* * *

Материально мы стали жить лучше, свободнее. В магазинах появилась модная, красивая одежда. Папа с горечью говорил мне:

— Как бы я хотел одеть его красиво! Ведь в детстве, особенно в юности, нас одевали бедно, немодно. Но разве я могу покупать обновки, когда он так относится к нам? Я же не могу поощрять такое поведение!

Кто-то из друзей говорил: «Ты такой здоровый мужик, отмутузь его как следует!» Но папа не придерживался такой точки зрения. Он считал, что парень должен понять добро умом, что люди, которых он считает своими «друзьями», просто используют его доверчивость и добрую душу. Дед Степан Иванович выговаривал Шуре:

— Ты ему высказал свое мнение? Высказал. Что ты еще можешь сделать? Он сам должен понять.

Этот страшный сон продолжался бесконечно, а мы все никак не могли проснуться. Наш мальчик уходил от нас все дальше и дальше. Баба Маня изо всех сил пыталась удержать его на тоненькой ниточке, чтобы не потерять окончательно. Старалась быть ласковой и нежной с «Димусенькой, курушенькой», делая вид, что ничего не замечает. Только когда мы оставались наедине, плакала:

— Ну что же делать, Люся? Ведь он так может окончательно пропасть, а то, не дай бог, попадет в какую-нибудь шайку! Что же делать? Что же делать?

Мы плакали обе, и каждая про себя молила бога, чтобы он пожалел нас и помог нам. Есть такое понятие «парабиоз» — состояние между жизнью и смертью. Сейчас мы жили в этом состоянии. Ведь Дима был у нас один, мы его любили больше всего на свете. От самого его рождения мы боролись за его жизнь, здоровье, моральный облик. И с кем боролись? С ним самим и только с ним. Самый непримиримый противник Димы — сам Дима. Может быть, я не права, но мне всегда казалось, что он многое делает во вред себе.