Принц

Все его тело сотрясается от смеха, который он пытается подавить, восторженного смеха, поднимающегося из самой глубины его души, которую он не способен полностью от всех скрыть. «Этот старик — он такой же, как все. Он строит из себя крутого, придает такое большое значение своему жизненному опыту, — думает, что он настолько сильнее меня и справиться со мной для него проще простого; вот только в итоге он — всего лишь очередная жертва собственной самоуверенности. Он слишком слеп для того, чтобы заметить ловушку, даже когда в нее уже попался».

Пропущенный вызов был, почти вне всяких сомнений, от человека, который находится в больнице в Токио. Видимо, у него был какой-то вопрос, или же реальность того, что он собирается сделать, начала доходить до него, и теперь он не находит себе места или, может быть, просто устал от ожидания…

Они договорились так, что если телефон звонит больше десяти раз, а Принц не отвечает, тот человек должен приступить к выполнению своей работы. И сейчас он позвонил гораздо больше десяти раз, а Принц не ответил.

Он не знает наверняка, хватит ли у того мужчины смелости, чтобы это сделать, но, исходя из сопровождающей его всю его жизнь удачи, сейчас, скорее всего, переодетый медбратом убийца уже направляется в палату к Ватару Кимуре. Принц привык к тому, что люди всегда ведут себя так, как ему хочется, а обстоятельства всегда складываются в его пользу.

Он так сильно хочет сказать в лицо сидящему перед ним мужчине: «Это твоя вина. Ты думал, если будешь угрожать мне пистолетом, это даст тебе преимущество, но в итоге это стоило жизни твоему драгоценному внуку». Ему почти жаль старика, он даже испытывает легкомысленное желание его утешить. В то же время он уже начал раздумывать, как использовать это развитие событий. Если он все сделает правильно, то сможет контролировать даже эту пожилую пару. Сначала сообщит им новости об их трагедии, затем насладится зрелищем: мужчина, ошеломленный внезапно обрушившимся на него страданием, и женщина, потрясенная шоком. После этого он умело сыграет на их чувстве вины, лишит их воли для принятия решений и поработит их души. «Я просто сделаю то, что делаю всегда».

«Но не сейчас». Легко себе представить, что произошло бы, если б он сказал им, что их внук в смертельной опасности: старик бы обезумел и принялся размахивать своим пистолетом, а возможно, позвонил бы в больницу и стал умолять спасти его мальчика. Так что эту информацию нужно еще некоторое время сохранить в тайне.

— Эй, ты, — говорит пожилой мужчина. — А ну давай быстро говори. Или я пристрелю тебя раньше, чем ты приедешь в Мориока.

— Почему? — выпаливает Нанао. — Почему вы так стремитесь его застрелить?

— Правда, клянусь вам, я не знаю, что происходит! — Принц тотчас хватается за порыв Нанао и возвращается к роли испуганного школьника.

— Ты правда думаешь, что этот мальчик лжет, дорогой? Мне так совсем не кажется, — произносит женщина.

Ее лицо в какое-то мгновение напоминает Принцу о его собственной умершей бабушке. Он чувствует мимолетную ностальгию, но не испытывает никакой привязанности. Главное, что он ощущает, — это понимание, что ею будет легко манипулировать. Пожилые люди не могут сдержать ласковой улыбки, когда видят детей, и всегда относятся к ним снисходительно. Это не вопрос морали или долга, просто чистый животный инстинкт. Существа одного вида должны защищать новые жизни. Они так устроены.

— Но где все же Юити? — продолжает женщина. — Он вышел в Сэндае? Поэтому не может больше подойти к телефону?

— Говорю тебе, этот ребенок воняет. — Мужчина откидывается на своем сиденье и указывает подбородком на Принца. Но он все же убирает пистолет обратно в кобуру под курткой. Он не перестает быть настороженным, но кажется несколько менее агрессивным. — В любом случае нужно поскорее проверить, как там Ватару. Я попросил Сигэру присмотреть за ним, но все это было так срочно, что я не могу быть уверен, что он все сделает, как ему было сказано.

— Это потому, что ты почти ничего ему не сказал, — смеется женщина.

«Они послали в больницу своего знакомого?»

— Тогда я пойду и снова воспользуюсь телефоном-автоматом, чтобы ему позвонить? — добавляет она.

«Это плохо, — думает Принц. — Мне нужно выиграть немного времени».

— Ваш внук болен? — неожиданно спрашивает Нанао.

Принц хочет поблагодарить его за своевременный вопрос. Теперь они потеряют драгоценные минуты, просто разговаривая. «Потому что мне всегда везет».

— Он упал с крыши универмага. С тех пор лежит в больнице, в коме. — Мужчина отвечает грубовато — возможно, потому, что не хочет демонстрировать своих эмоций.

Принц дотрагивается до рта кончиками пальцев в притворном ужасе.

— О нет, действительно? — Он делает испуганное лицо, как будто впервые об этом слышит. — С крыши? Наверное, ему было так страшно!

Но внутри себя он широко ухмыляется, ибо помнит выражение непонимания и страха на лице маленького мальчика в тот самый миг, когда он столкнул его вниз.

Мужчина продолжает хриплым голосом:

— Когда богиня Аматэрасу скрылась в пещере Ама-но-Ивато, весь мир погрузился во тьму. То же самое произошло, когда уснул Ватару. Всем нам нужно изо всех сил плясать и смеяться, чтобы поскорее разбудить его. Иначе эта ужасная ночь никогда не закончится.

Принц старается изо всех сил, чтобы не рассмеяться. «Вы — единственные, кто пребывает во тьме. Весь остальной мир чувствует себя замечательно, и у меня все прекрасно. Правда, не имеет никакого значения, выживет ваш внук или нет, — мир от этого не сильно изменится».

— А что говорят врачи? — спрашивает Нанао.

— Они делают всё, что в их силах, но в их силах очень немногое. Они говорят, что он может проснуться в любой момент — или же может не проснуться никогда.

— Вы, наверное, очень волнуетесь, — с неподдельным сочувствием говорит Нанао.

Мужчина в ответ тепло улыбается.

— А от тебя, юноша, совсем не пахнет. Это даже удивительно, но от тебя не исходит никаких дурных намерений. Но по тому, как ты выхватил тот пистолет, я догадываюсь, что ты занимаешься той же работой, что и мы. Да, в этом нет никаких сомнений. И ты в этом совсем не новичок.

— Да, я занимаюсь этим уже некоторое время, — Нанао тоже улыбается. — Просто я ужасно невезучий. Так что когда я слышу, что с кем-то происходит что-то плохое, мне просто это понять и представить, как люди себя при этом чувствуют.

— Извините, но есть кое-что, что я давно хотел узнать, — говорит Принц, надеясь заставить их продолжить разговаривать, чтобы они не позвонили в больницу.

— И что это? — Мужчина бросает на него взгляд, полный недоверия и раздражения одновременно.

— Хотела бы я знать, известен ли нам ответ на этот вопрос, — говорит женщина.

— Почему нельзя убивать людей? — Тот же вопрос, что и всегда. Вопрос, который всегда шокирует взрослых, и они начинают сыпать в ответ на него банальностями, потому что не способны дать вразумительный ответ. «Но ведь это же само собой разумеется», — только это и можно от них услышать.

— А! — вдруг произносит Нанао.

Принц оборачивается, думая, что, возможно, тот собирается сказать ему, почему нельзя убивать людей, но вместо этого видит, что Нанао отвернулся от него и смотрит в сторону головы поезда.

— Идет Судзуки-сан, — тихо говорит он.

Действительно, по проходу к ним направляется Судзуки, учитель с подготовительных курсов к экзаменам.

— Кто он? — Мужчина снова выхватывает свой пистолет и направляет его на Нанао.

— Просто один мой знакомый, с которым мы разговорились в этой поездке. Я бы не сказал, что мы очень близкие друзья, просто несколько раз хорошо поговорили. Он обыкновенный человек. Он не знает, что у меня есть пистолет. Он просто учитель на курсах подготовки к вступительным экзаменам в университет. Он волновался за мальчика, поэтому сел рядом с нами, — быстро объясняет Нанао. — Поэтому и возвращается сюда.

— Я бы не стал ему доверять, — отвечает мужчина. — Ты уверен, что он не профессионал? — Он крепче сжимает рукоятку своего пистолета.

— В таком случае, когда он подойдет, можете сразу его застрелить, — жестко отвечает Нанао. — Но потом вы будете в этом раскаиваться. Судзуки-сан — хороший, честный человек.

Женщина опирается рукой на подлокотник, поворачивается и выглядывает в проход, чтобы внимательно посмотреть. Спустя мгновение она возвращается на свое место.

— Насколько я могу судить, он действительно самый обычный человек. Он совсем не выглядит так, будто что-то замышляет, и совершенно точно не вооружен. Единственное преступление, на которое он мог бы решиться, — это без билета пройти в зеленый вагон и немного в нем проехаться, чтобы узнать, каково это; а теперь он возвращается на свое место. Выглядит беззаботным.

— Ты так считаешь? — спрашивает ее мужчина.

— Вы очень проницательны, уважаемая госпожа, — Нанао с серьезным выражением лица кивает ей.

Мужчина сует руку с пистолетом в карман куртки, продолжая целиться в Нанао сквозь ткань.

— Если мне что-то покажется подозрительным, я тебя пристрелю.

В этот момент к ним подходит Судзуки.

— О, как здесь стало оживленно, — говорит он. — Что-то произошло?

Женщина улыбается ему, и вокруг глаз у нее собираются морщинки.

— Мы сели на предыдущей станции и просто подумали, что нам будет так одиноко — двое стариков в пустом поезде, а эти молодые люди оказались так добры, что позволили нам присесть рядом… — Она на ходу сочиняет эту историю и выдает ее без единой запинки.

— Ах вот как, — Судзуки приветливо кивает. — Это чудесно.

— Он сказал, что ты школьный учитель. Это так? — глухо спрашивает мужчина, не спуская с Судзуки острого немигающего взгляда.

— Я преподаю на курсах подготовки к вступительным экзаменам. Полагаю, вы можете называть меня школьным учителем.

— Хорошо, этого достаточно. Присаживайся. Рядом с бабулей, — он указывает на место у прохода, напротив Нанао и Принца, и Судзуки послушно на него садится. Как только он устраивается, мужчина продолжает: — Этот ребенок задал один трудный вопрос. — Судя по всему, он уже снял с Судзуки какие бы то ни было подозрения, хотя, возможно, просто выжидает нужный момент, чтобы начать стрелять.

— И что же это за вопрос? — Глаза Судзуки немного расширяются.

— Он хочет знать, почему нельзя убивать людей. Ты ведь учитель; может быть, ты попробуешь ему на это ответить?

Судзуки выглядит немного растерянным таким внезапным требованием. Затем он смотрит на Принца.

— Вот, значит, как… ты хочешь это узнать? — Хмурится — то ли обеспокоенно, то ли печально.

Принц едва удерживается, чтобы не закатить глаза. Практически у всех, кому он задает этот вопрос, лицо приобретает одно и то же знакомое ему выражение. Некоторые еще краснеют от негодования.

— Мне просто любопытно, — говорит он.

Судзуки делает несколько глубоких вдохов и выдохов, как будто успокаиваясь. Но он совсем не выглядит взволнованным, только глубоко несчастным.

— Я не вполне уверен, как нужно отвечать на этот вопрос.

— На него трудно ответить, правда?

— Нет, скорее я не уверен, почему именно ты спрашиваешь. Более того, странно, что в своем сознании и своей совести ты не находишь на него ответа. — Лицо Судзуки приобретает все более и более учительское выражение, которое Принц находит неприятным. — Во-первых, — говорит он, — я скажу тебе мое личное мнение.

«Интересно, существует ли такая вещь, как не личное мнение?» — с усмешкой думает Принц.

— Если б ты собирался убить кого-нибудь, я попытался бы удержать тебя от этого поступка. И напротив, если б кто-нибудь пытался убить тебя, я также захотел бы его остановить.

— Почему?

— Потому что когда кого-то убивают или даже когда кто-то нападает на другого человека, не убивая его, — это разбивает сердце, — говорит Судзуки. — Это грустная вещь, лишающая надежды, непоправимая. Я бы хотел, чтобы она никогда не происходила.

Принцу совершенно неинтересно слушать подобные рассуждения.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, и совершенно с этим согласен, — лжет он. — Но меня интересуют не этические объяснения вроде этого. Если кто-то чувствует иначе, разве не становится тогда убийство нормальным? Есть такие вещи, как война и смертная казнь, но никто из взрослых не считает их неестественными, и в обществе это не порицается.

— Да, это так, — Судзуки кивает, как будто ожидал, что Принц это скажет. — Как я и сказал, это было всего лишь мое личное мнение по данному вопросу. Но это самое главное. Я считаю, что люди никогда не должны убивать других людей, ни при каких обстоятельствах. Смерть — это самая грустная вещь на свете. Но это не тот ответ, который ты хочешь услышать. Поэтому, — неожиданно продолжает он все тем же доброжелательным тоном, — есть кое-что, о чем я хочу спросить тебя.

— О чем?

— Что бы ты сделал, если бы я прямо сейчас и здесь на тебя помочился?

Принц, не ожидавший настолько детского вопроса, в удивлении открывает рот.

— Что?

— Что бы ты сделал, если бы я заставил тебя снять с себя всю одежду?

— Вам что, нравятся подобные вещи?

— Нет. Просто подумай об этом. Недопустимо справлять малую нужду прямо в вагоне поезда. Недопустимо заставлять кого-то раздеваться. Нельзя лгать и распространять ложные слухи. Нельзя курить. Нельзя сесть на синкансэн, не купив билет. И ты должен заплатить деньги, чтобы попить сока.

— О чем вы говорите?

— Например, прямо сейчас я хочу тебя избить. Мне можно это сделать?

— Вы серьезно?

— Что, если да? Что ты будешь делать?

— Но я не хочу.

— Почему?

Принц размышляет над ответом. «Должен ли я сказать ему, что просто потому, что я не хочу, чтобы он это делал, — или что он может сделать это, если ему так хочется?»

— Жизнь полна правил и запретов. — Судзуки пожимает плечами. — Есть правила относительно всего. Если б ты был сам по себе, то не возникало бы никаких вопросов, что тебе можно, а чего нельзя; но как только появляется кто-то другой, тотчас возникают самые разнообразные правила. В любой момент нашего существования мы окружены бесконечными правилами, у которых как будто нет никаких ясных оснований. Иногда нам кажется, что нам едва ли позволено хоть что-нибудь. Поэтому мне странно, что из всех многочисленных правил и запретов, о которых можно спросить, больше всего тебя интересует, почему же нельзя убивать людей. Конечно, я слышал этот вопрос и от других детей тоже. Ты мог бы спросить, почему нельзя бить людей, почему ты не можешь без спроса прийти в чужой дом и лечь там спать или почему тебе не позволено разводить костер в школе. Почему нехорошо оскорблять других людей. И так далее. Так много правил, в которых гораздо меньше смысла, чем в запрете на убийство… Так что каждый раз, когда я слышу от кого-то твоего возраста вопрос о том, почему же нельзя убивать людей, у меня возникает ощущение, что он просто пытается довести все до крайности — просто для того, чтобы заставить взрослых испытать дискомфорт. Прости меня, пожалуйста, но это именно так и выглядит.

— Но я правда хочу знать почему.

— Как я уже сказал, жизнь полна правил — бесконечных правил. Однако есть множество правил, даже нарушив которые ты все еще можешь все исправить. Скажем, если я украду твой кошелек, то могу просто его тебе вернуть, или если я что-то пролью на твою одежду, даже если она будет непоправимо испорчена, я все же смогу купить тебе новую. Возможно, это немного испортит нашу дружбу и сделает наши отношения натянутыми, но все же можно будет сделать вид, что все более или менее по-прежнему. Но когда кто-то умирает, это невозможно исправить. Нельзя вернуть умершего обратно в мир живых.

Принц фыркает, уже готовый спросить, потому ли это, что каждая человеческая жизнь замечательна и прекрасна, но прежде, чем он успевает открыть рот, Судзуки продолжает.

— И я не хочу сказать, что в каждой человеческой жизни есть что-то особенно замечательное и прекрасное, — говорит он серьезно. — Но подумай об этом с другой точки зрения. Что, если б ты сжег единственную существующую копию манги? Как только она исчезла, ты никогда не сможешь ее вернуть, ведь второй такой нет на свете. Конечно же, я не считаю, что человеческая жизнь и манга обладают одинаковой ценностью, но в качестве объективного сравнения можно допустить, что в этом смысле они одинаковы. Поэтому, когда ты спрашиваешь меня, почему нельзя убивать людей, ты можешь также спросить меня, почему нельзя сжигать последнюю существующую копию редчайшей манги.

— Учитель, какой ты оказался неожиданно разговорчивый! — смеется пожилой мужчина.

Но едва ли можно сказать, что Судзуки взволнован или экзальтирован, — напротив, чем больше он говорит, тем тише и спокойнее становится, тем более размеренно звучит его вежливая речь. Принца охватывает странное подозрение, что его собеседник, возможно, не совсем человек.

— И вот, после всего, что я сказал, я дам тебе мое заключение. — Голос Судзуки звучит так, будто он говорит своим ученикам, что этот вопрос обязательно будет спрошен на экзамене, так что они должны слушать его внимательно, если хотят узнать ответ.

— Д-да?

— Если бы людям было позволено убивать друг друга, государство не могло бы нормально функционировать.

— Государство? — Принц хмурится, боясь, что ответ может расплыться в абстракцию.

— Если бы люди знали, что завтра их может кто-то убить, вся экономическая активность затормозилась бы. Начнем с того, что не существует экономики без неотчуждаемого права частной собственности. Я полагаю, что ты согласишься с этим. Если б не было никаких гарантий, что купленная тобой вещь будет принадлежать тебе, то не было бы никакого смысла в деньгах. Обладание деньгами перестало бы что-либо значить. А мы говорим о человеческой жизни — о самой большой ценности, которой только может обладать человек. Если мы рассматриваем жизнь с экономических позиций, то для того, чтобы экономика государства нормально и эффективно функционировала, нам необходима законодательная защита человеческой жизни, или, по крайней мере, претензия на подобную защиту. Именно поэтому государство разрабатывает самые разные правила и запреты, и один из них — это запрет на убийство. Это лишь одно из множества важных правил. Если иметь это в виду, то можно с легкостью понять логику того, почему разрешены войны и смертная казнь. Потому что они служат интересам государства. Позволено лишь то, что безопасно или полезно для государства. И это не имеет никакого отношения к морали и этике.

Синкансэн подъезжает к станции Син-Ханамаки.

Он останавливается на одну минуту, как будто для того, чтобы перевести дыхание. Затем снова начинает двигаться, и за окнами вновь скользит пейзаж.