* * *

Заканчивался 1961 год. На встречу Нового, 1962 года Шура позвал меня и мою подругу Аллу к ним домой. Родители собрались в гости к друзьям — Исаевым, а молодежь, Надины и Шурины друзья, праздновали у них дома — как мы говорили, «на Горького».

Первое мое знакомство с отцом Шуры Степаном Ивановичем произошло по телефону. Накануне мы с Шурой договорились о встрече, но я была занята и не хотела, чтобы он приезжал зря. Я позвонила. Трубку взял Степан Иванович. Я почему-то решила, что трубку должен был взять Шура, но, услышав другой голос, растерялась и вместо приветствия с ходу попросила его позвать. Мы договорились о встрече на другое время. Когда разговор закончился, Степан Иванович недовольно сказал сыну:

— Звонит домой и не здоровается!

А знакомство со всей семьей произошло перед самым Новым годом. Все трое — отец, мать и сестра — были абсолютно разные, одно общее — в каждом чувствовался характер.

Несомненно, самой яркой личностью был Степан Иванович — высокий, статный, с красивым лицом. Умные и спокойные карие глаза словно проникают в душу. Характерные для Хворостовских густые черные брови, гладкая чистая кожа с легким румянцем. Волос на голове мало, но они аккуратно подстрижены. Лицо его казалось серьезным, даже строгим. Когда же он улыбался, оно становилось ласковым, слегка застенчивым и по-детски сияющим. Было видно, что этот большой, умный, сильный человек умел радоваться и удивляться, как ребенок. От него исходил поток тепла и домашнего уюта. Мне он сразу очень понравился. Знакомство с ним подтвердило крылатое выражение, что самое правильное суждение о человеке — первое. На протяжении всех последующих лет Степан Иванович не дал повода разочароваться в нем.

Екатерина Павловна — мама — была насторожена. Скупо улыбнулась, слегка прищурив серые глаза. Она была выше меня ростом, слегка полноватая, но статная. Лицо с нежной матовой кожей выглядело строгим, но милым и очень, очень русским. Когда она улыбалась, видны были мелкие, редковатые белые зубки. Но самое замечательное — ее руки, маленькие и изящные не по комплекции, с гибкими ухоженными пальчиками с красивым маникюром. Двигалась она легко и грациозно, слегка отставив правую ручку в сторону. Забегая вперед, скажу, что женственной и изящной она была всегда — в любое время и при любых обстоятельствах. Сама из простой рабочей семьи, она никогда не позволяла себе ни одного грубого слова. Эта женщина, несмотря на кажущуюся строгость, была милой и доброй, обладала благородным сердцем и врожденной интеллигентностью. На своего мужа она смотрела с обожанием, называя его «Степочка» или «папочка». Глядя на них, я подумала: «Какая счастливая! Так долго живут вместе, а она влюблена в него до сих пор!»

И, наконец, Надя! Я сразу поняла, кто главная фигура в этой семье! Высокая, где-то около ста семидесяти сантиметров, прямая, резкая и враждебная. Она и не скрывала этого. На мое восторженное «О, а это Наденька!» она криво улыбнулась. Но несмотря на такой «ласковый» прием, она мне тоже понравилась. Что поделать — «капризный ребенок»!

Надя чувствовала и вела себя как старшая, как хозяйка. Отдавала короткие приказы, смело распоряжалась, не допуская ни тени сомнений, что ее кто-то не послушается. Даже Степан Иванович безропотно повиновался ей — что надеть, какой галстук повязать, что взять с собой, что и кому сказать и подарить… Все это высказывалось в приказной форме. Степан Иванович, слушая ее, по-детски улыбался и добродушно позволял командовать собой, время от времени приговаривая: «Надюська!» Похоже, так она себя вела всегда — никто из домашних не удивлялся ее тону и не сделал ей замечание. Было видно, что отец любит ее безумно и ему доставляет удовольствие, что она обращается с ним как старшая. «Очень интересно!» — подумалось мне. Надя была хороша! Алла шепнула:

— Ну знаешь! В ней чувствуется порода! Характер!

Прекрасно сложенная, со спортивной фигурой, Надя почему-то напоминала мне пловчиху-рекордсменку. Лицо, характерное для их «породы» — чистое, прекрасного цвета, с розовыми щеками и густыми черными бровями. Глаза большие, серые, со слегка припухшими веками, носик небольшой и прямой, пухлые алые губы приоткрывают два ряда белоснежных маленьких зубов. Волосы, как у мамы — пепельные, пушистые, но зачесанные гладко назад.

Ее командирская манера казалась очень забавной, так как Надя не выговаривала буквы «р» и «л». Обычно, если хотели над ней подшутить, просили произнести имя писателя, которого все тогда читали, — Эрих Мария Ремарк. Она смеялась и говорила: «Эгих Магия Гемагк», а слово «ладно» произносила на польский манер — «уадно». Такая строгая командирша и так мило картавит! Энергия в ней бурлила, в руках у нее все «горело», она не ходила, а летала по квартире. Ей все мешали, помогать ей было невозможно — другие всё делали не так, как ей надо. Я, смеясь, шептала Алле:

— Она мне нравится, я тоже терпеть не могу, когда мне помогают. Легче сделать самой, чем полчаса объяснять, где взять, куда отнести и что сделать.

Всем своим видом, особенно редкими колючими взглядами в мою сторону, Надя показывала, что пылает ненавистью ко мне. Стали подходить Надины гости, мы знакомились. Я поняла, что они ко мне относятся так же, как Надя. Сказала Алле:

— Хорошенькая у нас перспектива «весело» встретить Новый год!

Алла, как обычно, успокаивала меня и себя:

— Ничего, сядем за стол, познакомимся поближе. Потом вы с Сашей споете, и все развеселятся!

Пришел друг Шуры, мастер спорта по гимнастике Эдик Пронькин с девушкой. Алла была очень огорчена — Эдик ей давно нравился, она хотела познакомиться с ним поближе, а тут эта девушка! Эдик любил в людях то, чего сам не умел, а эта девушка была учительницей английского языка, что его очень восхищало — он увлекался тогда английским, и этого было достаточно, чтобы увлечься и девушкой.

Среди подруг Нади была маленькая пухленькая девушка с маленькими глазками, которую все прочили Шуре в невесты. Родителям она очень нравилась, а тут — здравствуйте! — появилась я! Вся Надина компания на меня делала «р-р-р», но нас было трое, и нам было хорошо и весело. Алла шепнула мне:

— Подождем, что будет дальше!

Родители заторопились и ушли встречать праздник к друзьям, поздравив собравшуюся молодежь с наступающим Новым, 1962 годом. Надо отдать должное Наде — она сама накрыла стол, и он был замечательный. Готовила блюда в основном Екатерина Павловна, на что она была большая мастерица. В то время елки были всегда настоящие, пахучие. Вот и здесь в большой комнате рядом с большим круглым столом стояла зеленая красавица. С другой стороны стола, у противоположной стены, — пианино. Шура все время порывался сесть за него, однако Надя все время давала ему какие-то поручения. Пришли последние гости — Шурин друг Юра Исаев с женой и Виталий, Надин жених. Надя позвала всех за стол. По обычаю, нужно было проводить старый год, оставить все неприятности в прошлом и взять с собой все доброе и хорошее.

Вначале за столом было напряженно. Потом, после первого тоста за все хорошее в новом году, выпили вино. Закуски были отменно хороши. От еды и вина мы повеселели, ушла напряженность, скованность. Мы перестали обращать внимание на косые взгляды. Шура сел за фортепиано, все начали танцевать под музыку, мы с ним пели. Праздник прошел весело.