Книга: Усоногий рак Чарльза Дарвина и паук Дэвида Боуи. Как научные названия воспевают героев, авантюристов и негодяев
Назад: 8 Имя зла
Дальше: 10 Эгоистичные названия

9
Ричард Спрус и любовь к печеночникам

Летом 1854 г. ботаник Ричард Спрус лежал в гамаке в Майпуресе на берегу реки Ориноко в Восточной Колумбии и страдал от приступов малярии. Болезнь в конце концов удалось победить (и спасти его жизнь) при помощи хинина – препарата, извлеченного из коры южноамериканских деревьев рода Cinchona. Поэтому неудивительно, что спустя несколько лет Спрус сыграет важную роль в переселении хинных деревьев из их родного Эквадора в Индию. Благодаря его подвигу дешевый хинин стал доступен людям во всем мире и спас миллионы жизней. Однако это также вызвало гнев правительств некоторых южноамериканских стран, которые беспокоились (и, как оказалось в конечном счете, совершенно оправданно), что европейские колониальные державы монополизируют производство хинина и разрушат их собственное производство. Трудно сказать, был ли экспорт цинхоны актом гуманизма, колониализма или же биопиратством, а может, всем сразу, но участие в этом Спруса стало удивительной главой в еще более удивительной истории. Время, проведенное в гамаке в Майпуресе, было лишь небольшим эпизодом в эпическом 15-летнем путешествии ботаника по всей тропической Южной Америке. Спрус преодолел тысячи километров по рекам и тропам, перенес все мыслимые и немыслимые лишения и невзгоды и помимо того, что собрал коллекции хинного дерева, отправил европейским ботаникам более 7000 образцов растений – сотни из них оказались новыми для науки видами. Поездка вышла триумфальной, но она стоила Спрусу здоровья, и он неоднократно побывал на краю гибели.
Сегодня имя Ричарда Спруса увековечено в названиях по меньшей мере 200 видов растений. Среди них хвойное дерево Podocarpus sprucei; устойчивое к грибковым заболеваниям каучуковое дерево Hevea spruceana; Picrolemma sprucei – кустарник, из корней которого можно получить новые лекарства от малярии; а также Passiflora sprucei, Oncidium sprucei, Aristolochia sprucei, Guzmania sprucei и Bonellia sprucei – лианы, кустарники и эпифиты из дождевого тропического леса с яркими и эффектными цветками. Это прекрасные и полезные растения, и многие из них стали известны западной науке благодаря коллекциям, которые Спрус собрал во время странствий по амазонским тропическим лесам. Авторы этих названий воздают должное Спрусу за его вклад в ботанику, и все же в некотором смысле они бьют мимо цели. Все дело в том, что Спрус, похоже, не слишком интересовался эффектными или полезными растениями. Его настоящей страстью были мхи, и особенно печеночники. Это крошечные растения, редко бросающиеся в глаза, их легко не заметить, но Спруса они приводили в восторг. К счастью, имя Спруса также увековечено в названиях родов печеночников: Spruceanthus, Spruceina и Sprucella, а также в названиях таких видов мхов, как Orthotrichum sprucei и Sorapilla sprucei (помимо прочих).
Ричард Спрус родился в Йоркшире в сентябре 1817 г. В детстве он любил бродить по округе и еще подростком составил подробные списки растений, встречавшихся неподалеку от дома (так, например, в окрестности родной деревни Ганторп он описал 403 вида). В возрасте 22 лет он занял должность учителя математики в школе в Йорке, но ненавидел эту работу – или, по крайней мере, ненавидел в ней все, кроме долгих каникул, которые позволяли ему бродить по сельской местности в поисках растений. Когда несколько лет спустя школа закрылась, Спрус решил сменить профессию, причем весьма резко. По совету коллег-ботаников он стал профессиональным сборщиком растений. Такая профессия существовала, потому что богатые коллекционеры были готовы платить за образцы для частных гербариев; Спрусу такая возможность наверняка показалась идеальной. Он отправился на юго-запад Франции для сбора гербарных образцов в Пиренеях, причем его расходы оплатил ботаник Уильям Боррер в обмен на первый набор образцов. В Пиренеях Спрус собирал множество разнообразных растений, но его страсть к мхам и печеночникам проявилась уже тогда. Французский натуралист Леон Дюфур включил во флористический список, составленный для местности, где позже побывал Спрус, 156 видов мхов и 13 видов печеночников. Спрус расширил этот список до 386 видов мхов и 92 видов печеночников. (В статье, опубликованной вскоре после возвращения из Пиренеев, он сделал то же самое в отношении английской долины Тисдейл, расширив флористический список мхов с 4 видов до 167.) Экспедиция Спруса в Пиренеи длилась почти год, но по сравнению с его дальнейшими приключениями это была просто прогулка.
В 1849 г. Спрус, воспользовавшись репутацией, заработанной им в Пиренеях, предпринял аналогичную, но куда более амбициозную экспедицию в Южную Америку. И вновь финансирование должно было поступить за счет продажи образцов растений подписчикам. Такое соглашение Спрус заключил с двумя самыми авторитетными английскими ботаниками того времени: Уильямом Гукером, директором Королевских ботанических садов Кью, и Джорджем Бентамом, который выступал в качестве посредника, получая образцы Спруса и распространяя их среди подписчиков. В июле Спрус прибыл в Белен, расположенный в Бразилии в устье Амазонки, и провел там три месяца, знакомясь с климатом и экологическими условиями здешних тропических лесов. Первая же партия образцов, прибывшая в Бентам, оказалась такого отменного качества, что число подписчиков удвоилось. Это было хорошее начало, но, конечно, в Белене, крупном городе (столице бразильского штата Пара), жить и работать было легко. Спрус начал южноамериканскую экспедицию с того, что снял жилье в доме богатого купца, с доступом к магазинам, изысканной кухне и возможностью связи с Англией через оживленный морской порт. Должно быть, ему там было вполне комфортно, но так продолжалось недолго.

 

 

В октябре 1849 г. начались настоящие приключения. Спрус проплыл 750 км вверх по Амазонке до Сантарена, города с населением 2000 человек, в то время крупнейшего поселения на Амазонке. Оттуда он постепенно продвигался дальше в глубь сельвы, совершая короткие вылазки вверх по притокам Амазонки, Рио-Негро и Ориноко, чтобы добраться до самых труднодоступных уголков бассейна Амазонки. Он преодолел тысячи километров по рекам и звериным тропам. Это было совсем не легкое путешествие. Например, в 1857 г. он решил отправиться из Тарапото в город Баньос, расположенный в Восточных Андах (Эквадор). Сегодня эта поездка длиной 1300 км по не слишком хорошей дороге занимает примерно 22 часа. У Спруса на этот путь ушло три месяца, после чего он «сильно исхудал» и начал кашлять кровью. Это были не первые и не последние испытания, с которыми Спрус столкнулся во время сбора образцов. И даже не самые худшие.
Мы обычно ожидаем, что рассказы об исследователях будут полны описаний невзгод и опасностей, и путешествия Спруса через Амазонию и Анды полностью оправдывают эти ожидания. Вероятно, первая неприятность случилась через несколько дней после Рождества 1849 г., когда он умудрился заблудиться в тропическом лесу, раскинувшемся вдоль реки Тромбетас. Сначала он потерял из виду большую часть отряда, потом помощника Роберта Кинга, затем последнего из проводников и оказался в лесу совсем один. В конце концов он услышал, что его зовет Кинг, но и объединившись, они не смогли найти проводников, которые, по-видимому, только разводили руками, поражаясь наивности безнадежно рассеянных англичан, и даже не собирались их искать. На возвращение в лагерь у Спруса с Кингом ушел весь день и добрая часть ночи, и «последствия этого катастрофического путешествия сказывались целую неделю. Все суставы болели, руки и ноги онемели от сырости и к тому же были поцарапаны и усеяны колючками, кожа вокруг которых уже воспалилась. По сравнению с этим раздражение от укусов клещей… а также ос и муравьев казалось пустяковым». Через несколько лет он, потревожив муравейник, столкнется с муравьями-пулями, укусы которых будут уже совсем не «пустяковыми». Его несколько раз ужалили в ступни и лодыжки и причинили боль, которую он назвал «неописуемой», но все-таки сумел описать. По его словам, это было подобно «ста тысячам укусов крапивы… ноги… дрожали, как у паралитика, а… лицо от боли покрылось испариной. Меня едва не стошнило». Местные жители Амазонии тоже представляли опасность для путешественников. Незадолго до встречи с муравьями-пулями Спрус наблюдал, как жители Сан-Карлоса буйно отмечали праздник Святого Иоанна. Все это время он стоял на страже у дверей дома, держа в каждой руке по револьверу. Год спустя, спускаясь по Рио-Негро, он случайно услышал, как его проводники замышляют ограбление и убийство. На этот раз он провел ночь без сна в каноэ, с дробовиком на коленях.
Но самую большую опасность для Спруса представляли различные болезни. Всего через несколько месяцев после начала экспедиции он посчитал себя счастливчиком, так как успел покинуть Белен до того, как там началась крупная вспышка желтой лихорадки, и все же он страдал от запоров и кишечных инфекций. В июле 1854 г. в Майпуресе на Ориноко он впервые столкнулся с малярией: сильными приступами лихорадки по ночам, неутолимой жаждой, рвотой, затрудненным дыханием и неспособностью проглотить больше чем несколько ложек каши из аррорута. Проводники ожидали, что он умрет, но через две недели Спрус наконец-то пришел в себя и начал принимать хинин. В общей сложности он страдал от лихорадки 38 дней, прежде чем оправился настолько, что смог возобновить путешествие; но даже три месяца спустя он жаловался на слабость, которая мешала работать. И это был далеко не последний раз, когда он оказывался в двух шагах от смерти.
В 1854 г. Спрус этого еще не знал, но хинин, который спас ему жизнь, в конечном итоге и станет основным объектом его деятельности, благодаря которой его будут помнить потомки. Хинин получают из коры хинного дерева (Cinchona), и к тому времени его уже 200 лет использовали для лечения малярии. Однако лучшие деревья хинного дерева (с самым высоким содержанием хинина) росли в отдаленных районах предгорий Анд, и до них было трудно добраться. Хуже того, к середине XIX в. возникла опасность, что мировой спрос значительно превысит предложение, особенно учитывая растущую потребность в хинине со стороны британских военных в Африке и Индии и жителей голландских колоний в Восточной Азии. Самые доступные плантации быстро истощались, а восстановлением лесов почти никто не занимался. Многолетние попытки собрать и экспортировать семена для выращивания цинхоны в других местах ни к чему не привели, но правительства европейских колониальных держав были убеждены, что это единственный способ справиться с такой напастью, как малярия, – и, следовательно, единственный способ сохранить империи. Однако заполучить цинхону становилось все труднее, поскольку южноамериканские страны стали ограничивать вывоз живых деревьев за рубеж. В Англии в конце 1850-х гг. исследователь Клементс Маркхэм добился от министерства по делам Индии финансирования экспедиций по сбору семян и саженцев. Маркхэм много путешествовал по Южной Америке и даже видел целые рощи цинхоны, но он не был ботаником. А Ричард Спрус таковым являлся, и тогда Маркхэм принял, пожалуй, наилучшее решение, связанное с хинином: выбрал Спруса сборщиком эквадорской цинхоны.
Когда в конце 1859 г. Спрус получил королевский заказ на сбор цинхоны, он находился в Южной Америке уже 10 лет. Учитывая трудности, которые он перенес за эти годы, и неважное состояние здоровья, можно было бы легко представить, что он захочет вернуться домой в йоркширские долины. Но он согласился выполнить это поручение, причем, судя по всему, с большим энтузиазмом, хотя в одном из писем отмечал, что эта работа «вероятно, займет (если мне вообще удастся выжить) большую часть следующего года». Для сбора цинхоны Спрус подходил как нельзя лучше: он уже давно обосновался в нужном регионе Эквадора – в Амбато, хорошо изучил эти деревья и у него были связи. В частности, он подружился с человеком по имени Джеймс Тейлор, который служил врачом у генерала Хуана Хосе Флореса, первого президента Эквадора. Флорес, в свою очередь, контролировал обширные участки богатого цинхоной леса, к которому Спрус смог получить доступ. Несмотря на эти преимущества, подозрения Спруса, что работа окажется трудной и опасной, были вполне обоснованными.
Первую половину следующего года Спрус провел, исследуя окрестности Амбато. Ему нужно было готовиться к сбору семян в июле, когда те будут доступны, и выращиванию саженцев. Хотя в этом районе росло несколько видов цинхоны, Спрус стремился собрать особый вид цинхоны с красноватой корой, Cinchona succirubra (ее современное название C. pubescens), которая, как предполагалось, обладала самым сильным противомалярийным действием. Экспедиции, отправленные за пределы Амбато, подтвердили, что лучшие сохранившиеся леса C. succirubra находятся на западных склонах горы Чимборасо (так Спрус наконец-то перебрался с Амазонской низменности в горные районы Анд). Однако еще до того, как Спрус добрался до Чимборасо, он пережил то, что в дневнике назвал «срывом»: однажды апрельским утром он проснулся частично парализованным. Позже он писал, что «с того дня [он] уже не мог сидеть прямо или ходить без сильной боли и дискомфорта». Два месяца он был, по сути, прикован к постели, но в июне заставил себя сделать то, что считал необходимым: выпрямился и отправился в «хинные леса Чимборасо». Расстояние составляло всего около 35 км по прямой, вот только в джунглях прямых дорог не бывает, и тяготы путешествия привели Спруса в «такое подавленное состояние, когда спокойно лечь и умереть могло показаться облегчением». Его путь лежал по крайней мере через два перевала высотой 4000 м, с опасными спусками по узким, скользким и крутым тропинкам. Спрус записал, как обрадовался, когда на одном из перевалов его встретил лишь небольшой снег с дождем, а не метель; куда меньше его порадовал ветер, который «то и дело поднимал мелкие осколки гравия и швырял их в нас». Путешествие заняло у Спруса и его небольшой группы целую неделю.
В середине июня Спрус разбил лагерь в поселении под названием Лимон, откуда можно было добраться до цинхоны с красной корой. Сбор семян по-прежнему представлял собой нелегкую задачу. Начнем с того, что даже в тех местах рощи активно эксплуатировались. Вблизи поселений почти все зрелые деревья были срублены (хотя на пнях образовалось много побегов). Стояла прохладная и влажная погода, поэтому семена созревали медленно. Это вызвало сложности, потому что жители Лимона срывали незрелые плоды с деревьев в надежде, что Спрус купит у них семена. Наконец, в Эквадоре разразилась гражданская война, и вскоре после прибытия Спруса войска группировки, базирующейся в Кито (и поддерживаемой генералом Флоресом) направились через Лимон в долину, чтобы атаковать противника. Военные изъяли в сельской местности все продовольствие (Спрус жаловался, что лишился доступа к единственной маленькой плантации бананов, которую ему удалось найти) и грозились реквизировать лошадей экспедиции, продовольствие и другие припасы. Хорошие новости пришли в конце июля – из Королевских ботанических садов Кью прислали опытного садовода Роберта Кросса, который помог Спрусу укоренить черенки цинхоны. Вскоре у них появились тысячи новых растений, но дни становились все жарче, и им двоим приходилось часами носить воду в ведрах и поливать саженцы, чтобы те не засохли. Они также были единственными, кто защищал растения от нашествия гусениц.
В середине августа семена цинхоны наконец начали созревать, и к началу сентября Спрус собрал и высушил около 100 000 штук – всего с десяти деревьев в Лимоне и еще с пяти из другого местечка примерно в 20 км от основного лагеря. Но до конца работы было еще далеко: черенки и семена предстояло перевезти на побережье для отправки в Индию. К счастью, гражданская война подходила к концу, так как войска сторонников генерала Флореса (на чьей земле Спрус и работал) взяли город Гуаякиль. Путешествовать снова стало безопасно (или, по крайней мере, не так опасно), и в конце сентября Спрус уже смог отправиться в Гуаякиль. Кросс остался в Лимоне с саженцами до конца ноября, ожидая, пока те достаточно окрепнут для путешествия. Растения (637 из них) поместили в «ящики Уорда» (по сути, запечатанные террариумы из стекла и дерева) и перевезли на лодках вниз по реке от Лимона до Гуаякиля. Несмотря на проливные дожди, из-за которых реки разлились, что сделало трехдневное путешествие «быстрым, но опасным», Спрус с драгоценными черенками и семенами цинхоны добрался до Гуаякиля и 2 января 1861 г. покинул Эквадор на пароходе до Лимы – первой остановки на пути в Индию. Там семена благополучно проросли, черенки прижились, и через 15 лет на индийских плантациях уже росли сотни тысяч деревьев Cinchona succirubra.
Выполнив заказ на цинхону, Спрус еще три года провел в Южной Америке, собирая все, что только мог. Его сильно угнетало ослабленное здоровье: большую часть времени он едва мог ходить, был совершенно не в состоянии ездить верхом и лишь с большим трудом сидел за столом прямо. Мало того, его банк лопнул, и он потерял все свои сбережения. В мае 1864 г., понимая, что больше никогда не сможет бродить по тропическим лесам, он вернулся в Англию. Остаток жизни он провел в Йоркшире, живя на очень скромную государственную пенсию и занимаясь ботаникой, насколько позволяло здоровье. Как ни странно, он прожил еще почти 30 лет и умер от гриппа в декабре 1893 г. в возрасте 76 лет.
Для человека, который по причине слабого здоровья часто и подолгу не мог ничем заниматься, научные достижения Спруса просто поразительны. В течение 15 лет, проведенных в Южной Америке, Спрус собирал все, на что хватало его сил, а если сил не хватало, просто описывал в своих полевых дневниках. От его внимания не ускользало ни одно растение, он осознавал ценность сбора и описания полезных и декоративных растений и очень ответственно к этому относился. Спрус оставил пространные записи о многих растениях: пищевых, волокнистых, лекарственных, содержащих психоактивные вещества, а также о деревьях с ценной древесиной и о нескольких видах каучукового дерева (в 1855 г. он первым опубликовал описание процесса сбора и обработки каучука). Он также обнаружил и описал множество растений, отличающихся особой красотой и декоративными свойствами, многие из которых стали вскоре очень востребованными среди коллекционеров и садоводов, такие, например, как орхидеи, страстоцвет и удивительная амазонская виктория – кувшинка, чьи листья достигают 3 м в диаметре. Спрус вернулся в Англию с тысячами страниц полевых дневников и путевых заметок, не только подробно описывающих растительность бассейна Амазонки и Анд, но также связанных с геологией, географией и этнографией этих регионов, но так и не опубликовал их.
В записях Спруса хватило бы материала на несколько десятков научных статей, не говоря уже о путевом дневнике, который мог бы стать бестселлером. (Спустя 15 лет после смерти Спруса эти заметки, собранные и отредактированные его другом Альфредом Расселом Уоллесом, действительно были выпущены под названием «Заметки ботаника об Амазонке и Андах» (Notes of a Botanist on the Amazon and Andes). Это весьма увлекательное чтение, а его рассказ от первого лица об экспедиции яркий и захватывающий.) Так почему же Спрус не опубликовал их? Потому что, хотя он и осознавал важность подобных наблюдений, его истинной страстью всегда оставались печеночники и мхи, как в странствиях по Йоркширу и Пиренеям, так и в южноамериканских путешествиях. Среди его публикаций после возвращения в Англию преобладают работы об этих скромных маленьких растениях. Наиболее примечательная из них – главный труд его жизни, 600-страничная монография «Печеночники Амазонки и Анд в Перу и Эквадоре» (Hepaticae of the Amazon and the Andes of Peru and Ecuador). Конечно, нельзя написать 600-страничную монографию о том, чего не любишь, но не только это говорит об особом отношении Спруса к мхам и печеночникам. Мы можем процитировать его собственные слова. В письме к своему другу Дэниелу Хэнбери Спрус восторженно писал о них: «В экваториальных равнинах [печеночники] ползают по живым листьям кустарников и папоротников и покрывают их тонким узором серебристо-зеленого, золотого или красно-коричневого цвета… Правда, печеночные мхи пока не дали человеку никакого вещества, способного одурманить его… не годятся они и в пищу; но, хотя человек и не может употреблять их или злоупотреблять ими, они бесконечно полезнее там, куда Бог поместил их… и они, по крайней мере, полезны и прекрасны сами по себе, в чем и есть основной смысл существования всякого живого существа».
Когда во время путешествий по Южной Америке Спрус приходил в весьма плачевное состояние, больной, измученный и полный страхов, он снова и снова обращался к растениям, которые любил больше всего: «Всякий раз, когда дожди, вздувшиеся речки и хмурые индейцы приводили меня в уныние, я находил повод благодарить небо, которое позволяло мне забыть на мгновение обо всех моих неприятностях, предаваясь созерцанию простого мха». А как же цинхона, каучук и прочие полезные растения, которые Спрус старательно исследовал и описывал? Он признавал, что сами растения могут быть красивыми, но в своем письме к Хэнбери ясно давал понять: «Будучи превращенными в кашицу или порошок в ступке аптекаря, они становятся для меня уже не так интересны».
Но давайте вернемся к тем видам растений, которые носят имя Ричарда Спруса. Напомню, что к ним относятся хвойное дерево (Podocarpus sprucei), каучуковое дерево (Hevea spruceana), лекарственные растения (в том числе Picrolemma sprucei, обладающая противомалярийными свойствами) и множество потрясающе красивых цветов (страстоцвет Passiflora sprucei, орхидея Oncidium sprucei, гусмания Guzmania sprucei и многие другие). В названиях этих видов ученые отметили огромный вклад Спруса в тропическую и сельскохозяйственную ботанику. Однако это те самые растения, которые попадают в аптекарскую ступку (в случае пикролеммы – буквально, остальные скорее метафорически). Я уверен, Спрус не обиделся бы ни на одно из этих названий; он бы прекрасно понял, что если вы ботаник, изучающий страстоцветы, то вы и будете называть в чью-то честь именно их. Но если бы все виды, названные в его честь, были полезными, красивыми и широко известными, то он наверняка остался бы чуточку разочарованным и, возможно, чувствовал бы себя неправильно понятым.
К счастью, это не тот случай. Среди мхов есть, например, Leskea sprucei, Orthostichum sprucei и Sorapilla sprucei, а среди печеночников – роды Spruceanthus, Spruceina и Sprucella, что еще больше соответствует увлечению Спруса. В его честь названы десятки видов мхов и печеночников. Большинство из них получили названия после смерти Спруса, в том числе (что немного печально) все печеночники; но целых 15 видов мхов были названы при его жизни, начиная с Leskea sprucei и Orthotrichum sprucei в 1845 г., когда он только отправлялся в экспедицию в Пиренеи, и заканчивая Bryum sprucei в 1875 г. Так что Спрус знал, что коллеги называли виды в его честь, ценя его заслуги. Он понимал, что однажды некто, завороженный созерцанием этих простых растений, будет смотреть на мох, носящий его имя.
Назад: 8 Имя зла
Дальше: 10 Эгоистичные названия