* * *

Вот и сентябрь. Большинство студентов в училище были девочки, мальчиков всего несколько человек. Дима сразу стал центром внимания. Стали собираться на праздники, отмечать дни рождения, которые назначались произвольно, когда хотелось попраздновать — конечно, с выпивкой. Они ведь «взрослые» и вольны делать то, что захочется!

С занятиями пением происходило что-то не то. Медведев не занимался с Димой с должным усердием и ответственностью. Папа вспоминал, как много Медведев работал с ним самим над смысловой подачей музыкального текста. Часто после спетой фразы он качал головой и говорил:

— Нет! Не верю! Спой так, чтобы я поверил, что тебе действительно грустно или весело. Текст надо проживать, а не рассказывать!

Мы надеялись, что Медведев со вниманием отнесется к Диме, будет его учить так же, как когда-то давно учил папу. Но, похоже, папа был единственным учеником, которому Вячеслав Васильевич передал свои знания. По его собственным словам, не передать ему эти знания было невозможно, так как он вцепился в Медведева как клещ и не давал покоя.

— Саша, — жаловался иногда Медведев, — дай мне отдохнуть, я устал от тебя!

В этот раз все было иначе. Дима покоя преподавателя, вероятно, не нарушал, так что и пользы от занятий вокалом не было. Кроме того, Вячеслав Васильевич в ту пору тоже увлекался алкоголем, от занятий отлынивал, так что в этом они с Димой были союзники. В конце концов Медведев был уволен из училища и вскоре умер от рака печени. Мы его очень жалели.

Диму передали в класс Галины Алексеевны Астаниной. Об этой женщине хочется сказать особо — она сыграла главную роль в жизни нашего Димы.

Когда Дима начал заниматься у Астаниной, она сразу поняла, что у мальчика есть голос, но он не понимает этого и не бережет связки. При встрече с папой она сказала:

— Мальчик с очень трудным характером. Его может ждать большой успех. Наша задача — уберечь его от дурного влияния. К сожалению, оно есть.

Именно Галина Алексеевна убедила Диму поверить в свой талант, пробудила в нем честолюбие, заставляла серьезно заниматься пением и не пропускать занятия. Не оставляла она его без внимания и вне уроков. Диме такая опека очень не нравилась. Он очень активно бунтовал, но Галина Алексеевна разными способами добивалась послушания. Папе она говорила:

— Не забывайте, у него сейчас трудный возраст, он всему сопротивляется и считает, что все хотят лишить его свободы, что взрослые всегда и во всем не правы. Это пройдет! Поверьте, у него дар, он должен учиться вокалу дальше в консерватории. Такие голоса встречаются раз в сто лет! Главное сейчас — удержать мальчика от «подвигов», не дать ему отказаться от пения.

О Диминых «подвигах» мне сейчас вспоминать и рассказывать не хочется. И смешно, и страшно.

Галина Алексеевна не отставала от него, готовила к поступлению в институт. К голосу Димы она относилась бережно, не увлекалась «постановкой», как любят делать многие педагоги, оберегала, словно редкий бриллиант, опасаясь повредить. Папе это нравилось, он не раз говорил Диме:

— Никому не давай трогать свой голос. Он у тебя на месте. Не увлекайся диапазоном, он придет потом. Занимайся дыханием, кантиленой, пением.

Галина Алексеевна считала, что наш мальчик обладает правильно поставленным голосовым аппаратом. Нужно было всего лишь петь произведения по силам, работать с дыханием и готовить репертуар для поступления в консерваторию. Постепенно она приучала Диму к пению на сцене.

Для поступления в консерваторию Диме требовался свободный диплом — то есть без распределения на работу после окончания училища. Для этого нужно было иметь хорошие отметки в итоговой ведомости. Галина Алексеевна договорилась с педагогами, чтобы Диме разрешили пересдать те предметы, по которым у него были низкие итоговые отметки, в результате отметки в дипломе после окончания училища были отличные. Диме выдали документ, разрешающий сдавать экзамены в консерваторию в течение трех лет.

После окончания Димой училища мы с мужем не теряли связь с Галиной Алексеевной. Наблюдая за ней много лет, не переставали восхищаться ее трудолюбием, энергией и беззаветной преданностью своему делу. Ведь очень трудно быть наставником одаренных детей в период их взросления. На музыкальном отделении учатся необычные дети, многие из них талантливы, а у таких детей часто бывает очень сложный характер. На педагоге лежит большая ответственность — заметить этот талант, сохранить и проложить ему дорогу наверх. Галина Алексеевна всегда умела ладить с такими детками, старалась увлечь их музыкой и помогала найти в ней свое место. Неудивительно, что многие ее ученики после окончания училища поступали в институт искусств на вокальное, актерское и другие отделения, выдерживая вступительный конкурс. У нее это здорово получалось — отыскивать таланты! Надо отдать должное ее семье, мужу, детям — они понимали причину ее постоянной занятости и помогали ей делать любимое дело.

После 1991 года в стране наступили перемены. Наступили перемены и в училище, где Галина Алексеевна проработала почти всю жизнь. Постепенно стало сокращаться количество студентов на музыкальном отделении. Училище взяло «новый курс». Опыт Галины Алексеевны как специалиста потерял ценность, ее успехи в подготовке музыкантов стали называть «ненужной лирикой». Пришли новые молодые педагоги с учеными степенями, для которых нужно было освободить ставку. Галине Алексеевне даже попытались снизить категорию как специалисту, но не получилось. В конце концов она перешла в колледж искусств и, несмотря на возраст, работала очень активно — вела уроки по вокалу, создавала студенческие вокальные ансамбли. Многие ее ученики поступили на вокальное и хоровое отделения консерватории. Богатый опыт Галины Алексеевны Астаниной оказался очень востребован.