Глава 20

МАША

«А это точно машина, а не самолет?» – хотелось спросить мне, когда Громов распахнул передо мной дверь своего авто. Такие кресла, обитые кожей, с широкими подлокотниками, я только в кино и в Инстаграме звезд видела, когда они хвастались полетами в бизнес-классе.

Оглушенная роскошью, я тихо замираю в пассажирском кресле, а Громов садится за руль и заводит мотор. Между нами – широкая деревянная панель, которая как будто проводит границу. Даже машина у него не обычная, а подчеркивающая высокий статус владельца.

Так странно ехать в машине с Громовым. Он ведет уверенно, не подрезает других водителей, не нарушает правила. А когда светофор впереди начинает мигать желтым, не прибавляет скорость, как его сын на той записи с аварией, а тормозит и терпеливо ждет зеленого сигнала.

Сбоку тормозит красная иномарка, и ухоженная брюнетка за рулем с любопытством смотрит на меня сквозь стекло. Машина у Громова дорогая и приметная, а я сижу на переднем сиденье рядом с водителем. Женщина, должно быть, гадает, кто мы друг другу. Отец и дочь? Любовники? Ей никогда не догадаться, что на самом деле нас связывает. Мы – заговорщики, спасающие Дэна. От ночных гонок, от аварий, которые потом показывают в новостях, от Доминики и пьяных друзей.

Загорается зеленый, и мы едем дальше, а женщина остается ждать, пока включат поворот направо. Нам не по пути.

Громов молчит, но это молчание не тяготит. Все слова уже сказаны – там, на кухне съемной квартиры, где я оставила прощальную записку для Оли и ключи. Теперь Громову известна тайна, которую я хранила. Думает ли он сейчас обо мне или о чем-то другом? Я бросаю на него короткий взгляд и отворачиваюсь к окну, боясь, что он заметит. Наверняка, у олигарха, который рулит компьютерной империей, есть более серьезные заботы, чем мелкий долг подружки его сына. Это для меня долг был неподъемным. И сейчас я чувствую небывалую легкость на душе. Как будто меня выпустили на свободу. И больше не надо тревожиться о том, как заработать деньги, а можно просто жить.

– Ты не думала поступить в институт, Маша?

Внезапный вопрос застает врасплох. Вспоминаю, как Громов уже спрашивал об учебе в первый вечер у них дома, и краснею от того, что я ему тогда ответила. Но тогда я притворялась деревенщиной, которая не пара его сыну, а теперь могу ответить честно.

– Я хотела учиться живописи. До того, как…

Я запинаюсь, но Громов не задает лишних вопросов. Ему и так все ясно. Он мог бы возразить, что рисовать – это не серьезно, и стоит получить профессию, которая сможет прокормить, но он говорит:

– В этом году ты уже опоздала. Поступишь в следующем.

Уверенность в его голосе меня завораживает. Он говорит о моем поступлении как о деле решенном. Впервые в жизни в меня кто-то верит, хотя Громов ведь даже не видел, как я рисую. И в эту минуту я сама начинаю верить в себя и вижу себя студенткой, которая входит в художественный институт и стоит перед мольбертом в учебной аудитории, водя кистью по белому листу… Я могла бы поступить уже этим летом, если бы мама не взяла кредит и не пришлось выплачивать долги.

– А пока можно брать частные уроки или походить на курсы, – продолжает он.

Я молчу, ведь на это у меня нет денег. А уроки живописи можно посмотреть и онлайн: в Инстаграме полно учителей и бесплатных мастер-классов. Сейчас у меня даже появится на них время, ведь мне больше не надо вкалывать на двух-трех работах. Достаточно и одной.

– Я могу помочь, – предлагает Громов.

– Зачем? – вспыхиваю я. – Вы и так достаточно сделали для меня. Если вам некуда девать деньги, лучше отдайте больным детям.

– Прости, я не хотел тебя обидеть.

Я пораженно застываю. Громов извиняется передо мной? Вот сейчас мне становится стыдно за то, что вспылила, и я чувствую себя глупой и неблагодарной девчонкой.

– Это вы меня простите, – неловко бормочу я. – Просто я не привыкла, чтобы мне помогали.

– Это мне в тебе и нравится, – строгие губы Громова трогает улыбка. – Ты боец, Маша, в отличие от моего Дэна.

Машина сворачивает с оживленного проспекта, и мы катим по тихой улице мимо новых высоток. Громов подъезжает к одной из них, и шлагбаум, ведущий во двор, поднимается, а охранник приветливо кивает из будки. Машина въезжает на подземную парковку, и я чувствую сожаление оттого, что мы так быстро приехали. Мне понравилось ехать в машине с Громовым, рядом с ним мне спокойно, и я чувствую себя защищенной. Но кажется, стоит выйти наружу, я снова окажусь одна на один с враждебным миром и коллекторами, которые следуют за нами по пятам, как волки.

– Маша?

Громов вопросительно смотрит на меня, и я тороплюсь отстегнуть ремень, понимая, что заставляю его ждать. Руки дрожат, и я никак не могу справиться.

– Дай мне.

Мужчина наклоняется ко мне, и я чувствую запах его парфюма – древесно-пряный и очень волнующий. Пока его руки освобождают меня из плена ремня, я вижу, как бьется жилка у него на лбу. Как в тот первый вечер, когда он сказал мне, что не хочет хоронить своего сына. Тогда он волновался за Дэна. А сейчас? Я пытаюсь поймать его взгляд, но Громов не смотрит на меня, а я, как завороженная, таращусь на ссадину на его щеке и вспоминаю, как он защищал меня от коллекторов. Я ведь даже не поняла сразу, что это он пришел мне на помощь. Сильный, смелый. Настоящий мужчина. Лучше, чем его сын.

Щелкает ремень, приводя меня в чувство. И я быстро толкаю дверь и буквально вываливаюсь наружу. Машина довольно высокая, и я подворачиваю каблук и вскрикиваю.

– Ты в порядке?

Громов тут как тут, подхватывает меня за локоть и не дает упасть. Он кто, супермен, который перемещается в пространстве за долю секунды?

– Все нормально, – в смятении бормочу я. – Я просто не привыкла на каблуках.

Он отпускает мой локоть и открывает багажник, беря мою сумку с вещами. Я иду за ним мимо припаркованных машин, неловко перебирая ногами. Стук каблуков разносится по гулкой парковке. Я собиралась в спешке и не сменила ботильоны на более удобные кроссовки. Интересно, он вообще заметил на мне обновки? Хотя о чем это я? Громов же оплачивает чеки Дэна. Конечно, ему пришел счет из того бутика. Наверняка космический. Я густо краснею, чувствуя себя так, словно раскрутила Дэна на деньги.

– Все эти покупки сегодня, – вырывается у меня, – я их не хотела. Но Дэн выбросил мою одежду, пока я была в примерочной.

Оправдание звучит жалко, и я умолкаю.

– Даже так? – Громов усмехается, но не сердито, а добродушно. – Ценю его находчивость. Но с тобой по-другому нельзя, да, Маша? Ты же не привыкла к подаркам?

– Мама говорила мне, что нельзя принимать подарки от мужчин. Иначе за них придется расплачиваться, – говорю я и тут же прикусываю язык.

Я в одежде, которую оплатил Громов. Иду к нему домой. Не время корчить из себя святую невинность.

А если я ошибаюсь? Если это ловушка? Что, если Громов давно положил на меня глаз и сейчас только и ждет, пока захлопнется дверь квартиры, и набросится на меня?

– Лучше бы твоя мама считала, что не стоит брать кредиты, чтобы тебе не пришлось за них расплачиваться, – замечает Громов, пропуская меня в лифт.

Мы входим в кабину и оказываемся близко друг к другу. Громов смотрит на меня сверху вниз, и я чувствую себя героиней какого-то фильма. Меня нарядили для роли, постригли, и теперь я вошла в кадр и совершенно не знаю, что делать. Потому что сценария мне не выдали. Куда девать руки? Куда смотреть? Что говорить? Мне ужасно неловко наедине с Громовым: его губы, разбитые в драке с коллекторами, так и притягивают взгляд, а секунды в лифте кажутся невероятно долгими.

Наконец лифт останавливается. Мужчина выходит, а я, стуча каблуками, семеню за ним. Даже высокие шпильки не сильно прибавили мне роста, и я едва достаю ему до плеча.

Громов гремит ключами и открывает дверь квартиры, включая свет в прихожей и пропуская меня внутрь.

Я переступаю порог с бешено бьющимся сердцем. Сразу от дверей начинается большая гостиная с кухней, отделенной барной стойкой.

– Спальня налево, – хрипло произносит Громов за моей спиной, и я вздрагиваю и оборачиваюсь к нему. Он стоит в дверях, не переступая порога квартиры. – В шкафу – постельное белье и полотенца, – продолжает он, а затем опускает мою сумку на коврик в прихожей и вставляет ключ в замок изнутри. – Запирайся и отдыхай. Спокойной ночи, Маша.

Он закрывает дверь, оставляя меня одну. А затем я слышу быстрые шаги за дверью. Как будто он бежит от меня. Но это, конечно, не так. Просто он торопится домой, к сыну.

Я подхожу к двери и поворачиваю ключ, чувствуя одновременно облегчение и досаду. Громов даже не переступил порога. Должно быть, он бы посмеялся, узнав о моих страхах. Я для него – просто девушка сына. И вообще, у него есть красавица Катя. Известная актриса, а не какая-то официантка из забегаловки, как я… Интересно, он приводил ее сюда?

Я сбрасываю опостылевшие каблуки и прохожу в гостиную. Дизайн в контрастных тонах – белый, черный и малиновый, стильная мебель. Ничего лишнего и ничего личного. Квартира выглядит нежилой, как номер в дорогом отеле. Нет ни журнала, забытого на столике перед телевизором, ни чашки на столе. Как будто сюда еще никто не успел заехать после ремонта.

Очевидно, что Громов здесь не живет. Как он сказал? Приезжает иногда переночевать, если задерживается на работе?

В горле пересохло, и я иду к холодильнику, в надежде найти там бутылку воды. Но внутри – только шампанское и красное вино. И никакой еды. Ни яиц на завтрак, ни йогурта на всякий случай. Шампанское и вино – красноречивый набор, и у меня вспыхивают щеки.

Совершенно ясно, что Громов тут ночует не в одиночестве.

Я закрываю холодильник и проверяю кухонные шкафы. Они наполовину пусты. На полках – фужеры для шампанского, бокалы для вина, штопор и ведерко для льда.

Это квартира для ночных свиданий, куда Громов приводит любовниц.

Осталось проверить спальню, и я спешу туда – направо по коридору. Толкаю запертую дверь и вхожу внутрь, застывая при виде кровати.

Она огромная. Четырехспальная – если такие бывают. Надеюсь, он тут не устраивает оргии? А что, тут бы целая шведская семья поместилась. Я нервно хихикаю и откидываю уголок атласного, очень дорогого, покрывала жемчужно-серого цвета. Постель застелена, белоснежное белье идеально отглажено и пахнет свежестью – ныряй под одеяло и засыпай! Я провожу рукой по шелковистой ткани, возвращаю покрывало обратно и резко отступаю к порогу.

Ни за что я не лягу в эту кровать, где Громов развлекается с любовницами. Лучше буду спать в гостиной на диване.

В шкафу я нахожу чистый комплект постельного белья и полотенце. Постель отношу в гостиную, полотенце – в ванную. Она здесь тоже огромная – с большой ванной-джакузи, такой же, как в загородном доме Громовых, и душевой кабиной в углу.

Открывая шкафчик над мойкой, уже знаю, что увижу. Упаковки с новыми зубными щетками всех цветов радуги. Расчески. Ватные диски. Всё для девочек.

Выдвигаю один из ящичков и обнаруживаю там разноцветные коробочки. Мгновение таращусь на них, читая надписи – «Со вкусом клубники», «Ребристые», «Ультратонкие». Потом до меня доходит, на что именно я смотрю, и я с грохотом захлопываю ящик. Щеки так и полыхают, как когда я ввалилась в спальню к Громову в разгар любовных утех. Повезло еще, что меня тогда не заметили!

Возвращаюсь на кухню. Ужасно хочется пить, но не воду же из крана! И не шампанское для девочек на одну ночь. Открываю по очереди все шкафы и наконец нахожу упаковку с чайными пакетиками, а полкой выше – чашки. Ура!

Включаю чайник и отхожу к большим панорамным окнам от пола до потолка, чтобы взглянуть на ночной город в свете огней. И тут резко звонят в дверь. Я испуганно вздрагиваю. Кто бы это мог быть? А если это любовница Громова? Вряд ли ей понравится, если я открою дверь!

Кусаю губы, глядя на ключи, торчащие из скважины. Даже если у дамочки есть ключи, вряд ли она сможет ворваться внутрь. Решаю не открывать, но звонок снова звонит – настойчиво и властно. И я на цыпочках крадусь к двери, чтобы заглянуть в глазок. Интересно же, какая она – любовница Громова! Я почти готова к тому, что увижу в коридоре звезду Катю. Но по ту сторону двери стоит сам Громов и все трезвонит в звонок.

– Маша, – раздается его глухой голос из-за двери. – Это я.

И что, интересно, ему нужно? Мне не стоит открывать, но пальцы уже поворачивают ключ в замке, и я нетерпеливо тяну дверь на себя, смело встречая взгляд Громова.

Я почти жду, что он шагнет мне на встречу и с порога поцелует, сметая в объятия. После того, что я увидела в спальне и в ванной, я уже ничему не удивлюсь. Он взрослый мужчина с взрослыми желаниями, а я у него дома.

Но Громов протягивает мне два пакета из супермаркета.

– Я принес тебе еды.

– Что? – Я непонимающе таращусь на пакеты.

– Это к завтраку.

Он кладет пакеты к моим ногам, вынуждая попятиться в квартиру.

– Так много? – удивляюсь я.

Я же здесь всего на ночь и утро, а он принес еды как на две недели.

– Не знал, что ты любишь, поэтому взял всего понемножку. – Он улыбается мальчишеской улыбкой и становится похожим на своего сына.

Сейчас кажется, что между нами нет разницы в двадцать лет, и мы с ним ровесники.

– Зайдете? – вырывается у меня. – На чай? Я как раз поставила.

А он отшатывается от меня, как будто я предложила переспать, и мотает головой.

– Уже поздно. Помни про наш уговор. Завтра позвони Дэну.

И он прикрывает за собой дверь. Я слышу его удаляющиеся шаги. А имя Дэна по-прежнему звучит в прихожей, напоминая мне о моей роли.

Я поворачиваю ключ в замке, затем беру пакеты и охаю от их тяжести. Да он весь магазин скупил?

Отношу их на кухню и разбираю. Сыры, ветчина, круассаны, печенье, молоко, яйца, еще какая-то мясная нарезка, авокадо… Мне столько за месяц не съесть! А это что? Достаю из пакета стеклянную бутылку. Лимонад «Буратино»! Тот самый, что мы пили с Дэном, когда катались на роликах на ВДНХ. Совпадение или нет? Ведь теперь я уверена, что Громов мне тогда не примерещился. Он правда следил за нами. Как какой-то маньяк! Но потом я вспоминаю, как он защищал меня от коллекторов, и поправляюсь. Нет, не маньяк. Супермен. Гораздо сильнее и смелее, чем его сын.

Дэн сегодня утром только спровоцировал драку в кафе, а унял хулиганов бармен Костя, который поплатился за это работой. А Громов один справился с двумя крепкими мужчинами, один из которых был гораздо крупнее него самого, а второй был вооружен ножом. А ведь он мог и не пачкать руки и просто проехать мимо на своем черном танке. Я бы никогда и не узнала…

Стаканов под лимонад нет, и я достаю из шкафа фужеры для шампанского. Наливаю туда «Буратино» – выглядит почти как игристое вино! А потом салютую сама себе. За чудесное спасение и избавление от долга!

Я выпиваю лимонад залпом и закашливаюсь, когда пузырьки ударяют в нос. Вдруг становится так легко и весело, что я начинаю кружиться по гостиной, тихонько напевая.

А затем вприпрыжку бегу в ванную и поворачиваю кран, чтобы наполнить джакузи. Какое счастье, когда не нужно думать о том, сколько воды натечет по счетчику! Какое блаженство нырнуть в пенную ванну! Я нахожу флакончик с пеной для ванны и щедро лью под струю воды. Завтра перед уходом начищу ванну, и Громов никогда не узнает, что я тут барствовала.

Когда ванна наполняется, я ныряю в пену и жмурюсь от удовольствия. Класс! Приятно хоть раз в жизни почувствовать себя принцессой.