Божья Коровка

С правой стороны тамбура между восьмым и девятым вагонами находится узкая дверь с табличкой «Комната для персонала». Едва Нанао подходит к ней, как дверь открывается и в тамбур выходит проводник, так что они едва не сталкиваются друг с другом.

— Ой, прошу прощения, — извиняется Нанао.

«Я искал проводника и едва не сбил его с ног. Как всегда, невезение».

Пока он пребывает в растерянности от смущения, молодой проводник в аккуратном форменном двубортном костюме спокойно спрашивает его:

— Чем я могу вам помочь?

Ни секунды не раздумывая, Нанао протягивает ему чемодан.

— Могу я отдать вам это?

На лице проводника отражается недоумение. Форменная фуражка ему великовата, и из-за этого он выглядит как маленький мальчик, который любит поезда и каким-то образом устроился работать в синкансэне. Несмотря на официальный вид его униформы, он выглядит очень участливым. Мягко уточняет:

— Вы хотите, чтобы я взял ваш чемодан?

— Я нашел его в туалете, — на ходу врет Нанао. — В тамбуре между пятым и шестым вагонами.

— Вот как, — отвечает молодой проводник, не выказывая ни тени подозрительности. Он осматривает чемодан, поворачивая его вправо и влево, пробует открыть замок и обнаруживает, что тот закрыт на код. — Я обязательно сделаю об этом объявление.

Нанао благодарит его и идет в зеленый вагон, затем — в тамбур за ним, соединяющий зеленый вагон с десятым. Здесь заканчивается синкансэн «Хаятэ». Нанао думает о Волке, о Шершне и о существующей между ними возможной связи. Затем достает свой телефон и набирает номер.

Мандарин отвечает, и Нанао излагает ему ситуацию так быстро, как только может, стараясь не сбиваться. Он говорит о том, что готов сдаться, что отдал чемодан проводнику, и рассказывает свою теорию, что сына Минэгиси мог убить Шершень и что фотография Шершня находится в кармане мужчины, сидящего в конце шестого вагона. Затем Мандарин отключается.

Нанао прислоняется к стеклу окна и смотрит наружу, сжимая в пальцах телефон, словно ожидая звонка от любимой девушки. Поезд въезжает в тоннель. Когда все вокруг погружается в темноту, Нанао кажется, будто он оказался глубоко под водой, и он инстинктивно задерживает дыхание. За окнами вновь появляется пейзаж, и у Нанао возникает ощущение, будто он снова может дышать, как раньше. Но почти сразу же начинается следующий тоннель. Погружение, возвращение на поверхность, снова погружение, снова возвращение, тьма, свет, тьма, свет, невезение, везение, неудача, удача… Он вспоминает старую пословицу, в которой говорится, что счастье и несчастье переплетены, подобно нитям в веревке. «Вот только в моем случае это в основном несчастье», — с грустью думает Нанао.

В этот момент в тамбуре появляется проводница со своей тележкой. Тележка наполнена закусками и напитками, сверху на ней возвышается небольшая башенка из сложенных стопкой бумажных стаканчиков.

Нанао покупает бутылку чая как раз в тот самый момент, когда ему перезванивает Мандарин. Он зажимает телефон между плечом и ухом, расплачиваясь с девушкой. Мандарин спрашивает, что происходит, и Нанао объясняет ему, что покупал себе чай.

— Даже когда тебя преследуют, ты находишь на это время?

— Нужно правильно питаться и употреблять достаточно жидкости, когда представляется возможность. И вовремя ходить в туалет.

— Большое вам спасибо, — вежливо благодарит его проводница и направляется со своей тележкой в десятый вагон.

— Послушай, Нанао, — вдруг взволнованно говорит Мандарин. — У меня для тебя хорошие новости. Похоже, что девушка с тележкой — это и есть Шершень.

— Что?! — Это сообщение застает Нанао настолько врасплох, что он неожиданно для самого себя произносит это гораздо громче, чем собирался.

Тележка с напитками останавливается.

Проводница все еще стоит к нему спиной, но она поворачивает голову, чтобы посмотреть на него через плечо. На ее молодом миловидном лице с округлыми щеками приветливая улыбка, как будто она хочет спросить его: «У вас все в порядке? Я могу вам чем-нибудь помочь?» Она выглядит совершенно естественно.

Нанао нажимает на кнопку завершения вызова и пристально смотрит на нее. «Неужели она и есть Шершень?» В это трудно поверить. Он внимательно оглядывает ее с ног до головы.

— Что-то не так? — Девушка медленно к нему поворачивается. Одетая в униформу персонала синкансэна и передник работницы торговли, она выглядит так, будто не может быть никем, кроме как девушкой-с-тележкой-с-напитками.

Нанао кладет свой телефон в задний карман.

— Нет-нет, всё в порядке. — Он старается скрыть от нее свою нервозность. — Скажите, кто угодно может воспользоваться этой комнатой? — Показывает на дверь слева, табличка на которой гласит «Универсальная комната».

Рядом с дверью на стене находится еще одна табличка, на которой написано, что пассажиры должны информировать сотрудников персонала, если хотят воспользоваться помещением. «Видимо, именно об этой комнате говорила Мария, и упомянула еще про кормление грудью…» Нанао дергает ручку и обнаруживает, что дверь не заперта. Внутри находится тускло освещенное пространство — самая обыкновенная пустая комната с единственным сиденьем.

— Большинство пассажиров используют ее для ухода за детьми, — отвечает проводница. — Однако необходимо ставить в известность сотрудников персонала.

Теперь ее улыбка кажется словно искусственной, нарисованной на ее лице. Он не может сказать, что это в действительности — дежурная улыбка сотрудницы персонала, обслуживающей клиента, или свидетельство сильного внутреннего напряжения.

Напротив универсальной комнаты справа располагается туалет — больше, чем те, что находятся в других тамбурах. На стене рядом с ним — крупная круглая кнопка для открытия двери, без сомнения, предназначенная для пассажиров в инвалидных колясках.

Проводница продолжает улыбаться. «Что мне делать, что же мне делать? — снова рефреном крутится в голове у Нанао. — Должен ли я попробовать выяснить, что это действительно она? А если да — тогда что делать?»

Слышится тихий звук, как будто что-то рвется. Это этикетка на бутылке чая, которую Нанао держит в руке. Все это время он бессознательно теребит ее.

— Простите, в этом поезде, случайно, нет шершней? — Нанао старается говорить самым обычным тоном, как будто это только что пришло ему в голову. Отступая в сторону от двери в универсальную комнату, он окончательно отрывает этикетку от бутылки.

— Извините? — Девушка выглядит растерянной. — Ш… шершня?

— Ну, знаете, японский гигантский шершень. С ядовитым жалом, — с нажимом говорит Нанао. — Мне кажется, в поезде есть один.

— Вы видели, как он летал по салону? Должно быть, он попал в синкансэн на одной из станций, где мы останавливались… Это может быть очень опасно. Я проинформирую проводника.

Он опять не может сказать, специально ли проводница уходит от ответа или действительно не понимает, куда он клонит. Ничто в поведении ее не выдает.

Девушка снова мило улыбается и поворачивается в сторону десятого вагона.

— А, нет, я лучше сам скажу проводнику. — Нанао тоже поворачивается и делает вид, что собирается обратно в зеленый вагон. Все его внимание сосредоточено на том, что происходит за его спиной — он старается почувствовать любое движение.

Поднимает пластиковую бутылку перед глазами, чтобы использовать жидкость в качестве зеркала. В бултыхающемся в бутылке чае отражается нечеткий силуэт женщины — она бесшумно приближается к нему.

Нанао мгновенно разворачивается.

Она стоит прямо перед ним.

Он швыряет бутылку ей в лицо. Проводница отражает удар, но в этот момент открывается, и Нанао обеими руками изо всех сил толкает ее. Она отшатывается и с размаха врезается в тележку: раздается громкий звук столкновения, башня из бумажных стаканчиков опрокидывается, по полу разлетаются упаковки с сувенирами и закусками. Прижимаясь спиной к тележке, девушка сползает вниз и садится на пол.

Нанао замечает еще кое-что: нечто, выглядящее как кусок толстой веревки, извиваясь, выползает из-под тележки. «Змея». Та самая, которую он видел выпрыгивающей из террариума в хвосте поезда. Видимо, она спряталась среди картонных коробок с закусками внизу тележки. Змея скользит вдоль стены тамбура, и в мгновение ока Нанао теряет ее из виду.

Женщина берется за ручку тележки и поднимается на ноги. В ее правой руке что-то поблескивает. Игла.

Ее подогнанная по фигуре светло-синяя форменная рубашка с пуговицами и передник цвета индиго явно не предназначены для занятий спортом, но это нисколько не замедляет ее движений. Проводница не колеблясь бросается вперед. По ее движениям невозможно понять, как она собирается атаковать: вонзить иглу в противника или швырнуть ее.

Она приближается.

Нанао ударяет раскрытой ладонью правой руки по большой кнопке рядом с туалетом для людей с ограниченными возможностями. Дверь отъезжает в сторону.

Женщина отвлекается и бросает мимолетный взгляд на дверь.

Нанао не упускает свой шанс. Он уворачивается от ее удара, отклоняется влево, оказывается позади нее и пинает ее изо всей силы, чтобы затолкать в туалет. Не имеет значения, кто твой противник — мужчина, женщина или ребенок; если это профессионал, то нельзя поддаваться жалости.

Покачнувшись, женщина скрывается в кабинке. Нанао бросается за ней. Там едва ли достаточно места для них двоих; прямо перед ними стоит унитаз. Он бьет ее левым кулаком в лицо, но она блокирует удар предплечьем, и Нанао быстро наносит удар правым, целясь в ее ребра. Но когда его кулак уже практически достигает своей цели, девушка уворачивается, и Нанао вновь промахивается.

Она проворна. Он изо всех сил пытается достать ее, нанося удары один за другим, но девушка справляется с его атаками.

Он чувствует, что в любой момент может появиться нацеленная в него игла.

Автоматическая дверь начинает закрываться, но Нанао нажимает кнопку внутри кабинки, и она снова открывается. Он выпрыгивает в тамбур, разворачивается, пытаясь удержать равновесие, и сильно ударяется спиной о дверь универсальной комнаты. Вспышка боли прошивает его руку в том месте, где ранее его порезал ножом Лимон.

Из кармана его пояса выпадает пистолет, который он забрал у Лимона, — и со стуком ударяется об пол. Нанао кидается вниз, чтобы поднять его, и в этот момент слышит резкий металлический щелчок о дверь позади него. Что-то ударяется в нее и падает. Игла, брошенная как метательный снаряд.

Женщина выскакивает в тамбур. Пинком ноги она отшвыривает пистолет от протянутой к нему руки Нанао, и тот, крутясь по полу, улетает прочь.

Нанао бросается к тележке и подхватывает с пола одну из валяющихся там коробок с сувенирами в подарочной упаковке. Он выставляет ее перед собой как щит, чтобы закрыться от женщины. В то мгновение, когда он начинает выпрямляться, коробку насквозь пробивает игла. Будь он на долю секунды медленнее… Девушка отдергивает руку: игла зажата между пальцами ее кулака. Она снова наносит удар. Нанао еще раз отражает его коробкой. Резко дергает коробку в сторону — игла все еще воткнута в картон, — отводя вместе с ней правую руку женщины.

Он еще раз пытается ее пнуть, на этот раз метя носком правого ботинка в ее солнечное сплетение. Она пропускает удар, обхватывает себя обеими руками за талию и падает, корчась от боли и откатываясь по полу назад.

«Получилось», — думает Нанао, приближаясь к ней, чтобы закрепить свое преимущество.

Но в тот самый момент, когда он перешагивает через соединение вагонов, поезд дергается. Это длится не больше секунды, но толчок довольно сильный — как будто огромное животное отряхивается от воды. Если б Нанао был божьей коровкой, сидящей на шерсти животного, он мог бы с легкостью взлететь, чтобы избежать этого землетрясения, но для Нанао-человека, который находится в синкансэне, это невозможно. Не успев как следует сгруппироваться, он теряет равновесие и растягивается на полу.

— Почему именно сейчас? — то ли про себя, то ли вслух думает Нанао. — Ну конечно. Падение в самый разгар драки. Еще одно доказательство любви богини Неудачи.

Он начинает подниматься на ноги. Женщина все еще держится за живот и стонет.

Когда Нанао пытается опереться на руки, чтобы встать, то неожиданно ощущает пронзающую боль. «Что?» Затем он чувствует, что у него течет кровь. В панике поднимает руку и видит, что из ребра ладони торчит игла. Его глаза расширяются от ужаса, а волоски на шее поднимаются дыбом. Игла, которую женщина до этого швырнула в него, погнулась, ударившись о дверь, и ее кончик стал напоминать рыболовный крючок. Вставая, Нанао опустил руку прямо на него. И ему прекрасно известно, что это не обычный укол. Игла отравлена.

В следующую секунду голову Нанао заполняет кружащаяся метель слов и обрывков мыслей. «Невезение. Шершень. Яд. Смерть. Всегда такой невезучий». И затем: «Неужели это все? Я умру?» На него как будто опускается огромная тяжесть, придавливающая его к земле. «Вот так просто?»

И в то же время в его голове безостановочно крутится привычное: «Что мне делать, что же мне делать?» Он чувствует, что поле его зрения стремительно сужается, и озирается вокруг, стараясь не потерять контроль над ситуацией. Проводница, скорчившаяся на полу. Тележка. Разбросанные товары. Яд распространяется по его телу. «Насколько быстро он действует?» Затем вода прибывает, кружится в водовороте, захлестывает его сознание. «Что мне делать, что же мне делать?» Умноженный в бесконечных отражениях, этот вопрос заполняет его сознание.

В мгновение ока все кончено. Вода отступает, и его поле зрения вновь широко распахнуто. В голове снова ясно. Он точно знает, что именно и в какой последовательности ему делать.

Сначала он выдергивает иглу из своей ладони.

«Нельзя терять время».

Еще одна игла лежит на полу рядом с женщиной. Нанао вскакивает на ноги и идет к ней. Она наконец находит в себе силы сесть, хотя все еще прижимает одну руку к солнечному сплетению; другой рукой пытается нашарить пистолет, который уронил Нанао.

Не раздумывая, Нанао подбегает к ней. Первым делом он поднимает с пола пистолет. Затем хватает лежащую рядом с ней иглу и без колебаний вонзает в ее плечо — так же естественно, как если бы он хлопнул ее по плечу, желая подбодрить. Ее рот открывается, как у птенца в гнезде, ожидающего, когда птица его покормит. Затем она замечает торчащую из ее плеча иглу, и ее глаза широко распахиваются.

Нанао делает шаг назад, затем еще один.

Она сбита с толку тем, что он только что уколол ее одной из ее собственных отравленных игл.

Нанао не знает, сколько времени требуется яду для того, чтобы подействовать, и какие симптомы он вызывает. Он начинает представлять себе, как его дыхание становится прерывистым, сознание ускользает, жизнь вытекает из него по капле, он растворяется в вечности, и его охватывает ужас. Он думает о смерти — быстрой и внезапной, как будто электрическую вилку выдернут из розетки; его ноги сами собой начинают подгибаться, и он едва не падает. Холодный пот выступает из всех пор его кожи. «Пожалуйста, прошу тебя, поторопись». Словно услышав его мысленную мольбу, женщина начинает водить руками по своему переднику, ища карман. Нащупав его, вытаскивает что-то, похожее на фломастер. Она явно вне себя от страха. Сдергивает колпачок с фломастера, сгибает ногу в колене и поднимает подол, оголяя бедро. Затем подносит фломастер к коже.

Нанао бросается вперед, наклоняется и одним движением ломает ей шею.

Затем забирает из ее руки похожее на фломастер устройство. Судя по всему, оно было разработано для инъекций — наподобие тех, которые использовал он сам, в детстве помогая своей пожилой соседке делать инсулиновые уколы. В обычной ситуации Нанао внимательно осмотрел бы его, чтобы выяснить, работает ли оно так же, как те, которые были ему знакомы, но прямо сейчас у него нет на это времени. Он просовывает палец в дырочку на левом колене в его брюках-карго и с силой разрывает плотную ткань, оголяя ногу. Как только видит кожу бедра, прижимает к ней кончик фломастера-инжектора, лихорадочно раздумывая, действительно ли тот сработает как противоядие, правильно ли он его использует и не слишком ли уже поздно. Страхи и сомнения бурлящей пеной поднимаются в его голове, но он их отбрасывает.

Укол оказывается не таким болезненным, как ожидал Нанао. Он удерживает «фломастер» прижатым к коже в течение нескольких секунд, затем убирает. Когда пытается встать, ему кажется, что его сердце бьется как-то затрудненно, но, возможно, это просто нервы.

Он поднимает женщину со сломанной шеей, заносит ее в универсальную комнату и там прислоняет к стене с вытянутыми на полу ногами — таким образом, чтобы ее ноги препятствовали полному открытию двери. Затем протискивается мимо нее наружу.

Может быть, это и не идеальное решение, но Нанао рассуждает так: если какой-нибудь пассажир попробует открыть дверь и она не откроется полностью, то он решит, что либо дверь сломана, либо комнату кто-то использует, и вряд ли попытается выяснить, в чем дело. Нанао также меняет на двери табличку со «Свободно» на «Занято».

Затем он собирает все упавшие с тележки товары и возвращает их на место. Он не хочет оставлять никаких следов борьбы. После уборки задвигает тележку в дальний угол тамбура.

Вынимает из пистолета обойму и бросает ее в мусорное ведро. С его везучестью он с большей вероятностью потеряет пистолет, чем воспользуется им, и это приведет к очередным неприятностям. Уже чуть было не привело в случае с этой девушкой. Он решает, что безопаснее для него не носить с собой заряженное оружие. Теперь незаряженный пистолет возвращается в кобуру на его поясе. Даже без патронов его можно использовать для того, чтобы кому-нибудь пригрозить.

Нанао прижимается спиной к стене рядом с мусорным ведром и медленно сползает вниз. Сидя, делает глубокий вдох, затем выдох. Потом смотрит на свою руку, в которую воткнулась игла.

Из десятого вагона в тамбур заходит мужчина средних лет. Обычный пассажир. Он бросает взгляд на стоящую в стороне тележку, но, судя по всему, не обращает никакого внимания на то, что она оставлена без присмотра, и скрывается за дверью туалета. «Это было близко. Если б он пришел минутой раньше, то стал бы свидетелем всего произошедшего». Нанао продолжает задаваться вопросом, невезучий он или все-таки везучий, делая размеренные вдохи и выдохи, чтобы удостовериться, что он все еще здесь. «Все еще жив. Я все еще жив, разве нет?» — повторяет он про себя.

Дрожь синкансэна снизу вверх пронизывает его тело.