13
«Заросший берег» Чарльза Дарвина

Некоторые эпонимы уникальны: у Уильяма Сперлинга, например, есть названный в его честь род улиток сперлингия и больше ни одно другое существо на Земле не носит его имя. У других полно «однофамильцев», например именем Ричарда Спруса названы 200 (как минимум) видов и родов растений. Речь, конечно, не идет о соревновании, но если бы оно проводилось, то кто бы в нем победил? Кто больше всех других увековечен в названиях представителей флоры и фауны Земли?

Плохая новость заключается в том, что ответить на этот вопрос очень сложно. При любой попытке сделать это мы сразу же сталкиваемся с двумя препятствиями. Прежде всего, установить правила игры не так-то просто. Если мы хотим подсчитать виды, названные в честь конкретного человека (как, например, 200 с лишнем видов, которые, по моим оценкам, названы в честь Ричарда Спруса), что именно мы будем считать? Стоит ли учитывать каждое название – все опубликованные sprucei, sprucella, spruceanum и т. п. – или исключить из нашего списка виды, чьи названия больше не в ходу (то есть для которых видовое название sprucei будет младшим синонимом)? Посчитать ли родовое название (печеночников) Sprucella один раз или по разу для каждого вида? Выходить ли за пределы вида, чтобы учесть названия отрядов, семейств, гибридных «видов», подвидов и разновидностей? А как насчет случаев, когда название было опубликовано, но публикация не соответствовала правилам Международного кодекса ботанической номенклатуры и поэтому считается нелегитимной? В общем, чем больше мы углубляемся в номенклатурные дебри, тем больше запутываемся.

Но, даже если мы сумеем договориться о правилах, возникает вторая сложность: как точно все подсчитать? Хотя попытки свести все известные латинские названия в доступные для поиска базы данных были довольно успешны, эти базы все еще весьма неполные, а литература слишком обширна, чтобы осуществлять подобный поиск вручную. К тому же при работе с базами тоже могут возникать неясности. Например, вы хотите узнать, сколько видов названо в честь Уильяма Кларка (соруководителя экспедиции Льюиса и Кларка), но поиск в базе данных по буквосочетанию clark поможет лишь отчасти, ведь фамилия Кларк слишком распространенная. Конечно, бывает полезен поиск в оригинальной литературе, но не всегда: до недавнего времени новые названия удручающе часто публиковались без объяснения этимологии. Иногда есть подсказки: например, если вид описан на основе материала, собранного в экспедиции Льюиса и Кларка, то самым вероятным кандидатом будет тот самый Уильям Кларк, – но часто намерения автора названия просто невозможно понять.

К счастью, есть и хорошие новости: наше любопытство все же может быть удовлетворено. Хотя получить точные цифры очень сложно, можно довольно быстро произвести приблизительную оценку, которой будет вполне достаточно, чтобы ответить на наш вопрос. Так кто же больше всех удостоился чести быть увековеченным в латинских названиях? Вы можете и сами догадаться, а прочитав эпиграф к этой главе, скорее всего, уже догадались. Конечно же, это Чарльз Дарвин, хотя конкуренция здесь жестче, чем может показаться.

Чарльз Дарвин, несомненно, самое узнаваемое имя в биологии (и одно из самых узнаваемых имен в науке вообще, наряду с Исааком Ньютоном, Альбертом Эйнштейном и некоторыми другими). Его «Происхождение видов» – самая известная научная книга всех времен, а заключительный абзац – самый известный отрывок во всей научной литературе. Этот абзац начинается со слов о густо заросшем береге, который и сегодня продолжает олицетворять биоразнообразие Земли отчасти из-за того, что завершает столь прославленную книгу, а отчасти потому, что фраза сама по себе необыкновенно красива. Заросший берег – прекрасная метафора и для огромного разнообразия живых существ, носящих имя Дарвина, среди которых, что вполне логично, множество видов растений, насекомых, порхающих вокруг, и даже червей, ползающих по влажной земле. Сколько же всего видов названо в честь Дарвина? Список названий животных, составленный Миличем с соавторами (2011), а также тщательное прочесывание баз данных растений, грибов, водорослей и ископаемых позволяет установить, что в честь Дарвина названо 363 вида и 26 родов. Есть виды с названием darwini, darwiniana, charlesdarwini, даже cephalidarwiniana (что буквально означает, как ни странно, «голова Дарвина»). Называть виды в его честь начали давно, с листоухого хомячка Phyllotis darwini, которого описали в 1837 г. на основе экземпляров, собранных Дарвином во время экспедиции на корабле «Бигль». Это продолжается и в наши дни: совсем недавно, например, усоногому рачку присвоили название Regioscalpellum darwini, отдавая тем самым дань признательности великому ученому и отмечая не слишком известную работу Дарвина по усоногим ракообразным (а ведь он изучал их восемь лет и опубликовал четырехтомную монографию, посвященную этой группе).

Преимущество Дарвина в нашем соревновании (воображаемом, конечно, но ради шутки представим, что оно состоялось) не так уж велико. Помимо Ричарда Спруса, еще как минимум 9 человек могут похвастаться, что в их честь названо более 200 видов. Что печально, но вполне предсказуемо, все они – мужчины европейского происхождения, и это еще раз отражает проблему, которая в научной среде пока еще полностью не решена. Однако в других отношениях сам состав удостоившихся такой чести весьма любопытен. Некоторые из этих людей почти так же известны, как Дарвин, другие – нет, хотя и заслуживают этого, кто-то никогда не получит широкого признания за пределами своей области. Некоторые родились в достатке и могли позволить себе роскошь финансировать собственную научную карьеру, в то время как другие изо всех сил старались прокормить себя и свою семью. Кто же эти люди, наступающие на пятки Дарвину?

Начнем с Альфреда Рассела Уоллеса, современника Дарвина. Через 12 лет после того, как Дарвин вернулся из экспедиции на корабле «Бигль», Уоллес отправился из Англии в Бразилию, где провел 10 лет, путешествуя по Амазонии (там он, кстати, познакомился с Ричардом Спрусом, дневники которого много позже будет редактировать для публикации). В дальнейшем он провел 8 лет на Малайском архипелаге, где пришел (совершенно независимо) к той же блестящей догадке, которая прославила Дарвина, а именно: что все виды живых существ на Земле имеют общее происхождение, а естественный отбор – основной механизм эволюции. Хотя Дарвин первым выдвинул идею естественного отбора и обосновал ее подробнее и убедительнее, Уоллес тоже заслуживает похвалы как ученый, одновременно с Дарвином сделавший это открытие. Также он внес огромный вклад в биогеографию, экологию и науку об окружающей среде, а в книге «Место человека во вселенной» (Man’s Place in the Universe), опубликованной в 1904 г., по сути, положил начало астробиологии (науке о жизни на других планетах, если она там существует). Уже 150 лет биологи дают названия видам в честь Альфреда Уоллеса, отмечая его заслуги как теоретика и человека, собравшего огромную естественно-научную коллекцию: он отправил в Англию тысячи образцов тропических растений. В результате в честь него названо по меньшей мере 257 видов, а скорее всего, около 300 – меньше, чем у Дарвина, но все равно немало.

Другой претендент на победу в нашем соревновании тоже тесно связан с Дарвином – это Джозеф Далтон Гукер, ботаник, директор Королевских ботанических садов Кью. Он был близким другом Дарвина и вел с ним постоянную переписку. За 40 лет дружбы они написали друг другу около 1400 писем. В начале карьеры Гукер путешествовал по миру, собирая образцы флоры и фауны; первое путешествие он совершил в 1839 г. в Антарктиду на корабле «Эребус». Он также посетил Гималаи, Ближний Восток, Марокко и Соединенные Штаты (где жаловался, что «кровати удивительно чистые и удобные, а вот подушки слишком мягкие»). Позже он работал в Королевских ботанических садах Кью, стараясь поддерживать их статус, возможно, самого знаменитого ботанического сада в мире; он также превратил их гербарий в богатейшую коллекцию образцов со всех уголков земного шара. В Ботанических садах Кью, благодаря руководству Гукера, знания о мировой флоре стремительно росли день ото дня. Так сколько же видов названо в его честь? И тут может возникнуть неясность, связанная с тем, что отец Джозефа Гукера (Уильям Гукер) тоже был блестящим, выдающимся ботаником и тоже работал директором Королевских ботанических садов (в течение 24 лет, до своего сына), а значит, тоже достоин увековечения в названии видов. Существует четыре или пять сотен растений (и несколько животных) с названием hookeri (или вроде того), но какие из них даны в честь Гукера-младшего, а какие – в честь его отца? Поскольку этимология объяснена не всегда, точный ответ мы, скорее всего, никогда не узнаем. Но так как оба Гукера были титанами науки викторианской эпохи, то вряд ли кто-то из этих двоих сильно обошел другого по числу видов. Давайте считать, что их было примерно поровну – по 200–300 видов у каждого.

Следующий участник нашего состязания – Александр фон Гумбольдт. Он умер в мае 1859 г., всего за 6 месяцев до публикации «Происхождения видов», – в тот знаменательный год одна научная эра начиналась, а другая подходила к концу. Гумбольдт родился в 1769 г. в богатой семье, принадлежащей к прусской аристократии. В детстве он собирал растения, насекомых, камни – все, что попадалось ему под руку, и дома его прозвали «маленький аптекарь». В молодости он вращался в самых образованных научных и философских кругах Берлина, затем посещал несколько университетов, где изучал экономику, государственное управление, политические и естественные науки, математику, иностранные языки, финансы и (вдобавок ко всему) геологию и горное дело. Он работал государственным инспектором шахт, но больше интересовался сбором образцов растений, проводил зоологические эксперименты (его завораживало воздействие электричества на животных, как живых, так и мертвых) и обсуждал всевозможные вопросы с представителями интеллектуальной элиты Пруссии: Иоганном Вольфгангом фон Гёте, Фридрихом Шиллером и другими. Однако он мечтал о путешествиях по миру. В поисках экспедиции, к которой можно было бы присоединиться, он задействовал свои связи в аристократических кругах нескольких европейских стран и в конце концов получил от короля Испании разрешение на поездку в испанские колонии в Новом Свете. Путешествие началось в 1799 г. (ровно через 100 лет после того, как Мария Сибилла Мериан отправилась в Суринам). В Новом Свете Гумбольдт провел пять лет, укрепив свою репутацию самого блестящего ученого своего времени. Отчасти его гениальность заключалась в том, что он использовал наблюдения для выявления общих экологических закономерностей (например, таких, как изменение растительности вдоль высотного и широтного градиентов), которые сохраняются во всем мире. Это был человек, которого можно считать энциклопедистом даже по меркам того времени, и за долгую карьеру он опубликовал многочисленные работы по ботанике, зоологии, минералогии, экологии, географии, астрономии, политическим наукам, этнографии и философии.

Работы Гумбольдта оказали влияние на многие поколения ученых, в том числе на Дарвина, что очень важно в свете обсуждаемой нами темы. Еще молодым человеком, которому только предстояло ступить на палубу «Бигля», Дарвин жадно поглощал рассказы Гумбольдта о его странствиях по Латинской Америке; позже он назовет Гумбольдта вдохновителем своего собственного путешествия. Гумбольдт сегодня уже не так известен, как в те времена, на пике славы. Но имя его живет, ведь в его честь названы многие географические объекты по всему земному шару и за его пределами: например, горы на пяти континентах, административно-территориальные единицы (города и округа) в десяти штатах США и одной канадской провинции, университеты по меньшей мере в двух странах и одно море – море Гумбольдта – на Луне. А как насчет живых существ (из-за которых имя Гумбольдта, собственно, и появилось в этой главе)? В своей книге «Открытие природы» (The Invention of Nature) Андреа Вульф сообщает о 400 видах, названных в честь Гумбольдта (почти 300 видов растений и более 100 видов животных), так что Гумбольдт с небольшим отрывом опережает Дарвина. Однако подсчет Вульф почти наверняка сделан с определенной натяжкой: чтобы получилось ровно 400 видов, наверняка пришлось посчитать и названия, дублирующиеся в результате изменений в таксономии (например, Dumerilia humboldtii и Acourtia humboldtii представляют собой названия одного и того же вида пустынного пиона до и после таксономической ревизии, переместившей его из одного рода в другой; таким образом, следует посчитать только один из них, но никак не оба). Если все учесть, то у Гумбольдта останется около 250 названных в его честь видов – впечатляющий показатель, сравнимый с результатами Спруса и Хукера, но все же значительно уступающий Дарвину с его 389 видами. Возможно, в честь Гумбольдта названо и больше разных объектов, если считать географические названия и все остальное, но не видов живых существ.

Дальше идут три не столь известных ботаника: Аугусто Вебербауэр, Джулиан Стейермарк и Сайрус Гернси Прингл. Начнем с Прингла (1838–1911), потому что он был во многих отношениях полной противоположностью Гумбольдту. Гумбольдт принадлежал к интеллектуальной и социальной элите Пруссии – Прингл вырос на маленькой ферме в Вермонте. Гумбольдт родился в богатой семье и получил прекрасное образование – Принглу пришлось бросить учебу в колледже, потому что его отец и старший брат умерли, и надо было заниматься делами фермы, чтобы прокормить мать и себя самого. При жизни Гумбольдта в Европе бушевали войны, но они никак его не задели – Прингла призвали в армию Федерации в разгар Гражданской войны в Америке (будучи квакером-пацифистом, он отказался служить, попал в тюрьму, где страдал от жестокого обращения, и в итоге был освобожден указом Авраама Линкольна). Но Гумбольдт с Принглом оба любили растения. Поначалу интерес к ботанике проявился у Прингла в том, что он выращивал новые сорта культурных растений на своей ферме. В середине 30-х гг. он начал собирать образцы растений в окрестностях родного Вермонта. Он быстро завоевал репутацию опытного коллекционера и в 1880-е гг. был нанят Гарвардским университетом и Смитсоновским институтом для сбора растений на западе Соединенных Штатов и в Мексике. За время своих путешествий он отправил в гербарии всего мира около полумиллиона гербарных образцов, представляющих 20 000 видов. Более 2000 из этих видов оказались новыми для науки, и около 300 из них теперь носят его имя.

Вебербауэр (1871–1948) и Стейермарк (1909–1988) также были активными собирателями образцов для гербариев, и в честь каждого из них названо примерно 250 видов растений (и небольшое число животных). Вебербауэр родился в Германии и большую часть жизни провел в Перу, где изучал и преподавал ботанику. Интересное совпадение: некоторое время он преподавал в Немецкой школе имени Александра фон Гумбольдта в Лиме. Среди растений-тезок Вебербауэра есть род великолепных колонновидных кактусов из Перуанских Анд, вебербауэроцереус. Вернее, великолепны сами кактусы, название у них несколько тяжеловесное, а название вида «вебербауэроцереус вебербауэра» (Weberbauerocereus weberbaueri) и вовсе почти непроизносимое. Наконец, Стейермарк (1909–1988) был американцем, который долгие годы изучал и собирал образцы флоры Центральной и Южной Америки и родного штата Миссури. В первом путешествии в Южную Америку он прошел по стопам Ричарда Спруса, искавшего цинхону в Эквадоре. В 1942 г. Япония оккупировала Яву, главный мировой источник хинина, и военные США поняли, что на Тихоокеанском театре военных действий их самым грозным противником может стать малярия. Стейермарк присоединился к двум десяткам других американских ботаников в «хинных миссиях», целью которых было найти новые источники коры хинного дерева и заменить продукцию с яванских плантаций. Так было положено начало его южноамериканским коллекциям, которые он собирал 40 лет и которые в общей сложности насчитывают десятки тысяч гербарных образцов. Стейермарк описал около 2000 новых для науки видов и дал им названия, но и другим ботаникам осталось достаточно новых видов, которые могли быть названы в его честь.

Не кажется ли вам странным, что мы до сих пор не добрались до энтомологов? Насекомые нуждаются в названиях куда больше растений: последних на Земле примерно полмиллиона видов (из них названия получили 400 000), а насекомых… мы даже не знаем сколько. Существует как минимум 2 млн видов насекомых, но вполне вероятно, что и 10 млн, а может, и все 100. Названия и описания имеют пока лишь чуть меньше миллиона из них, так что энтомологам есть где развернуться. Как минимум два энтомолога присоединились к клубу обладателей 200 эпонимов: Вилли Кушель и Джеффри Монтейт.

Вилли Кушель (1918–2017) работал в Чили и Новой Зеландии, где изучал долгоносиков (с семейством которых по разнообразию и числу видов могут соперничать только жуки-стафилиниды). Он вырос на ферме на юге Чили и пришел к изучению энтомологии несколько окольным путем. В университете он два года изучал философию, четыре года – теологию и два года прослужил священником, прежде чем продолжить учебу и стать преподавателем. Энтомология была четвертой дисциплиной, которую он освоил, и, защитив по ней в 1953 г. диссертацию в Университете Чили, Кушель получил докторскую степень по биологии. Он был энергичным и целеустремленным полевым исследователем и собрал огромные коллекции насекомых в самых труднодоступных местах Южной Америки, а затем в Новой Зеландии и Новой Каледонии. Многие виды из этих коллекций теперь носят его имя: по недавним подсчетам, в его честь названы 212 видов и 28 родов.

Джеффри Монтейт – последний в моем списке претендентов и единственный, кто все еще активно занимается наукой, поэтому то, что он попал в этот список, может вызвать удивление. Со времени жизни Гумбольдта, Уоллеса, Прингла и других прошло достаточно много лет, чтобы накопилась внушительная коллекция видов-тезок. Кроме того, все они, за исключением, пожалуй, только Стейермарка и Кушеля, работали в те времена, когда большая часть мира только открывала свои тайны для западных биологов-исследователей, причем они сами сыграли в этом заметную роль. По сравнению с ними Монтейт просто младенец. Этот австралийский энтомолог родился в 1942 г., но в его честь уже названо 225 видов и 15 родов. Такая лавина имен, по-видимому, отражает две стороны карьеры Монтейта. Во-первых, он был куратором двух крупнейших в Австралии музейных коллекций насекомых и позвоночных и с энтузиазмом отправлял коллекции экспертам-систематикам, которые определяли образцы, неизменно обнаруживая в ящиках и коробках новые виды и называя некоторые из них в честь Монтейта. Во-вторых, подобно Кушелю, он сам собрал сотни тысяч образцов, возглавляя экспедиции в горы Северного Квинсленда и Новой Каледонии. В то время их фауна была практически неизвестна западной науке – это были последние неисследованные земли на планете, каким был весь мир во времена Уоллеса, Дарвина и Гукеров. Вот как сам Монтейт рассказал об этом:

Назвать новый вид в честь того, кто его обнаружил, – обычное дело, а у Монтейта было и желание, и возможность собирать образцы все новых и новых видов.

Вот и определились наши претенденты на победу – Дарвин и еще десяток человек, почти его догоняющих. Возможно, вы заметили странное упущение. А где же в этом списке Линней? В конце концов, он не только изобрел нашу систему научного наименования, но и тем самым обеспечил возможность называть виды в честь людей. Его роль в развитии систематики как науки можно без преувеличения считать основополагающей; кроме того, он дал названия тысячам видов. И все же, похоже, в его честь названо «всего» около сотни видов – тоже немало, но гораздо меньше, чем у куда менее известных ученых вроде Прингла и Монтейта. Неясно, почему виды в честь Линнея называли так редко. Может, дело в том, что он сам собрал не так уж много образцов, а работал в основном с теми, которые присылали ему студенты и коллеги, путешествовавшие по миру, в то время как Линней (большую часть времени) оставался в Упсале. А может быть, давать название в его честь просто представляется слишком банальным.

Какова бы ни была причина, Линней (который явно считал, что достоин любых мыслимых почестей), несомненно, был бы уязвлен тем, что не вошел в десятку победителей.

К какому же выводу мы, собственно, пришли в результате нашего исследования? Если просто посчитать виды, носящие имена ученых, то у Дарвина есть по крайней мере несколько ближайших соперников. Но если посмотреть немного под другим углом зрения, то два имени стоят особняком: это, разумеется, Дарвин и Уоллес. В честь Ричарда Спруса названо больше 200 видов, но все они исключительно растения – от мхов до высоченных деревьев. К тому же все эпонимы Спруса относятся к современным видам, представляющим лишь поверхностный слой истории жизни на Земле, которая на самом деле гораздо глубже. То же самое верно или почти верно и в отношении видов, носящих имена Прингла, Вебербауэра, Стейермарка и Гукеров. По другую сторону древа жизни расположились почти все виды Вилли Кушеля и Джеффри Монтейта – насекомые, пауки и другие членистоногие. Только в честь Уоллеса и Дарвина названо значительное число современных и вымерших видов, причем представляющих почти все ветви древа жизни на Земле.

Рассмотрим 389 тезок Дарвина. Среди них есть растения (например, хлопчатник Дарвина, Gossypium darwinii), насекомые (пчела-листорез Дарвина, Megachile darwiniana) и черви (дождевой червь Дарвина, Kynotus darwini) – словом, представлен весь «заросший берег». Там имеются водоросли (Lithothamnion darwini), грибы (паутинник Дарвина, Cortinarius darwinii), лишайники (кладония Дарвина, Cladonia darwinii), губки (Mycale darwini), кораллы (Pacifigorgia darwinii), рыба (морской слизень Дарвина, Paraliparis darwini), лягушки (Ingerana charlesdarwini), ящерицы (широкопалый геккон Дарвина, Tarentola darwini), млекопитающие (листоухий хомячок Дарвина, Phyllotis darwinii) и птицы (нотура Дарвина, Nothura darwinii). Есть даже динозавр (дарвинзавр, Darwinsaurus evolutionis, хотя это название скорее остроумное, чем благозвучное). Список видов, носящих имя Уоллеса, примерно такой же, хотя он и короче. Виды, названные в честь Дарвина и Уоллеса, охватывают биоразнообразие Земли как вширь, так и вглубь – и совершенно справедливо. В конце концов самое грандиозное достижение этих двух натуралистов в том и состоит, что они объединили наши представления обо всей жизни на Земле в единую картину. Физика все еще ждет своей теории великого объединения, тогда как у биологии оно уже 160 лет как имеется – это эволюционная теория, теория происхождения видов путем естественного отбора. (Не дайте слову «теория» ввести вас в заблуждение; эволюция так же реальна, как и все в нашем природном мире, и значительно более понятна, чем, скажем, та же гравитация.)

Идея эволюции появилась до Дарвина и Уоллеса; еще Гумбольдт писал о постепенном изменении признаков у видов. Но именно работа Дарвина (дополненная одновременно высказанными идеями Уоллеса) сделала эволюцию путем естественного отбора основой всей биологии. Именно эволюция объясняет огромную разницу между птицами и пчелами, между рыбами и орхидеями, между губками и морскими водорослями. И она же объясняет огромное сходство между ними. Это верно для признаков, которые были хорошо известны Дарвину и Уоллесу, например конвергентная эволюция крыльев у летающих животных. Но куда больше впечатляет то, что это верно также и для признаков, о которых во времена Дарвина никто понятия не имел, например для кодирования белков в структуре ДНК – механизма, который используют все живые организмы (с незначительными вариациями) для записи и передачи генетической информации. Так как все живые существа произошли от общего предка и диверсифицировались в ходе естественного отбора, то все многообразие жизни на Земле можно считать поразительно богатой вариацией на одну тему – и поэтому биология является синтетической наукой, а не просто набором частных случаев.

Так что, хотя каждый из названных в честь Дарвина видов сам по себе отмечает его вклад в науку (как и в случае с Уоллесом), самая большая дань уважения ему – это то, что все виды, носящие его имя, представляют весь «заросший берег» во всем его многообразии. Возможно, так проявился коллективный разум, когда систематики по всему миру, изучающие всевозможные формы жизни, современные и вымершие, не сговариваясь, присвоили имя Дарвина множеству разнообразных видов. Разнообразие жизни поражает, но понимание того, что в основе всего лежит эволюция путем естественного отбора, поражает не меньше. Дарвин понимал, как важно его прозрение, и подытожил свои мысли в знаменитой заключительной фразе абзаца о «заросшем береге» (а значит, всего труда «О происхождении видов путем естественного отбора…»): «Есть величие в этом воззрении, по которому жизнь с ее различными проявлениями Творец первоначально вдохнул в одну или ограниченное число форм; и между тем как наша планета продолжает вращаться согласно неизменным законам тяготения, из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и самых изумительных форм».

Существуют бесчисленные формы жизни, прекрасные и удивительные, все они нуждаются в названиях. И имя Дарвина заслуженно встречается во всех уголках заросшего берега.