* * *

Как я уже говорила, музыка в нашем окружении играла главенствующую роль, несмотря на то что мы и наши друзья имели вовсе не музыкальные специальности. Наша компания состояла в основном из врачей и инженеров, но объединяла всех музыка. Моя подруга Нэла Вячеславова выросла в семье музыкантов. Ее мама Любовь Яковлевна работала преподавателем фортепиано в музыкальной школе — той самой, в которой учился мой Шура и из которой его много лет назад выгнали. Часто, получив очередную двойку, он выходил из класса и встречал симпатичную, добрую женщину, которая его почему-то жалела и утешала. Говорила:

— Не расстраивайся. Люби музыку, и все будет хорошо.

Когда, придя первый раз к Нэле в гости, Шура увидел ее маму, то сказал мне:

— Помнишь, я тебе рассказывал о доброй женщине в музыкальной школе? Так вот — это мама Нэлы. Я ее помню. Она почти не изменилась с тех пор. Почему она тогда не взяла меня к себе?

Отчим Нэлы Серафим Васильевич Годин был знаменитой в Красноярске личностью. Сразу после войны он организовал самодеятельный оперный театр. Поставил оперу «Запорожец за Дунаем», сам стоял за дирижерским пультом. У него был прекрасный голос — бас-баритон, он играл на фортепиано, имел абсолютный слух. Кроме того, он был лучшим в городе настройщиком пианино и роялей. Шура познакомился с ним в детстве. Когда Хворостовские переехали в Красноярск из Перми, сразу пригласили настройщика пианино. Пришел Годин. Шура был, конечно, рядом. Серафим Васильевич разговаривал с ним, играл ему, показал, как нужно подбирать на слух мелодии. После этого Шура всегда хорошо подбирал на слух — а ведь никто и никогда больше не учил его этому. Хватило нескольких минут разговора с Годиным.

Как тесен мир! Теперь мы все были дружны. Эти уже пожилые люди были очень интересны и близки нам. Казалось, они совершенно не чувствуют разницы в возрасте с нами, иногда даже превосходя нас в выдумке и веселье. Мы часто вспоминаем тогдашние новогодние праздники. Вот уж где было веселье! Серафим Васильевич и Любовь Яковлевна любили костюмированные представления. Обычно после встречи Нового года по московскому времени, то есть в четыре часа утра, на наш праздник с шумом и гамом врывалась ватага ряженых в масках, одетых в самые экзотические костюмы, и устраивала нечто похожее на шабаш нечистой силы. И ведь это были пожилые люди! Меня не перестает удивлять это изумительное поколение — победители во всем. Все они сумели преодолеть — войну, невзгоды, болезни, старость.

Почти все в нашей компании прекрасно умели петь и играть на фортепиано, так что могли сменять друг друга за инструментом. Мы с Нэлой вспоминали молодость и пели дуэтом романсы. Иногда в такие вечера за фортепиано садилась Любовь Яковлевна, и мой муж пел под ее аккомпанемент. Нам очень нравилось, когда он исполнял украинские песни. Это было чудесно! Серафим Васильевич очень любил исполнение моего мужа, считая, что у него прекрасный баритон. Часто Шура играл танцевальную музыку, а мы танцевали до упаду. Он так привычно и основательно устраивался за инструментом, что экспансивная Нэла подбегала к нему, хлопала по спине и кричала:

— Сашка! Какая широченная спина, не обхватишь! Обожаю!

В Нэле всегда кипела энергия, она умела заражать всех вокруг себя оптимизмом, и многие хотели быть хоть в чем-то похожими на нее. Я знала двух таких людей — это мой свекор Степан Иванович Хворостовский и моя близкая подруга Нэла Вячеславова-Коваленко. Они не просто жили на земле, а летели по жизни на огромной скорости, как в экспрессе, наслаждаясь и радуясь всему, что встречалось им на пути. Их кипучая энергия рисовала прекрасные перспективы, они собирались жить долго и счастливо, творить добро, любить, отдавать все другим и быть счастливыми от этого… Судьба была жестока и несправедлива к ним — их жизнь оборвалась совершенно неожиданно. Как будто экспресс остановился, а они спрыгнули с него…