Потери

Постепенно налаживалась наша жизнь в Шушенском. Мама вела хозяйство, очень успешно справляясь с домом, животными, огородом, полем. Материально мы не страдали. У мамы было много друзей. Она была интересным собеседником, затейницей, певуньей, поэтому в праздники всегда собирались у нас. Мама была мастерицей организовывать праздничный стол и веселить компанию. Я не доставляла много хлопот — училась хорошо, с удовольствием, много читала. Иной раз приходилось выгонять меня из дома, чтобы я погуляла с друзьями. У Павла Платоновича работа шла в отлаженном ритме. Мама даже боялась спугнуть это равновесие и тихое счастье.

В школе тоже было хорошо, особенно по праздникам. Учителя старались делать их интересными и веселыми. На Новый год обязательно устраивался костюмированный бал с самодеятельностью. Костюмы мы делали сами — конечно, не богатые, но с большой выдумкой, фантазией. На праздники приходили родители, некоторые даже участвовали в нашей самодеятельности. Было очень здорово!

Однажды ранней весной к нам в дом зашла цыганка с двумя малыми цыганятами, держащимися за ее подол. Сверкнув глазами на Павла Платоновича, она поманила маму и заговорила:

— Дай мне, красавица, немножечко маслица!

Мама прошла на кухню, принесла сливочное масло в стакане и сладкие булочки для детей. Цыганка взяла масло и булочки и грустно сказала маме:

— Скоро у тебя, красавица, горе будет, но это еще не страшное горе. Через несколько месяцев плохо будет. Большое горе. Ты все переживешь. Не кори меня за правду! Прощай, кудрявый!

Махнула рукой Павлу Платоновичу и быстро ушла, взяв детишек за ручки. Мама была в смятении. Каждый день перед уходом в школу я выслушивала от нее кучу разных предостережений. Мама боялась за меня — а горе пришло с другой стороны.

Отчим ехал домой из командировки — как всегда, на своем мотоцикле. В нескольких километрах от Шушенского его сбил грузовик, он улетел в кювет. Получил множество травм и перелом ключицы. Его увезли в Абакан в больницу, наложили кольца и привезли домой. Мама металась по дому, пока не позвонили из Абакана, сказав, что все обойдется.

Перед самым Новым годом от перитонита умерла мамина близкая подруга тетя Валя Савицкая. Ничто не предвещало беды. Муж тети Вали был в командировке, и они с мамой часто общались. Все было спокойно. Тетя Валя жаловалась на сильные боли в животе. Посетила гинеколога. Ответ врача был — «ничего особенного».

Однажды, находясь рядом с домом тети Вали, мама решила зайти навестить ее. Дверь оказалась не заперта. Мама вошла, окликнула — тишина. Стало очень тревожно. Мама вошла в спальню и увидела тетю Валю лежащей в постели без сознания. Ее увезли в больницу, прооперировали, но было поздно. Тетя Валя умерла.

Мы все были убиты горем. Я никак не могла поверить, что этой необыкновенной женщины больше нет в живых. Даже в гробу она была прекрасна, как будто только что уснула и сейчас откроет глаза.

Мама вспомнила цыганку:

— Вот нагадала нам всем беду!

Она не знала, что нас всех ждет еще одна страшная потеря.

В январе 1950 года в Красноярске состоялся семинар руководителей края. На нем был и Павел Платонович. 22 января участники семинара на поезде возвращались домой. На станции Сон поезд потерпел крушение. Павел Платонович погиб.

Вначале маму обманывали:

— Он пострадал, но жив. Сейчас в больнице в тяжелом состоянии.

После цыганского табора я никогда не брала карты в руки и не гадала. Колода лежала у нас в комоде. Я подошла, взяла карты и тихонько, за шторой, разложила — выпала смерть. Я быстро смешала карты и отошла от окна. Улучив момент, когда меня никто не видит, снова разложила карты — опять смерть! Я села на диван и заплакала. Ко мне подошла наша собака, овчарка Тайна, поставила передние лапы мне на колени, начала языком слизывать мои слезы и вдруг так протяжно завыла! Вначале тихо, а потом громко, из глаз ее тоже текли слезы. Когда мама вошла в комнату и увидела эту картину, она поняла: надежды больше нет, ее просто обманывают.

Мы опять остались одни. Нас переселили из нашего дома в другой, двухэтажный, на первый этаж.

Весной, во время похода в Саянские горы, я заболела крупозной пневмонией. В ужасающем состоянии меня привезли домой. Болела я очень тяжело, часто теряя сознание. Лечила меня Дина Михайловна. Они с мамой сидели по очереди около меня. Спасли пенициллином, который уже появился и в Шушенском, — достали за большие деньги. У меня начались осложнения — бронхоаденит, вероятно, туберкулезной этиологии. Проводили соответствующее лечение, но состояние было неважное. Дина Михайловна сказала маме, что мне нужно менять климат. Мама очень страдала, боялась за меня. Моя бабушка Лина написала, чтобы мы ехали к ней в Киргизию. Решающую роль сыграло ее заявление:

— Вези, не раздумывай, а то еще и ребенка потеряешь!

И мы поехали в Киргизию, в город Токмак — тот самый, где в 1941 году нас застала война.

В Шушенском я больше не была.

Москва, 2004–2008 гг.