появляются до сих пор, например в названии паразитирующего на муравьях гриба – Ophiocordyceps albacongiuae, которое было дано в 2018 г. в честь Альбы Конгиу, жены энтомолога Дэвида Хьюза. И хотя кто-то может решить, что ей не повезло из-за того, что она вышла замуж за человека, который изучает паразитические грибы, а не райских птиц, но тем не менее это дар от всего сердца. Однако сегодня все чаще появляются и названия, данные в честь мужей. Например, в 1984 г. Анхелес Альвариньо назвала новую сифонофору (родственницу медуз и кораллов) из Антарктики Lensia eugenioi в честь мужа Эухенио Лейры, а в 2005 г. Дафна Фаутин дала имя мужа Роберта Буддемейера морскому анемону (актинии) – Anthopleura buddemeieri. В интервью СМИ Фаутин объяснила, что названием A. buddemeieri она не намекала ни на какое физическое сходство между мужем и анемоном. Сасанка Ранасингхе в 2018 г. назвала паука-оонопида Grymeus dharmapriyai в честь мужа Прасанны Дхармаприйи. Это могло бы показаться уничижительным, но Ранасингхе выбрала вид с красивым стернитом (пластиной, покрывающей нижнюю сторону головогруди паука) в форме сердца. Так что паук Дхармаприйи – практически живая «валентинка». Наконец, есть лишайник бриория Кока (Bryoria kockiana). Этот вид получил название в честь своего тезки не совсем обычным путем. Его первооткрыватели выставили на продажу права на названия нескольких новых видов с целью сбора средств на постройку перехода для животных через автостраду в Британской Колумбии. Победителем торгов стала художник-анималист Энн Хансен, которая выразила желание, чтобы этот вид лишайника назвали в честь ее покойного мужа Генри Кока.

Любовь не ищет прямых путей, поэтому некоторые латинские имена даны в память о весьма запутанных отношениях. Энтомологи Келли Миллер и Квентин Уилер в 2005 г. назвали жуков-гладкотелок в честь своих жен: агатидиум Амы (Agathidium amae) и агатидиум Мары (Agathidium marae). Возможно, вы помните, что мы уже упоминали о других видах Agathidium, названных в честь Буша-младшего, Дональда Рамсфельда и Дика Чейни. Еще один жук, Agathidium kimberlae, назван в честь бывшей жены Уилера «за понимание и поддержку его таксономических увлечений на протяжении всей четверти века в браке». Уилер объяснил, что еще до развода он обещал назвать ее именем какой-нибудь вид и выполнил обещание, придумав название A. kimberlae. Уилер подробно описал, в честь кого назвал свой вид, но в других случаях все покрыто завесой тайны. Возьмем, например, французского ботаника Раймона Аме, который в 1910-е гг. назвал три вида растений в честь женщины по имени Алис Леблан. Алис упоминалась как «подруга» или «хорошая знакомая» Аме, и они явно были близки. В описании седума Селии Sedum celiae (celiae – анаграмма имени Alice) Аме пишет о ней с «величайшей симпатией», а в описании Kalanchoe leblancae называет ее «милой подругой» и предполагает, что название вида должно напомнить ей о «томном очаровании того осеннего вечера», когда они впервые нашли растение нового вида. Но в названии третьего вида Аме превзошел самого себя. Вместе с Алис они описали вид Kalanchoe mitejea, где mitejea – анаграмма словосочетания je t’aime (что по-французски означает «я люблю тебя»). Мы почти ничего не знаем об Алис Леблан. Возможно, они любили друг друга в юности, а потом их пути разошлись, или у них была внебрачная связь, потому что Алис почти наверняка не была женой, которая упоминается в некрологах Аме, хотя имя ее и не называется.

Если Аме был не слишком откровенен насчет Алис Леблан, то Эрнст Геккель не видел нужды в подобной осторожности. Немецкий естествоиспытатель Геккель (1834–1919) был блестящим ученым-энциклопедистом, который занимался философией, морской биологией, искусством и, к сожалению, пытался при помощи теории эволюции обосновать превосходство европейцев над другими культурами. Карьера Геккеля полна блестящих достижений, он открыл, описал и дал названия тысячам видов (в большинстве своем морским беспозвоночным). В его личной жизни, однако, не все было так гладко. Его первая жена, Анна Сете, трагически погибла всего через полтора года после свадьбы, и Геккель был просто убит горем. Хотя он снова женился, второй брак (с Агнес Хушке), похоже, не принес счастья ни одной из сторон. Есть много признаков, говорящих о том, что супруги охладели друг к другу; однако в случае Геккеля это проявилось совершенно необычным способом – через латинские названия, которые он придумывал новым видам. В честь Агнес он назвал по крайней мере один вид (одноклеточную радиолярию, что-то вроде крошечной амебы с панцирем), но откровенно выразил свои чувства, назвав необыкновенно красивую медузу в честь Анны. В 1879 г. он описал медузу, дав ей имя Desmonema annasethe (ныне Cyanea annasethe), а в 1899 г. написал о ней в альбоме «Красота форм в природе» (Kunstformen der Natur): «Видовое название этой необыкновенной дискомедузы – одной из прекраснейших и интереснейших медуз – увековечивает память об Анне Сете, очень талантливой, удивительно нежной жене автора этого произведения, которой он обязан самыми счастливыми годами своей жизни».

Все это очень мило и трогательно, вот только, когда Геккель это писал, он уже был женат на Агнес. Как она восприняла такое публичное унижение, мы не знаем, но вряд ли ей было приятно. Вероятно, еще менее приятно ей было узнать о другой медузе, Rhopilema frida, которую Геккель назвал в честь своей возлюбленной Фриды фон Услар-Глейхен. В 1898 г. Фрида написала Геккелю восторженное письмо об одной из его книг, завязалась переписка, за время которой пара обменялась более чем 900 письмами. Сначала письма были посвящены науке, но вскоре стали приобретать все более личный и жаркий характер. В июне 1899 г. они договорились о встрече. Фриде было около 35 лет, Геккелю – 65 (а Агнес, которая все еще оставалась его женой, 56). Позже он писал о «трепете желания», охватившем его после первого поцелуя; а встретившись с Фридой в марте 1900 г., писал ей: «Любимая… ты мой идеал – настоящий идеал жены… Помахав тебе на прощание сегодня в 6:15 утра, я провел в гостинице, где прошло наше романтическое свидание, еще два часа!! Твой “великовозрастный безумец” совершил все мыслимые и немыслимые глупости – еще раз умылся… в твоем умывальнике и предался благоговейным воспоминаниям в обеих [наших] волшебных комнатах».

В то же время Геккель никак не мог решить, как ему поступить с Фридой. Он не хотел расставаться с Агнес, но и Фриду терять не хотел и, судя по всему, жутко страдал от собственной нерешительности. Роман (вернее сказать, мучения) закончился в 1903 г., когда Фрида умерла от передозировки морфия, и Геккель вернулся к жизни с Агнес. Он никогда не рассказывал Агнес о Фриде (хотя трудно предположить, чтобы она ничего не заподозрила), но Rhopilema frida поведала всему миру о его тайной страсти.

Геккель признавался, что творил из-за любви к Фриде «все мыслимые и немыслимые глупости», впрочем, любовь – или, по крайней мере, увлечение – заставляла людей совершать безрассудства с начала времен. Даже Линней, который так серьезно относился к ботанике, таксономии и собственной персоне, однажды позволил безответному увлечению затуманить свой разум. Это случилось в конце его жизни, когда в 1767 г., в возрасте 60 лет, он назвал род гераниевых растений Monsonia в честь леди Энн Монсон. В этом нет ничего предосудительного, само по себе название «монсония» вполне обосновано. Монсон была известна своим вкладом в ботанику, и, хотя Линней никогда не встречался с ней лично, он наверняка был знаком с ее работами в этой области. Более того: различные виды монсонии растут в Индии и Южной Африке, где она жила и собирала образцы растений, так как сопровождала мужа, полковника Джорджа Монсона, который служил в британском гарнизоне в Калькутте. На самом деле название монсонии так и осталось бы ничем не примечательным, если бы не сохранился черновик письма Линнея к Энн Монсон, написанный столь напыщенным стилем, что, читая его, поневоле испытываешь смущение:

Вероятно, Линней так и не отправил письмо, что говорит о том, что помрачение разума у него длилось недолго. Интересно, чего он ожидал, написав его? Да, он дважды заявляет, что его любовь невинна, и «рождение» маленькой дочери – это лишь метафора (ведь он пишет о растении монсонии, а не предлагает леди Энн родить ему настоящего ребенка). Но если его намерения были невинны, то письмо все же содержит определенную двусмысленность, даже по стандартам прозы XVIII в., подразумевавшим некую напыщенность стиля. У многих видов монсоний лепестки нежно-розовые, и сегодня трудно смотреть на них, не думая о румянце, который, несомненно, окрасил бы лица Линнея и Энн Монсон, если бы Линней все же дописал и отправил ей это письмо.

Я начал главу с предположения, что латинские названия, запечатлевшие чью-то любовь, говорят о том, что ученые способны на самые высокие человеческие чувства. Возможно, истории с Геккелем и Линнеем не самые показательные, но, как мы знаем, любовь и правда иногда заставляет людей совершать безрассудства, если не что-то похуже. Поэтому давайте закончим этот рассказ примером, который действительно вдохновляет, – улиткой Aegista diversifamilia, название которой в 2014 г. придумали Чжи-Вэй Хуан вместе с коллегами из Национального Тайваньского педагогического университета. Название diversifamilia не относится к конкретному человеку, оно, скорее, говорит о том, что у всех должна быть свобода любить и что все проявления любви в равной степени прекрасны. A. diversifamilia (в переводе с латыни «разные семьи») названа так в поддержку однополых браков и предоставления равных прав сексуальным меньшинствам. Когда Хуан придумывал название нового вида улиток, на его родном Тайване как раз активно обсуждалась тема однополых браков (В 2017 г. решением Конституционного суда были отменены законы, признающие только гетеросексуальные браки. Два года, предоставленные законодательным органам для принятия соответствующих мер, были отмечены многочисленными протестами и контрпротестами, однако в мае 2019 г., когда оставалась всего неделя до окончания этого срока, Законодательное собрание Тайваня все же приняло законопроект о легализации однополых браков. На этом споры не закончатся, но на тот момент любовь победила.) В пресс-релизе авторы названия объяснили, что гермафродитизм улитки (все ее особи одновременно мужского и женского пола) весьма отличается от нашего способа размножения и демонстрирует разнообразие сексуальных ориентаций и отношений в животном царстве, а название улитки может представлять разнообразие отношений среди представителей нашего собственного вида.

Как и название райской птицы Бонапарта Diphyllodes respublica, название Aegista diversifamilia критиковали, потому что таким образом политика была допущена в сферу науки и научной литературы, где ей, казалось бы, не место. Но ведь это просто название, а не научный вывод, оно говорит не о том, как устроен мир природы, а о том, как должен быть устроен человеческий мир. Любовь поистине универсальное чувство или должна таким быть, и если об этом нам напомнит название улитки, пусть так и будет.